Златник Владимира

– Как вам не стыдно? Что вы себе позволяете? Почему всех обзываете? Почему шумите? Вы же не на базаре! Здесь же дети!

«Этого еще не хватало, – пронеслось в голове у Владимира Леонидовича, – в бой пошли мамаши! Да что же сегодня за день такой?!».

Все, кто стоял перед портретом Нехлюдова, разом обернулись на этот голос, причем буян сделал это особенно неловко. Всем корпусом. Пошатнулся, и траектория движения тела заставила его опереться ладонью на стекло горизонтальной витрины. Стекло не выдержало давления и с хрустом лопнуло.

Раздался звон падающего стекла и трезвон сработавшей сигнализации.

Глава 4

Юлия Михайловна сразу и не сообразила, что произошло.

Николаша, ее пятилетний сын, прижался к ноге и, пытаясь заткнуть уши кулачками, заплакал. Громко заплакал. Она подхватила его на руки и собралась выбежать из этого помещения, чтобы избавить себя и своего сына от неприятного звука, но мимо пробежал милиционер в бронежилете и с автоматом под мышкой.

Юлия Михайловна проводила его взглядом и увидела, как он склонился над мужчиной, который сидел на полу и крепко держался левой рукой за свою правую руку.

Сквозь пальцы сочилась черная кровь, тонкой струйкой стекала на пол, собираясь там в большую липкую лужу. Мужчина подвывал, пытаясь что-то сказать, судорожно сучил ногами и размазывал эту лужу вокруг себя.

Юлия работала медсестрой хирургического отделения и сразу определила профессиональным взглядом, что перебита артерия и, если раненому сейчас же не оказать помощь, кровь за несколько минут вытечет из него наружу, как из освежеванного барана.

Колебалась она недолго. Собственно, и выбора-то у нее особого не было. Толпа, которая еще несколько минут назад с интересом наблюдала за происходящим, вдруг неожиданно растворилась в длинных коридорах музея.

В зале осталась только она, какой-то мужчина – видимо, сотрудник музея, – крикливый посетитель и милиционер. Сотрудник музея и милиционер суетились возле раненого, пытаясь его успокоить, но их усилий пока хватало только на то, чтобы удержать мужчину на месте.

Юлия Михайловна поставила Николашу на пол и строго сказала ему:

– Будь мужчиной, сынок. Я сейчас.

Затем она решительно шагнула в сторону милиционера и схватилась за приклад автомата, потянула его на себя. Милиционер дернулся, испугавшись за свое табельное оружие, резко выпрямился и посмотрел на Юлию Михайловну.

– Гражданочка, вы что делаете? – почему-то шепотом сказал он, пятясь назад. – Это же автомат.

– Знаю, – так же шепотом ответила ему Юлия Михайловна, поднимая руки вверх и, кивая головой, на стремительно бледнеющего мужчину. – Я медик. Мне нужен ремень, чтобы перетянуть рану, иначе он умрет.

Милиционер оказался сообразительным. Он кивнул головой и выговорил:

– Понял. Сейчас.

Тут же скинув автомат с плеча, он принялся неуклюже отстегивать ремень, прыгая на одной ноге. Юлия Михайловна же присела возле раненого рядом с сотрудником музея. Их головы оказались на одном уровне. Она успела заметить необычной глубины голубые глаза мужчины и тут же влепила пощечину раненому, который все еще пытался что-то невнятно сказать и вырывался из рук того, кто пытался ему помочь.

– Успокойся, – крикнула она ему в лицо. – Мне надо наложить тебе жгут. Иначе кровь не остановить. Сдохнешь тут, как собака.

Мужчина замер, открыв рот. Возможно, переваривая услышанное. Воспользовавшись этим, она положила ему пальцы на шею, пощупала пульс. Мужчина вдруг захрипел и начал валиться на бок, закатывая глаза.

– О боже, я умираю, – прошелестел он вдруг изменившимся голосом.

Юлия Михайловна ловко вырвала из рук милиционера ремень, крикнула музейщику:

– Держите его за подмышки!

И несколько раз обернула жгутом выше располосованной кисти руки, перетянула артерию. Кровь остановилась.

– Мама, что с дядей? Я боюсь, пойдем домой! – услышала она за спиной голос сына, но не обернулась, продолжая заниматься раной.

Она только и смогла сказать:

– Сейчас, сейчас пойдем, родной мой, вот только дяде поможем.

Она еще раз взглянула в глаза сотруднику музея и прочитала в них благодарность и восхищение. Это показалось ей приятным, но на всякий случай она поморщилась и как можно грубее произнесла:

– Аптечку! Скорую! Быстро!

И тут же мысленно поймала себя на мысли, что совершенно ни к месту любуется интеллигентным лицом мужчины.

***

Наверное, она могла бы еще подумать о чем-то таком, о женском, но кто-то сзади сунул ей в руки аптечку, и Юлии Михайловне пришлось снова заниматься тем, чем она занималась уже добрых десять лет с тех самых пор, как окончила медицинское училище.

Раскрыла аптечку, наметанным глазом выхватила из наваленных в кучу медикаментов баночку нашатырного спирта. Смочила им белый шарик хлопка и сунула под нос раненому. Вернула аптечку и снова встретилась глазами с сотрудником музея.

На этот раз она уже не морщилась, а изобразила на лице равнодушие.

– Мне нужны листок бумаги и авторучка! – сказала она, глядя в глаза мужчине.

Мужчина раскрыл рот от удивления, переспросил:

– Ручка, бумага? Зачем?

– Чтобы записать время, когда я наложила жгут, – ответила она, глядя на циферблат своих часов, запоминая время.

– Понял!

Мужчина кивнул головой и сказал тому, кто принес аптечку:

– Ираида Абрамовна, будьте добры! Принесите, что просит врач!

Она услышала шаги и поняла, что та, кто принес ей аптечку, быстро убежала за листком бумаги и авторучкой. Ей было неудобно поворачивать голову, поэтому она продолжила смотреть на мужчину. Ее сын плакал и тянул за руку, мешая ей. Тогда мужчина как можно мягче сказал ему:

– Малыш, хочешь тульский пряник?

Николаша, которому она постоянно твердила, чтобы он не смел заговаривать с посторонними мужчинами, вдруг совершенно легко переключился и, всхлипывая носом, ответил:

– Хочу.

Мужчина посмотрел на милиционера.

– Игорь, будь добр. Отведи ребенка ко мне в коморку и угости его чаем. Скажи Абрамовне, я распорядился, а потом пусть наши дамы займут его там чем-нибудь.

– Чем? – удивился милиционер.

– Ну, пусть покажут что-нибудь интересное, – сказал он раздраженно. – Например, разбери и собери автомат. Хоть какой-то толк будет!

Юлия Михайловна открыла было рот, чтобы остановить своего сына, но так ничего и не смогла сказать, потому что Николаша как завороженный взял за руку милиционера и пошел с ним куда-то. Она посмотрела на мужчину, хотела отчитать его за непедагогичное поведение, но он опередил ее вопрос:

– Не волнуйтесь, все будет хорошо. Ему сейчас лучше уйти. Зачем на кровь смотреть? А там опытные педагоги, они присмотрят за ребенком.

И тут же с юмором представился:

– На всякий случай, меня зовут Владимир Леонидович, я заместитель директора этого, с позволения сказать, культурного заведения.

Юлия Михайловна отчего-то покраснела и ответила:

– Очень приятно, Юля, но я не врач.

– Неважно, – Владимир Леонидович тряхнул плечами. Он продолжать держать раненого. – Главное, вы знаете, что надо делать. А то я, честно говоря, немного растерялся.

Они успели перекинуться еще несколькими ничего не значащими фразами до тех пор, как им принесли бумагу. Затем приехала «скорая» и увезла раненого. Пришел участковый и попросил дать показания. Владимир Леонидович все это время был с ней рядом. Она чувствовала его запах, перехватывала его взгляды, слушала его голос и не могла понять, что с ней происходит.

Он ей явно все больше и больше нравился, и она даже почувствовала себя немного обиженной, когда он совершенно спокойно сказал:

– Ну вот, вроде бы и все! Теперь вы можете забрать своего малыша и идти домой. Извините, что так надолго задержали вас.

Однако сразу им расстаться не пришлось. Он провел ее в подсобное помещение музея, где она обнаружила своего сына, сидящего за столом перед компьютером. Перед ним стояла чашка уже остывшего чая и надкусанный тульский пряник. Мальчик что-то увлеченно рассматривал на экране.

Юлия Михайловна попыталась сосредоточить все свое внимание на сыне, проявляя излишнюю озабоченность:

– Как ты здесь, не скучал?

Она склонилась к нему, целуя в лоб.

– Нет, – радостно ответил ей Николаша. – Не скучал, тетя Ира рассказывала мне сказки, а дядя Игорь дал подержать автомат.

– Хорошо, давай тогда одеваться. Нам пора.

Куртка и теплые штаны Николаши висели на спинке стула, а сам он был в одной рубашке и колготках. Она стала его одевать, а Владимир Леонидович, как мог, помогал ей.

– Еще раз большое спасибо вам за помощь, – в который уже раз повторил он ей слова признательности.

Юлия Михайловна кивала головой, и слушала его мягкий голос, очень отчетливо понимая, что слышит его, скорее всего, в последний раз. И от этого почему-то ей становилось грустно.

– Да что вы, это мой долг. Я не могла иначе.

Она все ждала, что он сейчас ей предложит куда-нибудь сходить или, на худой конец, пригласит еще раз в свой музей, но Владимир Леонидович говорил, говорил, однако почему-то не о том. И снова ей помог случай.

Ее Николаша, уже одетый и слегка взмокший, неожиданно спросил:

– Мама, а что такое златник?

– Златник? – она удивленно посмотрела на сына. – А где ты услышал это слово?

Потом перевела взгляд на Владимира Леонидовича и как можно естественнее захлопала своими длинными ресницами. Он, перехватив ее взгляд, вдруг неожиданно вздрогнул и как-то поспешно ответил:

– Это такая монета старинная. Очень красивая, – он посмотрел на мальчика. – Откуда ты про нее узнал?

Николаша засмеялся и махнул рукой в сторону монитора.

– А вот там прочитал.

Владимир Леонидович улыбнулся чему-то своему и понимающе кивнул головой.

– Ах, вот оно что. Ну тогда понятно.

Он погладил ребенка по голове, приговаривая:

– Какой умный мальчик. Уже читать умеешь.

– По слогам и не то, что надо, – ответила в тон ему Юлия Михайловна, внутренне гордясь своим сыном.

Она не могла удержаться, чтобы не посмотреть на экран монитора, и прочитала вслух первые строки статьи из свободной энциклопедии:

«Златник (также – золотник) – первая древнерусская золотая монета, чеканившаяся в Киеве в конце X – начале XI веков вскоре после Крещения Руси князем Владимиром. Настоящее название этих монет неизвестно, термин «златник» используется в нумизматике традиционно и известен по тексту русско-византийского договора 912 года Вещего Олега. Всего найдено 11 таких монет…».

– Как интересно, – продолжила она, не отрываясь от монитора и уже не понимая, что там дальше написано. – Вы увлекаетесь монетами? Николаю, наверное, это было бы тоже интересно. Или ему еще рано, как вы считаете?

И в этот момент Владимир Леонидович, явно размышляя о чем-то своем, наконец сказал ей то, чего она от него ждала:

– Не знаю. Но если хотите, я приглашу вас еще раз в наш музей и покажу ему нашу нумизматическую коллекцию. Так сказать, в качестве компенсации за испорченный выходной. Как вы на это смотрите? – он взял со стола лист бумаги, оторвал от него край и написал карандашом два ряда цифр. – Вот мой рабочий телефон, а это домашний. Звоните, как будете готовы.

– Отлично, – просветлела Юлия Михайловна, добившись своего, и, взяв за руку сына, направилась к выходу.

Владимир Леонидович не стал ее провожать. Он только помахал Николаше рукой и сказал ей вслед с улыбкой:

– До встречи!

***

Очнулась Юлия Михайловна только на улице.

Убирая в сумочку клочок бумаги, который еще хранил тепло его рук, и одновременно доставая ключи от своего красного «Пежо», номер Х454 РА – подарок бывшего мужа, – она тут же попыталась сама себе ответить на вопрос: «Что это со мной было?». Почему она, обычно не обделенная вниманием мужчин, недавно удачно разведенная, а потому вполне обеспеченная и еще утром имевшая совершенно иные планы на жизнь женщина, вдруг повела себя как девица на выданье? Да еще с кем? Когда?

Несмотря на странную и довольно нервную ситуацию, она четко запомнила, что Владимир Леонидович ни дорогими часами, ни костюмом, ни приличной обувью не выделялся. В общем, в нем не было ничего такого, чем обычно привлекали мужчины ее круга. «И тем не менее, – она в этом себе призналась, – мне было приятно смотреть ему в глаза и напрашиваться на свидание. Ну просто как студентка-первокурсница».

– О, боже ты мой, – произнесла она вслух, помогая Николаше сесть на заднее сидение. – Расскажешь кому, не поверят!

И она тут же решительно тряхнула своими ухоженными черными, как вороново крыло, волосами и попыталась убедить себя, что к данному случаю надо отнестись как к очередной своей мимолетной блажи.

«Так, что у меня по плану? Сначала надо будет отвезти сына к матери…».

Та жила на центральном проспекте в доме бывших номенклатурных работников вместе со своими любимыми пятью попугаями. Она одна занимала шикарную трехкомнатную квартиру, доставшуюся ей от последнего мужа. И попугаи жили в одной из комнат совершенно свободно, как в большой клетке. Это безумно нравилось ее сыну Николаю, поэтому он всегда с огромной радостью отправлялся в гости к бабушке Тае и готов был жить у нее сколько угодно.

Вот и сейчас, пристегивая себя к своему креслу, он тут же начал приставать к матери и канючить:

– Мам, ну поехали скорее к бабе Тае. Я соскучился по Кеше, Гоше, Фонарику, Барину и Матильде.

Мальчик, старательно загибая пальцы, назвал имена всех своих любимцев.

– Едем, видишь? – отвечала она, захлопывая дверь и садясь на место водителя. – Уже едем! Уф.

Она с шумом выдохнула, собираясь с мыслями.

«Так, вставить ключ зажигания. Ногу на газ. Проверить зеркало заднего вида. Какие у меня были еще планы? Сегодняшним походом в музей собиралась показать своей матери, что я тоже образцовая мать, а развод…».

Юлия Михайловна достала из бардачка помаду и подкрасила себе губы. «Мама почему-то переживает из-за него гораздо больше, чем я, хотя сама пережила два. Н-да. Ну и видок!».

Она залюбовалась собой в зеркале.

«А развод… Это просто закономерный итог ошибки молодости, о котором и вспоминать не стоит. Тем более что сейчас другие порядки. В современном мире каждая нормальная женщина должна сходить замуж, родить ребенка и быстренько развестись, чтобы жить свободно. Вот именно! Походом же в музей я собиралась задобрить мать перед тем, как сообщить ей о том, что хочу оставить у нее Николая не только на выходные, но и еще на неделю. Что позволит мне поехать отдохнуть в Таиланд с Виктором. С целью «устроить свою личную жизнь» и отметить свой день рождения».

Билеты уже куплены, отель оплачен. Подруги на девичник по поводу отъезда приглашены. Главврач внеурочный отпуск подписал. Правда, за свой счет и при условии, что я по возвращении соглашусь с ним поужинать. Вот урод! Форменный козел. Поужинать? Держи карман шире. О боже, и зачем я ему только ляпнула, что не против? А как бы я еще получила отпуск? Что делать, если он узнает? А, подумаю об этом позже…».

Уже выруливая с автостоянки перед музеем, она вдруг отчетливо поняла, что ехать в Таиланд с Витей ей совершенно не хочется. Нет, не так. В Таиланд хочется, но почему-то не с Витей. В животе, где-то пониже пупка, заныло так, как будто ей резко захотелось в туалет по-маленькому. Он сжала коленки, стараясь подавить это чувство, и почему-то живо представила рядом с собой мужчину из музея, и ей это понравилось. Но она тут же отогнала это мимолетное видение. «Нет, так не бывает. Это полный бред!».

– Мааам, а мы скоро приедем?

– Скоро.

Юлия Михайловна и не заметила, как оказалась на улице, на которой стоял дом матери.

«Нет, и еще раз нет! Это не вариант! Надо быть стервой! В конце концов, музейщик никуда не денется. И вообще неизвестно, какой он в постели. Женат ли? Черт, о чем я думаю! Я с ним совершенно не знакома, а вот Витя уже давно проверен на все сто процентов, надежен, как банковский сейф, и даже, насколько мне известно по агентурным данным, купил то кольцо с сапфиром, которое мне понравилось, чтобы поздравить меня с днем рождения на берегу океана. Пустячок, конечно, но приятно! Знает, что мне это понравится. Но музейщик, чем он меня так зацепил? Он ведь даже и не пытался со мной заигрывать, был холоден и подчеркнуто официален. Или мне это только показалось? О, боже ж ты мой, поворот проскочила!».

– Мам, а мам, а мы к бабушке едем?

– Да, сынок, к ней.

– А почему тогда мы мимо ее дома проехали?

– Сейчас развернемся на перекрестке и, с другой стороны, заедем.

– Думать надо, что делаешь! – назидательным тоном сказал ее малыш, повторяя интонацию своего деда, – иначе дело может кончиться плохо!

– Вот это ты в точку попал, сын!

Юлия Михайловна улыбнулась ему своей очаровательной улыбкой.

«А про музейщика можно будет рассказать подругам. Хотя бы для того, чтобы посмеяться, как об очередной своей блажи и зигзаге судьбы. Сколько у нее таких было! Мммм… И не сосчитать!».

В том, что она им о нем расскажет, Юлия ни капельки не сомневалась. Ведь подруги как раз для того и существуют!

– Мам, поворот! Мы сейчас снова его проедем.

Юлия Михайловна нервно включила левый поворотник и на полном ходу влетела во двор старинного дома, чуть не сбив перебегавшую дорогу кошку.

– Слава Богу, приехали!

***

Маме, конечно, она ничего про происшествие в музее рассказывать не собиралась. И сын, как ни странно, не проговорился об этом. Он быстро дал себя раздеть и убежал в комнату к попугаям.

А Юлия Михайловна достала из шкафчика для обуви свои любимые мягкие домашние тапочки, сунула в них ноги и пошла на кухню, где ее мать, Вера Митрофановна, в безукоризненном макияже, с накрашенными ногтями и в ярком переднике, надетом поверх делового костюма, уже ставила чайник, чтобы накормить своего ненаглядного внука разными вкусностями.

Кормить плюшками дочь она считала дурным тоном и баловством, поэтому для нее даже чашки на стол не поставила. Юлия Михайловна сама полезла на полку за чашкой с золотой каемочкой. Вот такие были между ними высокие отношения, которые, впрочем, устраивали обеих и позволяли им мирно сосуществовать уже долгие 32 года. Юлия поставила чашку на стол, и сама уселась рядом на угловой диванчик, уставилась в окно.

Кухня в квартире Веры Митрофановны была размером с маленькую однокомнатную малогабаритную квартиру. При этом потолки были высокие и гасили все звуки. В том числе и плоского телевизора, который висел на противоположной от стола стене. Именно поэтому он всегда орал на полную катушку, и любой разговор на кухне начинался с громких звуков – а как еще можно было перекричать телевизор – и непременно ими же и заканчивался.

Поэтому на кухне можно было только сидеть и наблюдать. За тем, что делает мать, или за тем, что происходит на улице. Однако Юле хотелось поговорить, и поэтому она решилась на достаточно резкий шаг: взяла с холодильника пульт и убавила звук.

В наступившей тишине она услышала, что ее мать мурлычет себе под нос что-то из итальянской оперы. Юлия в очередной раз подивилась этой ее способности и тут же выпалила:

– Мам, а у тебя была когда-нибудь любовь с первого взгляда?

Она точно помнила, что собиралась сказать матери что-то другое, нейтральное, но губы сами собой выдавили из нее первую фразу.

Вера Митрофановна тут же замолчала, склонив голову набок, и, подражая голосу героини фильма «Любовь и голуби», переспросила:

– Кака така любофф?

Юля поморщилась.

– Ма, ну я серьезно. У тебя было два мужа. И с кем-нибудь из них у тебя было так? Может, с отцом?

Вера Митрофановна хмыкнула.

– С твоим отцом у нас была только ты. Встретились, полюбились и разбежались. А с первого взгляда или со второго, я сейчас не помню. А к чему ты этот разговор завела? Влюбилась что ли на старости лет?

Юлия Михайловна почувствовала, что у нее от этого вопроса покраснели мочки ушей. Она незаметно подняла руку и потрогала их, потом приложила ладони к щекам. Они пылали, как от печки.

– Уф, ну и душно тут у тебя. Я окно приоткрою. Ладно?

И не дожидаясь ответа, она повернула ручку пластикового окна. В комнату ворвался шум улицы, запах осени и прохладный ветерок.

– Вот так лучше.

Выждав паузу, она махнула рукой:

– Да ну, какая любовь. Так просто спросила, и все. Я тебя вот о чем хотела попросить. Возьми Кольку к себе на недельку. Пусть у тебя поживет.

Мать удивленно подняла брови.

– А ты?

– А я съезжу отдохнуть в Таиланд.

– Одна?

– Нет, конечно. С Виктором.

– И когда ты туда собралась?

– Завтра вечером самолет.

Мать хмыкнула.

– Нормальненько. Как всегда, просто ставишь меня перед фактом. Да? А если я откажусь?

– Ма, ну так получилось, – заканючила Юлия и тут же начала выдумывать подходящую версию. – До последнего момента ничего не было понятно. Вот полчаса назад буквально позвонили из турагентства, подтвердили.

Честно говоря, она не ожидала, что мать будет отказываться. Она ведь всегда была недовольна тем, что дочь забирала от нее внука. Думала, наоборот, это будет преподнесено как подарок.

Вера Митрофановна не стала ее выслушивать, а вдруг резко вышла из кухни и быстро вернулась, держа в руке какие-то бумаги.

– На, почитай.

– Что это? – спросила Юлия Михайловна, хотя тут же поняла, что мать протягивает ей билеты на самолет.

Она взяла их и прочитала: «Рейс: «Шереметьево (Москва) – Зальцбург (Австрия)». Дата вылета – завтра утром.

– А я вот хотела попросить тебя пожить у меня недельку, за попугаями моими присмотреть. В кои-то веки Натка пригласила к себе в гости. Нате вам, съездила!

Вера Митрофановна всплеснула руками и села на краешек пуфика. Недовольно посмотрела на свою дочь:

– И что теперь будем делать?

– Не знаю.

– И я не знаю. Думай. Мне надо лететь.

***

В мозгу Юлии Михайловны взорвался целый фейерверк эмоций от: «Да чтобы тебя!», – до: «Почему мне так в жизни не везет-то!». Но, расцветив небо яркими всполохами, они как-то быстро улеглись, и мозг ее начал работать в режиме решения проблемы. «Какие могут быть варианты? Отдать Николая на неделю родителям мужа? Перенести свой отдых на неделю, дождаться возвращения матери? Уговорить мать перенести отъезд на неделю?».

И она решила действовать по методу от самого простого к сложному.

– Мам, а чего это Натка тебя так резко вызвала? Что, перенести нельзя на недельку?

Вера Митрофановна вздохнула.

– Я уже думала на этот счет, но боюсь, что не получится. Понимаешь, Натка все же уговорила своего миллионера жениться на ней.

– Да ты что? Неужели!

Несмотря на критичность своей ситуации, Юлия не могла не порадоваться выстраданному женскому счастью тети Наташи, маминой подруги. Ее ухажер, австрийский коллекционер антиквариата, был очень старым и очень богатым. Роман подруги длился более четверти века и однозначно должен был кончиться, по общему мнению, тех, кто о нем знал, ничем. И вдруг звезды решили по-другому. Бывают же в жизни чудеса.

– Послезавтра у них свадьба, – ответила мать. И ее глаза загорелись. – Будет что-то неповторимое. Сама понимаешь, я должна там быть, а потом они уезжают в круиз вокруг света.

– Угу, – насупилась дочь.

«А на меня и мою свадьбу тебе наплевать!».

Она было открыла рот, чтобы произнести эту фразу вслух, но вдруг передумала. «Может, это и есть судьба? – подумала она. – Само провидение не хочет, чтобы я ехала в Таиланд. Сначала этот музейщик, потом вот мать…».

Рот остался закрытым, и Юлия заполнила образовавшуюся паузу тем, что стала наливать себе чай, обдумывая это неожиданно нахлынувшее на нее прозрение. Однако уже где-то на половине чашки она снова вернулась к прежней тактике. «Никаких знаков судьбы не существует. Это ерунда! Надо жить всегда по строго намеченному плану, и если мать не может, а вернее, не хочет переносить свой неожиданный уик-энд, то это вполне могу сделать я».

– Хорошо, – произнесла она вслух. – Я попробую перенести свой отдых. На сколько дней ты едешь?

– На четыре дня. В четверг уже буду здесь.

– И ты после возвращения останешься с Николаем на неделю?

– Конечно.

– Но сегодня Коля может остаться у тебя?

– Вполне.

– Хорошо. Я завтра заеду, заберу его.

***

Через три часа, вдоволь накричавшись и наломав комедий по телефону, она уже спокойно строгала салат из помидоров и огурцов на кухне в ожидании приезда двух своих подружек. Все вопросы были решены положительно. Витенька, осознав свою вину, как стойкий оловянный солдатик пообещал решить все проблемы и переоформить билеты и бронь на неделю позже, а также взять на себя все дополнительные расходы даже с учетом повышения сезонных цен и инфляции. И не ныть по поводу того, что она из него вьет веревки.

Потом, привезя две сумки различной снеди и несколько бутылок дагестанского коньяка, удалился тихонько по делам, пообещав заглянуть к Юлии ближе к полуночи, когда она уже будет готова. При этом он так выразительно двигал глазами, что казалось – у него нервный тик.

В этот момент рядом с Юлией Михайловной сидела Вика, ее самая доверенная товарка, фактически член семьи, и натирала свеклу на терке в белую эмалированную кастрюльку. Они собирались угостить всех своей фирменной «селедкой под шубой». И как только Виктор закрыл за собой дверь, Вика не упустила момента, чтобы не схохмить по поводу Юлькиного кавалера.

– Вот это дрессировка, мать! Уважаю, – она вытерла несколько капель пота со лба и сдула прядку рыжих волос. – У меня так с мужиками не получается.

– Это карма, – ответила с подчеркнутой серьезностью Юлия, посмотрев вслед ушедшему любовнику. – Витя, конечно, всем хорош, даром что женат.

– Ну так разведи и жени.

– Думала, – Юлька, не останавливаясь, рубила капусту. – Не хочу. Мне не выгодно. Корми его, обстирывай, депресняки устраняй, а если его уволят? Он мне говорил, что у них в банке сейчас проблемы. Кризис. Не, нафиг…

Она все же остановилась, чтобы передохнуть.

– А вот как любовник он неплохой и практически безотказный, главное – знать, когда и на какие кнопки давить. Да и…

Юлия отвернулась, как будто ей в глаза попал лук.

– Я его, похоже, не люблю.

Эта фраза прозвучала несколько театрально, но Вика, занятая своим делом, даже не заметила этого. Она подняла голову и переспросила:

– Не любишь? А разве она еще существует, эта любовь? Современное общество настолько все упростило! Встретились в Интернете, если на фотке – вроде ничего, то можно договориться, посидеть в кафе, поговорить. Если фото соответствует реальности, а парень соответствует запрашиваемым параметрам, то можно потом перебраться в постель. Если и там все хорошо, то можно подумать о недельном отпуске, и если там хорошо…

– Да, да, Вика, ты права, – прервала ее Юлия, – но как много «если»… А как же любовь с первого взгляда? Чувства! Бабочки в животе?

– Ты о чем? Разве можно быть такой легкомысленной?

Вика наконец закончила все приготовления и, взяв блюдо с «селедкой под шубой», пошла в большую комнату, где сервировался стол, и уже оттуда крикнула со смехом:

– Хотя, о чем это я, сама постоянно передком думаю.

– Да причем здесь передок? – возмутилась Юля, идя следом за подругой. – Я о сердце.

– Сердце? А где это? – хохотнула Вика и с лукавым прищуром посмотрела на хозяйку. – Что-то не пойму я, Юлька, ты что, в кого-то влюбилась? В кого?

И в предвкушении интересной сплетни она со всего размаха плюхнулась на диван, который со скрипом прогнулся под ее пухлым, аппетитным телом.

– Да ну, что ты, – отмахнулась Юля, – почему сразу влюбилась? Просто так.

Она пожала плечами, изображая неопределенность.

***

Потом Юлии пришлось еще несколько раз подробно пересказывать припозднившимся подругам Елене и Ирине о том, что с ней приключилось в музее. Поскольку рассказ проходил под звон коньячных бокалов, он получился ярким, увлекательным и слегка романтичным. Девчонки хохотали, вздыхали и тайно завидовали хозяйке дома.

Вслух же они всеми силами поддерживали версию о том, что, естественно, это для нее не вариант, и даже не стоит об этом думать. Однако каждая клялась, что обязательно сходит в музей, потому что «если честно, она там ни разу не была», и обязательно посмотрит на предмет Юлькиного неожиданного внимания. «Чтобы убедиться в том, что реально не вариант!».

При этом подруги не преминули сострить по поводу того, что даже в этом случае «ночь в музее» все равно надо будет обязательно устроить, чтобы было о чем вспомнить в старости.

На том и порешили.

Однако музейная тема оказалась не главным предметом разговоров девичника. Подруги также обсудили: нового кавалера Вики, бывшего любовника Вики, бывшего мужа Ирины, который, естественно, «козел и размазня», и ее неожиданно заболевшего ребенка, которого она с ним оставила, а также – новый наряд Елены, в котором она планирует пойти на корпоратив к мужу на работу. Его еще не сшили, но портниха обещала, что все будет готово вовремя.

– Платье будет шикарное! – мечтательно закатив глаза, нарисовала перед подругами свой образ Елена. – Здесь будет приталено, спина открыта, грудь – тоже, но не сильно. В меру. Ммм… Туфельки и обязательно колье (присмотрела себе недавно в ювелирном). Я там буду в буквальном смысле слова – «оружием массового поражения».

Муж Елены работал в банке и, по общему мнению, всех подруг, был практическим воплощением «современной женской мечты»: красивый, богатый, верный и, что самое невероятное, совершенно не ревнивый, поскольку верил в честность жены. Он даже поощрял ее легкие флирты, так как сам был очень занят на работе. Поощрения выражались в том, что он никогда не был против откровенных нарядов жены и, что самое главное, – ювелирных украшений.

Единственное, что не обсуждалось на вечеринке, это вопрос счастья. Простого женского счастья и множества вариантов его исполнения. Того, о чем они все так мечтали в детстве.

Не обсуждали не потому, что не хотели; скорее, просто не помнили о нем. Жизнь изменилась, они были в самом ее русле, и поэтому понятие счастья изменилось также со временем, стало другим – эфемерным, скользким, как сама жизнь. Вроде бы вот оно, счастье, рядом. Эйфория, все хорошо, все как у всех. А через секунду вдруг раз – все уже плохо и все кругом враги, и мужики все «кааазлы». Именно так! Через три буквы «а» в одном слове.

А может, так и должно быть? Так надо. И это правильно? А легкая грусть по вечерам? Неудовлетворенность и желание что-то поменять. Ну, это просто оттенок жизни, как цвет туши и помады…

***

Изрядно накачавшись, подруги заторопились по домам. Ирина вызвала такси. Машина приехала на удивление быстро. Они даже не успели толком попрощаться. Ирочка быстренько чмокнула всех в щеки и упорхнула, пообещав, что обязательно отзвонится, как доедет до дома. За Викусей примчался ее милый. Он даже был допущен в «святая святых» и прошел строгую оценку всего женского коллектива. Под коньячок мужчинка оказался, в общем, приличный! Немного потрепанный жизнью, с уже начинающей редеть шевелюрой, небольшим животиком, но еще ни разу не женатый, а потому – не пуганый и вполне управляемый.