– Да ладно тебе, Филя, обижаться! Мы правда внимательно слушаем. Не сердись, пожалуйста, – примирительно сказал Кот.
Сергей повернулся к друзьям:
– Я знаю, что мои рассказы похожи на лекцию в сельском клубе, но так уж у меня получается. Поэтому заткнитесь и слушайте, раз согласились. После Октябрьской революции, в двадцатых – тридцатых годах, советская власть добралась со своими новыми порядками до Ямала, и присланные сюда комиссары начали выявлять и раскулачивать местных богачей. Многие зажиточные ненцы и ханты, увидев, что творят представители новой власти, стали уходить со своими стадами дальше на север, чтобы скрыться от этого беспредела. Новые уполномоченные и агитаторы, не разобравшись во всех особенностях жизненного уклада коренных жителей Севера, начали жёстко навязывать свои порядки. Так же, как в средней полосе и на юге раскулачиванием и коллективизацией уничтожили всех настоящих коренных крестьян, истинных хозяйственников, которые кормили при царе всю Россию и половину Европы, так и на Севере начали уничтожать самых лучших оленеводов. Но на Севере каждый богатый оленевод всегда помогал другим, с меньшим достатком. Если у кого-то из бедняков был падёж оленей или просто не хватало запасов, чтобы прокормиться, богатый всегда давал в долг на развод столько оленей, сколько у него попросят. Или помогал продуктами. Причём давал без всяких процентов и на неопределенный срок. Отдашь, когда сможешь. А зачастую и просто дарил. А если у кого-то из детей умирали родители, то ребёнок никогда не оставался беспризорным, его всегда брал к себе кто-то из родных или забирали в любую другую семью. Его растили как своего, и, когда он становился взрослым, ему давали всё для самостоятельной жизни, а девочку выдавали замуж и давали ей приданое, как положено. В восемнадцатом или начале девятнадцатого века, точно не помню, у оленеводов южной части Ямальского полуострова от сибирской язвы вымерло всё поголовье оленей, так оленеводы с северной части Ямала совершенно безвозмездно отдали им на развод половину всего своего стада, а это несколько тысяч голов. Одним словом, правильные были отношения. И, забирая оленей у богатых, комиссары, по сути, обрекали на несчастия более бедных, поэтому вплоть до 1945 года против советской власти было много восстаний на Севере, о чём, конечно, в советские времена умалчивалось. Так вот, я уже рассказывал, что в Сибири и на Севере с древних времён активно велась торговля северных народов с русскими и иностранными купцами. А среди самоедов, остяков и вогулов были очень зажиточные семьи. Их капитал состоял не только из оленей и ценных шкурок, но было у них и серебро, и золото. И это были не только царские монеты, дорогие украшения и предметы быта из других стран, которые в семьях передавались по наследству, но и золото, найденное здесь же, на Ямале. Что на территории Ямало-Ненецкого и Ханты-Мансийского округов издревле находили золото, это уже общеизвестный факт. Мне старые ненцы рассказывали, что, когда они были детьми, старики часто отправляли их ходить по берегам небольших быстрых речек, коих множество в северной части Ямальского полуострова, и собирать жёлтые камешки. Некоторые из этих камешков плавили, и получалось золото. Из этого золота умельцы, которые были среди ненцев и хантов, делали украшения и амулеты. Я видел такие вещи, и у меня есть дома фотографии нескольких подобных предметов. Одним словом, у коренных народов водилось и серебро, и золото, а как говорил Остап Бендер, если в стране ходят денежные знаки, значит, есть и те, у кого их очень много. В начале 1926 года недалеко от Казыма, это около посёлка Белоярский, собрались в одном чуме четыре самых зажиточных человека тех мест. Это были два остяка-оленевода и два шамана. И стали они думать, как им жить дальше. Уже многих шаманов и богатых остяков к тому времени раскулачили и расстреляли как вражеский элемент, а до этих ещё не добрались, потому что их стойбища были севернее. Вот и надо было срочно что-то предпринимать. И решили они тогда, что дольше на Казыме оставаться нельзя и надо каслать[3] дальше на Север, к самоедам, где представителей новой власти было ещё совсем мало. Так они и сделали. Собрали свои семьи и разъехались в разные стороны, а спустя полгода вновь собрались вместе недалеко от Надыма и объединились с самоедами, так же недовольными советской властью. Всего собралось около тридцати семей. Они устроили большое остяцко-самоедское жертвоприношение и камлание. Боги через шаманов поведали, что русских надо прогонять с их земли и если потребуется, то воевать с ними до смерти. Узнав о каком-то большом сборе, «русские начальники» из Норинской фактории, приехали узнать, в чём дело, а заодно и выявить укрывающихся кулаков. Самоеды с остяками их поймали и всех до одного перебили. Затем они успели сжечь ещё несколько так называемых «красных факторий», убив там пару десятков представителей новой власти. Коммунисты, как известно, таких вещей не прощали, и буквально через пару недель прибыли бойцы Красной армии и подавили мятеж, не оставив в живых практически никого. Спаслись только несколько женщин и детей. Это только одно из многочисленных восстаний северных народов против советской власти. В архивах много информации о подобных выступлениях, но одна загадка именно этого бунта так и осталась до сих пор неразгаданной: никто тогда так и узнал, куда девалось всё богатство тех зажиточных остяков и шаманов. При них комиссары нашли только домашние вещи, хозяйственную утварь да оленьи стада, а «священные», или, по-другому, «родовые», нарты, на которых аборигены возят самые ценные вещи, бесследно исчезли. Среди вещей убитых нашли кое-какие ценности, но очень мало. Итак, трупы несчастных бунтарей закопали, оленей забрали, а оставшихся в живых детей отправили в образованный тогда детский интернат в Обдорске[4]. Следователи знали, что у оленеводов были ценности в золоте, мехах и серебре, и основательно потрудились, допрашивая выживших тогда взрослых дочерей, жён и даже малолетних детей тех богатых оленеводов, но так и не смогли выяснить, куда делись все священные нарты. Женщин осудили и отправили куда-то в лагеря. Больше о них ничего не известно. Не буду сейчас рассказывать подробно, что и как, но я проделал хорошую работу по этому делу и могу сказать, что процентов на восемьдесят уверен, что знаю, где спрятали свои драгоценности те богатые остяки. И с вашей помощью наверняка смогу их найти. Это место в Уральских горах. Недалеко от посёлка Пилтор. Вы первые, кому я говорю обо всём этом, и хочу попросить вас помочь мне найти этот тайник. Что скажете?
– Ну наконец-то, – усмехнулся Костя, слушавший весь рассказ с закрытыми глазами, – а то я уже почти заснул. Сказал бы просто: «Знаю, где до революции ханты зарыли огромный клад. Надо найти». Всё. Кто же от такого откажется?
– Я как раз по этой теме недавно читал книгу Головнёва «Говорящие культуры», – сказал Дмитрий. – Там описываются те самые события, о которых ты сейчас рассказывал.
Сергей удивлённо поднял брови:
– Ого, какие мы книги, оказывается, читаем… Где ты её нашёл?
– Здрасьте! Сам же мне её рекомендовал почитать, когда я в прошлый раз прилетал. Вот недавно вспомнил, купил и прочёл.
– Да? – смущённо пробормотал Сергей. – Не помню. Ну да ладно. Тем более знаешь, о чём речь идёт. Ну так что скажете?
– А что говорить? – пожал плечами Дмитрий. – Поехали, конечно. Что для этого надо? Если полезем в горы, то я как альпинист – не очень.
– Ну, прям как альпинисты мы, надеюсь, не полезем, но места там непростые. Сами не пойдём, у нас будет проводник из местных. У меня там есть один мужичок знакомый, он нас проводит или даст хорошего проводника. Зимой не спеша приготовим снаряжение и летом или ближе к осени двинем. Я за зиму в Салехарде несколько раз буду, постараюсь оттуда как-нибудь добраться до Пилтора и лично при встрече всё обсудить с Василием Немдаевичем. Так надёжнее будет.
– Василий Немдаевич… – повторил Костя. – Хант?
Сергей кивнул и, поднявшись, снял крышку с закипевшего котелка. Посолив воду, он засыпал в котелок сушёный картофель, овощи, рис и прикрыл крышку обратно.
Дмитрий, наблюдавший за манипуляциями Сергея, состроил страдальческую гримасу:
– Давайте уже малосол поедим, а то совсем живот подвело. Сил нет.
– Да, действительно, чего мы сидим голодные, когда рыбы валом?! – поддержал Костя. Он достал из пакета крупного муксуна, смыл с него остатки соли и, порезав на куски, разложил по тарелкам: – Прошу, господа!
Не прошло пяти минут, как тарелки опустели.
Грустно глядя на пустую посуду, Кот облизал пальцы и вздохнул:
– Хорошо, но мало. Достаю ещё одного?
Сергей пожал плечами:
– Как хотите. А я лучше место для ухи оставлю. Нужно же рис помешать! – спохватился он и, взяв ложку, кинулся к котелку.
Спустя час, наевшись до отвала жирной, наваристой ухи из нельмы и напившись чая с галетами, друзья блаженно растянулись возле костра.
– Серёга, расскажи-ка подробнее, что там за сокровища спрятаны в Уральских горах? – возвращаясь к теме последнего разговора, спросил Дмитрий.
– У-у-у, – мечтательно протянул Сергей, – да там много чего интересного может быть: монеты разных стран, старинная серебряная посуда, иконы обязательно, древние изделия из бронзы и серебра. Их много находили кочевники в старые времена. Какие-то на святилища свозили, как вчера вы сами видели, а какие-то с собой как обереги возили. Украшения всякие. Оружие. Представляете, сколько всего интересного можно узнать о жизни аборигенов, если удастся найти этот тайник? Это же всё собиралось веками, и у одной зажиточной семьи могло быть больше десятка таких священных нарт с разными ценностями. А ещё там могут быть бесценные, просто уникальные документы. Аборигены их заворачивали в ткани и шкуры и бережно хранили веками, иногда даже не имея представления, что там написано.
– А если найдём, поделим между собой или государству всё, как последние лохи, сдадим? – спросил Кот.
– Да, кстати. Хороший вопрос! – рассмеялся Дмитрий.
Сергей улыбнулся:
– Ну, мы же не чёрные копатели. Конечно же, всё оформим, как положено по закону. К тому же наверняка есть и наследники этого имущества.
Кот нахмурился:
– Не, я так не согласен.
– И я категорически против, – поддержал его Дмитрий.
– Вот! – Кот поднял вверх указательный палец. – Большинство против. Значит, нужно всё разделить между наследниками и нами. А государству сдай, так половину чиновники разворуют ещё до того, как всё оформят. Так что обойдётся как-нибудь государство наше. Или сдадим ему какие-нибудь документы и хватит с них. Попам твоим ещё иконы можно отдать.
Сергей громко зевнул и поднялся:
– Ладно, всё это мы потом обсудим. Будет время. У меня уже глаза закрываются. Давайте спать, дел завтра много.
Глава 5 Новые сюрпризы
Лодья полыхала. Огромные языки пламени жадно пожирали просмолённую корабельную древесину, выбрасывая в небо яркие снопы искр. От кормовой части до мачты огонь бушевал сплошной стеной, уже поглотив саму мачту и тела накрытых парусиной мертвецов. Несколько убитых ещё лежало в передней части палубы в безобразных позах. Среди них в поблёскивающих в свете пламени лужах крови лежали несколько воинов явно не с этого корабля. Они были одеты иначе, чем русские, и это были воины. Сильные воины. На них были кожаные штаны и короткие, отделанные мехом куртки. На некоторых поверх куртки была надета кольчуга. Здесь же лежали мечи и несколько круглых, украшенных какими-то рисунками щитов. На голове одного из них был блестящий железный шлем с бармицей и защитой для переносицы, а его рука и после смерти продолжала сжимать длинный широкий меч.
Это были викинги. Суровые воины севера. Бородатые, с длинными волосами, стянутыми в косы кожаными ремешками. Огонь неотвратимо продолжал распространяться к передней части корабля, пряча в своих жадных, ревущих языках следы ужасной бойни. Центральная мачта лодьи, до самого верха охваченная пламенем, затрещала и медленно рухнула, выбросив в небо миллионы искр. От этой вспышки на несколько секунд озарилось пространство вокруг корабля, и в этом свете вдруг показалась ещё более ужасающая картина. Лодья стояла, уткнувшись носом в песчаный островок посередине реки, а вокруг неё на мелководье лежали ещё мёртвые тела. Но самым страшным было другое: метрах в десяти позади горящего корабля из темноты выглядывала огромная чёрная голова жуткого чудовища, вышедшего, наверное, из самой преисподней. Голова монстра на длинной шее плавно переходила в нос другого корабля, теряющего в темноте свои очертания. Выпуклые большие белые, с красными зрачками глаза чудища не мигая смотрели вперёд, на ревущую огненную стену. Небольшие, заострённые у кончиков уши были наклонены немного назад, а хищно оскаленная красная пасть показывала белые острые зубы. Вспышка через мгновение погасла, и вся эта жуткая картина снова утонула в ночной темноте.
Справа от горящего корабля, удаляясь от него всё дальше в глубь леса, бежал человек. Он бежал уже в полной темноте, не разбирая дороги, с одним желанием оказаться как можно дальше от того ужаса, что остался там, на реке. Панический ужас заглушил все остальные чувства. Ветви деревьев и кустарника хлестали его по всему телу, раздирая одежду и царапая в кровь кожу, но боли он не чувствовал. Человек слышал только крики людей, бегущих позади него. Бегущих за ним. Бегущих, чтобы убить его, как и всех тех, с кем он приплыл сюда, в этот проклятый богом край.
Вдруг впереди показался тусклый свет. Человек метнулся вправо, чтобы снова скрыться в темноте, но ноги его тут же куда-то провалились. Он упал, с головой окунувшись в ледяную воду, но быстро вскочил. Крики позади приближались.
Ничего уже больше не чувствуя и не соображая, человек побежал прямо на свет. Деревья наконец расступились, и что-то необычайно красивое и непонятное открылось впереди. Посередине небольшого, идеально круглого озера росла крупная белая лилия необыкновенной красоты. От цветка исходил яркий и в то же время мягкий, не режущий глаза, пульсирующий свет. Лучи света, белые у самого цветка, рассеиваясь, начинали играть и переливаться всеми цветами радуги, освещая пространство над озером и отражаясь от его гладкой зеркальной поверхности.
Человек, подчиняясь какой-то неведомой силе, резко остановился и, казалось, перестал дышать. Всё внутри него вдруг обмерло от непередаваемого восхищения, восторга и трепета перед этой волшебной, завораживающей красотой. Он слышал приближающиеся шум и крики позади себя, но его это уже не волновало. Он медленно вошёл в озеро и пошёл к цветку, всё глубже погружаясь в воду, уже совсем не чувствуя холода и испытывая с каждым шагом всё больше нарастающий восторг. Зайдя в воду почти по грудь, не в силах больше сдерживать с каждым шагом переполняющие его чувства, человек, раскинув в стороны руки и бросившись к цветку, закричал со всей силой, на которую был способен…
Видение резко смешалось, и вместо него появилась сначала тупая, а затем жгучая боль…
Дмитрий открыл глаза. В голове гудело, а правая щека горела огнём. Ещё не до конца проснувшись и не понимая, что происходит, он машинально приложил к щеке руку и приподнялся. В палатку через раскрытый клапан проникал тусклый свет костра, Кот сидел рядом, а в палатку заглядывал Сергей.
– Оклемался, малохольный? – спросил Костя.
– Что случилось? – потирая щеку, ответил вопросом на вопрос Дмитрий, уже окончательно проснувшись.
– Сначала стонал неприлично, потом задёргался и заорал так, что у меня в ушах зазвенело. Серёга прибежал, мы тебя вдвоём разбудить не могли. Вот я тебя по щеке и шлёпнул.
– Ничего себе – шлёпнул! Голова гудит, как церковный колокол, а на щеке, наверно, яичницу можно жарить. Нельзя было просто потрясти?
– Да трясли мы тебя, ты не просыпался, – подтвердил Сергей.
– Ну извини, если переборщил, – виновато сказал Костя. – Просто испугались за тебя. Что с тобой такое? Опять кошмары снятся?
– Сколько времени? – спросил Дмитрий и, глянув на часы, сам себе ответил. – Полтретьего. Опять снилась муть какая-то… Серый, дай попить, пожалуйста.
– Всё, сладких снов. И не ори больше, – пробурчал Кот, укутываясь обратно в спальник.
Сергей просунул в палатку бутылку с водой:
– Всё, спокойной ночи, – и застегнул молнию на входном клапане.
* * *
Утро было солнечное и холодное. Густой ночной туман рассеялся, и северный ветер, поднявшийся под утро, сейчас весело играл листьями деревьев, стряхивая с них искрящиеся на солнце капли. Костя снял с огня котелок с остатками ухи и поставил его рядом с костром. Он встал, медленно и сладко, до хруста в суставах потянулся, посмотрел на часы и, взяв карабин, пошёл к реке. Подходя к воде, он заметил боковым зрением какое-то движение выше по течению. Присев на корточки, он начал всматриваться в ту сторону. На противоположном берегу, метрах в семидесяти от него, у самой кромки воды стояла крупная медведица, а около неё играли два медвежонка. Костя тихонько привстал и медленно начал отходить в сторону лагеря. Подойдя к навесу, он достал из своего рюкзака продолговатый футляр и вынул из него оптический прицел. Стараясь двигаться как можно тише и незаметнее, он подобрался к большому кусту тальника у самого берега реки и, устроившись за кустом, начал наблюдать за медведями через прицел.
Упитанные, крепкие медвежата играли на берегу, то гоняясь друг за другом, то по очереди забираясь на большую корягу, лежащую у воды, то гоняли на рыбу на мелководье, шлёпая по воде лапами. Большая старая медведица стояла, греясь на солнце, изредка порыкивая на медвежат. Она часто поглядывала в сторону лагеря, задирая голову и принюхиваясь. Медведица чувствовала близость людей, и присутствие чужаков её беспокоило, но уводить медвежат не торопилась. Костя невольно заулыбался, любуясь этой картиной, и совсем забыл о времени, очнувшись, лишь когда услышал какую-то возню у палатки. Оторвавшись от оптики, он увидел выбирающегося из палатки Сергея. Приложив палец к губам, Костя дал ему знак не шуметь и жестом подозвал к себе. Сергей тихо подошёл и посмотрел в ту сторону, куда указывал Костя.
– Ого… – нахмурился Сергей. – Какое неприятное соседство.
– Вы чего там делаете? – услышали они голос Дмитрия. – Доброе утро!
Щурясь от яркого света, тот выглядывал из палатки.
– Не кричи ты! Иди сюда! – подозвал его Сергей. – Смотри скорей, а то уже уходят.
Дмитрий быстро подошёл к друзьям и увидел, как не спеша в лес уходила медведица, а следом за ней друг за другом бежали медвежата. Проводив взглядом семейство топтыгиных, Дмитрий покачал головой:
– Серьёзная мамаша. Какие всё-таки места здесь богатые: и рыбы валом, и зверья, и ягод с грибами…
– Я, кстати, вам вчера ещё кое-что не успел показать, – сказал Сергей. – Недалеко от моста есть поляна, точнее, даже не поляна, а целый огород с брусникой. Конечно, не с такой аномалией, как та голубика, но тоже крупная. И много. Так что дело не в сортах, а, скорее всего, в составе почвы. Я вчера на неё сначала набрёл, потом уже мост увидел.
– Мне тут всё больше нравится, – усмехнулся Кот. – Эх, найду-ка я, наверное, себе какую-нибудь отшельницу и переберусь сюда жить. Давно были мысли уехать подальше от людей, а тут самое подходящее место.
Сергей улыбнулся:
– Давай! У деда Макара наверняка найдётся какая-нибудь незамужняя племянница, которая захочет составить такому красавцу, как ты, компанию в этой глуши. Вернёмся в стойбище, я с ним поговорю.
– Договорились. Да, и оленей в приданое побольше сразу требуй!
– Само собой, – кивнул Сергей. – Как же такой олень и без своего стада? Вожаком будешь.
Дмитрий расхохотался.
Кот, сам еле сдерживая смех, замахнулся на Сергея, но тот проворно увернулся.
Быстро позавтракав, друзья собрали лагерь. Оставив возле ещё дымящего костра рюкзаки, путешественники направились к обломкам моста. Дмитрий и Костя взяли только ружья, а у Сергея через плечо висела рабочая сумка.
– Давайте быстро сфоткаем мост и пойдём бруснику посмотрим, – предложил Костя, когда они свернули с песчаной косы в лес.
– Так идите смотрите, вон она… – Сергей показал рукой немного левее, где за деревьями виднелось открытое место. – Я пока мост пофотографирую. А потом вы ко мне придёте или я к вам.
Так и сделали. Сергей направился к берегу протоки, где виднелось нагромождение брёвен и досок, а Дмитрий с Костей пошли туда, куда показал Сергей. Не пройдя и пятидесяти метров, друзья вышли на небольшую поляну, поросшую редкими, чахлыми берёзками, между которыми островками расстилался брусничник. Толстые, словно покрытые лаком зелёные листья блестели на солнце, и все веточки были усыпаны крупными ягодами. Костя присел на корточки, сорвал несколько штук и закинул в рот.
– За полчаса комбайном десятилитровое ведро не напрягаясь можно набрать, – глядя на поляну, оценил Дмитрий. – Действительно, как на огороде растёт, только собирай.
Костя поднялся, пройдя несколько шагов вглубь поляны, посмотрел на раздавленные ягоды там, где он прошёл, и поморщился:
– Пошли к Филе, жаль давить такую красоту. Да и чего тут ещё смотреть…
Сергей стоял на самом краю обрыва и фотографировал противоположный берег. Сейчас, при ярком дневном свете было видно, что на другой стороне торчат несколько толстых пней, служившие, по всей видимости, опорами моста. Сергей обернулся, услышав шаги:
– Быстро вы… Я тоже уже закончил. На обратном пути ещё схожу на ту сторону и сфотографирую поближе. Похоже, мост весной льдом поломало, вон как обломки развернуло. Ладно, идёмте, главное нас ждёт впереди.
Вернувшись к вещам, они решили оставить здесь небольшой запас консервов, раз уж была запланирована остановка на этом месте. Привязав повыше к ветке ближайшего кедрача пакет с банками, друзья затушили костёр и двинулись дальше.
Настроение у всех было приподнятое, и шли гораздо быстрее, чем обычно. Найденные обломки моста и особенно то, с каким мастерством он был когда-то сделан, будоражили воображение, и теперь каждый всматривался в заросли кустарника или показавшиеся вдали поваленные деревья, надеясь увидеть там что-то необычное. Дольше, чем в предыдущие дни, делали остановки на открытых участках и тщательно осматривали в бинокль местность. Но пока глаз радовали только природные красоты. К обеду путешественники вышли к высокой, поросшей кустарником сопке, которую огибала Хевняныяха. Проще было бы это препятствие обойти, но упускать возможность осмотреть с высоты окрестности не хотелось. Подъём на её вершину стоил путешественникам больших усилий, но вид сверху был действительно отличный. Сергей, поднимавшийся первым, выбрался на самую высокую точку сопки, с которой открывался наилучший обзор, и сбросил на землю рюкзак и ружьё.
– Привал, – просипел он севшим голосом и упал на ещё сырой ягель.
Дмитрий и Костя последовали его примеру, и с четверть часа все трое лежали, отдыхая после подъёма.
– Сегодня мы хорошо идём, – глядя на экран навигатора, сказал Сергей, – больше десятки уже отмотали.
Костя сделал несколько глотков воды, убрал в карман рюкзака бутылку и закурил:
– Ну, будем надеяться, что Димон сегодня будет спать крепко. Чего тебе кошмары снятся по ночам? Вроде не контуженный…
Дмитрий открыл глаза и приподнялся:
– Да сам в шоке. Не было такого никогда. Сегодня снилось продолжение прошлого кошмара. Да так снилось, что хоть фильм снимай. Все детали до мелочей и сейчас помню.
– А что снилось? – с интересом спросил Сергей.
– Викинги на драккаре гнались за русским кораблём по этой вот Хевняныяхе, потом догнали и всех перебили. Кто-то ещё в панике пытался убежать, но в озере утоп. Вот такой вот бодрый сюжетец.
– Весело… – усмехнулся Кот.
– Да уж, обхохочешься… – мрачно пробормотал Дмитрий и поднялся.
– Ничего, сегодня будешь крепко спать, – успокоил Сергей. – Ну что, давайте оглядимся, и пора бы перекусить.
Сергей достал бинокль, и друзья долго по очереди осматривали окрестности. Единственное, что они увидели интересного, это небольшую песчаную косу впереди, где можно было остановиться на обед, а дальше за ней вдалеке виднелась тёмная полоса леса, через который им предстояло идти.
Для спуска выбрали более пологий и удобный северный склон сопки. Когда прошли уже две трети спуска, Костя, спускавшийся последним, вдруг заметил вдалеке какое-то движение.
– Стоп! – тихо сказал он и присел на корточки. – Сели все!
Быстро скинув рюкзак, Костя достал из него футляр с прицелом и быстро присоединил прицел к карабину.
– Что там? – спросил Дмитрий, вертя головой во все стороны и тоже взяв наизготовку своё ружьё.
– Кажется, сегодня нас ждёт шулюм из оленины, – тихо сказал Костя.
Сергей с Дмитрием, не снимая рюкзаков, тихонько улеглись на склоне и замерли. Костя подполз вдоль склона к растущей рядом берёзе и, прислонившись к ней, стал прицеливаться. Минуты через три раздался сухой винтовочный выстрел, раскатившийся эхом по округе.
– Ну что? – почти в один голос спросили Сергей и Дмитрий.
– Всё отлично! – самодовольно улыбнулся Костя и отсоединил оптику от карабина. – Я ждал, чтобы ближе подошёл.
Спустившись с сопки, друзья прошли поросшую карликовой берёзой низину и, оставив рюкзаки на небольшой возвышенности, пошли искать добытого оленя.
– Нашёл! – крикнул Костя, первым обнаружив свою добычу.
Это была молодая важенка. Она лежала на натоптанной звериной тропе, ведущей к водопою. Пуля попала ей точно в голову. Достав нож, Костя сразу приступил к разделке туши.
Глядя на этот процесс, Дмитрий состроил печальную мину:
– Эх, Котяра, сердца у тебя нет. Шла себе зверушка на водопой, а ты её из винтовки… Ну что ты за человек…
– Ты вот что, зоозащитник, – не отрываясь от разделки туши, прервал его разглагольствования Костя, – сходи к рюкзакам и принеси пакеты для мяса. Бегом!
– Слушаюсь и повинуюсь! – театрально поклонившись, ответил Дмитрий и, уже уходя, добавил: – Печень смотри аккуратно обрежь и почечки очисть и сложи отдельно.
Разделав тушу по-ненецки, то есть без воды, а вытирая кровь травой, Костя дал мясу немного остыть, чтобы быстро не испортилось и, разложив куски по пакетам, распределил всё по рюкзакам. Остатки туши зашвырнули подальше в сторону, пусть песцы с лисами полакомятся.
– Идёмте уже скорее на косу, есть охота. Давайте, давайте! – поторапливал Дмитрий, уже надев рюкзак. – Пока оленя разделывали, я чуть слюнями не захлебнулся.
Костя улыбнулся:
– Тоже об айбате[5] размечтался?
Дмитрий кивнул и покосился на Сергея:
– Так этот же праведник не даст. Весь мозг вынесет!
Сергей стоял в стороне уже готовый отправиться в путь и возился с навигатором. Оторвавшись от своего занятия, он поднял палец вверх и тоном проповедника процитировал: – «Не ешьте крови ни из какого тела, потому что душа всякого тела есть кровь его». И «Строго соблюдай, чтоб не есть крови, потому что кровь есть душа. Выливай на землю её, как воду. Не ешь её, дабы хорошо было тебе и детям твоим после тебя». Нельзя есть растерзанных зверем, падших или замёрзших животных. Поедая такое мясо, вы наносите себе огромный вред, причём как здоровью, так и душе. С кровью животного в человека попадает душа этого животного, и он сам своим характером и поступками начинает потом уподобляться животному. Эта человеческая ущербность и звериные наклонности и детям от него потом передаются.
Выдав всё это на одном дыхании, он повернулся и зашагал в сторону реки.
Кот покачал головой:
– Беда… А когда-то с нами айбат лопал, аж за ушами трещало…
Дмитрий безнадёжно махнул рукой и направился за Сергеем.
– Филя, а почему ты вот это всё не проповедуешь оленеводам? – догнав друзей, спросил Костя. – Сколько раз с тобой в стойбищах были, ни разу ты что-то про это не заикался. А?
– У ненцев это образ жизни, они из крови и сырого мяса получают все полезные вещества, чтобы выживать, и им это не вредит. А тебе-то чего ради кровь хлебать?
– Потому что вкус детства. И сытно. Забыл, как малыми в стойбища к ненцам бегали? А на оленьи бойни зимой за рогом на поделки ходили, помните? Чем мы там питались?
Сергей не ответил, и остаток пути до косы шли молча.
Обед выдался на славу. Каждый получил, что хотел: Сергею достались два подвяленных за ночь муксуна, а Дмитрий с Костей уплетали за обе щёки сырую оленью печень и почки, обмакивая отрезанные кусочки в соль, перемешанную с перцем.
– Может, часть мяса отварить сейчас, чтобы не испортилось? – спросил Дмитрий, засыпая в кипящий чайник заварку и листья брусничника, собранные неподалёку.
Кот вытер тыльной стороной ладони испачканные губы:
– Ничего ему не будет. Сейчас не жарко, а к вечеру ещё сильнее похолодает, так что на улице может хоть до завтра лежать. Тем более мы мясо не мыли, быстро не испортится.
Спорить никто не стал. Несмотря на то, что был уже полдень и на безоблачном небе ярко светило солнце, северный ветер сводил на нет все его попытки согреть осенний воздух.
Перекусив и отдохнув с полчаса, двинулись дальше.
После обеда энтузиазма у путешественников поубавилось. Впереди тёмной полосой виднелась плотная стена леса, но пока идти приходилось по сплошному пересохшему болоту с устеленными пожухлой травой кочками, между которыми поблёскивала грязная вода. По такой местности даже просто идти трудно, а с тяжёлыми рюкзаками и подавно. Справа, насколько хватало глаз, шла та же пересохшая болотина, а с другой стороны, метрах в ста от путешественников, протекала Хевняныяха. Каждый успел уже несколько раз провалиться и упасть, и через час такого перехода ноги у всех были мокрые до колен.
Холодный ветер на этом открытом участке дул ещё сильнее, делая мокрые участки тела ледяными, при том что со лба у всех стекал пот. Даже сесть и передохнуть здесь было совершенно негде. Пройдя так около двух часов, путешественники наконец вышли к уже такому долгожданному лесу и, обессиленные, повалились на сухой ягельник под огромными кедрачами.
– Вот это марш-бросок! – тяжело дыша, покачал головой Кот. – Я давненько так не прогуливался… Хорошо хоть назад поплывём.
Дмитрий, поджав усталые ноги, повернулся набок и посмотрел на Сергея:
– Филя, ответствуй, где же это твоё чёртово городище?
– Истина где-то рядом! – устало улыбнулся Сергей и достал навигатор.
Минут пять он тыкал пальцем в экран, затем приподнялся и достал из рюкзака рабочую сумку. Перевернувшись на живот, он разложил перед собой карту и принялся отмечать карандашом пройденный маршрут. Немного подумав, он стал размышлять вслух:
– Этот лес тянется вдоль реки километров десять, а там, за ним, в Хевняныяху впадает большой ручей, вроде того, что мы вчера переходили. За ручьём снова заболоченная местность, и дальше опять большой участок леса. Поселение должно находиться либо здесь, либо там. Потому что дальше огромный участок заболоченной тундры. Если здесь мы ничего не находим, переходим следующий ручей и обследуем всё за ним. Если и там ничего, собираем катамаран и сплавляемся до моста. Ещё в том районе походим.