В тот вечер в кабинете Людвига долго не гас свет. Профессор фон Хесс нервно перетирал свои длинные пальцы, глядя на сидящего перед ним померкшего хозяина с тлеющими в тени бровей жуткими глазами.
– Н-но, что будет потом? Вы можете гарантировать мне безопасность, после того как вы… как вас не станет?
– Я могу гарантировать, что если ты откажешься, то будешь ползать на каменоломне с розовым треугольником на робе, – зло процедил Людвиг.
– Простите, господин М… оберштурмабаннфюрер.
– А теперь еще раз повторите все сначала! И на этот раз объясните подробно, зачем мне нужно оставлять призрак!
Фон Хесс болезненно зажмурился, потер высокий, рассеченный жилами лоб, и посмотрел на Людвига затравленным старческим взглядом.
– Вы собираетесь не просто существовать после смерти. Вы хотите найти себе чистую душу – человека, за счет которого сможете жить более полноценной жизнью, пользуясь его органами чувств. Если это будет молодая женщина, то в дальнейшем вам, быть может, удастся перекинуться и на ребенка, которого она носит в своей утробе. По мере того, как он будет расти, вы полностью завладеете его сознанием и по-настоящему обретете второе тело и вторую жизнь. Вам предстоит очень долгий путь. Длинною в десятилетия, а, может, и в века.
Людвиг невольно сглотнул, чувствуя невесть откуда подкатившую тошноту.
– Никто не способен гарантировать вам, что такой человек найдется. Ваша сознание будет абсолютно беспомощно…
– Да, я понял! Что дальше?
– Филактерия станет капканом для жертвы. Но не бывает капкана без охотника. Вот почему вам понадобится призрак.
– А с чего вы взяли, что призрак будет действовать в моих интересах? Призраки обожают мучить своих хозяев при жизни, разве нет?
– Для этого в Коракторе есть особая формула. Призрак можно подчинить! Чтобы он, будучи вашим посмертным двойником, смог разыскать наиболее подходящего человека, овладеть им и открыть вам двери в его сознание.
– Что от меня требуется?
– Ничего, – покачал головой фон Хесс с какой-то странной ненормальной улыбкой. – От вас ничего не потребуется, господин оберштурмбаннфюрер. Всю работу выполню я. Вам нужно только… исторгнуть из себя призрак.
– По-вашему, у меня его до сих пор нет?
– Еще пока нет. Если бы он у вас был, вы бы не сомневались в этом.
– Мне часто снятся кошмары, меня мучают мании…
– Когда у вас появится призрак, кошмары будут сниться вам всегда. Они перекинутся на реальность и станут намного правдоподобнее нынешних.
«Да он же злорадствует!» – с глухой ненавистью подумал Людвиг.
– И что я должен сделать? Лично удушить в газовой камере сотню человек?
– Нет. Это ведь люди, которых вы даже не знаете. И которые вас ненавидят, и сами охотно убили бы вас, будь у них возможность.
– Тогда что же?
– Вы должны искалечить свою душу.
Людвиг заметил, что фон Хесс начинает говорить загадками, словно специально пытаясь отвести его от правильной мысли. Или сам хочет отстраниться от нее как можно дальше?
– Как? – прошипел Людвиг, едва сдерживаясь.
– Г-господин Моргенштерн, мне кажется, будет правильно, если вы придете к этому сами. Я… не хотел бы… Возможно, вы сочтете такую жертву слишком великой…
– Говори! – заорал Людвиг, в бешенстве ударив по столу.
– Убить ребенка, – пролепетал фон Хесс. – Лично, собственноручно, желательно холодным оружием.
Людвиг закрыл глаза и стиснул зубы, проклиная весь мир.
– Не простого ребенка. Ребенка, которого вы хорошо знаете, который любит вас и доверяет вам!
– Ах, ты сволочь! – Людвиг рассмеялся тихим яростным смехом. – Да неужели… И как ты думаешь, что же это будет за ребенок?
– Я п-полагаю, что… ваш племянник.
– Пошел вон! – прорычал Людвиг.
Фон Хесс побелел и, дрожа, поднялся с кресла.
– Простите! Я… я знал, что вы на это не пойдете! Я не сомневался…
– Прочь! – взвизгнул Людвиг, вскочив как ужаленный.
Фон Хесс выбежал, словно на него спустили свору собак.
Людвиг спустился в гостиную, налил себе коньяка, сунул в рот пару пилюль и, грубо выгнав прибежавшего в комнату Рето, без сил упал на диван.
Прошло несколько минут, прежде чем гудящая злобой и отчаянием голова частично опустела, а на сердце сделалось сонно и безразлично, как после изнурительного труда.
«Все тлен…» – подумал Людвиг. – «И я, и они…»
В углу приглушенно забили старинные часы.
Со стены, презрительно сомкнув губы, взирал на Людвига его отец.
Людвиг знал, что никогда не удостоится такого портрета. А после смерти от него не останется даже фотографии на могиле. Не будет могилы, не будет похорон, не будет скорбящих друзей и безутешных близких.
«Если только Адель… Впрочем, она очень скоро все поймет».
Людвиг вытер начавшие слезиться глаза и медленными шагами двинулся в спальню.
И вновь потекли бессмысленные дни, каждый из которых был незаметно темнее, чем предыдущий. Людвиг перестал следить за обстановкой на фронтах. Его не волновала политика. Он с отвращением посещал заседания и конференции, пропускал приемы, ссылаясь на плохое самочувствие. Общение с людьми, особенно с высшими чинами, превратилось в почти физическую пытку.
И все же Людвиг не мог не улыбаться им. Как не мог не обнадеживать в телефонных разговорах своего брата, уже полтора года сидевшего в застенках Гестапо. Людвиг чувствовал к нему жалость и в то же время странное отвращение, порой доходящее до горького злорадства.
«Доигрался, дубина!»
Благо от природы не разбиравшийся в людях Оскар, не слышал фальши в его тоне.
Как-то раз Людвиг услышал в трубке осипший, изможденный голос, какого у Оскара никогда еще не было.
– Как там… с моим делом?
– Работают, – печально ответил Людвиг.
– Хэх! Слушай… Я в тебя не стрелял! Ты же сам все знаешь. Можешь ты им это как-нибудь вбить в башку?
– Извини. Я тебе верю, но я не Гестапо. Надо мной стоят люди, которые доверяют только фактам. А факты не на нашей стороне. Если б я мог тебя освободить, я бы отдал что угодно…
– Меня три раза поили вашей сывороткой правды! Я под ней сказал то же, что говорю сейчас! Мой сын свидетель! Какого черта еще надо?
– Наберись терпения – вот мой единственный совет. Сейчас очень напряженное время. Как только война закончится, я уверен, все быстро разрешится, и ты выйдешь на свободу.
Оскар обреченно вздохнул и вдруг заговорил каким-то новым спокойно-меланхоличным тоном.
– Ладно, хватит юлить! Я отсюда не выйду.
– Послушай…
– Не перебивай! Меня тут… в общем… Ну, короче, я чувствую, что мне конец. Вилли скажи, что меня вызвали на фронт. Стране были нужны опытные пилоты. Скажи, что где-нибудь над океаном сбили. Пропал без вести, могилы нет. Только не сейчас. Года через три скажешь, понял?
– Хорошо.
– Если Кармина что-то вякнет по поводу имущества… ты уж позаботься, чтоб ей ни черта не досталось!
– Оскар, верь в лучшее и доверься своей стране. Ты еще встретишься и с сыном, я… я в этом даже не сомневаюсь.
Брат хрипло усмехнулся.
– Да ты не мучься! Черт тебя дери…
В трубке заныл протяжный гудок.
Людвиг некоторое время в нерешимости сидел за столом. Потом снял трубку и позвонил Брандту. Оскара должны были удавить в камере следующей ночью.
Как на зло именно в тот вечер к Людвигу подошел Вилли и стал спрашивать про отца.
Людвиг почувствовал, как в его душе что-то надламывается.
– Там все очень сложно.
– Но я же сказал им, что он не стрелял!
– И я им это сказал. Они мне не поверили. Они никому не верят.
– Что ж это за сыщики…
– Это система, Вилли. Система не всегда слушается людей.
– Как это?
– Вот так. Я сам не знаю.
Людвиг посмотрел в голубые глаза племянника и впервые увидел в них смутное недоверие.
– Ты с ним скоро встретишься, – вдруг промолвил он неожиданно для самого себя.
– Как?
Людвиг глядел слепо и отстраненно, словно погрузился в полусон или в гипнотический транс.
– Мы поедем к нему?
– Нет.
– Но… Папу что, отпускают?!
– Да. Н-не совсем, но… Вы скоро будете вместе.
Вильгельм радостно заулыбался, но спустя миг по его лицу пробежала тень.
– А почему вы такой грустный, дядя Людвиг? Это же хорошо.
– Я э-э… да нет! – Людвиг пришел в себя. – Все в порядке, Вилли, просто устал. На работе сумасшедший дом. Половину проектов свернули. Теперь только самое важное, только для войны. Недавно привезли мумию одного древнего воина, очень ценную. Я утром приезжаю, а ее нет. Сожгли в печи вместе с мусором, представляешь!
Вилли улыбнулся, наморщив нос.
– И правда, сумасшедший дом!
С первого этажа долетел звон колокольчика, зовущего к столу.
– А вот и ужин. Беги скорее!
– Но вы не пошутили?
– Нет.
Вилли вышел из комнаты и весело затопал вниз по ступеням.
«Скоро…»
Чтобы отогнать боль, он вновь оживил в памяти инфернальный суд и кошмарную гильотину.
Это произошло в конце декабря. Людвиг сказал Вильгельму, что хочет отвезти его в одно интересное место.
– В Гестапо? – спросил Вилли.
Он думал, что речь идет о долгожданной встрече с отцом.
Людвиг кивнул.
Они сели в автомобиль и поехали в том же направлении, в котором когда-то съездил на свою последнюю охоту Оскар. Водителем был новый охранник Людвига: белесый громила по имени Эрнст. Эрнсту можно было доверить все. Пережив страшное ранение и пройдя особый реабилитационный курс, Эрнст перестал быть человеком в полном смысле слова. Он по-прежнему разговаривал, умел читать и писать. Но в остальном это был зомби, начисто лишенный чувств и желаний, готовый прыгнуть со скалы, если хозяин даст такой приказ.
Проехав двадцать километров, машина свернула на уходящую в лес глухую дорогу.
– Сейчас нам надо выйти.
– Но мы разве…
– Да, да, мы туда поедем, – не отводя взгляд, промолвил Людвиг тихим больным голосом. – Но сначала я тебе кое-что покажу. Идем.
Они шли по слегка припорошенному снежной пудрой черному лесу. Людвиг с бледным как полотно лицом брел меж голых стволов осторожно подгоняя Вилли спрятанной в перчатку рукой. Позади безмолвной тенью следовал Эрнст.
По знаку Людвига телохранитель схватил Вилли сзади, прижав ему к лицу тряпку с хлороформом.
Людвиг не нашел бы в себе сил напасть на бодрствующего племянника.
Когда маленькое тело в объятиях Эрнста полностью обмякло, Людвиг холодной подрагивающей рукой вынул из-под пальто длинный тонкий кинжал.
«Как же это делается?» – подумал он, прежде чем окончательно разорвать свою душу.
А потом… Потом фон Хесс удрученно вздыхал и просил Людвига не ехать в Белоруссию.
– Это адское место, господин Моргенштерн! У Трансильванского поля тоже высокий потенциал. Я думаю, все удастся сделать и там.
Людвиг напомнил ему про концлагерь, и профессор заткнулся.
В числе необходимого для операции оборудования, благодаря тщательно продуманной лжи, удалось забрать из института Гвеналоник. Череп из горного хрусталя, созданный древней магической цивилизацией, жившей в Центральной Америке еще до Майя.
Этот череп должен был пробудить силы торсионного поля.
Чучелко
– Я тебя отвезу.
– Не надо, Андрей.
– Я, может, свихнулся быстрее тебя, но я чувствую, что должен.
Ида и Андрей стояли в прихожей гостиничного номера в Минске и горячо спорили. Андрей хотел отправиться на встречу одноклассников вместе с Идой.
– Что с тобой?
– У меня плохое предчувствие, – промолвил Андрей, опустив глаза. – Мне кажется, ты меня обманываешь.
– Нет.
– Ид, я не знаю, что происходит, не знаю, что за этим стоит, и во что ты влипла, но я знаю, что поеду с тобой. Посижу в машине, пока ты будешь с ними. Невелика беда.
Ида развела руками и промолчала.
Они вышли из гостиницы и сели в машину.
– Куда ехать?
– На Могилевскую.
Андрей раскрыл карту на мобильном телефоне.
– Это же окраина.
Он с подозрением посмотрел на Иду, но все же, не произнеся ни слова, завел мотор.
Одинокий проспект, освещенный лишь дорожными фонарями и сиянием стоявшего невдалеке торгового центра. Домов вокруг почти не было.
Андрей остановился у входа в метро, из которого поднимались редкие невзрачные люди.
– Вы что, встречаетесь в магазине?
– Я не знаю.
Они вышли из внедорожника.
Какое-то время Ида никого не видела. Потом у припаркованной в отдалении машины зажглись фары, и Ида узнала автомобиль, на котором ее везли на совет Розенкройцеров.
У Иды зазвонил телефон.
– Ты должна была приехать одна, – послышался недовольный голос Надежды.
– Я не смогла его отговорить, – полушепотом ответила Ида, отходя от Андрея.
Из машины вышли четыре темные фигуры. Ида узнала Надежду, Винтера и графа.
– Это кто? – произнес Андрей, разглядывая приближающихся явно немолодых незнакомцев. – Кто это такие, Ид?
– Молодой человек, как к вам можно обратиться? – заговорил Винтер.
– Андрей.
– Андрей, ваша подруга Ида сейчас должна будет отправиться с нами. Это необходимо ради ее блага.
– А вы, собственно, кто? – мрачно спросил Андрей, отступая на шаг. – Ид, это твои одноклассники?
– К сожалению, мы не можем разрешить вам поехать с ней.
Андрей рассеяно окинул взглядом группу лиц, потом резко схватил Иду за руку и поволок к машине.
На его пути тут же встал водитель.
– Вам какого от нас надо? – проговорил Андрей, свирепо вперив глаза в незнакомца.
– Андрей, мы можем заверить вас…
– Идите к черту, мафия!
– Мы сейчас ему все объясним, – зашептала Надежда. – Пойдем, Идушка.
– Ты че, не ходи! – вскрикнул Андрей.
Он сильнее стиснул руку Иды, но вдруг как-то странно обмяк и осел на асфальт. Водитель ухватил его подмышки.
Ида вскрикнула.
– Все хорошо, Ида, – Винтер, воровато озираясь, помог водителю приподнять потерявшего сознания Андрея и усадить его за руль джипа. – Не волнуйтесь, Андрей очнется через полчаса. А мы пока скорректируем его воспоминания, внушим, что вы… на встречу выпускников, вы сказали?
– Д-да, – ответила Ида провалившимся голосом.
– Ну вот. Отправьте ему СМС, что вернетесь утром. Он поедет в отель и спокойно ляжет спать.
Надежда, благостно улыбаясь и, кивая, повлекла Иду к автомобилю.
Ида уже достаточно хорошо знала Розенкройцеров, чтобы не волноваться за Андрея. Все случится так, как обещал Винтер, по-другому быть не может. И все же какой-то тревожный злой холодок проснулся в ее душе.
«Разве нельзя было иначе?»
– По-другому нельзя, – проникновенно отозвалась Надежда, прочитав ее мысль.
Они долго ехали по темному пустынному шоссе вдоль заснеженных полей, минуя редкие огни проносящихся мимо машин.
Надежда сидела неподвижно и тихо, накрыв ладонью руку Иды. Как будто боялась, что та, передумав, попробует выпрыгнуть на ходу.
Сидевший с другой стороны Винтер тоже был необычно молчалив. В какой-то момент Иде показалось, что он просто избегает смотреть в ее сторону.
«Странно… Ведь когда как не сейчас, мне должны давать всевозможные инструкции», – думала Ида.
Она не боялась. Почти не боялась. По крайней мере, хотела так думать.
Ей вдруг отчаянно захотелось с кем-нибудь заговорить.
– Надежда.
– Да, дорогая.
– Мы… – Ида запнулась и в нерешительности замолчала.
– Не бойся. Мы твои ангелы-хранители, ты же помнишь. Когда мы приедем, тебя будет ждать одна встреча. Очень важная. Не задавай вопросов, только отвечай на них. Ты поняла? Ничему не удивляйся.
– Хорошо. А с кем встреча?
– Это… большая честь…
Через некоторое время машину остановили люди в военной форме. Они не стали проверять документы, лишь окинули беглым взглядом водителя и пассажиров.
Ида увидела на возвышенности темную громаду замка. Вокруг горели фонари и виднелись солдаты. По всей видимости, территория была оцеплена.
– Они все же согласились… – с досадой вымолвила Надежда.
– А вы хотите, чтобы под угрозой оказались жизни простых граждан? – отозвался с переднего сиденья граф.
– По официальной версии, на территории туристического объекта был обнаружен тайник с боеприпасами времен войны, – сказал Винтер. – Не слишком правдоподобно, но… А правда, какую альтернативу вы предлагаете?
Надежда ничего не ответила и лишь многозначительно покивала, закрыв глаза.
Они остановились в двух сотнях метров от замка на покрытой истоптанным снегом булыжной площадке. По краям стояли шесть автомобилей и прохаживались люди в черных пальто.
– Оставайся здесь, – прошептала Надежда, выходя из авто следом за всеми.
Ида смотрела, как хранители пожимают собравшимся руки, то и дело кивая и поглядывая в ее сторону. Потом ее тоже пригласили выйти, и множество незнакомых глаз начали разглядывать Иду с почтительным любопытством, словно ценный экспонат.
Внезапно вышедший из толпы Жан в винтажном полувоенном костюме и блестящих сапогах поприветствовал ее галантным поклоном.
Она услышала обрывки разговоров:
– Когда прибудет-то?
– Сказали, с минуты на минуту.
– Генерал грозится свернуть операцию в любой момент. Там никто не желает брать ответственность. Гэбисты от нас отрекутся.
– А зачем ему живая вила?
– Как зачем? Думаешь, ему не нужны союзники? Он боится нас. Может, даже больше, чем мы его. Нас тысячи по всему миру, а он один. Ни одного друга, только пустые тела и мама под землей. Мы люди, у нас есть цель, а он только функция.
В кармане ожил мобильный. Ида думала, что это Андрей, но это был Леонид Ефимович.
– Ида, здравствуйте! Я сюда приехал следом за вами, но… ваши «ангелы» запретили меня пускать на территорию. Скажите им, что, если у них еще остались мозги и честь, пусть немедленно прикажут пропустить меня или пусть хотя бы ответят на звонок! План, который они составили, ущербен. Допущен грубый просчет. Передайте это им!
– Хорошо, Леонид Ефимович.
Ида подошла к Надежде, и та, посовещавшись с окружающими, велела Иде отключить телефон.
Прошло не меньше двадцати минут, прежде чем Ида узнала, о какой встрече ее предупреждала Надежда.
На западе в темной дали прорезался свет фар. Скоро Ида различила приближающийся кортеж из трех черных машин. Ехавшая в середине, роскошная и длинная, была похожа на катафалк. Члены Ордена расступились.
Когда колонна остановилась, из «катафалка» вышли двое молодых людей в одинаковых костюмах и белых перчатках. Один раскрыл дверь заднего сиденья, второй отворив крышку обширного кузова, выкатил из него инвалидное кресло.
С величайшей осторожностью, держа пассажира под руки, они помогли ему выбраться из салона и опуститься в коляску.
Окружающие застыли, слегка склонив головы.
Сидевший в кресле седой старик что-то прошамкал слабым, дребезжащим голосом то ли на немецком, то ли на шведском языке, приветственно приподняв с подлокотника руку.
– Пусть расцветут розы у вас на кресте! – торжественно провозгласил слуга, исполнявший обязанности переводчика.
– И на вашем тоже! – отозвалась хором публика.
Ида посматривала на своих друзей и видела произошедшую с их лицами перемену. Надежда поджимала губы, а ее неморгающие глаза снова слезились. Жан замер в напряжении, жадно слушая и следя за происходящим. Даже равнодушный ко всему граф, впервые приподнял свои надменные сонные веки.
– Где оружие? – воскликнул переводчик вслед за шепотом хозяина. – Покажите мне оружие!
– Иди! Это Великий мастер, иди скорее! – выдохнула Надежда, выталкивая Иду из толпы.
Ида шагнула навстречу старику.
Перед ней сидел закутанный в плед, морщинистый человек с совершенно белыми, похожими на спутанную паутину волосами. У него были костлявые в темных прожилках кисти рук. На одном из сухих пальцев красовался перстень черного золота с крупной печаткой уже знакомого Иде герба. Щеки и глаза ввалились. Одна половина лица, пораженная инсультом, выглядела совершенно мертвой, из-за чего Иде сперва показалось, что он кривит.
Старик заговорил, шамкая, несмотря на то, что имел во рту зубные протезы.
– Как тебя зовут? – откликнулся переводчик.
– Ида.
Великий мастер что-то сказал, страшновато улыбнувшись живой половиной рта.
– Ты боишься смерти?
– Я… да, – ответила Ида растерянно.
– Плохо. Мы все должны быть готовы принять смерть. Особенно те, от чьей жизни зависит так много.
– Майн хюбшер натургайст… – тихо добавил он.
– Прими мое благословение. – чуть поколебавшись, перевел слуга.
Ида не знала, что ей делать. Она не состояла в Ордене и явно не обязана была падать ниц или приклонять колено даже перед главным Розенкройцером. Ида почтительно опустила взор.
После нее к Великому мастеру подошла Надежда. Она упала на колено, и, всхлипывая, не смея лишний раз коснуться руки Мастера, трепетно и страстно припала губами к перстню.
Затем то же самое, но уже в куда более спокойной манере и с достоинством проделал Жан. Потом граф.
– Рыцари креста и розы! – произнес Мастер устами переводчика. – Пробил час великого подвига! Вам, как избранным, могущим противостоять чарам террора, неподвластным инфернальным энергиям, достигшим высот в искусстве аппарации, магической борьбы и ментальной самозащиты суждено сыграть решающую роль в травле чудовища, отверженца природы и кровожадного зверя! Я благословляю вас! И пусть живая вила озарит нашу победу своим сиянием! Во имя чести братства! Во имя господа нашего!
Надежда разрыдалась, стыдливо прикрывая глаза ладонью.
– Жан-Мари-Гюстав д’Альбон, когда ты вернешься, я сделаю тебя Первым стражем Ложи Верховного Совета.
Жан нерешительно, точно не веря, вновь опустился на колено, а потом и на второе.
– Спасибо, м-мой учитель!
– Я хочу видеть тебя живым.
Старик вытянул тяжелую, бледную руку, словно хотел ощупать ею души каждого из присутствующих.
– До встречи, дорогие братья!
– До встречи, Великий мастер! – нестройным хором ответила толпа.
Слуги бережно помогли хозяину влезть обратно в машину, погрузили кресло в багажное отделение.
Шурша шинами, кортеж неспешно развернулся и через минуту растаял в черно-синей ночной дали.
– Держится молодцом, – иронично шепнул Винтер на ухо графу.
Ида хотела спросить, почему ее называют вилой, но увидела, что Надежда и другие члены Ордена берут друг друга за руки.
Вокруг как будто стало светлее. Ида почувствовала разбегающуюся невидимыми потоками энергию. Розенкройцеры застыли, погрузившись ни то в транс, ни то в какую-то общую всепоглощающую мысль. Иде почудилось, что она стоит в окружении статуй.
В небе над головой – Иде казалось, она видит их каким-то новым параллельным зрением – извиваясь, вырисовывались причудливые призрачные нити. Переплетаясь между собой, они все больше устремлялись в направлении замка, опутывая и пронизывая его насквозь. До слуха долетело раздраженное карканье ворон, должно быть, почувствовавших присутствие враждебной силы.
Вдалеке забрезжил бело-голубой огонек, потом второй, третий, четвертый. Странное кольцо из одиноких светлячков опоясало территорию, и Ида различила ползущие по земле, проступающие на серебристой снежной глади лучи.
Над Розенкройцерами и замком на несколько километров вокруг образовался невероятный купол.
Ида была настолько изумлена и поглощена созерцанием этого магического творения, что не заметила, как Надежда, Жан и граф вышли из транса и открыли глаза.
Надежда вынула откуда-то и протянула Иде ее кулон, перстень и шкатулку.
– Надень. Пошли!
Они неспеша, словно прогуливаясь, приближались к воротам ажурной ограды замка. От внимания Иды не ушло, что каждый ее ангел держит руку в кармане пальто, словно готов в любой момент выхватить оружие.
Иде по-прежнему казалось, что ночь стала светлей, хоть она уже и не различала расчертившие небосвод и землю волшебные нити.
– Почему Великий мастер назвал меня оружием? – спросила Ида.
– Он старенький, – успокаивающим шепотом ответила Надежда. – Очень, очень старенький.
– Но… вы же обещали, что это не очень опасно. Хоть и страшно.
– Да, Идушка.
– Как только он прикоснется к тебе, все будет кончено, – уверенно сказал Жан. – Для него. Представь, что… перед тобой блюдо с пирожными, которые ты должна съесть, чтобы не погибнуть с голоду – ты целый месяц ничего не ела. Но одно из этих пирожных наполнено ядом. Ты колеблешься, сомневаешься, но голод слишком велик, и ты идешь ва-банк. В такую ловушку загнал себя и он. Ты, Ида, переродившееся древнее существо, хоть ты об этом и не знаешь. В тебе есть особый ментальный конденсат, заложенный многими поколениями наших предков. Страшная начинка, которая ему не по зубам. А с другой стороны, ему позарез нужна твоя сила.
– Зачем?
– Чтобы не проиграть и не сдохнуть.
– Что бы он ни делал, что бы ни сказал, не смей усомниться, – предупредила Надежда.
Ида хотела задать самый главный вопрос: кто или что такое «он», как он выглядит и на что он способен. Ей ничего не сообщили, кроме той обрывочной информации про «очень страшного человека».
Выходило, что встреча с призраком лишь прелюдия, а самый жуткий враг прячется в его тени.
Сидевшая на тонком кривом суку ворона спокойно и неприветливо созерцала гостей, склонив на бок свои черную остроклювую голову. Потом сорвалась и, хлопая крыльями, унеслась в сумрачную башню замка.
– А почему в замке не включили свет? – спросила Ида.
– А зачем он нам нужен? – просто ответил Гурский. – При свете этого гада не разглядишь.
Они зашли во двор замка. Вороны злобно каркали из своих щелей, но все же не так, словно были готовы ринуться я в атаку.
– Сколько бы отдали эти птички за то, чтобы полакомиться нашими глазами, – меланхолично промолвил Жан.
Когда они переступили порог распахнутых настежь дверей замка, Жан вынул из-под фалды нечто вроде выдвижной металлической указки с очень тонким, почти острым кончиком. Вытянув ее на метр, он по мере продвижения начал осторожно водить ею из стороны в сторону, иногда играючи касаясь стен и предметов. Ида не знала, зачем это нужно, но вспомнила о миноискателях.
В руке у графа она заметила старинный гравированный пистолет с очень длинным стволом, вроде того, из которого стрелял на дуэли Пушкин.
Надежда держала в пальцах короткий серебристый жезл, чуть толще вязальной спицы. Ее запястье и ладонь опутывали четки из грубо отшлифованных матовых бусинок.
Ида вспомнила про собственный оберег: подаренный Жаном лунный камень, висящий на шее.
Они поднялись по лестнице в первый роскошный зал. Слабый свет безлунной ночи скользил по поверхностям и изгибам мебели, отражался в узорчатой глади пола и озарял тусклыми бликами серебряные кубки на столе.
На противоположной стене раскинулся угрюмый гобелен, на фоне которого, выступая из тьмы, стояли два манекена.
Жан остановился и сделал быстрый знак рукой.
Манекены, прежде облаченные в польские дворянские наряды, были совершенно раздеты. И не только раздеты.
Жан зажег фонарик.
У мужской фигуры была разбита голова, словно кто-то несколько раз ударил по ней молотом. На шее висела картонка, на которой безобразно пляшущими черными буквами было написано: «ГРАФ ДУРСКИЙ».
Женский манекен был обуглен, с головы до ног покрыт темными разводами ожогов, точно его вытащили из пожара. На груди красовалась картонка с надписью: «БЕЗНАДЕЖДА».
Третьим персонажем группы был не манекен, а полуметровый декоративный гном. На голову гному кто-то надел нелепо склеенную из бумаги наполеоновскую двууголку.
– Стиль второгодника… – брезгливо констатировал граф.
Жан выключил фонарь.
Они, молча продолжили путь, стараясь не касаться взглядом отвратительных чучел.
Зайдя в следующее помещение, Жан вновь замер.
Впереди не было ничего подозрительного. Только серые гусарские доспехи с крыльями за плечами, скалящая зубы на полу медвежья шкура, оружие на стене и масштабная модель замка в стеклянной коробке.
Ида хотела спросить, в чем дело, но тут же услышала за дальними дверями шаги. Быстрые, неверные, словно кто-то, спотыкаясь, пытался бежать.
– Готовьтесь! – прошептал Жан и выхватил из кармана что-то блестящее.
Шаги звучали все громче с каким-то нарастающим звериным остервенением. Надежда стиснула руку Иды.
В дверях появилась темная фигура: человек с мечом в руке. Неуклюже подскакивая, дергая плечами, он ринулся навстречу друзьям, а затем круто остановился. Будто хотел, чтобы его как следует разглядели.
Это был коренастый, по пояс голый мужчина с тупым, ничего не выражающим лицом и закатившимися под веки глазами. Меч, который он сжимал, очевидно был экспонатом. На груди у незнакомца с большой аккуратностью были высечены какие-то слова.
– Это пустое тело? Нежить? – выдохнула Надежда.
– Ч-что там у него… – пробормотал граф, осторожно доставая свободной рукой фонарь.
«Прикоснетесь ко мне – я умру»
Внезапно лицо мужчины прибрело осмысленность. Черты исказились, в глазах проступил бесконечный недоумевающий ужас и страдание.
– Помогите! – заорал он плачущим голосом. – Помогите! Я… м-меня… спас…
Его взгляд снова потух. Рука занесла меч.
– Это человек! – вскрикнул Жан, отскакивая в сторону от рассекшего воздух лезвия. – На нем заклятие! Его нельзя трогать!
Подвластное чужой воле тело кинулось на Гурского, который в растерянности бросился от него бежать.
В руке Жана мелькнула голубая вспышка. Человек упал, словно его ударили в спину, однако не выронил меч.
Надежда, сжимая руку Иды, потащила ее вперед, к дальним дверям. Марионетка мигом вскочила на ноги и рванула наперерез. Несмотря на внешнюю скованность, враг двигался проворно и очень рационально.
Ида отчаянно вскрикнула.
Грохнул выстрел. Мастерски выпущенная графом пуля чиркнула нападавшего по ноге, заставив упасть на колено. Жан опять вскинул руку, и существо, скрежеща зубами, заерзало на полу в припадке дикой боли.
– Его нельзя долго мучить! – пробормотал Жан.
– Бегите! Мы будем его отвлекать! – заорал граф.
Ида и Надежда помчались дальше. За спиной корчилось и хрипело существо, Жан кричал, что надо отобрать меч. Потом Ида услышала топот, вопли и гром упавших доспехов.
Они добрались до лестничного проема. Остановились на полминуты, надеясь, услышать догоняющие шаги друзей. До слуха доносилось лишь эхо голосов.
– Идем, – судорожно промолвила Надежда.
Приблизившись вместе с Идой к затворенным дверям, ведущим в новый зал анфилады, Надежда вдруг остановилась, словно увидела или почувствовала присутствие чего-то угрожающего и болезненно жуткого.
Иде вдруг показалось, что с рядом ней стоит старая, обессиленная женщина.
– Что случилось?
– Он… здесь, – прошептала Надежда. – Раньше, чем мы думали. Приготовься. Ничему из того, что увидишь не верь!
– Я…
– Иди! – Воскликнула Надежда и вдруг с силой втолкнула Иду в комнату и захлопнула двери.
Ида услышала ее спешные удаляющиеся шаги.
Она осталась одна. Наполненный сумраком и густыми тенями зал был страшен, но при том прекрасен и торжественен. Похожие на призрачных морских медуз спускались с потолка хрустальные люстры. Со стен на Иду взирали многие портреты. А над камином Ида разглядела свой темный колышущийся силуэт в огромном зеркале, достигающем потолка.
«Где если не здесь ждать свидания с призраком», – подумала Ида, с удивлением чувствуя, что не очень-то сильно боится.
Правда бояться следовало не только призрака, точнее даже отнюдь не призрака.
Кругом царила мертвая тишина, словно и не было никаких, обещавших защищать ее до последнего ангелов-хранителей.