Сага о хварангах

Text
29
Reviews
Read preview
Mark as finished
How to read the book after purchase
Font:Smaller АаLarger Aa

3.5 Незабываемая

 
Не постичь, оказавшись рядом,
Не запомнить секунд случайных,
Не узнать, не окинуть взглядом,
Не признать в откровеньях тайных…
 

В 1756 году пятидесятилетний граф Пье́тро Антонио Рота́ри {26} с тревожным холодком в душе покинул сонный и сытый Мюнхен, вверив свою судьбу заботам великой императрицы Елизаветы Петровны, самолично пригласившей известного художника работать у неё при дворе. Весенний Санкт-Петербург манил и интриговал, обещал лёгкую славу и неплохой заработок.

Судьба всегда была благосклонна к Ротари. Он давно привык доверять её знакам и намёкам, несмотря на кажущуюся неопределённость и крутизну житейских поворотов. Зигзаги судьбы не пугали художника, который сам свободно оперировал изгибами и переплетениями цветных линий на загрунтованном холсте, создавая новые красочные миры и запечатлевая образы современников. Он любил своё ремесло!

С малых лет обожаемый многочисленной роднёй, Пьетро был добродушен, аккуратен, весел, послушен, усидчив и очень усерден в учении! Рисовать захотел сам в возрасте четырёх лет, а посему был довольно рано вверен заботам маститых учителей – корифеев художественных искусств из Вероны и её окрестностей. Благо, родители могли себе позволить платить наставникам немалые деньги за обучение юного дарования.

Уже много позже, совершенствуя своё художественное мастерство у европейских светил, покоряя искушённую публику в Неаполе, Флоренции, Риме, Берлине и Дрездене, Пьетро с благодарностью вспоминал своих первых учителей, а также утомительные часы упражнений в живописи и графике, профессионально набившие его руку, придавшие глазам точность восприятия цвета и пространственной соразмерности.

 
Есть у времени свой ход,
А у жизни моей – бег…
Видно, снова прошёл год,
Раз опять на дворе снег!
 

Просторный дом на Большой Морской улице был полон рабочим людом, настырно и беспрестанно строгающим, колотящим, таскающим, красящим, метущим и скребущим. Охрипший управляющий и флегматичный смотритель по мере сил рулили этим ремонтным бурлением, направляя его в созидательное русло. Итог предполагался грандиозным по красоте и несравненным по удобству… Пока, правда, лишь по горячим уверениям автора прожекта – инженера Вильгельма Бома, помощника и сподвижника модного ныне в Санкт-Петербурге архитектора Анто́нио Рина́льди.

В декабре того же года именно по причине нескончаемого ремонта в собственном доме терпел моральные неудобства и гостиничную тесноту Пьетро Ротари – работал в мезонине91, спал в небольшой тёплой, но душной комнате, курил, прохаживаясь по длинному мрачному коридору, ёжился, поглядывая в слепые неприветливые окна, за которыми третий день хлюпал серый дождь, перемежаемый мокрым снегом. Необъяснимо любил обедать и читать в общей зале, находя времяпрепровождение в разношёрстном обществе много лучшим занятием, чем уединение в комнатах.

Однажды вечером пустого и бестолкового дня, проведённого в мыслях о неминуемых хлопотах, сопутствующих обустройству нового жилища, Пьетро привычно сидел в глубоком кресле общей залы, неспешно пил очень недурной мускат из Иль-де-Франс, вполглаза почитывал «Семирамиду» Вольтера, а более всего прислушивался к обрывкам разговоров, ведо́мых почтенными господами обитателями гостиницы…

Первая странность не привлекла особого внимания художника, он подумал, что верно задремал, ощутив плавное покачивание кресла и узрев расширяющуюся и набегающую из коридора темноту. Мгновенное виде́ние погасло, и Пьетро потянулся было к бокалу с золотым вином, но тут беспричинный страх всколыхнулся внутри, пробежал холодными мурашками по телу и отозвался болью в висках. Что-то было явно не так! Мир неуловимо менялся вокруг…

– Вот припёрся же к нам, чёрт итальянский! – громко и отчётливо, прямо глядя в глаза Пьетро, гулким басом прогудел сидящий напротив старик в мундире. Пьетро удивился такой дерзости и хотел было обратиться к пожилому господину за разъяснениями, но обнаружил, что у старичка отсутствует на привычном месте голова! Над расшитым воротником колыхалось серое облако, а глумливо ухмыляющуюся голову свою дед бережно примостил на колени и удерживает её теперь за щёки огромными руками в латных рыцарских перчатках. А тут ещё Смерть подлетела вихрем, в развевающемся плаще и в костюме гостиничного слуги! Непорядок…

Дальше – больше, закрутился круговорот лиц, сужаясь и пульсируя, начала наваливаться темнота и тошнотворная лёгкость! Пьетро попытался закричать, но не смог, попытался поднять руки и не ощутил их…

– Мария! Пошлите же за Марией! – последнее, что услышал бедолага перед тем, как его окончательно накрыл удар!

 
Неждан, негадан, невесом,
Унылой осенью взращён,
Мой тихий и бесцветный сон
Укутан сумрака плащом…
Тут мир не смотрит на часы
И бодро не стучится в дверь,
На фоне серой полосы
Он обречённо ждёт апрель.
А нам ненастья стоит ждать,
Потом снега начнут кружить…
Похоже, стоит дальше спать,
Чтоб точно зиму пережить!
 

Это миловидное девичье лицо с немного удлинённым носом, сияющими умом озорными глазами и лёгкой улыбкой отныне стало для Ротари священным образом – символом спасения от смерти и кумиром для его искренней безмерной благодарности!

Мария вовремя прилетела верхом на коне в критический период развития инсульта, отворила больному кровь, воткнула ему в уши и шею серебряные иглы, долго вливала малыми порциями в судорожно перекошенный рот Пьетро какое-то снадобье и что-то убедительно шептала, наклонившись к его лицу…

Небольшой флигель92 в имении графа Разумовского {27}, в котором проживала Мария, прозываемая благодарным народом Жи́ва, был многим известен в Санкт-Петербурге. Сотни страждущих получили помощь от таинственной молодой целительницы, которая не брала платы за свои благодеяния и спасала жизни всем, несмотря на сословие и положение в обществе! Кто она была, где обучилась чудесному врачеванию и как была связана с Разумовскими – никто не знал. Болтали многое, но всё мимо, как говорится!

На самом же деле Мария-Жива была одной из немногочисленных высокоранговых Смотрящих Российской Империи, талантливой целительницей, алхимиком, магом и хранителем. В неполные семнадцать лет она имела власть над ставленниками в регионах, принимала иностранных посланников братских тайных обществ, держала нити правления и контроля твёрдой рукой. А ещё Мария имела безграничную власть над графом Кириллом Григорьевичем Разумовским, которому она спасла жизнь, исцелив от жестокой малярии. С тех пор граф боготворил Марию и всемерно содействовал миссии Братьев Смотрящих.

Как огня Марию боялся серый кардинал и подлиза Григорий Теплов {28}, имевший определённое влияние на графа Разумовского. Говорили, что Теплов бледнел и начинал заикаться при одном лишь упоминании о ней!

И теперь, волей провидения, Мария спасла от удара знаменитого художника Пьетро Антонио Ротари, выходила его, помогла восстановить силы и неукротимую жажду творчества. Благодарный Ротари в 1757 году написал портрет своей спасительницы, который ныне широко известен ценителям живописи под названием «Девушка с книгой». На этом портрете запечатлена Мария, какой её запомнил художник – сидящая у его постели с задумчивой улыбкой, умными лукавыми глазами и книгой в руках {29}.

Все оставшиеся годы жизни Пьетро думал о Марии, представлял и непрестанно рисовал её образ… Как утверждают честные люди, которые хоть однажды мимолётно общались с таинственной волшебницей, забыть её просто невозможно! Она НЕЗАБЫВАЕМАЯ!

 
Хотелось в детстве, просто жуть,
Всего и сразу много —
Стать повзрослее хоть чуть-чуть,
Быть длинным, как дорога,
Летать на крыльях, как сова,
Жить в тёмных лисьих норах,
Легко отыскивать слова
В опасных жарких спорах,
Точить свирепый волчий клык,
В ночи сверкать глазами,
Брести вперёд и напрямик
Дремучими лесами…
И гордый дух, и вольный нрав —
Пощады не просить!
Венок из диких горных трав
При свете звёзд носить,
Чтоб честь свою не запятнать,
Не обмануть надежды,
Хотел обет священный дать,
А ветер взять в одежды…
С тех пор прошло немало лет
Я повзрослел, но всё же
Других желаний так и нет,
Опять хочу того же!
 

Осень 1763 года показалась Диме одновременно и насыщенной разнообразными пёстрыми событиями, открытиями и откровениями, и в то же время наполненной непривычным и необъяснимым томлением, какое часто бывает накануне важных и долгожданных перемен. Сложное чувство…

Сентябрь начинался жарко, спасибо другу Петше!

Четыре года ежедневных упражнений не прошли даром – бег наперегонки по душистым степным просторам стал-таки доставлять Диме удовольствие, плавание и ныряние наливало окрепшие мышцы силой и выносливостью, а кулачный бой дарил непривычное ощущение куража и лихости.

 

В начале осени Петша нежданно объявил о «пробе», которую обещал устроить уже давно…

Первым испи́том93 был опасный и весёлый экзамен на ловкость и скорость бега. Проходил он на загородном тракте, по которому на сезонные ярмарки тянулись нескончаемые подводы с товарами, чумацкие караваны и стада домашнего скота на продажу. Петша и Дима спокойно сидели у тына94, неторопливо лузгали семечки и глазели на проезжающих. На самом деле Петша намечал подходящую «жертву» – семью торгашей, в которой была девка или молодуха, и давал Диме сигнал к действию. Испытуемый молниеносно вскакивал на подводу и, пока никто не опомнился от неслыханной наглости, целовал «мишень» в уста и гладил её груди. Далее, разумеется, нужно было увернуться от захватов за воротник, свистящего кнута и преследования быстрого на ноги безмерно разгневанного отца семейства, осыпающего юного ловеласа смачными проклятиями! Такой испит повторялся трижды.

Второе испытание проверяло на прочность силу, выносливость, терпение и храбрость бойца – после бега в три версты нужно было дважды безостановочно переплыть затон95 на Эсмани, десять раз прыгнуть разными способами в окошко, образованное ветвями колючего тёрна, проскакать по большому кругу на коне без седла и удил, нырнуть в холодный омут за подковой, а после разметать голыми руками большой костёр и неторопливо пройтись босиком по горячим углям.

Заключительное, самое сложное и по-настоящему опасное испытание подразумевало драку с посторонним, значительно превосходящим по силе противником… И Петша, конечно же, выбрал для боя Акимку-кацапа, который из бесшабашного хулигана давно превратился в матёрого бандюгана-одиночку, промышлявшего воровством и грабежами на большой дороге. Наставник был готов вмешаться, если дело пойдёт худо, но основная работа ложилась на значительно возмужавшие плечи Димы… Хотя в большей степени тут была важна голова – быстрая оценка ситуации, использование преимущества в скорости и ловкости, а также неожиданные и нестандартные действия.

И тут Дима не оплошал!

Не ожидавший подвоха Аким днём привычно слонялся у слободского торжка, сосредоточенно поглядывая, чего бы такого стибрить, поэтому никак не ожидал получить звонкий шлепок сапогом по мощному заду. Поворачиваясь и уже внутренне закипая, бугай был готов столкнуться с любым противником, но только не с малолетком! От неожиданности он растерялся и замер, выпучив глаза… Дима спокойно снял с пояса сыромятный ара́пник96, резко взмахнул, обматывая его вокруг акимкиных коленей, и с силой дёрнул кнутовище на себя, да так, что бандит во весь рост рухнул наземь, треснувшись затылком. Так же спокойно Дима подтянул арапник и зацепил его вокруг своего пояса, а потом стал пританцовывать, ожидая, пока Аким поднимется на ноги. Дождавшись, Дима припустил по улице, увлекая взбешённого хулигана за собой. На бегу подпустив противника поближе, Дима резко изменил направление движения, подпрыгнул, сделал пару восходящих шагов по стене старой часовни, мощно оттолкнулся от неё и так приложил Акимку каблуком под дых, что тот охнул, скрючился и покатился в пыли, силясь вдохнуть. А как только дар речи вернулся к поверженному мерзавцу, тот заныл и запричитал:

– Всё, всё, не бей, твоя взяла, твоя взяла! Баста, баста!

Наградой прошедшему «пробу» Диме был радостный хохот и братские объятья неимоверно довольного Петши.

 
Мы умели с тобой, точно,
До утра пропадать где-то,
А потом поцелуем сочным
Навсегда провожать лето!
 

Тогда же, в начале жаркого сентября, Дима пополнил арсенал своих полезных навыков, научившись здорово целоваться с подружкой Полей, чему они, по обоюдному согласию, уделяли долгие часы практики! Тренировались, как говорится, с душой, чувством, толком и расстановкой, взахлёб!

Кроме вышеуказанных забав резвой и неукротимой юности, у Димы и Поли было множество общих интересов: они вместе ходили учиться наукам к слободскому дьяку; перенимали у Петши искусство организации временных и постоянных тайников, а также способов поиска тайников чужих; увлечённо ковырялись в промоинах многочисленных оврагов на тракте, пополняя коллекцию «сокровищ» раритетами древности; с упоением слушали истории проезжих казаков, встававших на ночлег в городе Глухове.

Так же вместе, разглядывая таинственные пергаментные листы хранимого Димой манускрипта, установили они, что большая часть надписей в нём латинские, а на титульной странице каллиграфически выведено: Johann Rudolph Glauber «MAGISTERIUM» и расположены два рисунка – золотой Змей, кусающий себя за хвост, а также Лев, пожирающий солнце {30}.

 
Стрелок часов вращение
Сопровождаю взглядом…
Стойкое ощущение —
Тайное где-то рядом!
Слишком легко и просто
Сквозь мозговые призмы
Анкером время щёлкает,
Стачивая механизмы!
Слишком уж ненавязчивы
И даже чуть-чуть глумливы
Сети дорог, манящие
В пыльные перспективы.
Но я не ищу прощения,
Не пью вдохновения яды,
Я стрелочное вращение
Сопровождаю взглядом!
 

В октябре Дима ощутил ту самую необъяснимую тревогу неведомого ожидания! Что-то, круто меняющее его жизнь, должно было произойти вскоре. Причём непонятно было – к лучшему эти перемены или стоит ждать коварных ударов судьбы?

Двадцать шестого октября Диме Тро́щинскому исполнилось четырнадцать лет, а на следующий день он наконец-то с трепетом осознал – ЧТО должно произойти, ЧЕГО он так долго и напряжённо ждал!

В то утро Дима поднялся ни свет ни заря, оделся в лучшую одежду, и, увлекаемый неудержимой силой Зова, отправился к усадьбе графа Разумовского, где вскоре и произошла самая важная в его жизни встреча…

Часам к десяти в графские ворота въехали два столичного вида экипажа, один из которых привёз удивительную поклажу – совсем немного вещей в баулах и коробках, но при этом изрядное количество книг в перевязанных бечевой стопках, склянок с неведомым содержимым, колб и реторт, а также вязанку странного оружия – длинных палок, сабель, мечей и ещё чего-то, обмотанного тонкой цепью.

Из второго экипажа вышли две богато одетые молодые женщины, огляделись, заметили Диму, переглянулись и почему-то весело рассмеялись.

– Наш страж чуть свет уж на посту! – напевно протянула одна из женщин, с тёмными вьющимися волосами и взглядом, проникающим в самые потаённые закоулки души. Она шагнула навстречу заробевшему Диме и жестом позвала подойти свою спутницу – рыжую, стремительную, с упрямым волевым лицом.

– Моё имя Мария и я всё о тебе знаю, – тихо произнесла темноволосая, – а это Анна Григорьевна, твоя наставница и проводница на тёмной жизненной дороге, – Мария взяла Диму за рукав и подтянула поближе к Анне, которая молча заглянула ему в глаза, улыбнулась, подмигнула и обняла. От неё исходили неведомые, но явно ощутимые волны силы, а её платье тонко пахло чем-то, дурманящим разум! Позже Дима узнал, что это аромат драгоценного мускуса.

– Анна, отдайте мне этого юного поплывшего кобельеро ещё на минутку, – весело воскликнула Мария и уже серьёзным голосом, медленно, внятно и убедительно, твёрдо держа паренька за руку, молвила: – Димка, восемь – отличное число, запомни! Если разделить трактат на восемь частей и перемешать страницы в установленном порядке, а потом отдать на хранение доверенным людям в восьми разных местах, то тайну злодеи узнать не смогут никогда! Понял? Да хранит тебя сия путеводная звезда! – сказала и поцеловала его в лоб и в губы, как огнём обожгла…

Так у преображённого Димы началась совершенно новая жизнь, наполненная Учением и Служением, озарённая силой и заботой любимой наставницы, устремлённая вверх и вперёд, туда, где много лет спустя загорится тайная Звезда «Глобер» {31}.

3.6 Все дороги ведут в Амстердам

 
Летопись дней и сплетенье дорог —
Гордость любого мужчины,
Хоть приближают назначенный срок
И седина, и морщины…
Многих укрыли могильные мхи,
Но без упрёка и страха
Мы сочиняем про вечность стихи
И не стесняемся праха!
Заповедь древних легко угадать,
Если душой не лениться,
Если свои недостатки признать
И к постиженью стремиться…
Верить, учиться, мечтать и любить,
Жизнь покоряя отважно,
Крепко держать Путеводную Нить —
Всё остальное неважно!
 

Несколько лет минуло с того памятного дня, когда Смотрящий Хе́рман Хе́рманс, по прозвищу Летучий Голландец, помог Элиасу Эшмолу возродиться к новой жизни после жесточайшей депрессии, вызванной скоропостижной смертью горячо любимой жены Элинор и их не родившегося ребёнка.

Ученик мудрых даосов посвятил тогда Эшмола в секреты Дао и Дэ, распахнул перед ним ворота Великого Пути, обучил практическому воплощению тайного знания об Эликсире бессмертных сяней – «Цзинь Дань» {32} … И нужно сказать честно – Эл оказался достойным этих знаний!

День за днём, год за годом он совершенствовал своё тело и дух, в соответствии с даосскими заветами: приучил себя к особому режиму питания и употребления напитков; строго соблюдал чередование сна и бодрствования; усердно выполнял древние комплексы специальных упражнений; не позволял посторонним эмоциям даже мимолётно задевать сознание; принимал точно выверенные по составу снадобья; содержал своё жилище в установленном древними мудрецами порядке; трепетно и настойчиво воплощал Восемь Духовных Ступеней, беззаветно веря в своё продвижение по Великому Пути…

Результаты подвижничества не заставили себя долго ждать! Уже через год Эл смог успешно противостоять сезонным напастям – безжалостным английским простудам, которые с детства были для него неприятным, но неминуемым ритуалом смены сезонов. Ещё через некоторое время он ощутил присутствие Удачи, прочно обосновавшейся в его жизни. А через два года почувствовал неукротимую силу и жажду новых свершений, кои благоразумно направил на свои любимые занятия – точные науки, алхимию, астрологию, историю, а главное – сбор по миру уникальной информации, раритетов и артефактов. Обретённое денежное благополучие позволило Эшмолу вести работу обстоятельно, вдумчиво и системно, зачастую скупая целые частные библиотеки и коллекции.

Расширить связи и возможности Элиасу помогло посвящение в масонскую ложу, чему активно поспособствовал неугомонный друг Эрик. Это был очередной верный ход, ибо в те времена именно под эгидой масонства собирались лучшие просвещённые умы, искренне стремящиеся к развитию и благому преобразованию мира. Два давних увлечения Элиаса – археология и герметическая традиция {33} получили новый толчок, благодаря общению с высокопоставленными и авторитетными посвящёнными… Ну и кроме того, многие коллеги Эшмола по глубокоуважаемому и обожаемому им Оксфордскому университету также оказались членами ложи, что поспособствовало их сближению на новом духовном уровне и несомненно принесло практическую пользу почтенной альма-матер.

Очередной свершающей силой, прочно обосновавшейся в повседневной жизни Элиаса, стала безупречность в делах! Через некоторое время, нежданно, как побочный продукт воспитанных точности и аккуратности, безупречность стала приносить весомые плоды – признание и солидную материальную благодарность некоторых европейских монархов за выполненные им работы в области юриспруденции, геральдики и церемониала. Это опять-таки позволило направить средства на пополнение коллекций и научные изыскания, а также избавило увлечённого искателя от добывания средств к существованию и освободило вожделенное время для написания книг и составления музейных каталогов.

 

Большая сеть широко гребёт – в этом на своём опыте однажды убедился Эшмол!

Огромный массив раритетных манускриптов и печатных изданий, собранных им за многие годы, ожидаемо содержал опасные и запретные знания – алхимические преобразования веществ, принципы создания тайных эликсиров, снадобий и ядов, описание магических рецептов и ритуалов, способы изготовления смертельных артефактов, действенные методы абсолютного порабощения человеческого сознания и манипулирования организованными группами, жестокая тактика тайной войны, приёмы торговых и банковских махинаций, а также многое другое, что ни при каких условиях не должно было стать достоянием нечистоплотных деятелей…

Нужно принимать срочные меры – так мудро решил Эл!

 
Летя в туманах сновидений,
Бродя под призрачной листвой,
Я в пароксизме откровений
Узрел астральный облик свой!
Суровой правдой отраженья,
Глубокой заводью зеркал —
Познал без страха и сомненья
То, что давно подспудно знал…
Во снах мой облик безупречен,
Хоть неприветлив и сердит,
Он педантичен, но беспечен,
Он на приличья не глядит!
И вот теперь, с Землёй вращаясь,
Живу в тягучих дней глуши,
Но неизменно возвращаюсь
К портрету собственной души!
 

Если Филиппа Аврелия Теофраста Бомбаста фон Гогенгейма современники заслуженно называли «Превзошедший Цельса», то Иоганна Рудольфа Глаубера {34} можно смело поименовать «Прославляющий Парацельса», настолько привычно и регулярно верный последователь Великого Магистра поминает его заслуги и подвиги…

И, похоже, переусердствовал! Слегка тронулся рассудком на этой почве!

Это ненормально – сие Иоганн отлично понимает… Но всё не так просто и не просто так, разумеется. Он в очередной раз, проснувшись, долго приходит в себя, трёт виски, всматривается в своё зеркальное отражение, жадно вливает в пересохшее горло тёплую воду с лавандой, хмурится, размышляет…

Яркие, мучительные и жутко реалистичные сны преследуют Мастера уже пятый год. Казалось бы, приключения и злоключения бурной молодости давно остались в прошлом, пора успокоиться, но, похоже, нет – проклятие мстительного Жида не перечеркнёшь росчерком пера и не отринешь силой железной воли!

В своих беспокойных снах Иоганн перевоплощается в Парацельса – путешествует, сражается, бежит из плена, один входит в чёрные от дыма костров и заваленные чумными трупами города, а самое главное, пытается записать точный и подробный рецепт изготовления «Питьевого Золота». Пытается, но раз за разом так и не может поймать ускользающую нить формул и действий… Это запретные знания! Бешеная ярость и жуткие древние проклятия, выпущенные на волю Вечным Жидом Зеки́ Бе́ркандом, как огненные стрелы летят в дрожащее от страха Пространство! Эти стрелы предназначены давно умершему Учителю Парацельсу, но больно жалят также и спящего Иоганна… И совершенно понятно почему!

Кого он хотел обмануть тогда, летом 1624 года, двадцатилетним юношей храбро и безрассудно отправляясь в Константинополь на поиски Бессмертного, некогда раскрывшего невообразимые тайны молодому Парацельсу? Похоже, что себя! Точно, себя! В результате пятнадцать долгих лет провёл он в плену у коварного Берканда – толок коренья и минералы, варил эссенции, вдыхая ядовитые зловонные испарения, плавил неизвестные металлы и растил гроздья разноцветных кристаллов. Сотни раз Иоганн планировал побег, но всегда терял сознание, как только наступал момент действовать. Потом долго болел и по крошкам восстанавливал силы, валяясь на жухлой соломе в тёмном холодном углу мастерской…

Жид знал своё дело!

Красивый, но нелюдимый, коротко стриженный, с тёмно-оливковой кожей и вечной саркастической улыбкой на губах, на вид лет пятидесяти – Зеки мыслил совсем другими категориями, нежели обычные люди. Он, похоже, давно перерос полутона и полуэмоции обыденности, он устал доверять людям, ждать или надеяться на что-то. Он беспощадно, силой власти свершения добивался желаемого, он не просил, а заставлял, он забирал всё, ничего не отдавая взамен! Его злоба была ужасна, а месть неутолима, корысть и алчность безграничны, а равнодушие к событиям мира и жизням людей было надменным, осмысленным и нарочитым! Страшная судьба Бессмертного, потерявшего человечность…

Тогда, более двадцати лет назад, «дух Учителя» спас Иоганна в первый раз – валяясь в горячечном бреду после очередного намерения сбежать, он явственно ощутил себя Парацельсом, обладающим достоверным знанием о том, как снять медный ошейник раба, как приготовить снадобье, позволяющее преодолеть заклятие Берканда, как добраться до порта и попасть на корабль, отплывающий на Крит. И всё удивительным образом получилось! Знание, дарующее свободу, было истинным! Правда, тогда же пришло ещё одно истинное знание – Жид будет мстить! Не нужно было воровать у него порцию готового Эликсира – янтарного цвета прозрачную горошину, горящую на свету золотым огнём… Не нужно…

Много позже, развивая идеи Парацельса, увлекаясь практиками сродства и преобразования, Иоганн сам разгадает действенный секрет «Питьевого Золота», досконально сравнив своё изделие с похищенным у Жида образцом по массе и плотности, цвету и прозрачности, плавкости и взаимодействию с нужными реактивами. Скормленные маленьким крысятам частички образцов сработали! Крыса, отведавшая Эликсир Берканда, прожила одиннадцать лет, а Эликсир Глаубера продлил крысиный век почти до шестнадцати лет. Сам же принять Эликсир Иоганн так и не осмелился, разумно и обоснованно полагая, что тем самым навлечёт на себя проклятие Жида и поставит своё благополучное существование под угрозу!

Взрослая сознательная жизнь Иоганна Глаубера была интересной, насыщенной событиями, открытиями и свершениями. Он внёс огромный вклад в науку и тайные знания, дружил с самыми известными учёными, алхимиками, мистиками и магами своего времени, добровольно и активно помогал Братьям Смотрящим в их нелёгкой миссии. Но главными своими успехами и достижениями Иоганн искренне считал всего два деяния. Первое – участие в создании и утверждении на Большом Совете в Амстердаме свода правил «Нераспространение», подразумевающего строгое шифрование и особое сохранение алхимиками и мистиками текстов, содержащих опасные знания. А второй важнейшей заслугой считал он своевременную передачу хранителям «Союза Закона» единственного экземпляра своей рукописи «Magisterium»97.

А вот со снами нужно было что-то делать! Дальше жить становилось всё трудней и мучительней!

 
О, этому миру есть про что вспомнить —
Мелкими буквами вехи в истории!
Люди спешат свои жизни наполнить
Радостью, скорбью, счастьем и горем!
 

В октябре 1661 года на всемирном Совете в Амстердаме председательствовал уважаемый в кругах мистиков и корифеев тайного знания шестидесятилетний Мастер Братства Смотрящих по имени Чжу Чжию, известный также как Учитель Шуньшуй. Именно он, посланник и полномочный представитель даймё Хика́то {35} и Мастера Токугавы Мицуку́ни, говорил и принимал решения от лица всего Братства – большая честь и великая ответственность {36}!

А именно эти понятия – Честь и Ответственность – определяли благие деяния Учителя Шуньшуя в течение всей его жизни. Он с шестилетнего возраста постигал даосские премудрости в одной из китайских монастырских школ «Сяньдао», основанных в стародавние времена лао Вэйдо́у {37}, став к тридцати трём годам непревзойдённым Мастером духовной алхимии «Шеньсянь» – высшего наследия бессмертных сяней, сохраняющего в себе принципы постепенного преобразования духа и тела человека до состояния «Цзинь Дань».

С 1634 года Мастер Чжу Чжию возглавлял монастырское Братство «Люга́й» {38} – тайную силу и невидимое войско Смотрящих, а кроме того, успешно представлял интересы Братьев, служа на разных должностях в правительственных учреждениях династии Мин.

В 1644 году Шуньшуй ушёл в оппозицию маньчжурским захватчикам, до основания потрясшим Поднебесную. Его боевые отряды почти пятнадцать лет охраняли экстренно сокрытые исторические святыни – книги и предметы искусства, собирали важную информацию о планах врага и готовили военное сопротивление узурпаторам.

Мастер Чжу Чжию готов был посвятить остаток жизни борьбе с циньцами, но Братья трезво оценили ситуацию и благоразумно решили предоставить истории самой разбираться в своих хитросплетениях, а мудрого и опытного Шуньшуя сохранить для Всеобщего Блага. Поэтому в 1659 году по приглашению Мастера Мицукуни Чжу Чжию переехал в Японию, став главным историческим консультантом Братства и полномочным послом в других странах.

Многие люгай переселились тогда в Японию, пополнив ряды сохэ́й и ямабу́ши98, но бо́льшая часть просвещённых бродяг остались служить в Китае и Корее, помогая Братьям в длительной и кропотливой работе по сбору исторического наследия, опасных артефактов и источников запретных знаний.

 
Млечный Путь – моё направление,
Лунный свет – седина в волосах…
Просто жить, не считая времени,
Сохраняя покой в глазах!
Мысли очень немногого просят —
В эту ночь не поспать до утра,
Гостем стать на празднике осени,
Посидеть у большого костра,
Покружить среди чёрных веток,
В перекрестии скупых лучей…
И впитать, словно память предков,
Горький дым и огни свечей!
 

Можно представить себе радость и восхищение Элиаса Эшмола, которому в те дни довелось лично пообщаться с хранителем и носителем даосской традиции! Эл не так давно посвятил свою жизнь Учению, а потому ему, как восторженному неофиту, было крайне важно использовать любую возможность соприкосновения с «Истоками и Корнями»! Учитель Чжу Чжию оценил это неукротимое стремление, проведя с Эшмолом почти месяц в доверительных беседах у ночного костра…

К удивительной компании даосских посвящённых неожиданно присоединился старый приятель и коллега Эшмола Иоганн Глаубер, настойчиво ищущий новое действенное средство для «трансмутации» своего духа и тела, которое бы сулило избавление от навязчивых снов, утомления и затяжных приступов головной боли… Так Дао нашло себе ещё одного чудаковатого, уже немолодого и очень нездорового чужеземного последователя!

Непростая жизнь и благое Служение всех этих замечательных, увлечённых и искусных людей – яркий пример и точный ориентир для многих поколений Идущих, отказавшихся от всего ради Пути, но заслуженно получивших неизмеримо больше, чем можно себе представить в самых откровенно корыстных фантазиях!

Кстати, было бы неправильно и несправедливо умолчать о других представителях мирового мистического сообщества, присутствовавших на Большом Совете в Амстердаме! Про каждого из них можно было бы написать книгу, поэтому хотя бы перечислим наименования Союзов и имена отдельных деятелей, отдавая дань памяти и благодарности за их вклад во Всеобщее Благо!

91Мезонин (от итал. mezzanine «промежуточный») – надстройка (часто с балконом) над средней частью жилого дома, имеющая собственную крышу, по площади меньше нижележащего этажа.
92Фли́гель – крыло дома или отдельно стоящее строение на территории усадьбы.
93Испи́т (укр.) – экзамен.
94Тын – сплошная, без просветов, деревянная ограда.
95Зато́н – заводь, речной залив.
96Ара́пник – длинная охотничья плеть, кнут, сплетённый из ремней.
97Магистериум – одно из названий Философского камня в алхимии.
98Сохэ́й – так в средневековой Японии называлась монастырская стража, которую формировали буддистские обители из числа своих монахов. В традиции Братства Смотрящих сохэй также назывались охранники поселений, дозорные на дорогах и горных перевалах. Ямабу́ши – горные отшельники.