Сага о хварангах

2.6 Возрождение Эшмола

 
Чтобы своей доли горечь пить с удовольствием —
Нужно иметь волю, стремление и спокойствие,
К Пути подойти близко, который зовёт и манит,
И нужно упасть так низко, что ниже и не бывает!
 

Уже год Э́лиас {10} живёт в чеширской усадьбе своего тестя. В прошлом декабре неожиданно умерла его любимая жена Элино́р, так и не родив желанного ребёнка. С того чёрного дня боль утраты ядовитой иглой поселилась в груди вдовца, низвергнув важность и значение прошлых дел и занятий. Точные науки, философия, история и алхимия отступили в глубокую тень помрачённого горем сознания. Серые одинаковые дни тянулись муторной тягостной чередой, тонко намекая на бесполезность человеческого бытия и ненавязчиво подсказывая, казалось бы, лучший исход…

А ведь совсем недавно было иначе!

Они в шутку звали друг друга «Эл»:

– Доброго утра, Эл! – торжественно и громко шептал он на ухо спящей жене. Она трясла золотыми кудрями, визжала, хохотала и задыхаясь кричала ему в ответ: – Будь ты проклят, Эл, с добрым утром!

Их недолгое супружество было счастливым, лёгким и светлым, как летние пешие загородные прогулки, однажды полюбившиеся им обоим. Они часто устраивали себе субботние пикники – целый день валяясь на шотландском пледе в тени величественных дубов, беседуя о разном, мечтая и сочиняя небылицы.

Беременность Элинор стала очередным радостным событием для молодой семьи. Ожидаемому мальчику выбрали волшебное имя Э́лвин⁵⁶, ну а если родится девочка, то, куда уж деваться, быть ей Элви́ной – так рассудили весёлые супруги!

Но судьба распорядилась иначе – три дня мучительной горячки по капле вытянули жизнь из цветущей жизнерадостной женщины и её так и не родившегося ребёнка. Та, что ещё неделю назад танцевала перед большим зеркалом в гостиной, была похоронена хмурым промозглым утром на старом чопорном кладбище, рядом со своими многочисленными предками из славного рода Мейнво́рингов.

С этого дня когда-то огромный многогранный внутренний мир Элиаса начал катастрофически и неуклонно сужаться. Это продолжалось до тех пор, пока в нём не остались лишь могильная плита покойной жены, тусклое окно с видом на чёрный зимний сад да повседневные дела, не затрагивающие, впрочем, сознания и не требующие активных волевых усилий.

Ни визиты верных друзей, ни новости науки и политики, ни волнения, сотрясавшие в этот год страну, не вызывали отклика у Элиаса. Лекари, регулярно призываемые роднёй, только разводили руками, в очередной раз безрезультатно испытав на пациенте свои «секретные методы». Ну а от встречи со священниками Элиас отказывался сам, ощущая необъяснимое и непреодолимое отвращение к служителям культа.

 
Три ворона чёрных на ветке дубовой
Неспешно и чинно ведут разговор:
– Кому в этой жизни лихой и суровой
Судьба подписала уже приговор?
 

На путь возрождения страдальцу помог встать удивительный человек – отставной морской капитан Вард Дин, слывший среди настоящих знатоков чародеем, целителем и подлинным мудрецом.

Седовласый старец с ясными и пронзительными глазами юноши принадлежал к тайному Братству Смотрящих – об этом шёпотом сообщил Элиасу старый друг-масон Эрик в тот памятный декабрьский день, непосредственно перед приходом капитана.

Добрый и неуёмный Эрик поразительно легко устроил эту многообещающую встречу, чему сам был немало удивлён, но непомерно рад и горд, списав эту лёгкость на свои организаторские таланты…

А таинственный чародей действительно был одним из высокоранговых Смотрящих Англии. На самом деле звали его Хе́рман Хе́рманс по прозвищу Летучий Голландец… Само собой разумеется – никому нельзя спокойно жить и служить в этой стране с голландским именем и фамилией⁵⁷, имея репутацию капитана пиратского судна, авантюриста, путешественника и ученика великих китайских даосов. Поэтому и возник много лет назад образ потёртого жизнью капитана Варда Дина. Элиас никогда не узнает об этом, что, впрочем, не помешает ему найти в старике Учителя и мудрого товарища.

– Ты любил её, Эл? – спрашивает Элиаса седой целитель. Он смотрит в глаза больному прямо, серьёзно и требовательно. Смотрит так, словно от верного ответа зависит их судьба и дальнейшее доверительное общение.

– Да, любил и люблю, больше собственной жизни! – откровенно отвечает Эл, с трепетом ощущая в душе робкое, едва заметное дуновение тёплого ветра перемен. Удивительно, но источником перемен является старый целитель, в этом пациент не сомневается. Да и как тут усомнишься, если физически ощущаемая вибрирующая волна, исходящая от Варда Дина, настойчиво, с каждой секундой всё сильней, проникает внутрь Элиаса, превращая лёгкие дуновения его душевного ветра в тугие струи осознанности.

– А как ты думаешь, хотела бы она, чтобы ты жил и был счастлив? – всё так же серьёзно и требовательно вопрошает мудрец.

– Я уверен в этом, отец! – шепчет потрясённый и прозревающий Элиас. Его щёки горят пятнами нервного румянца, ветер душевных перемен тугим бризом наполняет его сознание, он начинает громко и объёмно слышать окружающие звуки, видеть многообразие цвета и ощущать знакомые запахи. Слёзы облегчения льются у него из глаз, но он не замечает их, увлечённый процессом своего нового рождения в этом удивительном мире.

– Так живи и будь счастлив! Живи за двоих, дьявол тебя раздери! – хрипло кричит старец, на мгновение входя в привычный образ сурового морского волка. А потом продолжает мягко и убедительно: – Я научу тебя жить, Эл! Если ты этого захочешь, конечно, – старик лучисто смотрит на Элиаса, и в глазах его светится Большая Тайна.

 
Нужно так свою душу вычистить,
Нужно так себя перековать,
Чтобы формулу счастья вычислить,
Чтобы жить, а не существовать!
Наполняться в работе скоростью,
Упиваться свершением всласть,
Виться нежной зелёной порослью,
Над собой ощущая власть…
Быть во благе, не зная благости,
Жить во славу бесславным воином,
Не стремясь дотянуть до старости,
Путь закончить – Пути достойным!
 

Эл впервые принял тайный даосский грибной эликсир. Он сидит на полу небольшой затемнённой комнаты Учителя Варда Дина и слушает его удивительные рассказы о Дао и Дэ – о Пути и Достоинстве, которое посвящённые именуют Благо. По стенам мечутся причудливые тени, огонь свечи дрожит и мерцает в такт слов мудреца. В центре комнаты на старинном китайском треножнике неспешно кипит бронзовый котёл. Сознание ученика уплывает вслед за облаками ароматного пара. Он чувствует, как тело его расширяется до неимоверных размеров, как образовавшийся огромный внутренний объём наполняется гулкими и убедительными словами Учителя:

– Восемь бессмертных ся́ней⁵⁸ почитаются даосами как духовный ориентир и подобие для всех желающих безгранично продвинуться по Пути. Подвижничество {11} сяней указывает Идущему на способы успешного преодоления Восьми Ступеней Перерождения. Об этом следует знать и помнить! – так внятно и размеренно говорит Учитель. Ночь длинна и долог его рассказ…

Сегодня мудрый даос открывает, казалось бы, простые, но от этого ещё более великие тайны Учения и Служения. Он проповедует Элиасу то, что знают все воистину постигшие Дао:

«Первую Ступень олицетворяет Ли Тэгуа́й по прозвищу Железный Посох – лучший ученик Лао-цзы {12}, обрётший способность путешествовать за пределами телесной оболочки.

Старые Мастера утверждают, что Ли однажды попал в пренеприятную историю – оставил своё тело на попечение нерадивого ученика, а сам отправился на семь дней в рискованное духовное путешествие за пределы реальности. На шестой день юное дарование, отчаявшееся ждать возвращения Учителя, сожгло тело Ли на погребальном костре и отправилось по своим мирским делам. А вернувшийся через день сянь весьма удивился, не обнаружив тела на месте! Волей случая неподалёку скончался от голода и болезней нищий бродяга. В теле этого нищего и воплотился Ли для дальнейшего Служения.

С тех пор время от времени святой сянь встречается людям в образе хромого оборванного старика с золотым обручем на лбу. В одной руке святого железный посох, которым он гоняет силы тьмы, а в другой руке фляга из высушенной тыквы, в которой он хранит волшебные целебные эликсиры, а когда потребуется – живёт в ней, ибо в той тыкве сокрыт целый иной мир.

Духовное значение Пути Ли Тэгуая таково – никогда не падай духом, не гнушайся упасть низко, не бойся потерять многое уже обретённое на Пути – должности, признание, физическую силу. Что бы ни произошло с тобой, возрождайся, не прекращай движения по Пути и Служения во Благо. Такова первая ступень волшебной лестницы Дао!

Вторую Ступень олицетворяет Чжунли́ Цюа́нь. До вступления на Путь он был грубым, жестоким и крайне самоуверенным полководцем, верно служившим одному из правителей. Потерпев однажды сокрушительное поражение от неприятельских войск, полководец разочаровался в себе и государевой службе, осознал ничтожность стремления к славе и власти, а кроме того, понял хрупкость и бессмысленность обыденного человеческого существования.

В поисках нового смысла жизни он ушёл в горы, где повстречал мудрых даосских отшельников, подвизавшихся на Пути Сяньдао. Долгие годы Чжунли Цюань посвятил изучению внутренней и внешней алхимии, боевых искусств и тайных практик сяней. В результате подвижничества он стал одним из Бессмертных, мог исцелять тела и души людей, наставлять на Путь и служить во Всеобщее Благо. Чжунли Цюань обобщил множество тайн сяней, создав школу «Золота и Киновари», открывшую Путь многим поколениям Идущих.

Духовное значение Пути Чжунли Цюаня таково – только великий труд, Служение и подвижничество приводят к великим результатам. Неважно – кем и каким ты был до обретения Пути! Главное – как и кем ты стремишься стать!

Третью Ступень олицетворяет Люй Дунби́нь. В возрасте двадцати одного года стал он учеником бессмертного сяня Чжунли Цюаня, а впоследствии – Мастером духовной алхимии и великим фехтовальщиком, много раз побеждавшим соперников, но не пролившим при этом ни капли крови. В результате подвижничества обрёл он бессмертие, усовершенствовал Учение и многих наставил на Путь.

Но в пример Люй Дунбиня ставят не из-за подвижничества. Духовное значение для Идущих имеет неукротимое любопытство и тяга к знаниям, проявляемая юношей до встречи с Учителем. Он по крупинкам, настойчиво и безустанно искал и находил знаки и подсказки, приведшие его на Путь. Следуй предназначению – таково правило обретения Пути!

Четвёртую Ступень олицетворяет Хань Сянь-цзы – ученик бессмертного Люй Дунбиня. Хань Сянь-цзы увлекался различными искусствами, особенно музыкой. Был весёлым и жизнерадостным человеком, при этом постиг все возможные глубины Учения и Тайного Знания.

Духовное значение Пути Хань Сянь-цзы таково – будь жизнерадостным, весёлым и счастливым на Пути. Получай удовольствие от постижения Учения и воплощения Благого Служения, ибо только тот Путь Благой, что даёт Идущему ощущение счастья и удовлетворения от своих деяний!

Пятую Ступень олицетворяет Ца́о Гоцзю́, который, будучи императорским племянником, богатым и влиятельным человеком, стыдился незаслуженных почестей и в душе осуждал деспотизм и произвол своих правящих родственников. Чтобы найти покой и равновесие, он испросил высочайшего разрешения одному отправиться в пешие странствия по святым местам. Государь дозволил Цао странствовать, но выдал ему золотой императорский ярлык, предписывающий всем подданным служить предъявителю, как самому императору.

И в скором времени на речной переправе с Цао произошла история, навсегда определившая его судьбу – паромщик, перевезя группу людей на другой берег, стал собирать плату за перевоз, а так как у новоиспечённого скитальца денег не оказалось, то старик стал требовать от Цао что-либо взамен платы. Недолго думая, тот отдал паромщику золотую императорскую табличку, прочитав которую все присутствующие бросились ниц перед важным путешественником. Не проявил должного почтения только один даосский монах, который, вволю посмеявшись, строго порекомендовал Цао Гоцзю не пугать народ незаслуженными регалиями и путешествовать налегке, без духовного и материального груза, мешающего просветлению. Гоцзю возблагодарил святого даоса, вырвал у старика паромщика из рук золотую пластину и швырнул её в бурные речные воды…

Так Цао Гоцзю стал учеником бессмертного сяня Люй Дунбиня, прошёл Путём и сам обрёл бессмертие. А духовное значение его Пути таково – вступая на Путь, будь готов отказаться от всех мирских благ, регалий и привилегий. Идущий – чистый лист, на котором он сам, при поддержке Учителя, пишет свою новую историю!

Шестую Ступень олицетворяет мудрец Чжан Го Ла́о – ученик Ли Тэгуая. Он известен посвящённым тем, что уже много веков готовит Эликсир бессмертия для избранных сяней, помогая им жить столько, сколько нужно для постижения Пути и для бескорыстного Служения во Благо. Так говорят Великие Мастера! Считается, что Го первым в Китае создал на основе металлов, трав, минералов и частей животных Эликсир физического бессмертия. Изготовление подобных Эликсиров отмечалось в мировой истории. Смотрящие подтверждают факты применения китайскими алхимиками Эликсиров бессмертия в научных и экспериментальных целях… Но самым прославленным из них, несомненно, является Чжан Го Лао.

Духовное значение Пути Чжана Го Лао таково – если твоя служба необходима другим Идущим, то не сомневаясь посвяти свою жизнь и возможное бессмертие этой службе. Бескорыстное Служение – Высший Путь!

Седьмую Ступень олицетворяет Лань Цайхэ́ – женщина-бессмертный сянь. Перед людьми она предстаёт в виде умной образованной девушки в синем платье, либо оборванного гуляки юноши-юродивого.

У Лань очень важная служба – среди огромного количества людей она ищет тех, кто имеет печать посвящения, кто обладает предназначением, и тех, кто уже готов обрести Путь. Она помогает избранным сделать верные шаги, исподволь подсказывает и направляет, а в опасных случаях оберегает, не позволяя превратностям судьбы взять верх над мистическим предначертанием. Все Идущие ощущали её присутствие в жизни – это непреложная истина!

Духовное значение Пути Лань Цайхэ таково – принимай помощь наставников и высших сил с благодарностью! Ощущай свою принадлежность к избранным, не относись к мистической поддержке обыденно. Радуйся и удивляйся волшебству и удаче! Не забывай о том, что высшие силы видят тебя, слышат тебя и помнят о тебе!

Восьмую Ступень олицетворяет Хэ Сяньгу́ – ещё одна женщина-бессмертный сянь. В пятнадцать лет она стала воспитанницей Люй Дунбиня, который обучил её управлению энергиями организма, пробуждению и применению женской энергии Инь. Хэ считается создательницей тайных даосских целительских практик и особых форм цигу́н – телесного соединения Инь и Ян, родственных тайным практикам индийской тантры.

Хэ Сяньгу положила начало созданию даосских школ, в которых юные девушки обучались искусству целительства, поддержки жизненных сил посвящённых мужчин и женщин, а также практикам благого обустройства окружающего пространства – созданию домашнего уюта, выращиванию целебных и декоративных растений, приготовлению пищи и напитков, разнообразному рукоделию.

Благодаря Хэ эти школы действуют много веков, а практики воплощаются в различных сообществах Идущих, помогая посвящённым наилучшим образом служить во Всеобщее Благо.

Духовное значение Пути Хэ Сяньгу таково – если ты женщина, то помни – природой тебе дана великая тайная сила! Вступив на Путь, применяй эту силу с пользой, не утаивай то, что даровано тебе свыше для воплощения. С радостью принимай доверенную службу!»

 
Наши Тропы метелями стелются —
Там, где горных вершин одиночество,
Где привычно – мечтать и надеяться,
Где есть Замысел и Пророчество!
 

А в тёмной комнате Варда Дина всё так же клубятся облака ароматного пара, тени мечутся на белой стене, ливень барабанит по крыше и рвётся в окно. Учитель говорит, и Элиас чувствует возрождение, видит бесконечный Путь, туманной дорогой уходящий вдаль. Он верит в своё предназначение. Он готов искренне и преданно служить во Всеобщее Благо, отдавая тем самым священную дань памяти любимой Элинор, смерть которой нежданно подвела его к обретению Великого Пути. Теперь он может жить и дышать! Заново! За двоих…

2.7 Так играют только Волшебные Звери

 
Жалит колючками снега
И жалобно воет ночами
Белая странница вьюга…
 

Нынче утром Вилюда светится от счастья, сверкает глазами и рдеет румянцем – всю ночь она дарила Гостю плоды своих тайных умений, преподнося их глубоко и изысканно…

Прошлым вечером, наперво воскурив благовония и наполнив кадушку горячей водой, совершила она целебные омовения – разминала могучее тело воина, разглаживала старые шрамы и следы ожогов. Потом прикладывала к его мышцам и суставам горячие пучки колдовских трав, прижималась упругой грудью и обнажённым влажным телом, щекотала кожу копной душистых волос, вылизывала, покусывала и покрывала поцелуями, жадно заглатывала напряжённую плоть… А потом, как дикая неукротимая наездница, соединилась с любимым мужчиной – задыхалась в причудливом ускоряющемся танце нежных рук и скользящих бёдер до тех пор, пока не забилась в неожиданно ярком и продолжительном экстазе! В другом таинстве берегиня уподобилась покорной и податливой глине, следуя прихоти рук воина, принимая нужные положения и формы… Далее она предугадывала волю господина за мгновение до того, как он был готов эту волю изъявить – секретный навык, доступный только очень опытным и талантливым ведуньям. А завершая таинства – напоила она Кёри ведьминым сонным отваром и сама уснула в кольце сильных рук, сладко растворяясь в любимом, теряя сознание и связь с окружающим миром.

Гость сполна смог оценить её старания – он явно знал в этом толк! Не то что Бутко и Ведко, которым совершенно наплевать на искусство любви и прочие, как они говорят, «бабьи нежности», предлагаемые Вилюдой. Этим юным жеребцам нужно только пыл и страсть свои утолить, а потому, бывало, по полночи тискают они мокрую усталую берегиню, вертят и терзают как хотят, превращая любовные утехи в подобие горячего борцовского поединка.

 
Шепчет, сулит, прельщает
Хитрый гуляка-вечер…
Утро зовёт в дорогу!
 

Ещё затемно Гость, Можан-киндяк и деды обулись в лыжи, велели не ждать к обеду да покатили на дальнее зимовье по своим неведомым мужским делам. Братья-воины шумно и весело собрались на охоту, набили колчаны стрелами, взяли по две сулицы⁵⁹, свистнули пса и тоже до потёмок сгинули в белёсой морозной мгле. Юнша, как стало принято у него в последнее время, вздумал пообжиматься да распустить руки, но, получив от Вилюды увесистую плюху, мгновенно остыл и безропотно сел строгать заготовки для вертлюго́в⁶⁰, кои в большом количестве потребны Можану для подвесных троп и верёвочных лестниц.

Вилюда же привычно занялась обширным домашним хозяйством: прибралась, наколола щепы, поставила на очаг огромный медный котёл, налила туда воды, накидала мороженых костей и длинных пахучих полос сушёного мяса, помешала варево ломкими вениками ароматных трав, в изобилии запасённых в начале лета, порубила на куски квашеную репу и отправила туда же, в похлёбку, добавила пригоршню сухих грибов, почистила вяленую рыбу, разделила её жирное янтарное мясо на волокна и отложила в сторону. Рыбку нужно добавлять вовремя – в уже готовую, но ещё огненно-горячую снедь, для запаха и вкусноты! А пока основа кёле́ша неторопливо побулькивает на углях, самое время сесть за дощатый стол и заботливо перебрать ячменные зёрнышки – от них вся сила и густота в ястве!

Ловко девичьи пальцы делают привычную работу, растёт на столе горка чистых жемчужных зёрен… Мысли Вилюды текут сами по себе, и в мыслях тех – лишь весёлый и заботливый Гость, разом покоривший её юное сердце. Поёт берегиня протяжно и негромко на старинном обрядовом языке длинную песню о чём-то таком грустном и трогательном, что замирает Юнша в своём рабочем углу и дрожат у него в глазах непрошеные слёзы.

 
Солнцу поперёк Леся хвалится:
– В мире нет милей моего лица,
Ой, краше я тебя да наряднее,
Я для всех парней ненагляднее!
Солнце ей в ответ: – Поквитаемся
Да сполна с тобой рассчитаемся —
Почернев лицом, успокоишься,
Девкой молодой упокоишься…
 

Тем временем в обширной, но приземистой бревенчатой избе дальнего зимовья, в стороне от чужих любопытных ушей, мужчины степенно беседовали о важном!

– Да, киндяк, удивил ты меня, брат! – с одобрением воскликнул Гость. Он за полдня самолично облазил тайники и схороны Можана, явно смакуя изучил секреты мудрёных охранных и сигнальных конструкций, дал несколько дельных практических советов, что выдало в нём ушлого знатока.

– Восемнадцать хранителей посетил я на сей день, уж такого нагляделся, а только, уверен, ты лучший из них, тебя всем буду советовать, – подвёл окончательный итог Кёри, широко улыбнулся и с удовольствием отхлебнул горячего травяного отвара из деревянной плошки.

– Ты погоди, Посланник, сперва мою печаль выслушай, – не разделил уверенности Кёри помрачневший Можан, – вот когда всё прямо расскажу, опосля того и решишь – советовать меня али нет. Оно, может, иначе всё обернётся! А думы мои невесёлые вот откуда – последние мы в роду хранителей! Юнша вот младшенький, ему передам всё, а боле нет никого. Уходит каляда из этих мест, идут, понимаешь, на юг – вожарями на большую дорогу, меном промышляют, дворами постоялыми… Али у нас тут не та же дорога воровская? А тут только меря одна! Вон у Юнши в товарищах и парни их, и девки, а из нашенских только мы. Иной раз думаю – мере передавать Служение наше придётся, а вдругорядь мыслю – а пёс его знает! Такая печаль у меня, Посланник, может, ты присоветуешь – как быть-то?

– Что ж такого, а и присоветую, как есть скажу! – ободряюще рассмеялся Гость, подражая речи Можана. – Нас Великий так учил, – строго и серьёзно продолжил он, – нет в Служении ни ху́нну, ни эби́су, ни кумасо́ {13}. Смекаешь, брат? Все Едины! Готовь мерю и не горюй об том!

Неторопливую беседу про печальное грядущее уж какой раз порывались прервать деды, которые при этом нетерпеливо ёрзали на лавке, покашливали, издавали иные привлекающие внимание стариковские звуки и призывно жестикулировали во время самой малой паузы в разговоре…

Наконец настал и их черёд!

 
В битве листа и котёнка
Вижу вполне отчётливо —
Игры Волшебных Зверей!
 

Взялись деды свою священную обязанность исполнять – передавать Гостю сокровенно хранимое предание о Силе Тигра-зверя… Вот тут дид Байдак разошёлся, раздухарился, размял старые кости – самолично показал «ход охотничий» и «ход бойцовый», заставив Вильчура изображать то вепря, то вражеского воина. Чуть отдохнув, изустно поведал весь тайный изво́р⁶¹, а кроме того, важно и торжественно вручил Кёри стопку тонких деревянных пластин, на коих было в рисунках и письменах запечатлено древнее предание {14}.

Дид Вильчур посопел, повздыхал, покачал с сомнением головой, долго смотрел задумавшись в потолок зимовья, а потом махнул рукой, видимо, решившись сказать что-то действительно важное:

– И меня выслушай, Посланник, – хрипло выдохнул старик, – не будет мне покоя, если не откроюсь перед тобой! Не тутошний я… Моя родня – та галяда, что на юго-запад отсель жила, дней в двадцать неспешного пути. У наших, знамо дело, свой извор был, своё предание древнее – о Силе Волка-зверя, вот так! Тутошние-то волка хо́ртом али бирюко́м кличут, а наши серого звали «вил», а я, стало быть, Вильчур, то бишь «волчий»… Смекаешь? Всё предание древнее, с извором тайным и хо́дами особыми знаю, а потому могу передать тебе всё ныне и вкупе!

– Поклон и душевная вам благодарность, почтенные! – улыбнулся Кёри, обнимая стариков за плечи. – Всё то, что взял – сохраню и передам как надо, не тревожьтесь! Ну а касаемо Волка-зверя, то не вините, не потребно мне эту Силу брать, Брат мой Юки уж берёт, поди!

Этот разговор Кёри с весёлым удивлением вспомнит через семь лет, возвращаясь из странствий. Тогда, почти теми же словами, ему предложит взять Силу Волка-зверя пожилой хранитель по имени Во́лдо из союза племён Предтечи Юми́дзина {15}. Удивительное совпадение!

Ныне же день близится к концу, вечереет, метёт колючая позёмка, пора вставать на лыжи и возвращаться домой…

Ещё много дней проведёт Кёри вместе с этими замечательными людьми, соприкоснётся со множеством сокровенных знаний, бережно хранимых ими, увидит невообразимые диковины, доверенные лесным служителям самим Велесом и его Братьями-Предтечами, поможет киндяку улучшить тайные хранилища, подарит ему волшебную Печать, отводящую от нужного места случайные беды, невзгоды и праздных гуляк…

А этим вечером скользит Гость на широких устойчивых лыжах сквозь метель и лесную мглу, думая о тёплом доме, горячем ужине и ласковой берегине Вилюде. Ничто человеческое не чуждо воинам, будь они даже посланники Великого Бога Рода!

 
Танцует и манит куда-то
Во тьме огонёк лучины —
Это портрет безвременья…
 

Уже давно наступила ночь, а Гость и радушные хозяева всё беседовали и не могли никак наговориться. В очаге весело потрескивали поленья. Великолепный кёлеш Вилюды был подъеден до зёрнышка, а сама берегиня получила заслуженную похвалу…

И действительно же, великолепна еда, придуманная в незапамятные времена суровыми обитателями гор и тайги! Правда, дряхлые старики упоминают, что слышали в детстве от своих стариков – дескать, предки угров варили кёлеш из проса! Маловероятно. Как можно питаться просом, если есть великолепный ячмень? А коли верно сие, то чудно́ как-то! Странный народ, поди, были эти древние угры…