Российский анархизм в XX веке

Глава 3
«Расширить борьбу и направить ее одновременно против капитала и против государства» (1905–1907 гг.)

«Прошло два года и обстоятельства резко изменились! Под мощным напором русской революции анархизм выплыл из мрака и грозно заявил о своем существовании. Об анархизме вдруг заговорили в разных концах России».

Из воззвания редакции

анархистской газеты «Буревестник»³⁴⁵.

Расстрел правительственными войсками мирной рабочей демонстрации в Санкт-Петербурге, произошедший 9 января 1905 г., ознаменовал начало Первой российской революции. По всей стране развернулось стачечное движение, сопровождавшееся митингами, манифестациями, столкновениями с войсками и полицией, а часто и баррикадными боями. Для координации действий бастующих во многих городах создаются Советы рабочих депутатов, во главе которых становятся активисты социалистических партий. Появляются организованные явочным порядком профсоюзы. Популярными среди всех слоев населения становятся лозунги свержения самодержавия и его замены демократическим строем в форме конституционной монархии или демократической республики. Бастующие выдвигают требования введения 8-часового рабочего дня и улучшения условий труда. Во многих регионах развернулись крестьянские восстания, сопровождавшиеся экспроприацией помещичьих усадеб и самовольной вспашкой дворянских земель. Неспокойна обстановка в армии. 14 (27) – 25 июня (8 июля) разворачивается восстание на броненосце «Князь Потемкин-Таврический».

Быстрая радикализация настроений рабочего класса, крестьянства и интеллигенции сделала анархистские идеи более востребованными. Первая российская революция становится временем роста политического влияния анархистов. В 1905 г. в России действовали 125 анархистских организаций в 110 населенных пунктах, в 1906 г. – 221 организация в 155 населенных пунктах. Пик влияния движения приходится на 1907 г. В это время действуют 255 групп в 180 населенных пунктах, расположенных на территории 58 губерний и областей (3/4 от их общего числа)³⁴⁶.

Большую роль в определении позиции «хлебовольцев» и анархистского движения сыграл Кропоткин. Во время Октябрьской всеобщей стачки 1905 г., к 18 (31) октября достигшей 2 млн участников, он призвал единомышленников издавать ежедневную газету на территорию России. В октябре-декабре 1905 г. старый революционер неоднократно выражал желание вернуться на родину для ведения пропагандистской и издательской работы. Поражение вооруженных восстаний в декабре 1905 – январе 1906 гг. заставило его отказаться от этого намерения. К январю-февралю 1906 г. Кропоткин разочаровался в перспективах легальной деятельности и призвал сторонников продолжать издание «Хлеба и Воли», прекратившееся зимой 1906 г. вследствие отъезда главного редактора, Г. Гогелиа, в Грузию.

Этот замысел был воплощен в жизнь Кропоткиным в рамках газеты «Листки „Хлеб и Воля“», выходившей 30 октября 1906 – 5 июля 1907 гг. в Лондоне с периодичностью в 2 недели. Петр Алексеевич становится главным редактором этого издания. Каждый номер открывался передовицей, написанной лично им. В состав редакции входили М.И. Гольдсмит, И.С. Книжник-Ветров, П. Кушнир, Нагель, В.И. Федоров-Забрежнев и А.М. Шапиро. На ее страницах сотрудничали Л.В. Гогелия (Иконникова), Д.И. Новомирский и Г.Б. Сандомирский, публиковались корреспонденции деятелей международного анархистского движения.

Газета имела широкое распространение. Только весной 1907 г. среди эмигрантов было продано 3–4 тыс. экземпляров³⁴⁷. И это при том, что тогда допечатывались экземпляры некоторых номеров³⁴⁸ и часть тиража переправлялась для распространения в Россию, в том числе – в Москву и Санкт-Петербург³⁴⁹. Осенью 1906 – весной 1907 гг. продажи газеты позволяли окупать издание³⁵⁰. Этот проект финансировали анархистские группы России и эмиграции. Так, денежную помощь оказывали еврейские анархистские организации США. Например, Ш.-Й. Яновский, редактор и издатель выходившей в Нью-Йорке анархистской газеты на идиш «Фрайе Арбетер Штиме», осенью 1906 г. переслал П.А. Кропоткину 110 долл., позволивших покрыть часть расходов на выпуск первых номеров³⁵¹. В 1905–1907 гг. Кропоткин становится распорядителем денежных средств, передаваемых членами иностранных анархистских организаций. Они шли на издание «Хлеба и Воли» и «Листков „Хлеб и Воля“», в помощь заключенным анархистам и на переправку в Россию активистов движения.

В своих статьях и докладах на Лондонском съезде анархистов-коммунистов «хлебовольцев» 1906 г., а также в брошюре «Революция в России» (декабрь 1905 г.) Кропоткин высказался о тактике и стратегии анархистского движения. Революция рассматривалась им как «народная», преобразующая политические и экономические отношения³⁵². Ее ведущими силами были «городские рабочие, заключившие братский союз с интеллигентной молодежью», и крестьянство³⁵³. По масштабам и перспективам развития он сравнивал события 1905–1907 гг. с Великой Французской революцией. Кропоткин предполагал, что Российская революция выйдет за рамки политических реформ, совершив «глубокий экономический переворот», но был осторожен в прогнозах: «Я всегда думал, что русская революция не ограничится реформой политических учреждений; она, подобно революции [18]48 года, пытается разрешить социальный вопрос. […] Не стоя близко к рабочей среде, я не берусь предсказывать, как далеко зайдет социальный переворот, какие конкретные формы примет движение»³⁵⁴. В проведении преобразований революционным путем, через самоорганизованные действия масс, Кропоткин видел гарантию укоренения новых порядков: «Но мы знаем также, что народу ни один парламент не даст и дать не может того, что народ сам не возьмет силою»³⁵⁵.

Основную задачу анархистов он видел в том, чтобы «придать революции характер социальный – уравнительный», «выставить, – не как отдаленное благожелание, а на сегодня же, требование вольной народной общины и безгосударственного, анархического коммунизма»³⁵⁶. Осуществить эту задачу Кропоткин предлагал путем участия в массовых народных движениях. Анархисты должны были ориентировать рабочих и крестьян на экспроприацию средств производства и его реорганизацию на анархистских началах: «Наша работа […] в народе, с народом. Она будет в каждой деревне, в каждом городе, большом и малом, чтобы там, на месте и на деле, уничтожать экономическое и политическое рабство. Брать на себя почин этого уничтожения там, где общее сознание еще не дошло до него, будить бунтовской дух в народе; пробуждать в каждом сознание своей силы, дух личной независимости, и сознание равенства всех. Помогать народу вооружаться, отнимать землю у хищников, завладевших ею, и отдавать ее назад народу; брать фабрики, заводы, рудники, угольные копи – и помогать рабочим устраивать их разработку на вольных артельных началах. И, где только возможно будет, провозглашать Народную Общину – Коммуну, – для пользования домами, общественными зданиями и всем наличным богатством города или области на общинных началах»³⁵⁷. В качестве важного фактора развития анархистских тенденций он рассматривал создание широкого местного самоуправления – автономных городских и сельских общин, управляемых общими собраниями жителей: «Отстоять местную общинную независимость – мирскую жизнь села – и создать такую же мирскую жизнь в городе»³⁵⁸. Кропоткин предполагал, что опыт низовых социальных преобразований, проводимых самими трудящимися, поможет укоренить в их сознании идеи анархического коммунизма.

Чем более масштабны будут завоевания, достигнутые «революционным путем, а не путем законодательных полумер», полагал он, тем ближе Россия подойдет к осуществлению идеала анархического коммунизма. В число социально-экономических требований, открывавших путь анархо-коммунистическим преобразованиям, он включал переход помещичьих и государственных земель в руки крестьян; обеспечение права «на землю для всех тех, кто хочет возделывать ее своими руками»; сокращение рабочего дня на предприятиях; переход предприятий и служб в руки рабочих и служащих; установление широкого народного самоуправления в форме свободных союзов во всех сферах жизни общества³⁵⁹.

Анализируя революционные события, Кропоткин указывал на решающую роль забастовок и крестьянских восстаний в достижении революцией успехов в 1905 г.: «Если самодержавие пошло уже на уступки, то вынудили эти уступки такие массовые события, как манифестации 9-го января 1905-го года, почти всеобщие стачки в мае того же года в Польше, всеобщая забастовка в октябре, […] и, наконец, широко разлившиеся крестьянские восстания, начавшиеся с осени 1904-го года и продолжающиеся по сию пору»³⁶⁰. Восстания, развернувшиеся в 1905 г. на территории Прибалтики, Сибири и Закавказья, Кропоткин оценивал как успешный опыт борьбы с государственной властью и создания органов самоуправления трудящихся: «Только окраины России поняли, что следовало […] пользуясь дезорганизацией правительства, взятого врасплох, поднимать восстание и […] ломать местные учреждения, которыми держится власть теперешнего правительства на всем пространстве Российской империи. Восстали в этом смысле только латыши, Гурия с Западной Грузией, да Восточносибирская железная дорога, причем гурийцы и латыши показали, как следовало бы действовать народному восстанию: они сейчас же начали организовать на местах, в деревнях, свое новое революционное самоуправление»³⁶¹.

Как серьезное заблуждение русских революционеров Кропоткин оценивал «централизаторские якобинские стремления», рассматривая их как результат влияния социал-демократии. Их последствием стал отрыв рабочих восстаний в Центральной России от крестьянского движения и выступлений на окраинах³⁶². Социалистические партии были подвергнуты критике за участие в работе Государственной думы, по мнению П.А. Кропоткина, созданной Николаем II для того, чтобы сбить рост рабочего и крестьянского движения³⁶³. Осенью 1905 г. Кропоткин прогнозировал, что остановить кровопролитную борьбу в стране может «открытое признание за народом его права выработать себе конституцию и полная, честная амнистия»³⁶⁴.

В согласии с выводами Кропоткина редакция «Листков „Хлеб и воля“» призвала анархистов к бойкоту выборов. Заявления такого рода выпускали и анархистские группы в России³⁶⁵. Но при этом «хлебовольцы» выступали против игнорирования политической борьбы, ограничения деятельности анархистов борьбой за экономические требования. «Анархисты, в сущности, – наиболее „политики“ из всех социалистов, т. к. для них освобождение личности от государственного ига играет не меньшую роль, чем ее освобождение от гнета экономического», – писала М. Гольдсмит³⁶⁶. Задачу анархистских организаций они видели в том, чтобы «расширить борьбу и направить ее одновременно против капитала и против государства»³⁶⁷ до пределов восстания «против всякого гнета», не давая «установиться не существующему пока в России культу закона и легальности»³⁶⁸.

Революционная борьба этого времени, по Кропоткину, была важна тем, что дала возможность «народу проявить свои собственные творческие силы в устройстве своей внутренней организации»³⁶⁹. В силу этого он обращал внимание на самоорганизацию рабочих и крестьян. Созданные трудящимися органы самоуправления (Советы рабочих депутатов, крестьянские республики) рассматривались Кропоткиным как руководящая сила массового революционного движения. Предлагая анархистам учитывать влияние рабочего самоуправления, он поддержал участие в Совете петербургских «хлебовольцев»³⁷⁰.

В 1906–1907 гг. Кропоткин подверг критике анархистов за увлечение боевыми акциями, призывая их к пропагандистской, агитационной и организационной работе среди крестьян и рабочих. В феврале 1906 г. он предлагал своим сторонникам, не увлекаясь экспроприациями и террором, создавать «целое рабочее ядро, способное к той сознательной деятельности, которая предстоит рабочим»³⁷¹.

Альтернативу террору и экспроприациям редакция «Листков „Хлеб и воля“» видела в революционно-синдикалистской стратегии. Под термином «революционный синдикализм» в то время понимали самоорганизованное рабочее движение, отстаивавшее радикальными методами интересы трудящихся независимо от политических партий, парламента, предпринимателей, бюрократических органов власти. Революционные синдикалисты рассматривали основанные на самоуправлении и свободные от функционеров профсоюзы в качестве единственной организующей силы трудящихся, имеющей право выражать их интересы. Предполагалось, что в годы революции эти структуры возьмут в свои руки управление производством, став основой организации социалистического общества. Данное течение сформировалось в рабочем движении Франции в 1880-е – 1890-е гг. В начале XX в. революционно-синдикалистские объединения профсоюзов действовали во Франции, Италии, Испании, США и странах Латинской Америки. Лидирующую роль в них играли анархисты. Из их числа вышли идеологи революционного синдикализма – Э. Пато, Э. Пуже, Ф. Пеллутье, Л. Фаббри и др. Как эталон революционно-синдикалистского профсоюза, российские анархисты воспринимали французскую Всеобщую конфедерацию труда (ВКТ). Среди активистов этих организаций в начале XX в. появляется анархо-синдикалистское течение, выступавшее за синтез анархо-коммунистической программы с методами борьбы революционно-синдикалистского движения³⁷². Кропоткин был среди тех, кто стоял у истоков синдикалистской стратегии борьбы. Письма Петра Алексеевича содержат упоминания о том, что именно ему и одному из видных бакунистов П. Бруссу принадлежит авторство доклада, с которым анархист А. Баливэ выступил на Рабочем конгрессе Франции в Лионе в 1878 г. Именно этот текст авторы, писавшие о синдикализме, считали одним из первых программных документов революционно-синдикалистского движения³⁷³.

Кропоткин рассматривал революционно-синдикалистские профсоюзы как «ячейки будущего социального строя» и основное средство социальной революции³⁷⁴. Полагая, что анархисты должны поддержать самоорганизацию рабочего класса и крестьянства, в 1905–1906 гг. он рекомендовал своим сторонникам создавать рабочие и крестьянские союзы или вступать в существующие организации для участия в борьбе за экономические интересы трудящихся и ведения пропагандистской работы. Создаваемые анархистами профсоюзы должны были быть независимыми от влияния политических партий, основанными на самоуправлении, открытыми для анархистской пропаганды. Кропоткин предполагал, что эти организации обеспечат устойчивое влияние анархистов среди рабочих и гарантируют проведение анархо-коммунистических социальных преобразований в ходе революции³⁷⁵.

Работы «хлебовольцев» Гогелии и Гольдсмит стали основополагающими для анархо-синдикалистов в России³⁷⁶. Находясь под влиянием опыта рабочего движения Франции, успехов всеобщих стачек в России, появления новых организационных форм рабочего движения (профсоюзы, Советы рабочих депутатов, стачечные комитеты), «хлебовольцы» в 1905–1907 гг. выступили с идеей использования революционно-синдикалистской стратегии борьбы. Так, Санкт-Петербургский Совет воспринимался как внепартийная организация рабочих представителей, выражавшая требования рабочего класса и по тактическим принципам близкая анархистам: «в мысли и деятельности Совета отразились три идеи, нам близкие и для нас существенные: первенствующая роль массового движения, захватный порядок и всеобщая стачка. Мы надеемся, что движение в России пойдет по этому же пути и дальше, оставив в стороне методы, проповедовавшиеся до сих пор социал-демократией всех стран»³⁷⁷. Своей ведущей задачей «хлебовольцы» считали работу в профсоюзах, Советах и др. рабочих организациях с целью радикализации методов борьбы, признания анархистской программы и объединения в региональные федерации («Биржи труда») и Всероссийскую конфедерацию труда, основанную на принципах революционного синдикализма³⁷⁸.

Они приветствовали подготовку всероссийского съезда профсоюзов в 1906–1907 гг., рекомендуя анархистам участвовать в нем с целью создания рабочих и крестьянских союзов, основанных на организационных принципах самоуправления и федерализма, использующих тактику «прямого действия». Не исключалось вступление и в действующие профессиональные союзы, независимые от политических партий³⁷⁹. Профсоюз (синдикат) ученики Кропоткина воспринимали как подлинную классовую организацию рабочих, всеобщую стачку – как «средство социального переворота»³⁸⁰. Участвуя в повседневной борьбе, ведя пропаганду анархистских идей, они должны были подготовить профсоюзы к роли организующей силы социальной революции и производственных организаций анархо-коммунистического общества³⁸¹. Всеобщая стачка с захватом средств производства пропагандировалась как средство осуществления социальной революции³⁸².

Признавая синдикализм ведущей стратегией анархистского движения, «хлебовольцы» предлагали сочетание различных форм борьбы, параллельную деятельность анархистских идейных («партийных») организаций и профсоюзов: «в одной стране анархисты будут ставить на первое место террористическую партизанскую борьбу, в другой – работу в профессиональных союзах, в третьей – теоретическую пропаганду в партийных группах; но все эти приемы деятельности не противоречат один другому и только дополняют друг друга»³⁸³.

Период 1906–1907 гг. был охарактеризован Кропоткиным как наступление сил реакции, центром которой было так называемое «Петергофское тайное правительство» – возглавляемая Д.Ф. Треповым группа консервативных чиновников, пользующихся поддержкой Николая II, великих князей, «Совета Объединенного дворянства» и черносотенных организаций. Эта группа, указывал Кропоткин, управляет страной, действуя методами государственного террора, организуя погромы против евреев, интеллигенции, участников революционного движения³⁸⁴. Государственный переворот 3 июня 1907 г., связанный с роспуском II Государственной думы, был воспринят как действия, спланированные «петергофцами». Петр Алексеевич ожидал нового революционного подъема: «Это – прямой призыв к гражданской войне; это – призыв окраин, особенно Польши и Кавказа, к отделению оружием от изолгавшихся правителей России. Пугачевщина, новое Польское восстание, и реки крови, вот неизбежные последствия царского манифеста – если только власть останется в руках теперешних вероломных правителей»³⁸⁵. С событиями 3 июня Кропоткин связывал завершение «периода иллюзий», связанного с надеждами на эволюцию российского абсолютизма к конституционному строю. Поскольку революционных выступлений не последовало, он призвал анархистов вести подготовительную работу к новой революции: «Нужно везде по всей России, в каждой ее части […] начать эту работу. Довольно иллюзий, довольно надежд на Думу или на горсточку героев-искупителей. Нужно выступление народной массы, […] для великой всеобщей ломки. А выступить может эта масса только во имя ее коренных, прямых, народных нужд»³⁸⁶.

Осмысление событий революции 1905–1907 гг. привело к расколу среди «хлебовольцев» и появлению новых течений в анархизме, прежде всего «анархистов-синдикалистов» (анархо-синдикалистов). Так определили свою позицию члены редакции газеты «Буревестник», издававшейся в 1906–1910 гг. в Женеве и Париже³⁸⁷. Наиболее последовательно эти идеи развивали М.Э.Р. Дайнов, А.С. Гроссман и М. Раевский (Л.И. Фишелев). Они утверждали, что роль ядра «производительных групп» в период «болезненного перехода от государственно-капиталистического хозяйства к системе коммунизма» должны сыграть «революционные профессиональные союзы (синдикаты)», подготовленные к этой роли процессом организации рабочих в их повседневной борьбе за экономические интересы³⁸⁸. Фишелев, считавший политическую платформу появившихся в 1905 г. российских профсоюзов умеренной, призвал анархистов вести работу по вытеснению социал-демократов из Советов, видя в них «беспартийные боевые организации», созданные рабочим классом. Целью такой деятельностью была реорганизация рабочего движения на федералистских и самоуправленческих принципах, распространение синдикалистской тактики «прямого действия»³⁸⁹.

Одним из организатором издательской и пропагандистской работы анархо-синдикалистов в эмиграции становится Мендель Эммануилов-Рубинов Дайнов, известный под псевдонимом Максим Дубинский (1873, по др. данным, 1878–1909). Мендель происходил из семьи полтавского купца. По окончании гимназии он учился на медицинском факультете Харьковского университета, но покинул его по собственному желанию в 1900 г. и выехал в Швейцарию, где окончил Женевский университет, получив степень доктора медицины³⁹⁰. В эмиграции он стоял у истоков Группы русских анархистов за границей, группы анархистов-коммунистов «Буревестник» (июнь 1907 – конец 1908 гг., Женева) и Боевой Интернациональной группы анархистов-коммунистов (1907 г.). Весной 1906 – в конце 1908 гг. он был главным редактором «Буревестника». В цикле статей «Наши задачи» (1906–1908) Дайнов попытался раскрыть основные проблемы философского и этического обоснования анархо-коммунистических идей, представить модель организации безвластного строя.

Социальная революция, полагал он, вызовет распад Российской империи «на множество автономных, независимых и географически сформировавшихся территориальных областей; дробление единого общества на множество автономных независимых обществ, групп, имеющих каждая свои нравы, свое историческое прошлое, свои веками сложившиеся традиции». Среди них возникнут очаги анархистского общества – коммуны, объединенные в областные, в общероссийскую, а впоследствии – в международную федерацию. Они объединят «производительные группы» определенного населенного пункта, складывающиеся на основе профессиональной принадлежности и личных симпатий людей. Регулирование экономических отношений в безвластном обществе должно строиться на основе «взаимных соглашений», цели которых состоят в установлении продуктообмена между коммунами и содержании «федеративых предприятий» (почта, телеграф, железные дороги). Из опасения централизации власти отрицалась возможность существования постоянных исполнительных органов. Допускался лишь созыв по конкретным вопросам избираемых коммунами совещаний «специалистов», решения которых утверждались членами коммун на основе единогласия³⁹¹.

Дайнов утратил авторитет в эмиграции вследствие конфликта, когда в июне 1906 г. возглавляемые им «буревестниковцы» экспроприировали у Г. Гогелии личную библиотеку, часть литературы и типографского имущества «хлебовольцев». В июле 1908 г. из-за обвинения в растрате организационных денежных средств на собственные нужды Дайнов был вынужден выйти из состава редакции и группы³⁹². В 1908 г. он подал прошение на имя министра внутренних дел с просьбой о разрешении вернуться в Россию для занятий медициной³⁹³, но остался жить в Швейцарии и даже входил в «Женевское общество помощи политическим ссыльным и заключенным в каторжных тюрьмах России»³⁹⁴.

На первые позиции среди авторов «Буревестника» вышел Лев Иосифович Фишелев (1881–1931), известный как Максим Раевский. Уроженец Нежина, Лев происходил из семьи мещанина, владельца посудного магазина. Он учился в Нежинской классической гимназии, но не окончил ее, так как в 1898 г. по состоянию здоровья оставил 6-й класс и получал домашнее образование. Проблема заключалась в деформации ушной раковины, из-за чего до конца жизни он имел плохой слух. С 1899 г. Фишелев проживал за границей, учился в Берлинском университете, слушал лекции в университетах Гейдельберга, Цюриха и в Русской высшей школе социальных наук в Париже³⁹⁵.

В конце августа 1902 г. Лев примкнул к социал-демократам³⁹⁶, а с начала 1903 г. – к анархистскому движению. С апреля 1902 г. из-за контактов с революционной эмиграцией он оказывается под наблюдением полиции. 15 июля 1903 г. при въезде в Россию Фишелев был арестован и направлен в Житомирскую тюрьму. У него были обнаружены несколько листов газеты «Революционная Россия» и рекомендательное письмо, адресованное одному из видных эсеров, Х. Житловскому³⁹⁷. 26 августа 1903 г. по причине отсутствия доказательств вины Лев был освобожден под денежный залог и переведен на два года под надзор полиции в Нежин³⁹⁸.

Здесь он установил связи с активистами Бунда, РСДРП и РУП. Во время пребывания Фишелева в Нежине появляется группа анархистов-коммунистов. 28 августа 1904 г. он бежал за границу³⁹⁹. Вернувшись в Нежин после октябрьской амнистии 1905 г., Фишелев продолжал организационную и пропагандистскую работу, в частности – снабжал оружием и революционной литературой местную молодежь, поддерживал контакты с анархистской эмиграцией⁴⁰⁰. 8 января 1906 г. он был арестован при ликвидации анархистской группы в Нежине, а затем переведен из тюрьмы на лечение в земскую больницу, откуда бежал 16 мая 1906 г.⁴⁰¹ С 1906 г. Фишелев жил в Женеве, а затем переехал в Париж, где в 1908–1909 гг. читал лекции по теории анархизма в кружке по подготовке анархистских пропагандистов для России и одновременно организовал переправку литературы и оружия через границу⁴⁰².

Впервые он выступил как публицист на страницах «Буревестника» весной 1907 г. Указывая на постепенную утрату влияния социалистических партий среди рабочих в России, он делал вывод о стремлении пролетариата «освободиться от партийно-интеллигентской опеки, раскалывающей ряды его сознательных застрельщиков и в сильнейшей степени тормозящей его борьбу с капиталистическим строем». По мнению Фишелева, руководству движением со стороны революционеров-интеллигентов из РСДРП и ПСР рабочие противопоставили «стремление построить единую классовую организацию труда» в целях «повседневной борьбы с капиталом». Подтверждение своим выводам он видел в создании профсоюзов, распространении идей беспартийного рабочего съезда, росте влияния революционного синдикализма⁴⁰³.

Особую позицию среди анархо-синдикалистов занимал Иван Сергеевич Книжник-Ветров (1878–1965). Израиль Самуилович Книжник, как его звали на самом деле, родился в городе Ананьеве Херсонской губ. и происходил из семьи бедного кустаря-переплетчика. В 1897 г. он поступил на юридический факультет Киевского университета и в том же году примкнул к революционному движению. Большое значение для формирования его мировоззрения имели труды И. Канта, А.И. Герцена, П.Л. Лаврова и Л.Н. Толстого. В 1898 г. Книжник принял псевдоним Ветров в честь революционерки М.Ф. Ветровой, 12 февраля 1897 г. совершившей акт самосожжения в Петропавловской крепости в знак протеста против жестоких тюремных порядков. В своих работах 1902–1904 гг. он пытался сочетать социалистические идеи с представлениями о зависимости жизни от иррациональных явлений. В результате Книжник стал сторонником строительства единой общечеловеческой религии без ритуалов, которую рассматривал в качестве средства пробуждения людей к отказу от несправедливых общественных отношений⁴⁰⁴. В начале 1902 г. он примкнул к социал-демократам, а вскоре впервые был арестован за участие в нелегальных студенческих организациях, исключен из университета и сослан под надзор полиции на родину. Лишь в 1903 г. Книжник сдал экстерном экзамены за окончание юридического факультета⁴⁰⁵.

В 1904 г. религиозный социал-демократ был призван в 14-ю артиллерийскую бригаду, дислоцированную в Кишиневе. И тут же развернул антивоенную пропаганду. Предупрежденный однополчанами о предстоящем аресте, Израиль Самойлович немедленно дезертировал и бежал за границу. В Париже Книжник поддерживал отношения со П.Б. Струве, Б.В. Савинковым, поэтом-символистом Н.М. Минским, а также с видными французскими и русскими анархистами (Э. Арманом, Дж. Гильомом, М. Гольдсмит). В 1906 г. он знакомится с П.А. Кропоткиным. В 1907 г. Иван Сергеевич сблизился с Д.С. Мережковским, З.Н. Гиппиус и Д.В. Философовым. Книжник познакомил их с российскими и французскими анархистами. Осенью 1904 г. он примкнул к «хлебовольцам». По собственному признанию Книжника, к анархизму его подвигло разочарование в республиканском политическом строе Франции, показавшем низкий уровень жизни большинства рабочих⁴⁰⁶. В 1906 г. он принял участие в съезде русских анархистов-коммунистов «хлебовольцев» в Лондоне. С начала 1905 г. Книжник сотрудничал в журналах «Хлеб и воля», «Буревестник», а в 1906–1907 гг. входил в редакцию газеты «Листки „Хлеб и воля“»⁴⁰⁷.

В анархистский период своего творчества (1905–1908 гг.) он оставался кантианцем. С кантианским влиянием связан такой элемент в его мировоззрении, как признание необходимости существования метафизики, особой области знания, «возвышающегося над ограниченным опытом одной только науки»⁴⁰⁸. Вклад же в развитие анархической теории Толстого и Кропоткина он рассматривал как равноценный⁴⁰⁹.

В качестве ведущего фактора общественного развития Книжник рассматривал эволюцию этических идей человечества. Даже участие в классовой борьбе (поскольку «класс» – понятие «сверхэгоистическое»), полагал он, уже означало наличие у человека альтруистического и идеалистического мировоззрения. Отсюда Книжник делал выводы, что идеи анархизма не являются достоянием какого-либо класса и потому анархистская социальная революция может быть поддержана, независимо от классового положения, даже выходцами из буржуазии, принявшими новую альтруистическую анархистскую этику⁴¹⁰. «Каждый день […] – писал он, – дает нам примеры людей, принадлежащих к классу узурпаторов капитала и власти, но благодаря умственному и нравственному просветлению […] борющихся против эгоистических интересов своих кровных родных и вчерашних друзей вместе с насильственно обездоленным пролетариатом»⁴¹¹.

С этой точки зрения Книжник признавал прогрессивное значение религии для распространения идей социального равенства и справедливости: «Мне тогда казалось, что и религии вели иногда народ к прогрессу и даже к коммунизму, как в эпоху английской революции или еще раньше в эпоху Фомы Мюнцера и „таборитов“»⁴¹². Истинная сущность религиозного мировоззрения, полагал он, заключается в распространении «сверхразумной уверенности, что какая-то высшая сила даст конечную победу нашим лучшим стремлениям вопреки видимому торжеству зла в современной нам действительности»⁴¹³. Отождествление религии с господствующими конфессиональными иерархическими организациями Книжник считал неправомерным. Он призывал установить равную свободу обоснования анархо-коммунистических идей с точки зрения религиозных, философских и научных течений⁴¹⁴. Также он полагал необходимым для анархистов отказаться от распространения атеистических идей, признавал допустимым явлением сохранение в анархическом обществе мистических и религиозных воззрений, лишенных «внешнего иерархического церковного аппарата, который делает теперь из всякой религии гасительницу разума и совести»⁴¹⁵.