Вадим был уязвлён. Оказывается, она способна пожертвовать их отношениями из-за всплывшей и никому ненужной правды. Он не мог понять, что для Наташи эта правда сейчас превыше всего. Она не могла быть с ним, зная о том, что делает несчастной его жену и у будущего ребёнка отнимает отца. По крайней мере, не думать об этом не могла.
Вадиму мерещилось предательство: «Даже если эта галиматья и тысячу раз правда, она не может так поступать со мной. Почему ей дороже она, а не я? Разве она не понимает, что идёт на поводу у слонихи! – Кричало всё внутри. – Получается, две женщины договорились с кем останется мужчина? Бред!»
Наевшаяся страсть инертна. Чувства молчали, попавшие под влияние разума. «А может пора закругляться?»
– Как ты не понимаешь, нет ничего важнее нас с тобой. Она добивается только одного – чтобы мы расстались.
Наташа молчала. Сидела на табуретке, сжимая руками голову. Она не знала, как поступить, что ответить. Её привел в смятение ответ Вадима, то, как он держался. Не такого объяснения она ждала.
Когда уходил, хлопнул дверью.
«Неужели Жанна всё знает? Откуда? Какого чёрта за моей спиной она плетёт интриги? Придумывает беременность!»
Возвращаться домой не хотелось.
Вадим оставил машину на стоянке и бродил по улице. Зашёл в первое попавшееся кафе. Присел за барную стойку, заказал коньяк.
Вокруг шумно и тесно.
Оглядываясь по сторонам, Вадим хотел одного – побыть хоть раз в кромешном одиночестве. Чтобы ни души на целый километр. Ни спешки, ни разговоров, ничего! Он не мог предположить, что через два дня взвыл бы от тоски. Как взвыл бы любой, кто не имеет личных пристрастий и увлечений, для осуществления которых не нужен партнёр. Привыкший к обществу, любитель наблюдать и нравиться, он не вынес бы одиночества и два дня.
«Сброд… муравьи и мухи. – Вадим оглядывал посетителей. – Как всё достало. Видеть не могу эти рожи… – Допив коньяк, он заказал ещё. – А Жанна, что она возомнила? Какого хрена лезет в мою жизнь? Чем я ей обязан? Тем, что живу с ней? Бегает, письма строчит. Не будь её папаша должен Марго – ничего б и не было».
С трудом допив последнюю рюмку, Вадим рассчитался и вышел на воздух.
Снежные орды неслись по мостовой. Колкий ветер обжёг лицо и задохнувшиеся в баре лёгкие раскрылись.
Он нажал на звонок и не отпускал руки.
Жанна открыла.
Она съёжилась в халатике, будто бы мёрзла.
Молчком он ввалился в прихожую и с раздражением стал сдёргивать с себя одежду. Не произнеся ни слова, Жанна вернулась в зал и села в кресло. Спиной видела все движения Вадима.
Он вошёл и, упав на диван, уставился на неё.
– Ты что беременна?
Жанна удивлённо на него посмотрела:
– С чего ты взял?
– Я с чего взял?! – дёрнулся Вадим, – С чего ты взяла? – Выпустив первый порыв ярости, замолчал.
Он внимательно следил за Жанной, за её реакцией: «Хитрая и виду не показывает, посмотрим».
Как человек зависимый и связанный обязательствами, Вадим не стал развивать опасную тему дальше. Молчание Жанны говорило о том, что она всё знает. Сумев удержать себя от опасного разговора, который мог привести к чему угодно, Вадим с великим трудом сдерживался от желания что-нибудь сделать физически. «Она не могла забеременеть – я всегда предохранялся! Она просто разыграла комедию и добилась своего!» Раздражение клокотало ещё, когда он вышел от Наташи. Оно булькало, вот-вот готовое вздуться пеной и выйти из берегов.
Видя, что Вадим ищет ссоры, Жанна встала и направилась в спальню.
– А ну стоять! – заорал он. – Мы ещё не договорили.
– Нам не о чем говорить, ты пьян.
Вадима подкинуло. Он соскочил с дивана, схватил Жанну за руку и бросил назад в кресло. Напугавшись, она сжалась. Он склонился над ней, держась руками за подлокотники. С искажённым от злобы лицом говорил:
– Что ты из себя корчишь? Кто дал тебе права лезть в мою душу? Видеть тебя не могу.
Жанна с ужасом смотрела на него. Ей казалось он плюнет. Она попыталась вырваться. Вадим надавил на кресло и опрокинул его. Упав, Жанна вскрикнула, и поползла в сторону спальни.
– Куда?! – Вадим схватил её за ногу.
Она боролась, но молча. Вырвавшись, побежала. Вадим настиг её в спальне. Они упали на кровать.
Вадим не ведал, что творил: скопившаяся ярость выплеснулась, управляемая неведомой силой. В порыве злобы, он прижал Жанну лицом к подушке. Обезумев ещё больше от трепыхавшейся жертвы под ним, навалился сильнее. Изо рта вытекла слюна и опустилась пауком на нити. Увидев это, Вадим соскочил с постели.
Он тяжело дышал и смотрел, как Жанна судорожно захватывала ртом воздух. Страх и сознание того, что секунду назад мог совершить непоправимое, отрезвили.
Жанна свернулась калачиком и всхлипывала. Вадим сидел на кровати. Он никак не мог понять – что это было. Неужели он способен дойти до точки? Крайней. А это точка… это и есть тот самый аффект, пребывая в котором люди совершают убийства?
– Прости… – сказал он осипшим голосом.
Жанна затихла.
Он накрыл её одеялом и лёг рядом.
Глава 13
Квартира на Советской блестит от порядка и чистоты. Всё натёрто, всё сверкает и хрусталь, и вазы, и зелёное стекло. Кругом развешены новогодние украшения, мишура. Сама хозяйка, встав на стульчик, наряжает искусственную ёлку. Помогает ей помощница по хозяйству.
– Капитолина Дмитриевна, подайте мне вон ту Красную шапочку, что с прищепкой, – просит Марго помощницу, и та, найдя нужную игрушку, подаёт.
Капитолина Дмитриевна Снеткова приходит к Марго раза два-три в неделю, чтобы привести в порядок квартиру и помочь по хозяйству. Опять же, если ремонт необходим – Капитолина Дмитриевна, в прошлом малярша, тут как тут; сбегать в магазин или на рынок за свежим молоком и сливками, которые берёт только у проверенных торговок, отнести вещи в химчистку, приготовить ужин, обед – всё она, Капитолина Дмитриевна.
Марго, ценя услужливость Снетковой, хорошо ей платит.
«У каждого обеспеченного человека должна быть в доме хорошая, проверенная помощница», – акцент Марго делает на слове – «проверенная». Платит она не только деньгами, но и отдаёт в цепкие, ловкие ручки Капитолины Дмитриевны и старые ненужные в хозяйстве вещи, и та вдыхает в них новую жизнь.
Вот и сейчас помощница ходит в старенькой лисьей шубке Марго.
Шубка давно лишилась лоска и несколько лет пылилась в кладовке, но Капитолина Дмитриевна будучи мастерицей на все руки и ростом чуть не в полтора раза меньше благодетельницы, подарку придала должный вид. Где обрезала, где зашила, а где и нарастила. «Полюбуйтесь – новая, приличная вещица». И маленькая старушка чувствует себя тоже модницей: уж чего-чего, а лисьих шуб ей в жизни носить не приходилось.
– Как сын? Какие новости? – спрашивает свысока Марго, пристёгивая к ветке антикварную, облупившуюся местами Красную шапочку. Часть игрушек – старинные, на прищепках, и Марго бережёт их как зеницу ока. Хранит в отдельной коробке от новых, под толстым слоем серой ваты.
– Пьёт мерин, что ему сделается. Микулина, у которой сливки беру, свиней зарезала. На днях будет в городе. Вам вырезку заказать?
– Вы в январе никуда не собираетесь? Подайте мне звезду.
– Да куда мне собираться-то? Дома буду сиднем. А что? – Капитолина Дмитриевна подаёт звезду.
– Я уеду на несколько дней. За квартирой присмотрите.
– Присмотрю, как скажете. Не впервой.
– Так, вроде бы всё. – Марго критически осматривает ёлку. – Подайте дождь.
Капитолина Дмитриевна подаёт дождь. Она возвращается к коробке с игрушками – перебирает, а сама украдкой наблюдает за Марго.
« Смотри-ка ты, живёт… и ничего-то ей не делается. Годы горохом о стену…»
Капитолина Дмитриевна застала те времена, когда хозяйкой в квартире была генеральша Кондрашова. Присутствовала она и на всех похоронах. Одна из первых увидела окостеневший труп старой хозяйки. Пришла убирать квартиру, как обычно… сразу и не поняла, что пред ней мертвец. Застывший ужас на лице покойницы тут же передался и Снетковой. Но страшнее был взгляда Марго. Как ястреб она влетела в комнату. Что вы тут делаете? Ноги у Капитолины Дмитриевны подкосились, что она могла ответить. А на лицо Марии Фёдоровны сразу же легла простыня. Как саван, подумала тогда помощница. Чёрная вуаль появилась после.
Страх сначала преследовал. Боялась Капитолина Дмитриевна заходить в квартиру Кондрашовых, да новая хозяйка прикормила. Деньги они ведь, как пряник, сосиска для голодной кошки.
– Встретила на днях Валю Михайлову из третьей квартиры, – Капитолина Дмитриевна распутывает клубок мишуры, – да вы не знаете её.
– И что Валя? – Марго слезает со стульчика и расправляет по веткам дождь.
– Так эта Валя безвылазно, круглый год живёт на даче в деревне! Всё прекрасно, кто ж спорит. Люди обычно как – на даче лишь гости с мая по осень. Так эта, наоборот, – здесь редкий гость. В городе её и не увидишь. Ну, ладно летом, осенью. Ну, а сейчас? Что ты говорю, там зимой сидишь? В этих сугробах? Печку топить надо, снегу наметёт, что и не пройдёшь. Убирать его замучаешься. Одна в доме, в глухой деревне. И не страшно? А она мне – не страшно и даже нравится. Живу, говорит в спокойствии, и никого не вижу, и никому до меня нет дела. А в деревне говорит красота зимой, не хуже, чем летом. Опять же воздух. Представляете?
– Представляю.
– Или вот случай. В тех же краях, где у Микулиной дача – года два назад магазин обворовали. Случайный налётчик, не местный – нож к горлу – выгреб всю кассу и скрылся. Так и не нашли. А тут вдруг находят! Он опять в магазин заявился, спустя два года, и продавщица-то его, конечно, признала, только виду не подала. Он вышел, а она и позвонила куда следует. Поймали. Так он ирод, оказывается, у какого-то нового русского на даче подсобником работал и безвылазно прожил два года. И вот случайно вылез за ворота и на тебе – попался! А если б не вылез – так всю жизнь и прожил бы, и никто ничего б не узнал … Вот такие дела. Теперь и ходить-то страшно возле этих коттеджей – неизвестно, что там за заборами творится-то… Кто там сидит.
– Дурак, что вылез, – Марго включает гирлянду – загораются огоньки.
– Так хорошо, что дурак, хоть поймали.
– Прекрасно. Мы закончили. Уберите здесь всё. – Марго, оглядывает ёлку и выходит из комнаты.
Глава 14
В конце декабря погода порадовала. Все предыдущие годы на неё никак не везло: то мороз до тридцати и на улицу лишний раз не выглянешь, то метель разойдётся, того гляди унесёт на небо или в Лапландию, к Санта-Клаусу в гости, хорошо если к Санте, а то вдруг ещё куда, то наступит вдруг нелепая, чуждая русским широтам оттепель с дождиком, а за ним мороз, и вот провода в ледяном панцире, дома без электричества, трассы парализованы, хоть в поле разжигай огонь и встречай долгожданный праздник.
Тридцать первого декабря был лёгкий морозец, и снег шёл пушистый сказочный, как на новогодних русских открытках.
Вадим и Жанна подъехали к коттеджу Вяземских засветло.
Когда показался двухэтажный кирпичный дом, у Вадима проскользнуло: «Крепость и оплот вяземской жизни».
Ненависть к врагу не отпускала.
– А здесь красиво! – присвистнул Вадим, смотря через стекло на обступившие стеной ели.
– Да, красиво, особенно зимой, – сказала Жанна. – На этом месте раньше находилась бабушкина дача. Дом был деревянный с балконом. Стеклянная веранда. Потом на месте старого дома появился этот коттедж. Для нас с мамой – полный сюрприз. Папа так и хотел, чтоб мы удивились. Помню, мы приехали и не узнали нашу дачу. Ахнули. Сначала, даже жалко было, но после привыкли. Много старых вещей осталось. Если честно, мне дом сначала не понравился. Зато сейчас это любимое место…
– Я что-то не заметил. Ты не очень-то рвалась сюда.
– Ты не понимаешь, здесь хорошо одному… Ты как-будто оторван от мира.
Они стояли в метрах пятидесяти от ворот. С неба падал снег и кругом безмолвие. Тишину вокруг они не слышали, сидя в машине, но сразу почувствовали, каждый по- своему.
– Я любила раньше оставаться здесь одна. Когда остаёшься один, лучше понимаешь себя. А может я просто пряталась от людей, проблем не знаю. Я всё мечтала, что когда-нибудь появится человек, с которым я проживу всю жизнь. Может быть, даже в этом доме, в этом лесу…
Вадим заметил, как из её глаз упала слезинка. Он хотел приобнять Жанну, сказать что-нибудь ласковое, но сдержался. Он не мог и не должен ничего обещать.
На крыльце их встретила Анна Семёновна: накинутая на плечи белоснежная шаль, собранные в причёску светлые волосы, внимательный взгляд. Немногословная и как всегда отстранённая.
Вяземская и Вадим неловко обнялись, едва коснувшись щеками.
«Умная тётка, – подумал Вадим, – не строит из себя любвеобильную тёщу. Всё ясно и понятно».
– Проходите, проходите, – засуетилась перед гостями домработница тётя Саша. Шумная, полная она поспевала всюду. Её всегда и везде было много.
Она шла впереди, и Вадим отметил, что при всём желании её невозможно обойти.
«Эта тётка всем тут и заправляет».
В просторной гостиной возвышалась ель. Пахло зимним лесом.
– Вот, Жанночка, как ты любишь – большая ёлка. – Тётя Саша взмахнула рукой. – Ты ведь всегда сама наряжаешь. Теперь не одна, а с помощником… – подытожила она, поглядывая на Вадима.
«А у них тут всё запросто, – Вадим натянуто улыбнулся домработнице. – А ель и правда хороша и сразу запахло Новым годом. Не хватает мандарин. Где мандарины?!» – хотел он пошутить.
Гостевые комнаты располагалась на втором этаже. Сейчас Вадим особенно внимательно во всё всматривался. Он плохо запомнил расположение и назначение комнат в прошлый раз.
Больше всего Вадима интересовала комната Вяземских, именно туда он собирался проникнуть один, во что бы то ни стало.
«Там у мамы в шкафах полно всякого добра. Она никогда и ничего не выкидывает. Есть даже коллекция минералов, которые она собирала, учась на геолога», – помнил Вадим слова Жанны. «Уж эти булыжники меня интересуют меньше всего…»
Большое окно в комнате Жанны смотрело в лес. Из-за елей и кедров, стоявших стеной, не виден соседний участок. Полное уединение. Обстановка, как и везде – обычна и безлика. Единственное украшение комнаты – камин.
Вадим решил его разжечь. Дрова лежали рядом.
Сухие берёзовые поленья разгорелись, потрескивая.
Вадим, смотрел на огонь и вспоминал Наташу, её уютный домик и печку, возле которой они, обнявшись, сидели и наблюдали за пламенем. Он оглянулся. Жанна разбирала дорожную сумку. Почувствовав его взгляд, она подняла глаза, улыбнулась.
«Хорошо… но всё это не то. Не то!» – Вадим отвернулся к огню.
Вечер за окнами темнел.
В гостиной они вдвоём под тихую музыку украшали ель.
Вадим, взобравшись на стремянку, надевал на колючие ветки разноцветные шары. Жанна подавала игрушки. Вадим ни разу не украшал такой большой ёлки и не видел столько ёлочных украшений. У Марго их и то меньше.
Он вспомнил родительский дом. Там, в чулане в коробке из-под посылки хранились новогодние игрушки – все из детства. Стеклянные, старенькие, местами облупленные и родные. Дед Мороз со Снегурочкой, сколько себя помнил Вадим, неизменно стояли под ёлкой. Белая вата на их воротниках со временем пожелтела. Ёлки в доме были разные – живые, искусственные, большие и не очень, но игрушки и Дед Мороз со Снегурочкой всё те же.
… запах ели и все в предчувствии наступающего праздника.
Третий «а» готовится к Новому году, и все в классе мастерят ёлочные украшения.
На огромной ёлке возле дома культуры каждый пытается отыскать своего клоуна, зайца или огромную конфету. Игрушки одиноко висят припорошённые снегом. Им, наверное, холодно? Ночью, когда пустеет площадь, они разговаривают друг с другом. Интересно о чём?
Тёмный зимний рассвет и Новогодний утренник – целлофановый пакет с подарком, когда открываешь – запах апельсина, яблока, конфет…
Вадим улыбнулся, вспоминая детство. Он всегда торопил его. Быстрее хотел стать взрослым.
Жанна вышла, он остался один в просторной и чужой гостиной. Шаря в коробке с мишурой, ища лампочки, вспомнил: «Надо не забыть поздравить маму. Как она там?» Вдруг что-то острое вонзилось в палец. Вадим одёрнул руку. Под мишурой он наткнулся на осколки разбитой игрушки. На пальце выступил кровавый шарик.
Глава 15
Первыми пожаловали Кричевские. Вошли с шумом, словно их было не трое, а семеро.
– Ох, хорошо тут у вас, тепло, просторно! – Окидывала взглядом гостиную Валентина Семёновна. – Каждый раз смотрю и не могу насмотреться – прямо хоромы, ей богу! Миша, снеси пакеты на кухню. Мы ведь не с пустыми руками.
– Ну, что ты, стоило стараться и так всё есть, – обнимала сестру Анна Семёновна.
– Знаю, что есть, – сказала Кричевская тоном, будто сестра ей должна – а, лишним не будет.
Когда Михаил Юрьевич ушёл на кухню с пакетами, Валентина Семёновна всё топталась у порога и, разговаривая с сестрой, посматривала в сторону Вадима и Жанны – они стояли обнявшись. Вадим специально обнял жену.
– Здрасте! – поздоровалась Снежана, вынырнув из-за спины матери. – Здравствуйте, – повторила она, подойдя к Вадиму и Жанне. Обращалась больше к Вадиму.
– Привет. Как каникулы? – Жанна приобняла сестру.
– Да нормально. – Снежана с интересом смотря на Вадима, спросила: – А как у вас дела в кафе?
– Там всё хорошо, – Жанна ответила вместо Вадима, – Жалко, что ты до конца не доработала летом.
– Мне тоже… Никитина с Фомичёвой из моего класса были у вас. Говорят клёвые вишнёвые коктейли. Им понравилось.
– Я рада. Пусть ещё приходят. И ты заглядывай.
– Посмотрю, может и загляну…
Как ни старалась Снежана обратить на себя внимание, Вадим не замечал её. Надувшись, она отошла к ели.
– Какая смешная девочка, – шепнул Вадим на ухо Жанне, – уменьшенная и усушенная копия мадам Кричевской.
– Это точно, – Жанна прикрыла рукой улыбку.
– А ёлки рубить нельзя! – сказала громко Снежана. Все повернулись в её сторону. – Лес надо беречь! А кому надо, пусть покупают искусственные. Вот у нас дома искусственная стоит и ничего.
– Действительно, нельзя! А то останемся скоро без ёлок, – подхватил, смеясь, Вадим. – Устами младенца глаголет истина. – Злорадная смешинка не давала покоя.
«Младенец» насупился и скрылся за елью.
Вадим встретился взглядом с Кричевской.
Они виделись однажды, в тот памятный день, когда Жанна представила мужа семье.
«Бойкая тётка, но вредная», – подумал тогда Вадим о Кричевской. Она хотела сожрать его, когда узнала, кем он теперь приходится Жанне. У Валентины Семёновны всё написано на лице. В прошлый раз Вадима это позабавило. Вот и сейчас, выдержав тяжёлый взгляд Валентины Семёновны, он улыбался, засунув руки в карманы.
Широкое лицо Кричевской посерело. Она подошла к молодым людям.
– А, Вадим! Весело живёшь! – прокричала она ему в лицо, пахнув несвежим дыханием. Затем резко отвернулась и, не обращая на Вадима больше внимания, схватила за руку Жанну и завертела как в танце. – Ну, племяшка, покажись! Повертись. Прямо цветёшь и пахнешь. – Отпустив Жанну, всплеснула руками, уставившись на ель, – А ёлка-то какая громадная! Прямо, как в Кремле!
– Это Коля такую красавицу у нас в бору отыскал. Сам срубил. Взял в деревне лошадь с санями и привёз, – с гордостью вставила тётя Саша, явившаяся на шум из кухни.
– Что вы говорите? Прямо на санях? А Коля это кто? – Кричевская смерила с ног до головы домработницу уничижительным взглядом.
– Мой муж. Тоже здесь работает. Да вы его осенью видели.
– Не помню. – Кричевская поправила, как шапку, русый парик на голове. – Надеюсь, на кухне всё в порядке, не так как у ворот? Не проехать, не пройти – снегу по колено… Его вообще кто-нибудь убирает? – Не замечая домработницу, она посмотрела на сестру.
Тётя Саша остолбенела на две-три секунды, затем выпрямилась и, развернувшись всем корпусом к хозяйке, выделяя каждое слово, произнесла:
– Анна Семёновна, холодец выкладывать пора. – После чего, с гордо поднятой головой, поплыла в сторону кухни.
– Хорошо, что напомнила, – Вяземская посмотрела на часы и пошла следом за домработницей.
– Аня, я сейчас приду! – крикнула ей вдогонку Кричевская. – Послушай, – прошептала она на ухо, вернувшемуся из кухни и стоявшему рядышком безмолвной тенью мужу, – интересно, а много ли хозяйского добра тащит домой эта кухарка? Проверить бы…
Следующими прибыли друзья дома – супруги Мотковы: высокий, несгибаемый на вид господин держал под руку полненькую низенькую брюнетку. Брюнетка озорно, тряхнула волосами, и причёска каре по-девчоночьи разметалась по щекам и лбу.
Вадиму показалось знакомым её лицо.
Вслед за Мотковыми вошла Элла с братом Анатолием.
Вадим заметил, как при появлении Эллы изменилась в лице Жанна. Элла холодно кивнула ей, Вадиму же махнула рукой, как старому приятелю. Он ответил тем же.
Худосочный и рыжеватый Толик, всунул Вадиму липко-влажную ладонь. Вадим поморщился внутри. Освободившись от рукопожатия, незаметно обтёр ладонь о брюки.
– Вы меня не узнаёте?
Вадим смотрел на подошедшую полненькую брюнетку и в памяти что-то зашевелилось.
– Вы же Вадим? Официант из «Огней»?
Вспомнил! «Клиентка из «Огней». Этого ещё не хватало!» Рядом стояла Жанна и всё слышала. Вадим побледнел. Огромный город на самом деле – обычная деревня, где все натыкаются друг на друга. Как не кстати всплыло это пятно из прошлого.
Выдавливая улыбку, Вадим кивнул гостье:
– Да.
– Помните, я с коллегами была у вас? Я ещё сказала – какое красивое у вас имя, – Моткова покосилась на Жанну, – как у Лермонтова. В романе. – И уже обращаясь к Жанне: – У Лермонтова есть роман под названием «Вадим». Читали?
– Да… ещё в школе. – Жанна с удивлением переводила взгляд с Вадима на Моткову.
– Я Нина, – Моткова подала пухлую ручку Вадиму, – Мы тогда к вам заглянули с девочками случайно, после работы. Я работаю в книжном магазине «Мередиан». А вы всё там же, в «Огнях»?
– Нет. – Вадим хотел послать её к чёрту. – Давно уже там не работаю.
– Вадим – управляющий нашего кафе «Рандеву», – вставила Жанна.
– Вот как? Этого следовало ожидать… – Моткова с пониманием смотрела на Вадима и Жанну. – Для такого видного молодого человека, как вы, «Огни» не совсем неподходящее место. Ой, что это я со своими воспоминаниями. Надо заглянуть как-нибудь в ваше «Рандеву». Павел Николаевич всё приглашал, но я что-то в последнее время стала такой домоседкой. Вы представляете, иногда накатывает такая апатия, что не хочется выходить из дома. Так бы лежала и читала, не вставая с дивана. А что? Только представьте – поздний зимний вечер, за окнами воет метель, в комнате полумрак и только уютный свет ночника. У Пушкина есть повесть «Метель»… Так вот, ты лежишь на диване, прислушиваешься к вою пурги, а в руке у тебя жутко интересный роман про несчастную любовь, интриги, разоблачения и тайны!
– Нина, тебя муж зовёт, – обратилась к Мотковой, подошедшая Анна Семёновна.
– Муж?!
Вадиму показалось, что Моткова впервые услышала, о наличии у неё мужа.
– Представь себе, твой муж, – улыбнулась Вяземская и взяла гостью под руку, – Андрей хочет кого-то поздравить и не помнит номер. Пойдём, он в кабинете у Павла.
– Ты мне не говорил, что работал в «Огнях», – сказала Жанна, как только Моткова и Вяземская отошли.
– Разве? Кажется, говорил.
– Уж я бы запомнила. Я тебе столько об «Огнях» рассказывала, но ты ни слова…
– Да я там проработал совсем ничего, две три смены, – перебил Вадим. – Смысл об этом сейчас говорить. Где я только не работал.
– А музыка будет? – спросила Снежана, крутившаяся рядом.
– И танцы тоже! – резко ответил Вадим: «Какой настырный гадкий утёнок».
– Пойдём, выберем диск, – предложила Жанна сестре.
– Ой, я прямо вовремя, – защебетала Элла, – слышу разговоры о музыке и танцах. Вадим, мне нужна твоя помощь – я привезла диски, но не могу разобраться, как и что включать, – она обвела всех взглядом, – куда и что вставлять…
– А в прошлый раз ты всё знала и умела! – выдала Снежана.
– То было в прошлый раз…
– Какая короткая у тебя память, – съязвила дочь Кричевской.
«Материнская бульдожья хватка», – усмехнулся Вадим.
– Снежана, детка, ты становишься похожа на свою маму. И как девочку тебя это совсем не красит. – Взяв Вадима под руку, Элла увлекла его за собой.
– Сволочь… – надулась Снежана.
– Ну что ты? Расстроилась? – заглянула ей в лицо Жанна.
– Я – не расстроилась! Смотри сама не расстройся! – И Снежана взбежала по лестнице наверх.
– Какие-то все нервные сегодня. Вроде бы праздник… – сказала Жанна самой себе.
Вадим и Элла остановились с другой стороны ели.
Элла касалась серебряными коготками игрушек.
– Надеюсь, у Жанны достаточно ума, чтобы не устраивать сцен ревности, – сказала она и, сняв шерстяной кардиган, бросила его на спинку дивана.
– Мне кажется, и повода нет, – улыбнулся Вадим, рассматривая её.
Элла была особенно соблазнительна без кардигана в коротенькой футболке с выглядывающим пупком и обтягивающих бёдра лосинах. «Как всё-таки вещи меняют человека. Стоило снять этот тулуп – и картинка поменялась», – подумал Вадим.
– Повод всегда найдётся. – Элла коснулась белой пряди волос. Стоя на месте, она успела несколько раз повернуться, показав себя со всех сторон.
Вадим понимал, Элла нарочно отводит его, пряча от глаз Жанны.
Жанна стояла по другую сторону ели и благодаря Элле исчезла из вида. Но Вадим чувствовал её близость. Она рядом и не спускает глаз. Шпионка.
Вадим вспомнил историю с письмом. И опять волна раздражения. Ему захотелось выпить, спровоцировать ревность у Жанны.
Безобразная сцена удушения, всплыв перед глазами, охладила пыл. « Так облажаться!» Была бы на месте Жанны другая – на этом бы всё и закончилось. Пришлось вымаливать прощение. Вадим нашёл тогда нужные слова, и ссора не выползла за пределы спальни.
– Вот мои диски. Можешь поставить любой, – сказала Элла, когда они подошли к музыкальному центру.
Вадим не глядя, поставил первый попавшийся диск – что-то новогоднее.
– О, как раз по теме. – Он прибавил громкость.
– Это Рождественский сборник. Специально купила. – Элла чуть наклонила голову, накручивая на палец белый завиток волос. – Никак не могу выделить время, чтобы побывать в вашем «Рандеву».
– Что так? Отчего же не балуете нас своим присутствием?
– Да, так… всё недосуг, – жеманничала она. – У вас там, наверное, скучно. Нет танцпола.
– Танцев нет, но совсем не скучно. – Вадим прикурил, прищуриваясь. – Всегда полный зал.
– Можно сигарету?
Вадим подал сигарету.
Когда поднёс зажигалку, Элла низко склонилась и обхватила пальцами его руку. С жадностью затянулась, выпустила дым пухлыми розовыми губами. Она не сразу отпустила руку Вадима.
– И вообще, давай на «ты». Что за церемонии?
– Хорошо, давай, – Вадим огляделся по сторонам и, не увидев Жанны, расслабился. Элла клеилась нагло и дерзко, на глазах у всех. Вадим почесал подбородок: «Проблемы сегодня мне не нужны».
А в это время в гостиную вошла Кричевская и, уставившись на зад Эллы в лосинах, воскликнула:
– О, господи! Маскарад здесь что ли? Или стриптиз?
– Это вы о чём, Валентина Семёновна? – Не оборачиваясь, Элла состроила рожицу Вадиму.
Тому стоило огромных усилий, чтобы не засмеяться. Он стоял лицом к Валентине Семёновне.
– А вынарядилась-то! Самой-то не стыдно? – проворчала Кричевская.
– Стыд присущ натурам закомплексованным, с заниженной самооценкой, Валентина Семёновна.
– Я и вижу! Кол тебе – моя оценка!
– О! – закатила Элла глаза. – Вам так не терпится посадить меня на кол? – Подойдя ближе к Вадиму, добавила: – А что, я бы присела, раз народ требует…
– Бесстыдница! Кто тебя воспитывал?
– Слава богу, не вы!
– Жаль, что не я! Ты бы у меня не болталась без дела! Тунеядка! – И обращаясь к Вадиму: – А где Снежана?
Вадим пожал плечами.
– А они с Толиком пошли порнушку смотреть… – пропела Элла. Казалось её ничем нельзя пронять.
– Сама ты – порнушка! Ты хоть бы, Элка, переоделась что ли, не дома ведь.
– «Снежанкой» – называйте вашу дочь! А как мне одеваться я разберусь сама! – прикрикнула Элла, тряхнув белой копной.
– Скажите, пожалуйста – разберётся она! Разбиральщица! Пошла бы лучше на кухню помочь, чем перед женатым мужиком телесами трясти! – И Кричевская удалилась.
В дверях она столкнулась с Жанной. В гостиную Жанна не вошла.
– Терпеть не могу эту «росомаху», – раскраснелась Элла. – Эта росомаха везде влезет и всё испортит.
– Росомаха? А ей подходит. Ты придумала?
– А то кто же?
Молодые люди не замечали, как сверху, из темноты второго этажа за ними наблюдали.
– Так, давайте, сюда, сюда! – послышался в коридоре голос росомахи.
В гостиную Михаил Юрьевич и Толик вносили длинный стол, за ними следом женщины несли посуду.
– Так, хватит бездельничать! Давайте-ка, займитесь общественно-полезным трудом! – обратилась вездесущая Кричевская к Элле и Вадиму.
Стоящая за тёткиной спиной Жанна, внимательно на них смотрела.
– Так, сколько всего нас будет-то? На сколько человек накрывать? – спросила Кричевская у сестры.
– Только ещё Паша с Сергеем будут, – обвела Анна Семёновна взглядом присутствующих, – остальные все здесь.
– А что, у Линёва нет ни кола ни двора? Куда ни глянь всюду он, – проворчала росомаха, бросая на стол вилки.
И как по волшебству, в тот же миг входная дверь распахнулась, и на пороге появился Вяземский. Из-за его спины, выглядывала голова Сергея Линёва. Все ахнули – это ж надо только о них вспомнили – и вот они!
Первой встречать дядю кинулась Элла. Она взвизгнула от радости и повисла у него на шее. Вадим заметил, как напряглась Жанна.
Все ринулись к вновь пришедшим. Вадим стоял в стороне.
Линёв подошёл к Вадиму, и они молча пожали друг другу руки. Настроение Вадима упало, когда появились эти двое.
После всех Павел Николаевич тепло поздоровался с зятем и даже приобнял.
«На людях старается», – Вадим заметил с какой благодарностью Жанна посмотрела на отца.
– Господа! – воскликнула Моткова. – Господа! Прошу внимания! – Она подняла вверх бокал с вином. Голос её дрожал, вибрировал. – Друзья, вы понимаете, что произойдёт буквально через какие-нибудь два часа? Люди, вы отдаёте себе отчёт, в каком моменте времени мы все с вами находимся? Ведь ещё немного и нагрянет он – новый век! Наступит миллениум! Вы понимаете – как нам с вами повезло?! Нет – угораздило, подфартило, как говорит Павел Николаевич, – она, улыбнувшись, посмотрела на Вяземского, – жить в это время! Я не знаю, что со мной произойдёт под бой курантов – я наверно расплачусь… – Моткова пригубила вино.
– Отставить слёзы, Нинок! – крикнул Вяземский. – А фарт, – он посмотрел на Линёва, – это штука важная в жизни. Необходимая!
– Дорогой вы наш, Павел Николаевич. Вы, как всегда, правы. – Моткова опустила голову ему на плечо.
За стол садились все красивые, переодетые, особенно женщины.
Как и задумала, Элла произвела фурор.
Она спускалась по лестнице, и Толик присвистнул, обратив на сестру всеобщее внимание.
Появилась она с триумфом в жёлто-оранжевом коротком платьице. Золотой фольгой атласная материя переливалась в свете ламп. От шеи до пояса тянулся длинный узкий вырез. На уровне груди вырез был перехвачен лентой, которая возбуждала ещё больший интерес, привлекая внимание к телу, белеющему на фоне атласного золота.