Зелье для Ее Величества. Усадьба

– Та у нас еще компания собралась, – и обращаясь к солдатам, – второй залп целить в грудь, а из пистолетов в голову.

Отдав распоряжение, Опричников взял Ивана под локоток, отвел подальше, к самому обрыву.

– Я вот думаю, Иван Михайлович, вам будет хорошо подстежку мою железную снять да под бережком спрятаться, – сдавил локоть сильнее, когда Розинцев попытался возмущаться, – и коли начнут нас эти вурдалаки одолевать, вы потихоньку вдоль берега отплывите, потом расскажете, что и как было, да укажете, где деньги спрятаны.

Но Иван захорохорился:

– Никакие деньги не стоят чести дворянина! Я буду сражаться наравне со всеми!

– Ну что с вами поделаешь, – досадливо поморщился Опричников, – тогда так, стойте в пяти шагах за нами и стреляйте только в тех, кто проскочит нам за спины.

– Понял.

– Старайтесь бить прямо в голову, в упор и так, чтобы голова врага не была на одной линии с головой кого-нибудь из нас.

– Конечно, Петр Николаевич, приложу все усилия.

– Надеюсь на вас, – ободряюще похлопал Ивана по плечу и занял свое место у повозок.

Стало уже совсем темно. Небольшой костерок давал света достаточно, чтобы видеть периметр обороны и туман, стелющийся по черной глади озера. Над ними светилось мириадами звезд безлунное небо. В траве стрекотали кузнечики.

«А если еще из озера какая жуть полезет», – передернулся от такой мысли Иван, но постарался забыть о ней – и земных тревог хватало.

Выдала трель какая-то птица. Двое солдат подбежали к костру, схватили горящие в нем факела по паре каждый и исчезли в темноте. Иван встал на ноги, вытащил из-за пояса пистолеты и взвел курки.

Вскоре заполыхали костры – заложенное среди дров сено заполыхало быстро и ярко.

Солдаты бежали обратно, из темноты между костров выскочил Семен. Перепрыгивая телегу, сказал:

– Не меньше тридцати, вашбродь!

Поручик скомандовал:

– Товсь!

Практически одновременно хрустнули взводимые курки ружей.

– Цельсь! – ружья были наведены в черноту ночи.

– Пали!!

Ударил неожиданно хлесткий залп, солдаты стали быстро перезаряжать ружья.

– Товсь!

Щелчки курков.

– Цельсь!

Дула снова стали высматривать темноту. Иван ждал второго залпа, но поручик медлил.

И тут он увидел за кострами бегущих сплошной стеной мужиков. Бежали молча.

– Грудь пааа-ли!

Треснул залп.

– Пистолеты бери!

В рассеявшемся пороховом дыму Иван видел, как бегущие проскакивают между кострами и без всякого строя бегут к ним. Поднял пистолеты. Нападающим оставалось до повозок шагов десять.

– Пали, ребята!!!

И тут уже стало видно, насколько быстро бегут нападавшие. Возникло чувство, что они и не собираются останавливаться – просто сметут телеги с обороняющимися в озеро и все.

Ружья со штыками никто схватить уже не успел – нападавшие просто перелетели в прыжке через телеги, норовя вцепиться противнику в горло. Двое солдат повалились на траву, сцепившись с противником, двое оказались ловчее – увернулись от нападавших и подтолкнули их – рычащие мужики полетели в озеро. Федор махал налево-направо своими кулачищами, раскидывая нападавших, Опричников дал себя перепрыгнуть и с разворота отрубил нападавшему голову, затем второму, не дав тому приземлиться, отступив на шаг – третьему. Солдаты вовсю орудовали кинжалами, а нападавшие лезли через телеги, рычали и пытались вцепиться в них зубами.

Шокированный происходящим, Иван попятился и, оступившись, полетел вниз с обрыва. Скатился к самой воде, в которой отчаянно барахтались двое. Пока падал, выронил оба пистолета, чертыхнулся, выхватил шпагу и кинжал с твердым намерением не дать этим двоим выбраться на берег.

В этот момент там, сверху, раздался жуткий вой. Казалось, сам воздух дрожал и вибрировал. У Ивана подкосились ноги. Вой повторился. Потом все стихло, всплески быстро удалялись. Вскоре над головой стало светло, Иван рефлекторно посмотрел вверх. Над ним с факелом стоял Опричников:

– Вы целы, Иван Михайлович?

– Цел, а вы?

– Тоже. Сейчас скину веревку.

Через пару минут Иван созерцал место побоища. Все было залито кровью, на земле лежало с десяток тел и несколько отрубленных голов. Ивана замутило, и он отошел к самой крайней телеге отдышаться. Солдаты тем временем поскидывали тела за периметр и занялись осмотром ран. Иван подошел к костру, у которого стоял Опричников, держащий в сцепке руки за спиной, и на кого-то смотрящий. Проследил за взглядом. Оказалось, Петр смотрел на какого-то мужчину, рослого, в черных штанах, добротных сапогах, с пристегнутыми к бедрам ножнами и белой рубахе. «Откуда ему тут взяться», – подумалось еще плохо соображающему Ивану.

– А что это был за рев такой? – спросил он никого и всех сразу.

Опричников молча указал рукой в сторону неизвестного.

– Раз слуги государевы не могут уберечь бедную девушку, девушке пришлось позаботиться о себе и заодним о добрых молодцах, – певучим грудным голосом сказал незнакомец и сделал шаг к свету. Это оказалась женщина, одетая в мужское. За ремень была засунута пара пистолетов.

Иван непонимающе хлопал глазами.

– Это наша старушка, – пояснил Петр Ивану.

Понятнее не стало.

Дама запрокинула голову и засмеялась:

– Ну что же здесь удивительного, все знают, что ведьмы могут превращаться в красивых девушек, так?

– Так, – по инерции подтвердил Иван, а двое солдат перекрестились.

– Ну, значит, ничего удивительного, – произнесла дева и, сев к костру, достала пистолеты, подтянула поближе свою суму и стала ловко их заряжать.

Поручик тоже подсел к костру:

– Интересное у вас приспособление, – показал он глазами на ее запястье, которое охватывало нечто вроде железного браслета или нарукавника, уходившего под рукав рубахи.

– Дудка моя, зверей всяких отпугивает хорошо. Как эти полезли, я прямо почувствовала нечто звериное в них, стало быть, думаю, может и дудка поможет. Главное тональность угадать было.

– С тональностью, мадемуазель, вы очень даже угадали, – хохотнул Опричников, – меня аж до пяток пробрало!

– Конечно, сомнительный комплимент, но спасибо, – посмеялась в ответ незнакомка.

– Простите, а как вас зовут? – спросил Иван плохо слушающимся языком.

– Это неважно. Утром я уйду, и мы больше не встретимся.

– А как же… но ведь вы не… то есть, я хотел сказать… – Иван и сам не мог понять, что он хочет сказать.

Женщина наклонилась к нему:

– Ни-ко-гда, – произнесла она по слогам, – и не вздумайте сюда возвращаться. Да, прошу взамен на мою услугу, – она обвела место недавнего побоища рукой, – ответить своей и не указывать меня в бумагах и донесениях.

– Конечно, конечно, – поспешил заверить ее Иван, – но все-таки, что делает здесь такая дама, как вы?

– Это останется моей маленькой дамской тайной. Ладно, пойду помогу вашим бравым молодцам, – сказала она, поднимаясь, – надеюсь, мои снадобья не растоптали.

Иван вопросительно посмотрел на поручика. Тот дополнил картину:

– Во время драки парочка наших вурдалаков кинулась на нее. Один, видать, маску сбил, добротная, кстати, маска, ну а уж как она без платья и горба осталась, я не знаю, наверное, точно магия, – и засмеялся.

«Как эти люди могут шутить и смеяться в подобной ситуации?!» – подумал про себя следователь.

– А ну-ка тихо! – подала голос дама. – Слышите?

Вдали, где располагалось поместье, угадывались удары набата и поднималось зарево.

– Смотрю, там тоже погулять решили, – высказал свое мнение поручик.

– Давно пора, – раздался из темноты голос лекаря, о котором Иван уже и думать забыл.

– Как понимать ваши слова? – официально обратился он к доктору.

– Да так и понимать. Бунт это. Емелька давно грозился людишек поднять, да только я не давал ему до поры. Ну а сейчас, видать, решил, что пора.

– Так что же, он и здесь и там орудует?

– А что ему здесь делать, подручных у него хватает, им и велел с вами расправиться, а сам решил поместье пограбить.

– И люди вот так вот и пошли сразу бунтовать?

– Сразу? Да над ними милейшая госпожа Прискорн уже не один год измывается. Крестьянин забыл уже, как его поле выглядит – все на барыню горбатится, а той и Светлые праздники нипочем, которые же на заводе ее работают, тех и вовсе как скот держат – от станков не отпускают, они спят прямо на соломе у станков и мрут там, как мухи. За один прошлый год более ста двадцати душ преставилось, и большая часть, почитай, дети да отроки. Вот и думай, сразу – не сразу. Полагаю, ее уже на части разорвали.

– Чудо, а не ночь выдалась, – саркастически отреагировал Опричников.

Как стало светать, стали собираться в дорогу. Трясущийся староста привел коней, глядя на побоище, причитал да крестился.

Всего Иван насчитал 23 тела и несколько кровавых дорожек. Потери их отряда были незначительны – солдаты были только покусаны, покарябаны да со следами от пальцев на шеях. Все-таки солдат – это солдат, а разбойник – это разбойник, хоть даже и бешеный.

У деревни расстались, староста пошел звать людей собирать покойников, дама, иронично улыбнувшись, припустила коня рысью в сторону леса. Шестеро конных и две повозки (на одной везли доктора, на другой – деньги) повернули в сторону поместья, над которым поднимались столбы дыма. Вскоре послышалась ружейная пальба.

– Утро вечера не скучнее, – скаламбурил Петр.

Уже въезжая в село, при усадьбе увидели солдат. Часть деревни выгорела. Само поместье уцелело, а вот все хозяйственные постройки сгорели. За холмом раздавалась нестройная ружейная пальба.

Около усадьбы лежало тел пятнадцать, неподалеку от них сидело около ста угрюмых, побитых, оборванных и окровавленных мужиков под присмотром десятка солдат. Командовал всем сам Шешковский, чем крайне удивил Розинцева.

Он соскочил с коня, отсалютовал и доложил:

– Ваше высокоблагородие!.. – немного замялся, осмотрелся вокруг и понизив голос продолжил: – Вора схватили, деньги нашли, перебили 23 разбойника.

– Ах ты моя голуба! – расцвел тот. – Дай-ка я тебя расцелую! – обнявши, троекратно облобызал. – Ну, молодчина! – потряс за плечи.

– Поручик Опричников со своими людьми проявили при этом недюжинную отвагу и проворство!

– Не зря, не зря тебя, голубчик, граф Панин хвалит, – Шешковский потрепал и того за плечи – орел!

Затем подошел к телеге:

– Ну здравствуй, здравствуй, голубь сизый, – ласково начал он, при этом его глаза были преисполнены холодной злобой, – скоро мы с тобой ой как душевно побеседуем, – и, обращаясь к солдатам, – чтобы ни единый волос с его головы не упал!!

– Слушаем, Ваше высокоблагородие!!

Повернулся к Розинцеву и с довольной улыбкой сообщил:

– Сработала-таки идея с собачками. В Восковицах, в трактире потявкала собачонка на мужичка одного, вывернули карманы, а там рупь серебром, да который в ход еще не пущен, приперли его к стенке, так он и показал, что деньги ему лекарь дал, чтобы склянок всяких накупил в Петербурге, а живет этот лекарь у баронессы Прискорн, в поместье Пятая гора. Вот я и сюда. По дороге заодним ваш отряд встретил, очень ребятки мне тут пригодились – слышишь пальбу? – это они оставшихся бунтовщиков утихомиривают.

– А баронесса успела сбежать?

– Успела побежать, да не успела сбежать – хохотнул довольный Шешковский – по пути нам встретилась, пришлось завернуть ее под белые рученьки. Подъезжаем, а тут бунт вовсю! Такое вот дело вышло.

Днем тщательно обыскали комнаты, в которых жил доктор, собрали все книги, записи, бутыльки и прочие его принадлежности – на две телеги вещей набралось. Поужинали да расположились на сон, кто где место смог найти, а утром отряд внушительных видов отправился в Санкт-Петербург. Плененных бунтовщиков оставили на попечение местных властей

***

По возвращении в Санкт-Петербург Шешковский незамедлительно отправился во дворец, Опричников – в свое расположение, пойманный тать – в Петропавловскую крепость, а Иван предоставлен сам себе до завтрашнего утра. Предстоял первый официальный допрос, и он убедил своего шефа в необходимости своего присутствия, так как чувствовал, что с этим делом не все так просто, но Шешковскому надобно только одно – побольше выпытать показаний, свидетельствующих о заговоре, чтобы поднять свою значимость в глазах императрицы.

Утром он уже был в гостевой комнате в доме Шешковского, а к девяти часам приглашен на завтрак – неслыханная честь!

– А! Заходи-заходи, голубчик, – радушно улыбнулся ему шеф, жестом предлагая разделить его завтрак, – вел себя молодцом, матушка, – показал глазами наверх, – довольна нашей службой. Памятуя твои заслуги, выхлопотал тебе орден Святого Георгия 4-й степени и повышение в чине сразу на два класса до коллежского секретаря.

Розинцев вскочил со стула:

– Рад стараться, Ваше высокоблагородие!! – и замер по стойке смирно, переполненный чувствами.

– Во-от, – довольно протянул Шешковский. – Хорошо послужил – хорошо награжден, я верных людей в обиду не даю.

– Благодарю, Ваше высокоблагородие!!

После завтрака поехали в крепость. Ехали молча. Шешковский – явно предвосхищая громкое дело и аппетитные коврижки, Иван – в раздумьях о том, что что-то не совсем складно получается.

Заехали на территорию. Из дверей административной части выбежал начальник тюрьмы, лично открыл дверцу кареты и помог выйти из нее Шешковскому. Срывающимся голосом доложил:

– Ваше высокоблагородие! Узник, которого доставили вчера, не далее, как десять минут назад обнаружен мертвым!

***