Мы пожали друг другу руки, и я ретировался в направлении своего дома. От быстрой ходьбы разогрелся, и было уже не так холодно. С предложением Рыжего я в мыслях согласился и знал, что дам согласие и ему. Вот только легкое чувство беспокойства присутствовало, но я старался притупить его исконно русским "все будет путем" и "авось пронесет". Но я ошибался…

Глава 3

…У двери квартиры меня поджидал еще один сюрприз.

– Ты чего тут так поздно делаешь? – удивленно спросил я.

Инга сидела на ступеньках лестничного пролета, беспомощно вжавшись в грязную стенку, обхватив ободранные коленки сплошь порезанными и расцарапанными руками. Ее лицо было все в потеках черной туши от слез, глаза испуганные и красные, волосы растрепанные, кое-где местами глубокие ссадины и порезы, на щеках запекшаяся кровь. Весь ее внешний вид был весьма удручающим. От напускной веселости не осталось и следа. Она глядела на меня глазами затравленного зверька и часто всхлипывала.

– Что случилось? – мне очень не понравился ее внешний вид.

Она молчала, продолжая сербать носом, и я заметил, что все ее тело пробивает нервная дрожь. Такое бывает после истерики. Присмотревшись получше, я присвистнул: ее ссадины и порезы были нешуточными. К садистам на вечеринку небось заглянула? Я открыл двери, подошел ближе, взял ее на руки и занес в квартиру. Инга прильнула ко мне и разрыдалась.

– Ну-ну… успокойся. Сейчас в горячую ванну и коньячку. Попустит, – я был далеко не мастер утешений для плачущих дам, особенно тогда, когда не знал, стоит ли утешать.

Я стянул с нее всю одежду, усадил в ванную и открыл душ с горячей водой, стараясь не мочить раны на руках и лице. Она не сопротивлялась, пребывая в состоянии шока. По крайней мере, такое объяснение я могу дать ее рыданиям, отрешенности и нежеланию говорить. Пока набиралась вода, я спрыгал на кухню, налил в стакан коньяку, чиркнул ножом ломтик лимона и заставил Ингу выпить спиртное. От горячей воды и выпитого она постепенно согревалась и переставала дрожать. Минут через пять я увидел, что ей становиться легче. Она перестала реветь, на щеках проступил румянец, а глаза заблестели под воздействием алкоголя.

– Ну как? – спросил я, вытирая кровь вокруг порезов стерильными бинтами.

– У-уже лу…лучше, – запинаясь, пробубнила она.

– Расскажешь, в чем дело?

– Ме…меня… убить хотели, – Инга зажмурилась.

– Это не новость. Тебя вечно кто-то хочет прибить. Какая сволочь тебя покромсала?

– Я… я убежала. Смогла… а… а Ксюша…, – и она снова разревелась, закрывая ладонями лицо.

– Что Ксюша? – меня начинал пробирать холодок от предчувствия беды.

– Ее убили…

Я сел на пол. Вот-те на!

– Ты шутишь?!

Она, рыдая, отрицательно качала головой, но даже без этого жеста я прекрасно понимал, что Инга говорит правду. И тут меня осенило! Так вот из-за чего в городе шмон! По горячим следам трусят все притоны и злачные места.

– Прекращай выть! – прикрикнул я, отвешивая ей смачную пощечину. – Возьми себя в руки.

Она на мгновение опешила от такой бесцеремонности и вправду перестала реветь, глядя на меня чуточку изумлённо и возмущенно одновременно.

– Выкладывай все как есть. До малейших подробностей.

Инга прерывисто вдохнула побольше воздуха и начала сбивчиво говорить. Дабы никого не удручать дословным пересказом, путающимися фразами и повторами, я оформлю это мрачное повествование от себя. Итак, начну. Сразу от меня Инга направилась к себе домой приготовить свое трудовое тело к очередной ночной работе, так как ее ближайшая подруга Ксюша, ныне – победитель в номинации "Самая нелепая кончина года", договорилась с ней на вечер повеселиться в компании двух замечательных, а самое главное – состоятельных мужчин. Клиенты ништяк, оплата наличными по курсу с предоплатой. Учитывая, что более никаких иных важных мероприятий у нее не намечалось, моя бестолковая подружка согласилась (а я ее предупреждал, что эта сука Ксюша, господи прости, до добра не доведет!). Туда-сюда, перекусила, запила чайком, навела в течение парочки часов полнейший и эффектный марафет, и вот Инга приехала в кафешку, где договорились о встрече. Ксюша немного опоздала, была веселая и беспечная (эта тварь безмозглая всегда была такая, скорее от природной тупости, нежели от естественного поведения). Посидели, поболтали да и поехали на такси в баньку на окраине города, куда их пригласили скоротать вечерок те самые состоятельные мужчины. Добрались без приключений. Позвонили в звонок. Дверку открыл заштыренный алкоголем паренек, исполняющий функции банщика, который на вопрос девушек "Здесь?" долго соображал, что бы это значило, а потом согласно кивнул головой, пропуская шлюх вовнутрь благонепристойного заведения. Здесь, чтобы блеснуть своим умом, Инга вставила фразу, что она якобы с момента входа в помещение сауны засомневалась в безопасности этого мероприятия. Однако, несмотря на сомнения, подруги все же проследовали за банщиком в комнату отдыха, которая оказалась почему-то пустой. "Где клиенты?", на что туго соображающий паренек невразумительно ответил "там" и кивнул головой в сторону закрытой двери, ведущей в парилку и душевые. Затем он ретировался. Как оказалось потом, выходя из комнаты отдыха он запер дверь, а значит, знал, что должно было произойти. И вот тут произошло! Пока подруги устраивали свои сладкие места на диване из потрескавшегося кожзаменителя, дверь, ведущая в парилку, резко открылась, и оттуда выскочили двое одетых мужчин. Один из них что есть силы треснул Ксюшу по голове чем-то твердым, от чего та ничком повалилась на диван, заливая все вокруг кровью, а другой ринулся в сторону Инги. Здесь надо отдать должное моей подружке, точнее, ее реакции. Вместо того, чтобы тупо орать, она вскочила на ноги и побежала к двери, которая оказалась запертой. Убийца за ней. Но и тут она не оплошала, благо дело имела весомый опыт в подобного рода ситуациях, – сиганула прямиком в ближайшее окно и приземлилась в колючие кусты (отсюда порезы и ссадины). Вскочила на ноги и что есть сил побежала, не глядя по сторонам и не оборачиваясь, а вслед ей шмаляли из пистолета, пытаясь застрелить. Бежала, бежала – и прибежала. Прямиком ко мне. Теперь выводы. Работали дилетанты. Это факт. Видимо, хотели обустроить все под несчастный случай – мол, проститутки напились, поскользнулись на мокрой плитке в бассейне да и разбили затылки. Вот только с двумя одновременно такого не бывает. Фантастика. Хотя для Инги могли уготовить что-то более изощренное. К примеру, перебрала спиртного да захлебнулась в бассейне. Но об этом уже не узнать. А теперь важное. Зачем их убивать? Кому они перешли дорогу? Не проще ли было застрелить без свидетелей и не устраивать таких кинопробных усложненных сцен. А банщик? С ним что? Как по мне, так его тоже приделали. Живых свидетелей не бывает. А про убийство прознали из-за того, что в убегающую Ингу стреляли и кто-то вызвал милицию. Совершенно понятно, что убийцы не успели осуществить и части своего мокрушного замысла, а потому попросту отвалили в неизвестном направлении. Приехали менты и понеслась! Последствия преступления настигли меня с друзьями в ночном клубе "Конго", который стандартно стоял в списке на облаву в подобных чрезвычайных происшествиях. Вот и вся история. Черт бы ее побрал!

– Тебе скрыться надо. Не у меня. Найти могут. А я пока выясню что к чему. Есть где затихариться?

Она отрицательно помотала головой.

– Ты думаешь, что…, – Инга многозначительно раскрыла глаза пошире.

– Я не знаю, что думать. Сама говоришь – вальнуть хотели. Тогда нужно предполагать, что тебя станут искать. Не они, так менты точно ищут. Слушай, – я вдруг встрепенулся. – А может, тебе к мусорам податься? А?

– Нет, нет! – она ужаснулась. – Ты что? У них защиту нашему брату искать бесполезно. Еще хуже будет!

– Мда-а… ты права. И не защитят, да еще и трахнут вкруговую на шару. Обидно. Ладно, давай собираться и уматывать отсюда. Схороню тебя в гостинице одной – глухомань редкостная. В ней первое время пересидишь. Там тебя вряд ли искать станут. А после решим, что дальше делать.

– Но я… я думала у тебя…

– Ты чего, подруга, совсем мозги прососала? – от такой мысли меня аж в жар бросило. – Каждая собака знает о наших с тобой отношениях. Не сейчас, так после ко мне и без того нагрянут. Давай-давай, вылазь. Дергать надо. Черт, и без машины еще. Пешком потопаем, за час дойдем. На такси нельзя.

Что мне нравилось в Инге, так это ее полное подчинение в случае, когда она чувствует абсолютную правоту того, кому надо подчиниться, и делает это беспрекословно. Уже минут через двадцать мы шлепали по ночному городу, держась в темноте и часто озираясь вокруг. Прямо шпионы какие-то! Как я и предполагал, мы добрались к гостинице "Амур" за час с копейками. Инга выглядела вполне пристойно, все ее раны были скрыты одеждой и косметикой. Поселились без проблем (я назвал кодовое слово и дал прилично денег). Пообещал днем заглянуть, привезти еду и питье, а пока приказал строго-настрого – не высовываться и ждать.

– Жить хочешь?

– Дурак, что ли! Конечно, хочу.

– Тогда сиди в номере и носа наружу не кажи, ясно?

– Яснее не бывает.

– Ну ладно. Я пошел. Скоро вернусь.

Уже на выходе она окликнула меня.

– Даня!

Я обернулся.

– Спасибо тебе, – прошептала Инга, и это "спасибо" звучало искренне. Вот она – самая настоящая. – Не знаю, что без тебя бы делала…

… Я спал, как убитый (тьфу-тьфу-тьфу). Но спал недолго. Мои опасения подтвердились: зачирикала птичка, а за дверью стояли долгожданные работники уголовного розыска. По мою душу. Ну что ж. Придется Инге поголодать чуток. Заодно фигуру в полный порядок приведет.

– Воронцов Данила Сергеевич? – утверждающе-грозный голос.

– Он самый, – беспечно позевывая, ответил я, хотя на самом-то деле у меня внутри все сжималось и напрягалось.

– Городское управление внутренних дел, отдел по борьбе с организованной преступностью, капитан милиции Ивченко Сергей Сергеевич. Разрешите войти?

– Да, пожалуйста.

Началось! Ну, брат, держись! Вошли, не разулись, и принялись деловито осматриваться вокруг. Ничего, знаем ваши приемчики психологического давления. Уж будьте уверены, на меня они не подействуют.

– Хорошая у вас квартира, – деловито заметил капитан, на что его напарник лишь молча кивнул. – Работаете?

– Угу.

Я решил держаться просто, отвечать односложно, дабы не взболтнуть случайно лишнего, поэтому напустил на себя абсолютно пофигистический вид ничего не разумеющего простачка. Ожидал продолжения беседы, но следователь внимательно посмотрел на меня, словно изучал каждую морщину но моей роже, а потом произнес:

– Собирайтесь, Данила Сергеевич. С нами поедете. Разговор у нас долгий и серьезный.

– Эээ… а по какому, собственно, поводу? – я ожидал подобного, но не столь скоро.

– А вот у нас и поговорим. Есть повод. И очень весомый, уж поверьте. Собирайтесь, собирайтесь, – последние слова он произнес как-то ласково, с нотками снисхождения в голосе.

– Так суббота ж. Выходной, как-никак.

– У вас?

– А у вас?

– Собирайтесь.

Ну что ж. Спорить далее было бессмысленно, а потому я подчинился воле закона, умылся, оделся.

– Я готов.

– Тогда поехали.

Ехали молча, но быстро. Молчание угнетало еще больше, нежели заковыристые вопросы следователя, и я по опыту знал, что это один из пресловутых ментовских приемов психического воздействия. Мрачное здание, мрачные и полутемные коридоры (экономия электричества), старый и обшарпанный кабинет с видавшей виды мебелью и местами порванный, зеленого цвета, старый диван в углу.

– Берите стул, присаживайтесь.

Капитан Ивченко был вежлив, насколько позволяла служба, и даже какой-то равнодушный. Он не проявлял эмоций, говорил ровно и монотонно, в его глазах не было злобы или доброты, ненависти или приязни. В них была только деловая пустота и настойчивость опытного сыскаря.

Я повиновался, придвинул шатающийся, как корабль на волнах, стул и аккуратно опустил свой зад, боясь грохнуться на пол. В дверь тут же постучали и в проем сунулась огромная голова, наполовину лысая, с перебитым носом.

– Товарищ капитан. Разрешите?

– Входи. Ты с протоколом?

– Угу, – детина кивнул и, не обращая на меня никакого внимания, прокосолапил к столу своего начальника.

– Присядь. Я прочту.

Опер плюхнулся на диван. Несколько минут Ивченко елозил карандашом по листам бумаги и вдруг улыбнулся, но быстро стер улыбку с лица, придавая ему чуть грозное выражение.

– Ты мне скажи – в школе русский язык проходили?

– Проходили, товарищ капитан.

– Вот я и вижу, что когда в школе его проходили, то тебя там и рядом не было! Читаю: "…труп гражданки Розановой Ксении Валерьевны, проживающей по адресу…" По какому адресу? Как труп может проживать по адресу, а? Супрун?

– Так это…

– Что это? Исправить! Дальше, – следак повел пальцем вниз по бумаге. – Ага, вот: "…труп гр-ки Розановой К.В. был обнаружен в полусидячем (!) положении в состоянии алкогольного опьянения средней степени тяжести… глаза убитой смотрят вдаль…". Ты что, Супрун? Решил Пушкиным заделаться? Прям целые поэмы верстаешь! В каком "полусидячем", какая "даль"?

– Так это… она сидела, а когда ее по голове, то повалилось на бок… вот, – на лбу писателя выступила испарина.

– Что повалилось?

– Так это…известно что… тело потерпевшей.

– Твою мать, какой потерпевшей? – вызверился капитан.

– То есть, пострадавшей.

– Пострадавшей?! Супрун, страдают и претерпевают живые, а она жмур! Уяснил?

– Так точно! – он резво вскочил с дивана.

– Садись. А откуда ты слямзил эдакий поэтический оборот: "состояние алкогольного опьянения средней степени тяжести", а? Это что, побои тебе? И как ты это самое опьянение измерил?

– Плюс труп, – неосознанно вставил я.

– Чего? – Ивченко зыркнул в мою сторону. – Ах, да. Труп в состоянии алкогольного опьянения. Ты где так писать учился, Супрун?

Бедный опер был красный как рак и не знал, что отвечать, а потому виновато потупил взгляд.

– И как глаза убитой могут смотреть вдаль? На кой хер ты пишешь эту галиматью?!

– Я исправлю, товарищ капитан, – виновато пробубнил он

– Шагай. Исправляй. Сам вызову. На-а… Пушкин, мать твою за ногу!

Супрун буквально вылетел из кабинета, а я едва сдерживал себя, чтоб не засмеяться.

– Это не смешно, Данила Сергеевич, – уже серьезно и так же ровно, как раньше, резюмировал капитан. – Поди, уже догадались о причине, по которой мы с вами тут мило беседуем?

– Догадался. Ксюшу убили? – и я изобразил знак вопроса на своем фейсе так, будто мне все еще не вериться в происшедшее.

– Убили. Вчера вечером.

Я молчал.

– Не удивлены?

– Почему же, удивлен.

– Не видно. Где вы были вчера между 19.00 и 01.00 ночи этого дня? – он взял в руку ручку, пододвинул к себе лист бумаги.

– С друзьями. Отдыхали вместе.

– В клубе "Конго"? – прищурился.

– Да.

– Это ваше?

Ивченко достал из ящика стола мои документы.

– Мое. Только вот куртка подевалась куда-то.

– Она у нас. Вернем. Почему же вы ушли из клуба, оставив в нем куртку с документами?

– Вышел сигареты купить, они в клубе дорогие больно, – нашелся я.

– И?

– Вернулся, клуб пустой. Все закрыто, и куртки моей нет.

– А почему вышли без куртки? Холодно ведь еще по вечерам.

– Так думал по-быстрому. А пришлось пробежаться.

– Ясно. И факт отсутствия вашей верхней одежды не обеспокоил?

– Нет. Мне же сказали, что налетел "Беркут", всех забрали и вещи тоже.

– Положим, забрали не всех, ну да ладно. А где вы сигареты купили? И где они? Показать можете?

Вот я осел! Такой пустяк, и не додумать!

– Закрыто все было. Поздно, потому и не купил ничего.

– Так-так. Ясно. Мне вот иная картина представляется. Что вышли вы совсем не за сигаретами. Так ведь, гражданин Воронцов?

– А зачем? – и тут до меня начало доходить.

Он ведь думает, что это я мог Ксению привалить – время моего отсутствия может совпадать с временем убийства! И не скажешь ему, что отвалил я по-тихому, благодаря корешу Вовке из спецназа. Спалю товарища. А это распоследняя пакость.

– А-аа… вижу, соображаете! – довольно хмыкнул следователь. – И правильно. Лучше сразу признаться, и дело с концом.

– В чем признаться? – я подался вперед. – Не убивал я. Сами же знаете.

– Не знаю.

– У меня есть свидетели, которые подтвердят, что отсутствовал я всего-навсего не более 10-15 минут, а за такое время даже Освальд убийство не обтяпает, – уверенно произнес я, хотя до абсолютной уверенности мне было так же далеко, как арабу-смертнику до сострадания.

– Шибко грамотный? – Ивченко недобро прищурился. – Может, стоит тебя в камере подержать чуток, да профработу провести, чтобы не умничал, а?

Я взирал на него со спокойным безразличием, понимая, что иного мне не остается. Этот человек внушал опасение, он буквально источал какие-то волны, заставляющие испытывать страх. Я не сомневался, что все его подопечные рано или поздно кололись как грецкие орешки под сильным ударом молотка, но в себя я верил не меньше. Знал, что не расколюсь, и то, что знаю, – не солью. Почему, спросите вы? Да потому, что уровень моего самоуважения и гордости был настолько высок, что я готов был стерпеть многое, лишь бы не ударить в грязь лицом, не уронить собственного достоинства и не попортить так тяжело зарабатываемый авторитет в этой сложной жизни. Мы некоторое время молчали. Я видел, что ему очень хотелось упечь меня в предвариловку, но отсутствие весомых оснований, кроме того одного единственного факта, что в период операции "Беркута" я отсутствовал в клубе и это время совпадало с приблизительным временем убийства Розановой, не давало ему полного права применить ко мне задержание. Ведь он понимал, что все равно отпустит меня, потому что знал, – я не мог быть убийцей, ведь есть свидетели, которые подтвердят, что во время убийства я был далеко от того места.

– Сейчас мы поедем в морг. Мне нужно, чтобы вы опознали труп, – недовольно проскрипел капитан, поднимая свой милицейский зад со стула.

Разве мог я ему возразить?…

Глава 4

На этот раз мы ехали втроем на служебной машине, за рулем которой сидел молоденький паренек, видимо, таким образом начинающий свою незавидную карьеру в органах правопорядка. Минут через пять мы свернули с главной дороги на второстепенную, ведущую в объезд областной клинической больницы, и я скумекал, в какой именно морг мы направляемся. Как вы уже догадались, созерцать жмуров не входило в перечень моих любимых занятий, однако лучше покорно изучать дохликов, чем вызвать раздражение следователя и загреметь в каталажку на пару суток. Так и есть. Дорога привела нас к ржавым, настежь распахнутым воротам, минуя которые мы очутились во дворе больницы и, свернув вправо, шурша колесами, подкатили к зданию морга. Тихий теплый ветерок ласково щекотал лицо, где-то щебетал соловей, согреваемый нежными лучами солнца, и безоблачное небо над головой радовало глаз.., а вот другой глаз напрягался от того, что всю эту природную красоту приходилось ощущать вблизи отеля для покойников, что напрочь угнетало всю романтику внутри. Это одноэтажное строение выглядело ничуть не лучше тех самых ржавых ворот, которые мы только что проехали, длинное, как кишка, обшарпанное и мрачное, с серой шиферной крышей и местами разбитыми окнами. Выйдя из машины, мы направились ко входу, вошли внутрь – и я чуть в обморок не грохнулся от волны трупного смрада, резкого и едкого, в мгновение пахнувшего на нас. До конца дней не забуду этот сладковатый запах смерти. За свою шальную жизнь я успел повидать жмуриков, успел "насладиться" ароматами разлагающейся плоти, но то, что я увидел здесь, превзошло самые смелые мои впечатления и ожидания. В коридоре нас встречал невзрачный человечишко в серовато-белом халате, замызганном, как и само помещение морга. Такое впечатление, что здесь поработал грамотный маркетолог, создав некий брэнд под названием "Ля-жмур" с отличительным корпоративным стилем – здесь все было серое, мрачное, пропитанное зловонием.

– Здрасьте, – вяло бросил сотрудник мертвецкой. – Вы из милиции? Нам только что насчет вас звонили.

– Капитан Ивченко, – следователь ткнул удостоверением. – Это со мной. Нам нужно провести опознание трупа предполагаемой гражданки Розановой, доставленной этой ночью.

– Да, конечно. Идите за мной.

Мы двинулись по коридору вглубь здания. Сладковатый запах с каждым шагом усиливался. Я не сдержался и чихнул. Гулкое эхо разнеслось по моргу, и я инстинктивно поежился. Представьте себе, что значит оказаться здесь ночью. Каково, а? Навстречу нам двигалась группа то ли врачей, то ли студентов-практикантов, один из которых причвакивал пирожок с абсолютно безмятежным видом, даже получал от приема пищи удовольствие. И это в таком-то месте?! Воистину, выдержка славянских народов не имеет границ!

– У нас, к сожалению, маленькие технические проблемы, – на ходу, как бы невзначай прокомментировал трупных дел мастер. – В общем-то, пустяки. Так, ничего серьезного. Холодильник сломался.

– Какой холодильник? – спросил Ивченко.

– В котором содержатся тела. От того и запах чуточку неприятный.

Ничего себе "пустяки"! Я от этого чуточку неприятного запаха испытывал уж вовсе не приятные ощущения. Думаю, и мой вынужденный провожатый тоже. До извержения блевотины оставалось очень недолго.

– И что нам делать?

– Собственно, ничего. Носовые платки есть?

Ивченко покосился на меня с немым вопросом. Я пожал плечами.

– Чистый, – сказал он, вынимая из внутреннего кармана пиджака аккуратно сложенный палеозойской эры платок, постиранный когда-то бабушкой, и передавая его мне.

– Зачем?

– Известно зачем – нос затыкать, когда во внутрь холодильника зайдете, – наш медэксперт хохотнул, – который не работает. Мы пришли.

Перед нами была металлическая дверь цвета хаки, плотно закрытая, и, несмотря на это, пропускающая резкий трупный смрад наружу.

– Прошу, – открывая дверь, произнес он, приглашая жестом руки зайти в хранилище мяса отечественного производства.

А что делать? Выбора нет. Мы вошли. Черт, платок! Я дернул руку вверх и зажал что есть силы нос. Друзья мои, это нечто! Увиденное и унюханное просто невозможно описать, но я все же постараюсь. Во-первых, все тот же пресловутый запах: первое, о чем мне подумалось, когда я влез в этот супер-холодильник – сломанный никак не меньше нескольких дней, ибо кислорода в нем практически не было. Так, заблудившиеся молекулы О2 пролетали мимо и также не понимали, что они тут делают, как и я. Едкая смесь ароматов разложения соответствовала всем нормам и законам биохимии. Я буквально не мог дышать, потому что вдыхать эту жуть было невозможно, а посему мне пришлось выскочить обратно в коридор и продуть ноздри.

– Эй, вы чего? – как ни в чем не бывало, заботливо поинтересовался наш серохалатный, находясь внутри холодильника как у себя дома. – Все в порядке?

– Какой, мать вашу, в порядке?! – выругался я. – Как вы здесь вообще работаете?

– Профессионализм и привычка, – пожимая плечами, резюмировал он.

Уголовных дел капитан так и не вошел следом, с трудом сдерживая свои эмоции. Было видно, что ему самому не по себе.

– Воронцов, давайте быстрее.

Я кое-как продышался, набрал побольше воздуха в грудь, зажал нос платком и снова вошел, усиленно сражаясь с приступами тошноты и почему-то щуря глаза. А вот теперь, во-вторых: наконец-то моему взгляду предстала ужасающая по своей брезгливости и неряшливости картина, которую я запомнил на всю жизнь. Она прямо-таки высеклась в граните моей памяти. Практически вся площадь холодильника, приблизительно около 15 – 20 квадратных метров, представляла собой братскую могилу для скопища человеческих трупов. Они, трупы, лежали хаотично, друг на друге, сваленные в кучу, как какой-то мусор или отходы. И женщины, и мужчины, – все равно; кто умер только вчера, а кто лежит здесь уже довольно долго, – без разницы! Все полки, что были, сплошь забиты трупами, тела валялись на полу грудами, обнимая друг дружку, либо же просто лежа сверху, сбоку. Я видел много иностранных фильмов, где сюжетами проходили морги с встроенными в стену холодильными одноместными камерами, все вокруг выложено белой керамической плиткой, уборщица чуть ли не ежечасно моет полы, везде сплошная стерильность и порядок. А здесь? Полнейший отстойник! Гнойник, мать его! Я поежился, испытывая брезгливость и чувствуя, как к горлу подкатывает тошнотворный комок. Хоть бы не блевануть.

– Где? – хрипло выдавил я, хватая смрад маленькими глотками.

– Во-о-он там, – ткнул рукой почти к самому верху патологоанатом. – Видите?

Я увидел. Стройное, сильно бледное женское тело, местами в трупных пятнах, голова слегка повернута к нам.

– И что?

– Ну-у… попробуйте опознать отсюда, а нет… Думаю, придется вам как-то взобраться наверх.

Совсем кретин, охерел!

– По трупам?

– Да.

– Ты, придурок, вначале этот еб…й холодильник почини, понял?!

– Воронцов! – гаркнул капитан. – Остынь!

Докторишка только тупо моргал глазами. А что он мог ответить на мою простонародную правоту?

– Это она? – спросил Ивченко.

– Она, – я пулей вылетел обратно, поближе к окну.

– Точно?

– Точнее не бывает.

Около минуты я прочищал ноздри, кашлял и мечтал о коньячке. Когда мы вышли из здания морга, свежий воздух показался мне райским блаженством, вдыхая которое, получаешь истинное наслаждение.

– Возвращаемся в отдел…

– На кой черт? Я ж вам говорю, что…

– Не ропщи. Бесполезно.

По глазам капитана я и так понимал, что бесполезно, но все же.

– Допросить надо. Протокол подпишешь, а там решим, что с тобой делать, Воронцов. Давай-давай, не спорь.

Я влез назад в машину и мы двинули обратно, в горотдел…

…Арестовывать меня не стали. Видимо, даже среди ментов есть думающие и почти порядочные люди. Правда, вылез я из здания уголовки ближе к вечеру, зато в куртке и с документами. Пришлось только подписку о невыезде завизировать, ну да Бог с ней. Я никуда валить не собираюсь. А собираюсь к Инге. Она, горемычная, уже почти сутки без жратвы торчит! На то своя польза – стройней станет. Я понимал, что пронырливый следак мог приставить ко мне наружное наблюдение, но всю дорогу в такси от ментуры к магазину и потом ко мне домой я, как ни вглядывался, никого подозрительного не заметил. Однако данный факт еще не означал, что топтунов нет. Выждав немного времени, я то и дело выглядывал в окно, но под подъездом и в ближайшей округе никого не было. Только несколько припаркованных машин жильцов дома, которых я знал лично. Пора. Я взял пакет с продуктами и, как шпион, стал пробираться на крышу. Стараясь не шуметь, влез по чердачной лестнице, аккуратно отворил дверь и вылез из подъезда дома на родину голубей и воробьев. Все блоки дома, в котором я живу, были соединены между собой, а потому мне не составило труда перебраться через парапеты на крышу соседнего подъезда, потом еще и выйти на улицу в другом месте от нахождения возможной слежки. Огляделся, нырнул во дворы и, петляя, двинулся по направлению к дороге, где поймал частника и велел ему ехать к вокзалу. Неподалеку от вокзала я вышел, снова поймал такси и уже таксисту назвал нужный мне адрес гостиницы. За мной слежки не было. Вот и славно! Добрался без приключений.

– Даня, сволочь! Ты где был?! Я же…

Я зажал рот Инги ладонью и затолкнул в номер.

– Молчи, дура, – прошипел я. – Чего разоралась? Если не было меня раньше, – значит не мог. Поняла?

Она кивнула, глядя на меня испуганными глазами.

– Смотри, какашку не вырони, – я улыбнулся. – Пока все нормально. Просто был все это время в мусарне.

– И что? – испуг все еще не покидал ее.

– Ничего. С подружкой твоей имел честь свидеться. Передал ей привет от тебя.

Глаза Соколовской округлились в недоумении. Я рассказал ей свое сегодняшнее мероприятие в обществе доброжелательных оперов и гостеприимных жмуров во главе с доктором.

– Даня, что делать-то? Меня ж тоже грохнуть хотели! Как думаешь, искать будут?

– Не знаю. Думаю, будут, – видя ее перепуганные зенки, тут же добавил, – но не найдут. А там все порешаем, поняла? Не слышу?

– Поняла.

Пока она поглощала пищу, как раненный олень воду на водопое, я думал. Думал, думал… Черт! А что, собственно, думать? Над чем? Как я и предполагал ранее, а также неоднократно говаривал моей ветреной подружке, Ксюша таки втянула ее в блудняк, причем серьезный. Мокруха – дело тонкое, на нее не каждый пойдет, не каждый сможет оформить все как надо, и причина такому антисоциальному действу должна быть весомая. Если знать причину, можно понять и мотивы, и все остальное. Как там говаривали древние римляне: ищи, кому выгодно. Но кому? За что могут привалить? За деньги. Это бесспорно. За что еще? За информацию. Возможно, Ксюша что-то знала о чем-то или о ком-то. И эти знания, вопреки поговорке, стали для нее тьмою. Точнее, смертью. А Инга? Два варианта: либо же попалась под руку, так сказать за компанию, либо же также могла что-то знать. Мне почему-то казалось, что стибрить деньги или что-то еще ценное настолько, чтобы тупо гасить, они не могли. Спутали с кем-то? Возможно. Возникали еще вопросы, но самый главный среди них был исконно русский – что делать? Вот именно, делать-то что? С чего начать? Чем помочь моей безрассудной потаскушке? Банщик! Надо найти этого кретина, которого наверняка ищут многие, больше всех доблестные работники городской уголовки. Он точно может дать отправную точку, если его еще самого не приделали где-нибудь в темной подворотне.

– Поела?

– Угу, – пережевывая колбаску, ответила Инга.

На ее щеках проступил румянец, она заметно успокоилась и расслабилась.

– Теперь, подружка, давай поговорим. Выкладывай все.

– Что "все"? Даня, я вообще не при делах, я…

– Постой. Не тарахти. Ты что, не въезжаешь? Ксюшу убили. Кто и за что? Тебя тоже наверняка хотят грохнуть. И снова: кто и за что? Знаешь? Вот и я не знаю. Поэтому рассказывай.

– Да не знаю я что рассказывать! Живу себе, никому зла не делаю, а тут… Кто бы мог подумать, что в такое говно вляпаюсь!

– Ты вроде не дура, а?

– Не дура, – согласилась она.

– А раз не дура, то включи соображалку – убивают за что-то серьезное, если только вы на маньячков не нарвались, которые гасят просто так, из спортивного интереса. А раз за что-то серьезное, то и надо напрячь память да вспомнить.

– Но я же говорю тебе…

– Ладно. Я задаю вопросы – ты отвечаешь. Вспоминай, с кем в последнее время трахалась? Или трахались с кем-то вместе с Ксюшей?

– Ну-у… сейчас.., – она закатила глазенки кверху. – Были несколько бизнесменов, ты их не знаешь. Так, ничего особенного. Обычные дядьки с деньгами. Потом Голиков, и… и все.