Но мне безумно нравилось происходящее. Время пролетало незаметно: я с интересом копался в копиях документов из закрытых архивов и запасников музеев, изучал хрупкие многовековые манускрипты, стараясь найти в них следы заклинаний и магических ритуалов. Исследования и поиски, которые я долгое время с таким трудом проводил самостоятельно, здесь были поставлены на профессиональный поток. Возвращаясь домой и ложась в кровать, я каждую ночь ворочался из стороны в сторону не в состоянии спокойно уснуть и продолжая думать о незаконченных делах, которые ждали меня утром.
Особое удовольствие мне доставляла сама возможность поработать бок о бок с другими практикующими магами, выслушать ценные советы и рекомендации, а главное набраться от них уникального опыта. Конечно, я раньше пересекался с другими волшебниками: в городе хватало всевозможных кружков и сходок для любителей колдовства, но большинство их участников, как правило, были неумелыми дилетантами, освоившими лишь пару-тройку элементарных заклинаний, найденных в интернете. Профессионалы обычно держались в стороне от подобных мероприятий – для них такие клубы по интересам особой ценности никогда не представляли.
За прошедшую неделю мы почти не виделись с Алисой, только иногда переписывались по телефону. Похоже, каждый из нас решил ненадолго с головой погрузиться в карьеру: я – здесь, в «Периметре», Алиса – у себя в лаборатории. Она уже несколько лет работала помощницей у профессора Андрея Селуянова – старого и довольно известного в наших кругах теоретика магии. Селуянов был одним из немногих исследователей, изучавших волшебство с точки зрения науки. Говорили, что в молодости он был неплохим колдуном, но в какой-то момент полностью отказался от использования заклинаний – и стал своеобразным сторонним наблюдателем: принялся разглядывать под микроскопом магические зелья и отвары, анализировать человеческие биополя с помощью электроприборов, измерять радиоактивный фон от энергии созвездий – в общем, стремился объяснить механизмы волшебства законами физики, химии и биологии.
Лично я всегда относился к работе Силуянова двояко. С одной стороны – глубокое познание волшебства открыло бы перед человечеством гигантские перспективы. Воображение рисовало слияние магии и технологии, создание уникальных лекарств от неизлечимых болезней, восстановление экологии и контроль над глобальным потеплением. В конце концов, многие законы природы ещё совсем недавно тоже считались волшебством – а теперь уже хорошо изучены и объяснены научным путем.
Но была и оборотная сторона медали.
Если магия вдруг перестанет быть чем-то уникальным и превратится в очередную заурядную дисциплину, легко доступную для понимания любого человека – то что же тогда ждет нас? Практикующие маги потеряют свою тайную силу, своё скрытое преимущество – и превратятся в обычных людей. Готовы ли волшебники снова превратиться в маглов?
Лично я к такому повороту был не готов.
Впрочем, Алиса не разделяла мою точку зрения. Она считала, что волшебство должно быть достоянием каждого человека. «Магия – это как оружие, – однажды сказала она. – Те, кто им владеют, могут нанести много вреда безоружным. Но если вооружены будут все, то шансы станут равными – и такой паритет послужит хорошей гарантией для общей безопасности».
Не знаю, возможно, Алиса отчасти была права.
В очередной день, закончив работу в «Периметре», я неторопливо покинул офис и уселся в почти пустой автобус, следовавший практически до моего дома. Ехать предстояло долго – маршрут автобуса был довольно витиеватым, с кучей петель и остановок.
Конечно, я мог нырнуть в метро – и тогда дорога домой стала бы куда короче, но сегодня у меня не было настроения трястись в стальном вагоне подземки. Торопиться было некуда и хотелось неспеша прокатиться по городу, послушать музыку в плеере и поглазеть из окна на проплывающие мимо вечерние, залитые фонарным светом улицы.
В наушниках зазвучала подходящая песня, я удобно развалился на кресле и уже настроился на приятную и медитативную поездку, как вдруг в кармане протяжно завибрировал телефон.
«Алиса», – на экране высветилось имя моей подруги и её улыбающаяся фотография.
Выдернув наушники, я нажал кнопку ответа и приложил динамик к уху.
– Мне нужна помощь, – без лишних приветствий выпалила Алиса. Её голос звучал встревоженно, – очень срочно.
Нервозность сразу передалась и мне.
– Что случилось? – тут же спросил я.
– Не телефонный разговор. Можешь сейчас приехать? На наше место. Это очень важно.
Я хорошо знал характер Алисы – если она сказала «не телефонный разговор», значит давить и требовать сиюминутного ответа было бесполезно.
– Могу. Но можешь хоть в общих чертах объяснить, что стряслось?! – безуспешно потребовал я.
– Потом расскажу, – резко ответила Алиса. – Приезжай скорее.
За время нашего знакомства я ни разу не слышал, чтобы она была настолько встревожена.
Беспокойство, смешанное с любопытством, подхлестнули меня действовать быстро. Мысленно построив в голове маршрут, я выпрыгнул из автобуса на ближайшей остановке и жестом остановил проезжавшее мимо такси – ржавый побитый «Жигуль», за рулем которого сидел пожилой смуглый мужчина явно кавказской национальности. Наспех объяснив дорогу, я пристегнул ремень безопасности – и двигатель видавшего виды автомобиля взревел, унося нас вперед по улице.
«Наше место», о котором сказала Алиса, было небольшой полянкой в парке на юго-западе города. Мы обнаружили её несколько лет назад – когда искали подходящее укрытие для проведения одного из ритуалов. Полянка находилась на удалении от протоптанных тропинок, была хорошо спрятана от посторонних глаз деревьями и густыми зарослями и как нельзя лучше подошла для того, чтобы разливать здесь куриную кровь, жечь костры и рассыпать благовония.
Стрелка на часах приближалась к полуночи. Улицы города уже порядком опустели, машин на дорогах было мало, а людей на тротуарах – и того меньше. Подвозивший меня таксист оказался гонщиком-лихачом, который плевать хотел на ограничения скорости, сигналы светофора и других участников дорожного движения. К моей аккуратной просьбе «Если можно, то давайте ехать побыстрее» он отнесся со всем вниманием – и давил на педаль газа с такой истерикой, что, казалось, его древняя колымага вот-вот развалится на части.
Через десять минут железная карета, громко проскрипев стертыми тормозными колодками, остановилась в пункте назначения. Кинув водителю без сдачи несколько крупных купюр, я хлопнул дверью его «Жигуля» и быстро пошел по утоптанной дороге вглубь парка, стараясь не сбиться с пути.
Сумерки уже вступили в свои права: всё вокруг покрылось ночной густой теменью. Включив фонарик на телефоне и подсвечивая себе путь, я вскоре свернул на небольшую еле заметную тропинку, уходившую в сторону от главной дороги. Пройдя ещё несколько сотен метров и протиснувшись через плотную гряду кустарников, я вышел на поляну и разглядел там силуэт человека.
Алиса сидела на поваленном дереве, спиной ко мне, но заслышав шаги, тут же обернулась.
– Что случилось? – спросил я, тяжело дыша от быстрой ходьбы.
Всю дорогу в голове вертелась куча всевозможных причин того, почему Алиса потребовала как можно скорее встретиться с ней. Предположения были разными, и каждое – мрачнее предыдущего. Например, что она убила человека и сейчас пыталась спрятать труп или перешла дорогу каким-нибудь особо опасным людям и теперь скрывалась от них.
Я приблизился к Алисе.
– Прости, – шепотом сказала она.
Прежде чем я успел что-то ответить, Алиса резко вскочила с места. Только теперь я заметил зажатый в её левой руке пистолет. Небольшой серебристый револьвер блеснул в свете упавшего на него луча луны.
От удивления я застыл, не в силах выронить ни слова. Алиса тут же сделала быстрое движение рукой, направляя оружие мне в грудь.
– Ты что творишь? – заорал я, выплескивая обуявшие меня страх и злобу.
– Прости, у меня нет выбора.
Алиса смотрела решительно, источая уверенностью в собственном поступке.
Она действительно собиралась выстрелить.
– Прости, – Алиса в третий раз выдавила из себя это слово.
Происходящее казалось безумием. Особенно глупо звучали её слова раскаяния. Просить прощения у человека, которого собираешься, непонятно зачем, лишить жизни – разве может быть что-то нелепее?
В тот миг я не думал о приближении смерти. Кажется, я вообще ни о чем не думал – все мысли разом вылетели прочь из головы. Перед глазами начала возникать пустота, сознание окутала непонятная отрешенность, словно все происходило не со мной, а с кем-то другим – незнакомым, посторонним человеком. Единственное, что пришло на ум – глупый вопрос, на который так и не последовало ответа.
– За что?
Раздался громкий выстрел.
Дыхание перехватило; я ждал, что меня тут же пронзит острая, жгучая боль – но ничего не произошло.
Вместо этого обмякшее тело Алисы как тряпичная кукла упало на землю. Даже в темноте я разглядел красное кровавое пятно, появившееся на её груди в области сердца.
Стреляла не она.
Рядом был кто-то другой!
Я застыл, как вкопанный, в смятении озираясь по сторонам, пытаясь разглядеть невидимого стрелка, только что отправившего на тот свет мою подругу, и с лютым страхом ожидал второго выстрела – предназначенного, на этот раз, уже для меня.
Сзади раздалось легкое шуршание листвы, но обернуться я не успел – что-то быстро и с силой ударило меня по голове. Я упал на землю рядом с Алисой, мои глаза оказались аккурат напротив её безжизненного лица.
Алиса была мертва. И её стеклянный, застывший взгляд стал последним, что я успел заметить, прежде чем потерял сознание.
Утро было хмурым и пасмурным.
С трудом разлепив глаза, я уставился в потолок, отчетливо ощущая тяжесть в голове, которая не давала оторваться от подушки. Не делая резких движений, я осмотрелся по сторонам: вокруг оказались хорошо знакомые, стены с синими обоями.
Я был дома.
Стрелки часов, висящих над дверью, показывали восемь утра. Из окна лил тусклый, серый свет, а с улицы доносилось неприятное жужжание механической газонокосилки – дворники привычно срезали дворовую траву на палисаднике перед домом.
Что случилось, и как я попал домой?
Попытка восстановить в памяти события минувшего дня успехом не увенчалась. Вместо них в голове всплывали лишь смутные и размытые образы, отказывавшиеся выстраиваться в связанный рассказ. Судя по осколкам воспоминаний, вчера я весь день провел на работе, затем – зачем-то срочно отправился в парк.
Больше я не помнил ничего.
Кое-как я поднялся на ноги, и в висках тут же началась болезненная ритмичная пульсация – та же самая, что не раз приходила ко мне во время похмелья. Неужели вчера я выпил настолько много, что спиртное напрочь отшибло мою память? Я облизнул запястье, а затем понюхал его – это был старый способ оценить запах изо рта – но ни привкуса алкоголя, ни перегара не почувствовал.
Неужели амнезия? Дело выглядело скверно: до беспамятства я не допивался со времен службы в армии.
Подойдя к окну, я настежь распахнул пластиковые ставни, впуская в комнату свежий воздух, и надеясь, что холодный утренний бодрящий кислород придаст мне немного сил и очистит голову. Отчасти желание сбылось – спертый запах комнаты начал постепенно сменяться ароматом свежескошенной травы, доносившийся со двора. Немного придя в себя, я неторопливо прошелся по квартире, поочередно заглядывая в другие комнаты, словно надеясь кого-то там найти. Конечно же, в них было пусто. Родители еще неделю будут отдыхать на солнечных пляжах юга, куда отцу – отставному военному – выдали бесплатную путевку. А я, тем временем, ненадолго получил в единоличное распоряжение то, о чем мечтают миллионы людей на свете – трехкомнатную квартиру в хорошем районе города.
Наскоро приняв душ и проведя утренние банные ритуалы, я заварил кружку крепкого кофе, вернулся к себе в комнату и сел на подоконник, лениво смотря в окно на раскинувшуюся перед домом гряду верхушек деревьев.
Память так и не возвращалась.
«Может, у меня начался альцгеймер?», – с тревогой подумал я. Всё же, настолько жесткого беспамятства в моей жизни пока ещё не случалось.
Я снова посмотрел на часы. До начала рабочего дня оставалась ещё куча времени – а значит можно было спокойно подышать свежим воздухом и неторопливо выпить кофе, стараясь привести воспоминания в порядок. После первого же глотка вязкой обжигающей жидкости по телу, словно ток, разнесся легкий заряд бодрости. Всё-таки недавний контрастный душ и доза кофеина делали свое дело: они немного выбили тяжесть из моей головы, а в теле пробудилась твердость и сила.
Мой взгляд упал на фотографию в массивной деревянной рамке, стоящую на столе. Снимок был сделан год назад – один знакомый запечатлел на камеру меня и Алису, сидящих на неудобной деревянной скамейке в холле нашего университета. Я хорошо помнил тот день – мы только-только сдали выпускной экзамен по римскому праву, самой сложной дисциплине за все время обучения. Наш преподаватель, миловидный с виду, но очень жесткий и придирчивый профессор с полубиблейской фамилией Соломонов несколько часов с пристрастием расспрашивал каждого из нас об actiobonaefidei, animuspossidendi и прочих тонкостях юриспруденции тысячелетней давности. Он сыпал вопросами с таким остервенением, словно считал нас последними представителями древнеримских патрициев, по определению обязанными знать назубок законы этой исчезнувшей империи.
Несколько раз за экзамен я пробовал наложить на Соломонова хоть какое-нибудь заклинание, способное остудить его пыл: сначала пытался вогнать в сон или, на худой конец, в полудрему; затем – рассеять внимание и отвлечь посторонними мыслями. И все мои попытки оказались тщетны.
В последний момент я пустил в ход тяжелую артиллерию: применил заклинание, способное пробуждать в людях сильнейшее безразличие. Силу этой магии я знал не понаслышке – за несколько месяцев до экзамена Алиса как раз испытывала её на мне.
Но Соломонова магия не брала. Более того – казалось, что с каждой новой порцией заклинаний у него лишь прибавлялось сил.
Волшебство так и не помогло нам с Алисой сдать экзамен – пришлось выкручиваться исключительно за счет знаний. К счастью, в конечном итоге мы всё же сумели самостоятельно ответить на большинство каверзных вопросов.
Глядя, как легко профессор Соломонов уворачивался от наших заклинаний, я предположил, что некоторые люди имеют врожденную устойчивость к магии. Впрочем, возможно профессор и сам был практикующим чародеем, наложившим на себя какие-нибудь неведомые охранительные чары, отталкивавшие любые попытки затуманить его разум. Как знать, как знать.
Я улыбнулся нахлынувшим приятным воспоминаниям.
Вот бы теперь так же легко вспомнить, что, черт возьми, произошло вчера.
Боль в голове немного утихла. Отставил недопитое кофе в сторону, и аккуратно соскочив с подоконника, я побросал кое-какие вещи в рюкзак, надел уличную одежду, накинул кроссовки на ноги и вышел из дома.
Дорога до «Периметра» отняла традиционные сорок минут. Открыв магнитным ключом центральную дверь невидимого здания, я зашел внутрь, приветственно кивнул дежурному охраннику и размеренным шагом направился к себе в отдел.
В то утро в офисе было на удивление пусто. Почти никто из коллег еще не пришел на работу, только Людмила сидела в своем отгороженном стеклянной стеной кабинете-аквариуме, ковыряясь в документах. Завидев меня, она бодро вскочила с места.
– Доброе утро! Тебе удалось вчера с Цицероном закончить? – неизменно жизнерадостным голосом поинтересовалась она.
Я посмотрел в ответ потупленным взглядом. Где-то в глубине сознания я отдаленно понимал, о чем она спрашивала, но никак не мог вспомнить конкретики.
Не заметив ответной реакции, Людмила пощелкала у меня перед носом пальцами.
– Ку-ку. С тобой все в порядке?
Люда была хорошим человеком. За несколько дней совместной работы у нас сложились дружеские взаимоотношения, поэтому юлить я не стал – и рассказал всё, как есть.
– Ты не поверишь, но у меня отшибло память, – признался я. – Вообще не помню, что вчера было.
Она хихикнула.
– Да ну? – улыбнулась Людмила. – Может, выпил много лишнего?
– Возможно, – ответил я. – Только не помню, чтобы я вчера вообще пил.
– Напоминаю: вчера я дала тебе неизданные тексты Цицерона для перевода. Вон они – лежат на столе.
Начальница указала на мой стол, где, действительно, были разложены фотокопии каких-то латинских манускриптов. Я взял один из снимков в руки и внимательно на него посмотрел.
– Первую страницу ты перевел вчера. Вспоминаешь?
Я отрицательно покачал головой.
Взгляд Людмилы вдруг как по щелчку изменился – словно она вспомнила о чем-то важном и тревожном.
Легкая улыбка, обычно маячившая на её лице, резко стерлась.
– Пошли за мной, – строго скомандовала она и, быстро зашевелив своими короткими ножками, вышла из кабинета.
Не задавая вопросов, я послушно проследовал за начальницей. Спустившись на два этажа ниже, мы зашли в помещение одной из многочисленных алхимических лабораторий, в огромном количестве раскиданных по зданию. Людмила подошла к длинному стеклянному шкафу, тянувшемуся вдоль стены, и достала оттуда небольшой фонарик, после чего посветила им мне в глаза. Лампа фонарика оказался ультрафиолетовой. От неожиданно ударившего в глаза яркого сиреневого света я немного отшатнулся.
– Стой ровно, глаза не закрывай, – непривычно сурово приказала Людмила.
– Что ты делаешь?
– Проверяю кое-что, – деловито ответила она.
Несколько секунд меня внимательно изучали под ультрафиолетовым освещением. Затем Людмила выключила фонарик и, пододвинув стул, жестом велела сесть. Она вытащила из стоявшего рядом металлического шкафа банку с зеленой, мелко нарезанной травой, и, тихо бормоча что-то себе под нос, принялась сыпать ее на пол, обходя меня по кругу.
В горле начало быстро пересыхать, голову пронзила сильная боль.
– Пей, – Людмила налила из кулера и протянула мне стакан воды, который я сразу жадно выпил.
– Что происходит? – отставив стакан в сторону, спросил я.
– Тебе почистили память. Притом очень хорошо.
– Что? – я удивленно уставился на нее.
– Кто-то на славу постарался, чтобы ты забыл события вчерашнего дня. Опытный маг поработал. Сейчас я провела контрзаклинание, так что воспоминания скоро начнут возвращаться. Но будь готов – это неприятно. Голова адски заболит.
Людмила вернула склянку с травой обратно в шкаф.
– Посиди здесь, – сказала она. – Из круга не выходи. А я схожу за ребятами из службы безопасности.
– Зачем?
– Затем, – от её привычной напускной беззаботности не осталось и следа, – что подобное уже случалось. Конкуренты похищали наших сотрудников, допрашивали, выведывали секреты, а потом заметали следы, стирая им память. Не знаю, кто поработал с твоими воспоминаниями – но сделано все очень умело. Так что давай – приходи в себя, из круга никуда не выходи, а я скоро вернусь.
Она вышла из лаборатории, а я остался сидеть на стуле в окружении перемолотых трав.
Как и предсказала Людмила, голова начинала болеть всё сильнее, а вместе с болью в памяти медленно проступали непонятные, размытые образы, постепенно начинавшие обретать четкие контуры.
Очень скоро появилось ощущение, что голова словно раскалилась до красна. Я чувствовал, как кровь неприятно билась о стенки черепной коробки – и с каждым новым ударом в памяти возникали события вчерашнего дня.
Я вспомнил телефонный звонок Алисы; как мчался в парк на окраине города; как Алиса пыталась меня убить; и как её мертвое тело упало на землю после выстрела.
Все воспоминания восстановились так резко, что от неожиданности я даже вскочил со стула и разорвал ботинком магическое травяное кольцо. Достав из кармана мобильный телефон, я тут же набрал номер Алисы. Я ждал, что сейчас моя подруга привычно ответит на звонок, а все мои воспоминания окажутся лишь бестолковым, ужасным вымыслом.
Но на звонок никто не ответил.
Хоровод чувств и эмоций тут же заплясал в голове, мешая рационально мыслить. Страх, удивление и полная растерянность от всего случившегося недавно словно запульсировали в висках, подобно головной боли. Что происходит? Что делать? Куда бежать? Где искать помощи? Я был в одном дюйме от шокового ступора – ещё чуть-чуть и под тяжестью упавшего эмоционального груза моя голова точно отказалась бы соображать, а я, потерянный, так и остался бы стоять, скованный по рукам и ногам ощущением собственной беспомощности и растерянности. Ни разу в жизни ещё мне не доводилось сталкиваться с подобной эмоциональной бурей, стремившейся загнать меня в несознательное состояние.
«Нет, только шока мне сейчас не хватает, – сам себе сказал я. – Не время для этого. Надо срочно отключить эмоции и действовать рационально».
Отключить эмоции – это не метафора. Я подбежал к одному из шкафов и глазами нашел стеклянные банки с двумя перетертыми травами – падубом и сассафрасом. Как я и ожидал, эти частые компоненты для всевозможных ритуалов, конечно же, имелись в лаборатории. Смешав их содержимое в ладони, я закрыл глаза и прочел нужное заклинание, а затем – глубоко вдохнул получившуюся травяную пыль и тут же с силой закашлялся.
Eritas amiradis – нетрудный, но весьма эффективный магический прием. Он воздействует на мозговой фон, отключая все эмоции кроме базовых. У человека словно кнопкой вырубают чувства любви, ненависти, удивления, презрения. Остаются лишь те эмоции, что заложены не в голове, а в душе всех людей – древние, животные инстинкты страха и самосохранения.
Это заклинание было в миллионы раз сильнее любого успокоительного: теперь на ближайшие несколько дней все мои ненужные чувства были притуплены до самого основания. Конечно, иногда они будут вырываться наружу и напоминать о себе, но все же теперь я мог мыслить и действовать рационально – как механизм, как некое подобие робота, не отвлекаясь на внутренние переживания. И лишь страх, дикий животный страх по-прежнему никуда не делся.
Магия как раз подействовала, когда дверь в лабораторию открылась, и внутрь вошёл незнакомый мне мужчина среднего возраста, с грубым выражением лица. Он смерил меня холодным, подозрительным взглядом, а затем посмотрел на разорванное кольцо, высыпанное травой вокруг стула.
– Служба безопасности «Пятого периметра», – твердым тоном представился он. – Отложите, пожалуйста, телефон и сядьте на место.
Я растерянно посмотрел в ответ. Тело сковал ступор.
– Сядьте, – всё так же твердо повторил мужчина.
Воспоминания, которые удалось воскресить, были странными, страшными и полностью выбивали из колеи – но я постарался взять себя в руки и мыслить разумно.
Сжав кулаки и глубоко вдохнув, я сел обратно на стул. Мужчина встал рядом.
– Я буду задавать вопросы, – продолжил он. – Отвечайте честно, не пытайтесь врать – всё равно не получится. Вам вчера стирали память?
– Да, – честно признался я. Внутренний голос настойчиво подсказывал, что с этим человеком действительно не стоило юлить.
– Кто это сделал? – мужчина изучающе смотрел на меня.
– Не знаю.
– Вам провели контрзаклинание. Сейчас воспоминания восстановлены в полном объеме?
– Да.
– Отвечайте, передавали ли вы конфиденциальные сведения о компании третьим лицам? – продолжал допрос мужчина.
– Нет.
– Вас пытались завербовать?
– Нет.
– Вас пытали?
Десятки подобных вопросов сыпались на меня без остановки, и я продолжал отвечать неизменное «нет».
– Расскажите подробно о воспоминаниях, которые вам стерли, – наконец потребовал он.
Я ждал этого вопроса, но заранее принял решение не отвечать. Для начала надо было самому разобраться в произошедшем. К тому же, вчерашние события явно не имели никакого отношения к моей работе – за ними явно стояло нечто совершенно иное.
– Это личное дело, – сказал я. – «Периметра» оно не касается.
Моего собеседника ответ явно не устроил.
– Позвольте нам решать, что тут чего касается, – отрезал он. – Ещё раз – что за воспоминания вам стерли?
Я промолчал. Несколько секунд мы поиграли в гляделки.
– Ясно. Будешь молчать, – он немного склонился ко мне и посмотрел со змеиным презрением. – Видал я уже таких. Не хочешь по-хорошему, тогда будем по-плохому.
Мужчина сел ровно и снова продолжил говорить с фальшивым уважением.
– Данными мне полномочиями, я отстраняю вас от работы до конца проверки. Ваш доступ в здание будет заблокирован.
Нежелание сотрудничать со службой безопасности наверняка ставило жирный крест на моей будущей карьере в «Периметре» – но эта проблема в тот момент заботила меня меньше всего.
– За дверью стоит охранник, он проводит вас к выходу из здания, – мужчина поднялся со стула. – Личные вещи, оставленные на рабочем месте, мы вернем через несколько дней. О результатах проверки мы также сообщим.
Без лишних церемоний, под вопросительный взгляд Людмилы, меня проводили до выхода из здания и громко захлопнули дверь за спиной.
Впрочем, мне было плевать.
Не теряя времени, я быстро поймал такси – почти такой же разбитый «Жигули», как и тот, что подвозил меня накануне – и во второй раз за сутки направился в парк. Нужно было снова попасть на ту поляну, осмотреть её – убедиться, что мои воспоминания правдивы. Попытаться понять, что за безумие происходит.
В голове хороводом крутились вопросы. Зачем Алиса пыталась убить меня? Кто выстрелил в неё? Почему мне стерли память? Пальцами я аккуратно ощупал голову. После удара на ней должен был остаться след – ссадина или шишка – но голова оказалась цела и невредима.
Протиснувшись через утренние городские пробки, таксист высадил меня у знакомого входа в парк. Людей вокруг почти не было – мне попадались лишь редкие мамы с колясками, да собачники, выведшие своих питомцев на прогулку. Почти бегом пронесшись по той же тропинке, что и накануне, я снова вышел хорошо знакомую на поляну.
Теперь, при свете дня, она выглядела иначе. Большое бурое пятно крови отчетливо проступало на сухой земле, в том месте, куда упала сраженная выстрелом Алиса. Но куда делось тело?
Я осмотрел поляну, заглянул в кусты. Если бы труп нашли полицейские, то тут наверняка остались бы следы – но вокруг не было ровным счетом ничего примечательного.
Могла ли она выжить?
Исключено.
Логическое умозаключение намекало лишь на одно: тот, кто убил Алису и вырубил меня, заодно куда-то дел и её мертвое тело. Но зачем?
Вопросов становилось всё больше. Надо было действовать, делать хоть что-то – но я в ступоре стоял на залитой летним солнцем поляне, не зная, в какую сторону двигаться дальше.
– Что же за чертовщина происходит, Алиса? – спросил я то ли у себя, то ли у мертвой подруги.
Немного поразмыслив, я направился прочь из парка. В голову пришла только одна идея – обыскать комнату Алисы в студенческом общежитии. Именно там она жила последние несколько лет, а значит где ещё было искать хоть какие-то объяснения всего случившегося?
Серое панельное здание общежития находилось неподалеку. У входа, как всегда, крутились местные постояльцы, которые смерили меня недружелюбным взглядом. В общежитии жили, в основном, иногородние студенты нашего университета, прибывшие на учебу из разных уголков страны.
До сих пор не знаю, почему Алиса решила жить именно здесь. Она неплохо зарабатывала лаборанткой у профессора Селуянова и вполне могла позволить себе поселиться в отдельной, пусть и не очень просторной, квартире.
Я зашел внутрь и, молча кивнув хорошо знакомому охраннику Михалычу, дежурившему на проходной, прошел через скрипящий турникет. По правилам ему было запрещено пускать внутрь посторонних людей – но у нас с Михалычем была финансовая договоренность: раз в месяц я платил небольшую сумму, а он закрывал глаза на мои визиты к Алисе.
Понятное дело, бывал я у неё нередко.
Старый обшарпанный лифт поднял меня на седьмой этаж. Я прошел по длинному коридору, поймав по дороге недовольный взгляд проходящего мимо жителя – явного уроженца одной из северокавказских республик. Дойдя до нужной двери, я без стука открыл ее – эту дверь никогда не запирали – и нырнул в предбанник жилого блока.
Каждый блок в здании общежития состоял из двух комнат с общей прихожей, ванной и санузлом. Обычно в комнате жило по нескольку человек, но Алисе такой расклад не понравился.
Как всегда – всё решили деньги. За отдельную неофициальную плату Алиса договорилась с комендантом здания, чтобы в её блоке осталось лишь двое – в одной комнате она, в другой – наша одногруппница Светлана, неугомонная, шебушная, но очень умная девочка, придерживающаяся неформальных взглядов на мир.
Отдельный блок и две комнаты на двоих – просто шикарные условия для тех, кто живет в общежитии. Многие бы голову оторвали за такую роскошь.
Алиса могла подселить к себе кого угодно. На мой вопрос, почему из всех возможных кандидатур, выбор пал именно на Свету, Алиса лишь с улыбкой ответила: «Она весёлая». И это было чистой правдой – веселиться эта оторва умела как никто другой.
Света услышала копошение в предбаннике и выглянула из своей комнаты.
– Привет, какими судьбами? – спросила она
Девушка выглядел помято. Опухшее лицо, сонные глаза и неприятный запах перегоревшего алкоголя, говорили о том, что вчера она весело провела время.
– Привет, – самым безобидным голосом ответил я. – Алиска попросила дождаться её.
– Вот оно что, – судя по всему, Свете было совершенно безразлично, зачем я сюда пожаловал и что собирался делать. – Ну давай. Где ключ ты знаешь. А я полежу пойду. Бодунище просто адовое.
– Сочувствую, – неискренне ответил я. – Ладно, набирайся сил.
Света исчезла за дверью. Без сомнения, через несколько минут она уже будет спать мертвым сном.
Я аккуратно приподнял половик, лежащий напротив входа в комнату Алисы. Запасной ключ, как обычно, был на месте. Много раз я говорил Алисе, что оставлять ключ под половиком – всё равно, что отдать его первому встречному на вокзальной площади. И каждый раз она шутливо отмахивалась.
«Господи, да что у меня воровать, – говорила она. – Учебники? Одежду? Или дешевую ювелирку?».
И с этим утверждением было трудно поспорить.
Провернув ключ в хлипком замке, я открыл облупленную белую дверь и вошел в комнату.
Внутри все было знакомо: три пустующие кровати стояли по углам, длинный встроенный шкаф тянулся через всю комнату, а небольшой письменный стол был плотно придвинут к стене. Выцветшие бумажные обои, куски которых уже отходили от штукатурки, лишь подчеркивали общий аскетизм и убогость этого жилища.
Именно в таких условиях проживало подавляющее большинство постояльцев этого общежития. Если кому не по нраву была осыпающаяся с потолка краска, снующие тараканы и соседи по комнате – то пожалуйста, никто никого не держал. Но местные жители всё же предпочитали довольствоваться тем, что было.