Художник. Сборник произведений

Глава 4

Мы снова встретились на лестнице. Катя спускалась, а я поднимался.

– А где ваша дочь? Что-то ее не видно.

– Уехала отдыхать, она ведь учится, ей надо сменить обстановку. А что? Она вам зачем-то понадобилась?

– Нет, просто… – я замялся.

Она улыбнулась, видя мое смущение, и предложила:

– Пойдемте, лучше прогуляемся. Погода сегодня чудесная. Солнце пока яркое.

– Не знаю, как бы дождь не зарядил. Вон тучи собираются. А что это там за сборы? Что-то намечается? И почему вы не вешаете портрет, ведь вам его давно передали?

– Да, я тут собираю старых знакомых, – неуверенно ответила она.

Мы пошли через парк, переговариваясь на ходу.

– Любите осень? – спросила Катя и взяла меня за руку. Она приветливо поглядывала на меня на протяжение всей прогулки.

– Да, – ответил я. – Мне нравится, когда листья шуршат под ногами, как они пахнут, как их уносит ветер. Все это создает особое настроение грустно-задумчивое. Летом как-то не так. Осень это как итог, завершение она подводит черту, заставляет задуматься, поразмыслить. И мысли эти не всегда бывают веселыми, далеко не всегда.

– Если приходить к сравнению, – заметила Катя, – то весна это юность, лето; молодость, осень – зрелость, а зима – старость? – она подняла несколько листьев и поднесла их к лицу, вдыхая.

– Но, где же детство? – продолжил я разговор. Она промолчала. Мы подошли к озеру.

– Вообще-то я не люблю вечеринки – призналась Катя, когда мы гуляли по берегу озера, – но иногда устраиваю такие невинные развлечения. Хочется взглянуть на знакомые лица, посмотреть, как ведут себя, когда собираются вместе друг перед другом и в отдельности. Видеокамеры установлены по всему дому, кроме столовой и гостиной. Вся территория парка и двор просматривается, ведется запись.

– Почему столовая и гостиная без наблюдения?

– Я думала, вы догадливы. Все очень просто. Столовая, чтобы люди спокойно кушали и были уверены, что за ними никто не наблюдает. А в гостиной мы собираемся для игры в карты. Службе безопасности не обязательно видеть все это. А вот я наблюдаю: кто во что одет, кто с кем пришел, что-то нравится, что-то нет. Такие наблюдения полезны для восприятия. Иногда, что-то раздражает, либо успокаивает.

– Скажите, Катя, вы любите аккуратность и порядок. Весь ваш дом – образец чистоты, тут все по правилам. А вот парк в английском стиле, никто не подстригает там кусты и не выстраивает деревья в ряд.

– Разве можно природу выстроить в ряд и подстричь? Ее нельзя подчинить своим выдуманным правилам. Разве что лужайки перед самим домом подстригают, это необходимо, трава растет лучше. Думаю, что природа на меня не в обиде за это. Это то же самое, что подстригать ногти.

Я посмотрел на свои руки со следами не до конца отмытой краски. Она заметила мой взгляд и сказала:

– Не волнуйтесь, это профессиональное, и потом, они же у вас не в крови, Слава Богу.

– Это зависит от состава красок. Есть такие, которые очень трудно отмыть, – пояснил я, – слишком много составляющих из тяжелых металлов. Рисовать в перчатках невозможно, нужно чувствовать кисть любую, тем более тонкую. В перчатках легко разрисовывать матрешек, машинально, автоматически до отупения, но и в такой работе можно находить приятность схожую с искусством, творческий порыв, который воодушевляет. И лица матрешек кажутся не такими одинаковыми. Раньше я так и делал, разрисовывал тарелки, подносы, разделочные доски.

– Смотрите заход, какой кроваво-красный, – она взглянула на небо. Я повернулся и тоже посмотрел:

– Да, действительно, завтра будет ветер, похоже.

Когда я повернулся, Катя смотрела прямо на меня, в ее глазах отражалось солнце и они сверкали этим красным огнем. Она продолжала смотреть, желая, казалось, прожечь меня насквозь. Столько было чувства в ее взгляде столько силы и красоты.

Я смутился, краска бросилась мне в лицо. Катя, заметив мое замешательство, отвела взгляд и протянула мне руку ладонью вверх. Я взял руку, и мы пошли к дому через парк.

– Сожми мою руку сильно, как только можешь! – попросила она. – Да, вот так, только еще сильнее, пожалуйста.

– Вам же больно! Зачем? – спросил я, и мы остановились.

– Я привыкла к боли. Жизнь моя – сплошная боль.

Мы углубились в парк, идя рука об руку.

– В детстве я любила собирать желуди и листья.

Катя наклонилась и, подняв пару желудей, протянула их мне на ладони.

Я взял их, коснувшись ее руки специально так, чтобы мои пальцы задержались подольше.

«Какая мягкая ладонь»; подумал я и ответил:

– Я тоже любил и делал из них человечков.

– Как? Каким образом? – заинтересовалась Катя.

– Ноги – спички, разрезаешь желудь, который покрепче вдоль, это ступни. Довольно просто. Голова тоже желудь, только поменьше…

– Это, как в мультфильме? Про лесовичка?

– Ну да, оттуда и взял.

– А лицо рисовали?

– Нос можно вставить кусочком спички, а рот, глаза и брови нарисовать. Я любил рисовать осень в Таврическом саду. Грустные пейзажи.

– Но когда солнце, детский смех и если дождь не идет, ведь они не грустные. – Катя остановилась и посмотрела на меня. – Собирали гербарий, наверное?

– Нет.

– Почему? Ведь все собирали и задание давали такое.

– А я нет. Назло училке не стал собирать. Все принесли свои листочки, а я нет.

– А какие вам больше нравятся кленовые или дубовые? – спросила Катя.

– Не знаю. А вам?

– Угадайте с трех раз.

– Кленовые?

– Нет.

– Ну, тогда ольховые?

– Нет.

– Так… так… Дубовые?

– Не угадали! – Катя побежала вперед, повторяя нараспев, – Не уга-да-ли! – Она остановилась и подняла листик, – Вот он!

– Ну, это же рябина? Конечно, столько деревьев вокруг. Разве можно угадать, тем более с трех раз? Невозможно.

Катя стояла и вертела лист в руке, покручивая его из стороны в сторону. Затем вздохнула полной грудью и произнесла:

– Какой чистый, прозрачный воздух! Легко дышится.

– Интересно, – заметил я, – почему у одних деревьев листья уже пожелтели и опали, а у других еще зеленые?

– Наверное, им нравится осень и они ждут ее. Ведь они живые. Они переговариваются друг с другом… Шепчутся… Я слышу их голоса, когда прогуливаюсь. Вы не слышите?

– Это ветер качает ветки, деревья не могут шептаться.

– Могут! – она посмотрела вверх и потянула меня за руку, вы же художник. Включите воображение. Вон там, смотрите.

– Большой дуб? Да, вижу.

– Нет, рядом… Береза. Видите? И тополь, там наверху, среди листьев, в кроне. Они ласково касаются друг друга ветвями и шепчутся о чем-то своем.

Я стал всматриваться и вздрогнул от неожиданности.

– Да, вижу. Странно. Ветра нет, а ветки двигаются… Почти не заметно. Если бы вы не показали, я бы ничего не разглядел. Теперь я стану рисовать деревья. Мне стало интересно.

– А кто это? – я кивнул в сторону бегущего по тропинке человека в спортивном костюме.

– Наш управляющий, спортом занимается, – Катя хихикнула, проводив его взглядом, – тоже мне, физкультурник! Лучше бы делом занялся, взял грабли, подмел дорожки, листья бы в кучи собрал. А то наш садовник слегка приболел.

– Да. Что-то его давно не видно. Он и фонтан чистил.

– Теперь его самого приходится чистить, – глухо сказала Катя. – Мы что-то про бегунов обсуждали? Давайте продолжим тему, а то наш садовник меня огорчает в последнее время, не будем о нем.

– Хорошо, – согласился я. – В Таврическом саду таких бегунов много. Один даже мой мольберт опрокинул. Зацепил ногой и не извинился. Побежал дальше с красным лицом.

– Это от безделья они бегают, – подхватила Катя. – А то еще по улице бежит такой. Что за удовольствие – дышать выхлопными газами?

Я засмеялся:

– Вот, вот! Я тоже не пойму, неужели работы нет? Эти придурки меня всегда смешили. Лучше бы дома порядок навел. Взял пылесос в руки, жену бы разгрузил.

– Ха-ха! – Катя отвернулась, пытаясь справиться с внезапно напавшим на нее приступом смеха.

– Идиот! – сказала она, сквозь хохот. – Я тут представила… Ха-ха! Это как рыбаки-пьяницы. Поедут на рыбалку, а сами напьются вдрызг. А жены их дома ждут, еду готовят… Ох! Не могу-у! Вот умора! Придет такой и рассказывает какую рыбу поймал, руки в стороны разводит. А сам-то еле живой, устал бедняга.

– Хорошо, что в прорубь головой не упал!

Мы сели на скамейку, продолжая веселую тему.

– Да-а-а… – протянула Катя. – Руки в стороны: «Вот такая щука» – показывает.

А жена ему: «И где она»?

«Сорвалась, ушла!» – отвечает.

Глава 5

«Есть некоторые вещи, которые доставляют такое наслаждение, что невозможно найти слова, которыми можно было бы их выразить. Душа слишком тронута, слишком взволнована: нужно на мгновение уйти в себя, дабы насладиться и полностью оценить то, что ты ощущаешь, что будет потеряно без такого внутреннего созерцания».

Маркиз де Сад «К госпоже де Сад» (Письма из Бастилии) 4 августа 1787 года.

Рано утром я спустился в гостиную. Портрет висел на самом видном месте. Катя была как живая в черном платье с отливом с закрытой грудью (она сама просила), на ее шее висел медальон, тот самый. «Благородная дама» – подумал я и улыбнулся. Ведь я сам написал его, так приятно видеть плоды своего труда. Он дался мне на удивление легко, даже слишком. Потому что она нравилась мне, и я выплеснул на этот холст то, что было внутри меня, все накопившееся чувства к ней, с должным уважением к ее образу, пленившему меня, с того первого дня, когда ее увидел.

Я вздохнул и по привычке протянул руку к конфетнице, но тут же отдернул, глядя на портрет. Катя чуть улыбалась, мне стало неловко. Ведь я помнил каждый мазок на холсте, помнил, как они накладывались друг на друга и в каком порядке, как смешивались, как я менял складки на ее платье и в какой последовательности это делал. Но вот ее улыбки раньше не было. «Это, скорее всего, так падает тень» – успокоил я себя. Хотел, было, уйти, но, обернувшись, увидел Катю. Она стояла в дверях и смотрела на портрет. Затем подошла ближе.

– Спасибо! Такой подарок! – воскликнула Катя, разглядывая портрет. – Спасибо! – еще раз повторила она.

– Но вы же заплатили мне, не похоже, что это подарок, – заметил я.

– Я воспринимаю его, как подарок. – Катя отступила назад несколько шагов, желая посмотреть издали. Она повернула лицо и произнесла взволнованно, глядя мне в глаза:

– Вы задели мне сердце и оно…

Катя поспешно вышла, опустив голову, ускоряя шаги. Ее черная юбка с каймою белых кружев по краям мелькнула на лестнице и исчезла.

Я поймал себя на мысли о том: «Что она одела сегодня? Чулки или колготки? Отчего же меня это так волнует? И какое может иметь это значение?»

К вечеринке было все готово. К шести вечера стали подъезжать машины. Из них выходили люди, чаще парами, нарядно одетые.

– Пришли показать свои платья, – заметила Катя. – Кто во что, как всегда. В последнее время дочь стала куда-то пропадать. Поздно возвращается, прячет глаза.

– Возраст такой. А вы знаете, когда я увидел ее возле ворот гаража, с рюкзачком за спиной, она обернулась и кивнула мне, улыбаясь. Она такая милая.

Катя насторожилась:

– Куда это она? А мне ничего не сказала.

– Ну, я не об этом. Дело не в том, что «куда», я вообще – я замолчал и задумчиво посмотрел на небо.

– Когда Ольга качается на качелях и смотрит в облака, – продолжил я после некоторой паузы, – она похожа на девочку из фильма. Такой черно-белый фильм про детство, про школу. Наверное, рядом лежит ее портфель с учебниками, в нем еще пенал, какая-нибудь игрушка: может кукла или пупсик, всякие девчоночьи штучки. Все такое аккуратное, приятно посмотреть.

– Смотрите, почти все приехали, – сказала Катя, оглядывая собравшихся гостей. На лужайке перед домом стояли гости, человек пятьдесят. Они говорили друг с другом, кивали головами, смеялись и неторопливо прохаживались вдоль аккуратных газонов, беседуя.

– Пойдем к ним. – Катя увлекла меня за собой, обнимая за спину.

Мы подошли и остановились возле одного из газонов. Оглядываясь, я заметил несколько девушек в синей униформе, они оживленно переговаривались, я сказал Кате:

– Эти девушки из бара, они такие симпатичные.

– Симпатичные? Нисколько! Если их раздеть догола и поставить под душ, от их мнимой красоты ничего не останется, – она махнула рукой и пренебрежительно продолжила. – Это все умело подобранные шмотки и слой косметики. Их головы пусты, там нет ничего, кроме болтовни с подругами о теме, которая их больше всего волнует.

– И какая это тема?

– Да, Бог мой?! Как удачно выйти замуж, конечно. Что же их так сильно волнует по вашему мнению?

– Может, они говорят об искусстве, о недавно прочитанной книге, о фильме, который потряс их и заставил задуматься? – предположил я.

Услышав мои слова, Катя прыснула со смеху и отвернулась, через мгновение она ответила:

– Найти старичка-миллионера, затем разными способами свести его в могилу и заграбастать его миллионы. Вот они и прихорашиваются в надежде, что мужчины обратят на них внимание.

– Но почему старичка? Разве не достаточно молодых и богатых людей?

– Старички менее требовательны, я так думаю. Молодые больше избалованы женским вниманием. Ну, сам посуди: молодость, плюс нередко хорошая внешность, прибавь сюда деньги, связи. Иметь с ними роман более проблематично, чем с пожилыми мужчинами.

– Короче говоря, – вставил я. – Старика легче надуть, пустить ему пыль в глаза.

– Конечно! – Катя прошлась по бетонному поребрику газона, поправила табличку «По газонам не ходить!» и посетовала. – Пишешь-пишешь, все равно прутся.

– А вот эти? – спросил я и показал на двух женщин, не спеша прогуливающихся по дорожкам возле фонтана. Одна была в красном, другая в голубом платье.

В это время к нам подбежала девочка:

– Екатерина Ивановна, а когда включат фонтан? – спросила она и запрыгала на одном месте, пританцовывая.

– Скоро уже, иди, поиграй в мячик, только не бросай его в воду, – ответила Катя и слегка подтолкнула ее рукой.

Та побежала, радостно махая руками. Катя обернулась ко мне:

– Ты про кого это? Про них? О! Это из другой команды. Цыпочки-разведенки, с детьми подростками коварными, ревнивыми и злыми. Они и сами измученные неудачами на брачном поприще, становятся такими же злыми и коварными, если не хуже. Я их хорошо знаю.

Она смерила «цыпочек» пристальным взглядом.

К нам подошел Сергей Иваныч и сказал торжественно:

– Мадам, все собрались и ждут вас. Все готово, – он поклонился и отступил в сторону.

Катя улыбнулась и последовала к небольшому возвышению. Там собралась толпа из гостей, между собравшимися сновали официанты с подносами уставленными фруктами с шампанским. Я пошел следом за ней.

– Посмотри, – сказала она мне через плечо. – У кого глаза блестят – значит, «набрался», – она улыбнулась, поджав губы, затем снова сделала серьезный вид и с таким выражением на лице подошла к гостям.

– Здравствуйте! Рада Вас видеть у себя, – она закрутила головой во все стороны, улыбаясь. – И вы пришли? – спросила она пожилого человека в очках, с круглым добрым лицом.

– Да, я очень люблю гостить у вас, – ответил тот, наклонив голову.

– Вот и славно. Хороший доктор всегда пригодится.

– Ах! Спасибо! – круглолицый растаял, лицо его порозовело. Он снял очки и стал с волнением протирать их носовым платком.

– Так, – продолжила Катя. – Все желающие собрались? Ну, кто не успел, тот опоздал!

– Вот-вот. – Сергей Иваныч захихикал. – Тогда начнем, – он подошел к срезу дерева, на котором лежал футляр и, раскрыв его, достал сложенный лук, напоминающий спортивный. – Мадам, прошу вас!

Сергей Иваныч протянул Кате оружие. Катя приняла его. Выставив левую ногу вперед, расправила плечи.

– Стрельба из лука это искусство! – сказала она и вложила стрелу. Принесли мишени – черные кружки на белом фоне. Катя молча наблюдала за приготовлениями. Затем, повернув голову ко мне, сказала:

– Ружья, пистолеты – это все не то! Ничто не может сравниться с летящей стрелой со свистом рассекающей воздух! Лук – самое древнее оружие на Земле.

Она выпустила стрелу, почти не целясь. Еще одну, несколько секунд спустя, полетела третья. Все мишени были поражены. Гости восторженно загудели и захлопали в ладоши. Послышалось:

– Браво!

– Изумительно!

– Вы наша охотница!

Одна из двух женщин-разведенок, в красном платье, предложила:

– Давайте развлечемся? Придумаем что-нибудь увлекательное, щекочущее нервы? – она была явно навеселе.

– Я не прочь встряхнуться! – Катя повысила голос. – С тебя и начнем, раз ты такая смелая! Поставьте ее на десять шагов от меня.

Сергей Иваныч понял, в чем дело и дал знак охранникам. Те подскочили и потянули даму в красном. Кто-то из гостей догадался что нужно, принес яблоко из вазочек с фруктами. Яблоко поставили даме на голову. Все замерли. Катя вложила стрелу и подняла лук вверх, натянула тетиву, прицеливаясь. Она медленно опустила левую руку. Дама не успела прийти в себя, не соображая: шутка это все или всерьез. Яблоко, сбитое стрелой, упало с ее головы, разлетевшись на лету.

Всеобщее ликование охватило, гостей в тот же миг. Дама в красном платье продолжала стоять с растерянным видом, хлопая глазами, то, открывая, то, закрывая рот. Хмель выветрился из ее головы. Она медленно пошла в парк, села на скамейку и сидела некоторое время, пока не пришла в себя окончательно.

К ней подошел доктор в очках, от выпитого вина его лицо стало еще более круглым. Он взял ее руку и нащупал пульс.

– Не надо так переживать, моя милая, – сказал он и улыбнулся. – Это всего лишь шутка, не более.

– Перестаньте издеваться! ответила дама в красном и убрала руку.

– Вы делаете Катьке массаж, ублажая ее. А может не только массаж? – ехидно добавила она.

– Как вам не стыдно! Я со всей душой. А вы…

Обиженный доктор поспешил удалиться.

Сергей Иваныч, проходя мимо, бросил, повернув голову:

– Не обижайте нашего доктора, а то вам поставят на голову еще одно яблоко!

Глава 6

На следующий день мы снова встретились с ней на лестнице. Вечером. Было поздно. Я спускался, а она поднималась. Остановилась, поставив одну ногу на ступеньку, и, укоризненно взглянув на меня, спросила:

– Почему вы не спите? Нужно отдыхать. Вы целый день ходили по округе. Я видела вас из окна. Ваш мольберт, он тяжелый?

– Я искал пейзажи.

– И как? Нашли? – она улыбнулась.

– Да, нашел несколько. Мне понравилось озеро, но издали. Вы знаете, когда на вас это темное платье, вы похожи на королеву.

Она тихо засмеялась, опустив голову:

– Вот еще выдумали. Платье из бархата.

– Оно мягкое? Вам хорошо в нем?

Катя подняла голову и ответила, смутившись:

– Потрогай, если хочешь, – она протянула мне свою руку с улыбкой на лице.

Я дотронулся до рукава.

– Мягкое, я так и думал.

– Вам все принесли? – она убрала руку и смотрела серьезно. – Все, что вы заказывали?

– Да, спасибо, но бумага нужна не та, но можно и такую.

– А какая нужна? Плотнее, верно?

– И кисти нужны тонкие, хотя бы пара.

– Я скажу, чтобы вам принесли все что нужно. Мне понравился портрет. Спасибо, вам заплатят завтра, сполна. При свечах он смотрится лучше, чем днем.

– Конечно, это же масло! Впрочем, так все пишут, ничего особенного. Прогуливаясь после ужина с альбомом в руках, я увидел, что Катя сидит на ступеньках беседки в глубине сада, задумчиво опустив голову.

– Катя, почему вы здесь сидите одна на ступеньках?

– Я отдыхаю. Хочется иногда остаться одной, посидеть в тишине, полистать журнал, может, открыть книгу. Давно ничего не читала, – она подняла голову и грустно посмотрела на меня.

– Вам скучно?

– Нет. Совсем не скучно. Я привыкла так и мне здесь нравится, в этой беседке. Когда цветет шиповник здесь особенно хорошо. А сейчас он отцвел, и лепестки все опали. Видишь? Лежат на траве.

– Вижу. Вам жаль, что он отцвел?

– Наверное, жаль. Всегда грустно становится, когда я смотрю на упавшие лепестки. Вы играете в карты? – спросила она с легкой улыбкой на лице.

– Да, немного.

– А в преферанс составите нам с Сергеем Иванычем компанию? Нужен третий.

– Попробую.

– Тогда пойдем в гостиную, – она встала.

Мы поднялись в гостиную. Сергей Иваныч уже был там он сидел за столом и что-то тихо напевал, наливая себе из бутылки. Когда рюмка, стоявшая перед ним, наполнилась, он осушил ее и выдохнул.

Катя поморщилась:

– Вот тебе и преферанс по пятницам!

– А сегодня что? Пятница? – Сергей Иваныч повернул голову. Было видно, что он слегка «набрался».

Мы с Катей переглянулись и сели за стол.

– Вам, наверное, хватит, играть не сможете, – она достала колоду и, взглянув на Сергея Иваныча, взяла бутылочку, и спрятала ее в буфет. Раздала карты. Он ухмыльнулся:

– Еще как! Не думайте, что…

– Ваше слово, – перебила она его.

В дверь постучали. Вошел человек из охраны и сказал:

– Эта девчонка хочет назвать номер телефона и что-то еще. Вам необходимо поговорить с ней. Катя тут же встала и вышла из комнаты. Сергей Иваныч, не долго думая, подскочил к буфету. Он быстро открыл дверцу, достал бутылку, налил себе целый стакан и разом опрокинул его, задрав голову.

– Ух! – выдохнул он, облизываясь. Затем также быстро сел на место и взял в руки карты.

По уверенности движений можно было предположить, что такие «броски» он проделывал раньше. Слишком ловко и четко было все сделано.

Когда Катя вошла, он сидел со скучающим видом, как ни в чем не бывало. Конечно, я бы ни за что не стал выдавать его из чувства мужской солидарности, но играть было действительно неинтересно.

– Ну, что там? – она села на место.

– Я – «пас», художник – «раз», – ответил Сергей Иваныч, вращая мутными глазами.

– Я скажу… тоже «пас», пожалуй, – со вздохом промолвила Катя.

– Шесть пик, – произнес я.

Началась игра. Катя снова поморщилась, замечая неверные ходы.

– Ренонс! – Сергей Иваныч засмеялся, уткнувшись носом в карты.

– Какой к черту «ренонс»? – Катя уставилась на него презрительно.

– Играть невозможно! – заметил я. – Вы перепутали все взятки, Сергей Иваныч.

– Отчего же перепутал? Позвольте… это моя, вот эта… – неуверенно ответил он и замолчал, ворочая глазами.

– Закончим на сегодня! Действительно, это не игра, – сказала Катя, положив карты на стол. – И вот еще что, Сергей Иваныч…

Он остановился в дверях и вопросительно посмотрел на нее, постепенно приходя в свое нормальное состояние. Катя стала медленно прохаживаться по комнате, приложив руку к голове, и говорила тихим голосом:

– …Эта девчонка – горничная, она сказала все что нужно. Сделайте так, чтобы я ее больше не видела. Не могу смотреть на нее. Она не нужна нам более, – добавила Катя еще тише.

Сергей Иваныч кивнул головой и ответил:

– Она раскаивается и, по-моему, искренне…

– Это все притворство! Продолжение игры, в которую она играла, работая здесь, скорее делала вид, что работает.

– Но мадам…

– Я не верю в раскаяние! – Катя посмотрела на него уничтожающим взглядом. – Вы знаете, что надо сделать!

Она подняла левую руку и стала поправлять перстень на безымянном пальце, нетерпеливо поворачивая его из стороны в сторону, как будто он мешал ей.

Сергей Иваныч удалился с мрачным видом. Катя проводила его взглядом, уселась на диван и, откинув голову на спинку, задумалась. Она стала разглядывать свои ярко накрашенные ногти. Затем сказала тихо:

– Я помню, как она улыбалась, глядя мне в глаза. О! Как она улыбалась?! Эта постоянная радость на ее лице… она всегда присутствовала. Вот тогда-то и родились мои подозрения. Теперь, когда все стало ясно, я хочу лишь одного…

– Чего же?

– Стереть улыбку с ее лица! Этот вид «постоянной довольности».

Я спросил:

– А сколько ему лет? Сергею Иванычу?

– Лет 55, наверное, точно не помню. Он давно со мной, с самого начала. Провернули с ним одно дельце и он «испачкался» от излишнего усердия. Я «отмыла» его и оставила при себе. Он верный старый волк, матерый. Такой не кинет в беде, не оставит тонуть в яме, не ужалит исподтишка, как другие, большинство. – Катя потянулась устало и прилегла удобнее, бросив подушку за голову. – Парочка удачных контрактов, – начала она после короткой паузы. – И я на высоте! Но как только появляются деньги, вместе с ними появляются новые знакомые, – при этих словах Катя нахмурилась и замолчала.

– Откройте, пожалуйста, окно, что-то душно стало, – попросила она и продолжила, вздохнув полной грудью, – они спешат примазаться, называют себя «друзьями», но я то знаю им цену, чего они стоят. Вместе с деньгами появились новые возможности. Они вскружили мне голову поначалу, но я быстро пришла в себя. – Катя отвернулась и, прищурив глаза, спросила тихо. – Что молчите? Разве я не права?

– Правы!

Она зевнула, прикрыв рот ладонью, и продолжила:

– Знаете, как бывает, когда у тебя нет денег и ты никому не нужна? Никто тебе не звонит: «Что ты? Как ты?», но когда появляются деньги, все меняется с точностью до «наоборот». Изменяется твоя жизнь, мир изменяется: больше денег – больше возможностей.

Она закрыла глаза и замолчала.

– Спокойной ночи! – сказал я и вышел, чувствуя, что ее необходимо оставить в одиночестве.

– Уже уходите? – Катя подняла голову.

– Да, уже поздно, – ответил я.

– Давайте прогуляемся перед сном, – предложила она.

– Давайте!

Мы вышли во двор и медленно пошли рука об руку.

– Сюда залетают чайки, – сказала Катя спокойным голосом. – Мне нравится слышать их крики. Они не беспокоят меня даже утром.

Внезапно она повернулась и, вопросительно взглянув мне в глаза, спросила:

– Поедемте с нами в Финляндию?

Я молчал, не зная, что ответить. Тогда она оживилась:

– Покупать все, что тебе захочется! Я до сих пор радуюсь, как девочка и не могу к этому привыкнуть. Такое ощущение…

– Наверное, это очень увлекает, – заметил я. – Не думать о деньгах.

Катя кивнула головой и улыбнулась:

– Эти, красивые пакетики со сладостями… Радуешься словно ребенок! – глаза ее широко раскрылись и восторженно засверкали.

– Ты же любишь сладкое? – спросила она, приблизив лицо.

– Да, очень. Но я не могу… Как-то, так сразу.

– Почему? – Она всплеснула руками в недоумении. – Там столько конфет в разноцветных обертках! Шоколадные, такие вкусные. А мороженое? Оно просто тает во рту! Фруктовое, сливочное, всякое разное…

Катя посмотрела на небо и покачала головой.

– Да, трудно себе представить такое изобилие, – согласился я.

– Ты не представляешь! – она рассмеялась.

Я тоже улыбнулся и спросил:

– А пряники? Там есть пряники?

– Сколько захочешь! Есть даже с шоколадом внутри. Ты ел когда-нибудь такие?

– Нет. Никогда. – Я грустно опустил голову.

– Вот видишь! Где ты еще сможешь все это попробовать? – она хлопнула ладошкой меня по плечу.

– Здорово! Как в раю. – Я сел на траву и задумался.

Катя присела рядом и продолжала:

– Лучше! Там спокойно – она обняла меня одной рукой и стала легонько раскачивать, баюкая и приговаривая монотонно:

– Никто не отвлекает тебя глупой болтовней, не шумит и не мотает нервы. – Затем наклонилась и прошептала мне в самое ухо: – А изюм в шоколаде? Маленькие шарики… От них невозможно оторваться! Разве это не объедение? А ты еще сомневаешься: ехать или нет?

– Глупенький, – она ласково погладила меня по голове, – тут и думать нечего. Я не оставлю тебя в покое, пока не согласишься. А? – она внезапно пихнула меня локтем так сильно, что я потерял равновесие и чуть не упал на бок.

– Поедем и точка! – воскликнула она и решительно встала.

Мы расстались довольные друг другом.

Катя пошла к себе в комнату, но через некоторое время вышла во двор. Звеня ключами она спустилась по лестнице и открыла большую железную дверь.

– Милочка, ты еще жива? Ты не все сказала!

– Да, мадам, я подумала…

– Нет, ты плохо подумала, – перебила она ее, спускаясь по ступенькам.

– Но здесь крысы, я боюсь!

– Если не скажешь, кому ты звонила, то останешься здесь навсегда!

Катя подошла ближе и ткнула связкой ключей в лицо девушки. Та отскочила в угол комнаты и заплакала.

– Дура набитая! Зачем ты приехала сюда из своей глубинки? Жила бы в маленьком домике, нарожала бы детей, возилась бы на кухне целый день и пеленки бы стирала. Ей, видите ли, приключений захотелось. Да таких как ты смазливеньких здесь полным-полно. Идиотка! Сучка ты бестолковая! Только и умеешь, что трахаться с кем попало. Так хотя бы выбирала с кем в постель ложиться. Сифилиса мне только здесь и не хватало. – Катя окинула девушку презрительным взглядом и повернулась к лестнице.

– Все равно я больше ничего не знаю! – девушка вышла из угла. – Вы ничего не добьетесь, держа меня здесь!

Поднимаясь по ступенькам, Катя вдруг остановилась и сказала тихо:

– Я не верю тебе. Должен быть кто-то еще. Тот, кто тебе помогал. Ты не могла одна сделать такое, это тебе не под силу.

– Но, мадам, я сказала вам все, все, что знала. Это правда, поверьте, – девушка опустила голову.

– На правду похоже, но не совсем. – Катя повернула к девушке лицо и посмотрела пристальным взглядом. – У тебя остался один день, – добавила она спокойным голосом.

– И что потом? – девушка распрямила плечи. – Что вы сделаете? Вы ничего не можете!

– Я не могу? – Катя рассмеялась. – Твой отец садовник? Верно? – спросила она сквозь смех.

Лицо ее стало серьезным, улыбка исчезла так же быстро, как и появилась. Она сбежала по ступенькам и подошла к девушке.

Некоторое время она молча разглядывала ее, затем сказала зловещим тоном:

– Я скажу тебе, что будет потом… крысы. Полчища черных крыс станут ползать по тебе. Ты будешь сбрасывать их руками, пока сможешь, но недолго…

Девушка испуганно сникла и воздела руки:

– Мой отец! Что вы с ним сделали?

Катя закивала головой, приговаривая:

– Ах! Эти пушистые черные комочки. Они такие прожорливые. Им все мало.

Она повернулась к выходу.

– Я не прощаюсь, – бросила на ходу. – Хочу посмотреть на это. Вернусь через некоторое время. Мне не терпится увидеть твой труп, обглоданный крысами, иссохший с пустыми глазницами. Скоро ты увидишь своего папочку. Вы встретитесь после долгой разлуки.

Она хлопнула дверью и, не обращая внимание на крики, вышла во двор со словами:

– Кричи, кричи. Тебя здесь никто не услышит.

***

Нет нужды напоминать о том, что поведение женщин кажется нам порой весьма странным. Поведение Кати и ее поступки были вполне обычны, ну разве, что в некоторые минуты она была излишне горяча. Подумаешь, какие пустяки. Даже если бы она разбила мне голову вазой, я бы простил ее. И она бы меня пожалела. Стала бы за мной ухаживать, приносила бы всякие вкусности прямо в постель. А я бы охал и притворялся, что зол на нее. Потом, мы, ощутив прилив симпатии друг к другу, помирились бы.

Ах, эти пряники с вареньем внутри! Они не давали мне покоя. Я часто о них думал: «Откусишь, а внутри варенье… Главное, не знаешь какое. Всегда сюрприз. А что вкуснее: джем или варенье?» И вот вчера вечером Катя постучалась в мою дверь. Я открыл и увидел Катю в ночной рубашке. Она сказала тихо:

– Извините, если разбудила, – и протянула мне кулёчек.

– Что это?

– Пряники. Тише! Все спят. – Катя приложила палец к губам. – Те самые, о которых я рассказывала.