– Внимание! Истребители противника! – Андрей по рации дублирует сообщение командира истребительного прикрытия, и добавляет от себя: – становимся в левый круг! Дистанция – 400 метров!
И тут же пологим виражом отваливает влево.
– Андрей, зачем?! – негодует Ангел за спиной, – проку от твоего круга, коли боекомплект на нуле?! Чем отбиваться-то будете?
– Так у стрелков тоже… не густо, – пытаясь оправдать своё, теперь уже понятно, неправильное решение, Андрей возражает, – они ж по земле тоже работали…
– Так там хоть что-то осталось! Э-эх! Может и отбились бы… – Ангел за спиной в бессилии остервенело машет рукой.
Пока Агния вправляет мозги Андрею, утекают драгоценные секунды: с интервалом в несколько секунд все восемь самолётов эскадрильи в точности повторяют его манёвр, и буквально за полминуты в небе выстраивается километрового диаметра хоровод из идущих друг за другом самолётов. За эти полминуты небо буквально взрывается встречным боем истребителей прикрытия и атакующих Фокке-Вульфов: два Ла-пятых, вышедших в лобовую атаку, сбивают с ходу одного фоккера, и тут же один из Лавочкиных тоже валится вниз, разбрасывая крылья – мощный залп, попавший в него, буквально разваливает его на части. Два Ла-пятых, оставшихся на высоте над группой прикрываемых Илов, как натренированные цепные псы, бросаются напересечку ударной группе Фоккеров, ведя заградительный огонь.
Одно звено из четырёх ФВ-190 выскакивает верх, уворачиваясь от трасс, остальная семёрка, не обращая внимания на огонь по курсу, пытаются прорваться сквозь сетку трасс, что стоит им ещё двух самолётов – два Фокке-Вульфа-190 с дымом отваливают в сторону. Оставшаяся пятёрка Фоккеров на огромной скорости прорывается к Илам, и… натыкается на уже выстроившийся оборонительный круг. Стрельнув наудачу, и ни в кого не попав, они разделяются на две неравные части – два уходят влево и вверх, три – вправо и вниз, с явным намерением поднырнуть снизу.
Андрей всё видит, и отдаёт единственно правильную команду:
– Прижимаемся к земле!
Повинуясь ему, весь хоровод из штурмовиков дружно и слаженно снижается, защищая себя от атак снизу.
Сверху валятся те четыре ФВ-190, что совсем недавно попёрли в набор высоты. Как сорвавшись с обрыва, все разом они ныряют вниз, пытаясь атаковать идущие в круге Илы в крутом пикировании – стрелки не могут задрать стволы УБТ на такой угол, поэтому Фоккеры атакуют безбоязненно. Но и самим им приходится вести огонь с больших дистанций, т.к. атаковать на крутом пикировании и на большой скорости идущий впритирку с землёй самолёт противника – та ещё задача, можно и самому в землю влететь. Если зазеваешься. Вот они и показывают чудеса эквилибристики – свалился на крыло, нырнул, стрельнул короткой очередью метров с трёхста, и сразу – хоп! не зевай, выводи из пикирования. Потом – свечой вверх, разменивая скорость на высоту. Не попал? Ничего, может, в следующий раз повезёт…
Оставшиеся три Ла-пятых, выполнив боевой разворот, снова навалились на Фоккеров, и пятерых их них смогли-таки связать боем, уводя от выстроившихся в оборонительный круг штурмовиков.
Оставшаяся четвёрка Фоккеров подёргалась-подёргалась, и отвалила в сторону. Правда, попытались пару раз атаковать, влезая в промежутки между Илами, но каждый раз, повихлявшись пару секунд, Фоккер, как ошпаренный, выскакивал из круга – получить заряд из задницу от идущего позади следующего в строю Ила никому из них не хотелось…
«Хорошо, что они не знают, что у нас почти нет боекомплекта!» – мелькнула мысль.
Андрей уже мысленно ликовал, и потихоньку стал вытягивать круг в нашу сторону – каждый раз, разворачиваясь носом на восток, он пролетает чуть дальше, вытягивая круг в эллипс. Оборонительный круг стал постепенно перемещаться на восток.
– Смотри, смотри, Агнюша, получается! – радостно восклицая, ликовал Андрей, – утёрлись, тупорылые!
– Охолонись! – Агния сказала, как окатила его ледяной водой, – они… так! Внимание!! Вот, он, бей его в лоб!!! – закричала она в его голове.
Андрей оцепенел: только что всё было как в шоколаде – они восьмёркой выстроили непробиваемый оборонительный круг, и уже всё было почти тип-топ, как вдруг…справа и чуть сверху, прямо в лоб на него вылетел Фоккер! И полоснул из всех шести стволов. Андрей инстинктивно нажал обе гашетки – пушки молчали, и навстречу Фоккеру потянулись только две жиденькие зелёные трассы от двух ШКАСов. Как болид, Фокке-Вульф на бешеной скорости пролетел мимо, а буквально через несколько секунд навстречу вылетел второй! И опять полоснул трассами! За ним третий! Эфир наполнился гвалтом пилотов, обрывки фраз накладывались одна на другую:
– Командир! Они атакуют в лоб! … андир, круг…. Круг… в лоб!
– Они выстроили встречный круг, и атакуют нас, как на конвейере, в лоб! – перекрывая разноголосый гвалт, несущийся из наушников, грохоча, ворвался в голову голос Ангела-хранителя.
Наконец-то Андрей осознал всю трагичность сложившейся ситуации – немцы, убедившись, что круг Илов атаками ни сбоку, ни сзади, ни сверху, не разорвать, решились на крайнюю, но очень эффективную тактику: они тут же выстроили встречный круг. Чуть шире, и чуть выше того, который выстроили штурмовики. И теперь они, стоя в правом вираже, и полагаясь на отличную защиту Фокке-Вульфа спереди, стали беспрерывно атаковать Илы прямо в лоб! А сейчас они ещё и поймут, что у нас и со снарядами к пушкам – швах!
Илы вяло отвечали – в основном очередями из ШКАСов, т.к. у подавляющего большинства пилотов боекомплект к пушкам был расстрелян. Фоккеры же, один за другим, проносясь навстречу с бешеной скоростью, поливали из всех стволов, не жалея снарядов. Вот у Илов умолкли и ШКАСЫ…
– Ставь всех в коробку! – требовательно гремит в голове голос Ангела, – не прокатил твой круг! Сейчас на стрелков одна надежда!
– Да у них же тоже боекомплект на пределе! – отчаянно кричит Андрей Агнии, выстреливая навстречу очередному несущемуся навстречу Фоккеру две жиденькие трассы из ШКАСов.
– Да хоть что-то, да есть, ставь в коробку, говорю!
Андрей лихорадочно отдаёт команды в эфир. Повинуясь ему, самолёты перестраиваются – разрывают ставший уже бесполезным оборонительный круг, и поспешно подтягиваются друг к другу, выстраивая плотный боевой порядок. Теперь на борт.стрелков – последняя надежда, сколько бы там патронов у них ни оставалось… хоть сколько-то , хоть жменька…
Четыре Фоккера, как жирные навозные мухи, расходятся парами в стороны, примеряясь, как бы ещё половчее клюнуть.
Агния подбирается, концентрируется, пытаясь определить, у кого из стрелков ещё остались патроны, и чтобы именно их взять под свой контроль. Так… так… есть четыре стрелка, у которых хоть что-то осталось в патронных ящиках под УБТ. Она выбрасывает невидимые, но цепкие щупальца ментального контакта и прочно вцепляется в их мыслесферы, подчиняя их своей железной воле. Теперь все четверо – продолжение её самой. Сейчас она – боевой механизм, безошибочно наводящий пять оставшихся стволов калибра 12,7-мм в одну точку. Её палец сейчас подрагивает в лихорадочном ожидании на пяти гашетках.
«Только бы они атаковали по очереди, только бы по очереди. Один за другим, как обычно!»
Фоккеры навалились все сразу, и взяли в клещи. С двух направлений – одна пара слева, вторая справа!
Так… сейчас… вот…
Пять трасс синхронно устремились из задних огневых точек Илов. И через секунду сошлись в единую точку, и точкой этой был идущий первым Фокке-Вульфов. Он тут же опутался вспышками попаданий крупнокалиберных пуль, из-под капота выбило пламя, и посунувшись вниз, он безвольной кучей металла с размаху врезался в вековые ели, проносящиеся совсем близко, прямо под брюхом. И тут же от оставшихся трёх Фокке-Вульфов пошли три плотных пучка трасс, прямо в голову строя Илов – все трое явно целились в ведущего.
Грохот попаданий оглушил Андрея, тряхнуло так, что клацнули зубы, и на мгновение потемнело в глазах. Тут же засбоил мотор, страшно затрясло – шкалы приборов на приборной доске превратились в сплошное марево, стало неудержимо валить налево. Всё лобовое стекло мгновенно забросало чёрным, выбившимся из-под капота маслом. Ничего не видя перед собой, Андрей инстинктивно перебросил ручку к правому борту, пытаясь выровнять крен.
– Командир! Командир! Ты горишь! Прыгай! – как сквозь вату услышал он в наушниках голос Мишки Никитенко.
Андрей нашёл в себе силы щёлкнуть тумблером радиосвязи:
– Мишка! Уводи группу, уводи группу! Я их отвлеку!
План Андрея был гениален в своей простоте – увидев подбитый, но ещё летящий штурмовик, немцы отвлекутся на него, бросив огрызающуюся огнём и уходящую на восток основную группу штурмовиков. Хотя бы два из четырёх – он не знал, что пятеро оставшихся стрелков, под железным управлением его Ангела завалили одного Фоккера, и их осталось всего трое… Но его план сработал! Видя вывалившийся из общего строя подбитый Ил-2, неуверенно переваливающийся с крыла на крыло, двое устремились за ним желая получить хотя бы эту синицу в руки, а один, набрав высоту, продолжил преследовать уходящую на восток группу…
Самолёт управлялся только по крену – на движения ручки на себя/от себя он не отзывался.
– Перебиты тяги руля высоты, – коротко прокомментировал Ангел за спиной.
– Знаю! – Андрей боролся с машиной, которую валило то вправо, то влево. Вперёд он не смотрел, но по виду в боковые окна, через которые ещё хоть что-то можно было рассмотреть сквозь потёки масла, было понятно, что самолёт, опустив нос, идёт земле.
– Триммер и щитки! Прыгать нельзя – набирай высоту! – хладнокровно, но с заметной дрожью в голосе командует Ангел за спиной.
– Сам знаю! – Андрей бьёт левой рукой по рукоятке выпуска щитков и лихорадочно крутит на себя триммер руля высоты32. Самолёт потихоньку начинает поднимать нос, выравниваясь по горизонту.
– Внимание! – услышал Андрей в наушниках голос старшего лейтенанта Никитенко, – комэск подбит! Возвращаемся! Андрюха держись!
И побитая, израненная эскадрилья стала совершать разворот.
– Мишка, назад! Уводи группу! Перебиты тяги… Руль высоты… Мы прыгаем! Прощайте, товарищи! – борясь с машиной и с подкатывающей от дикой вибрации тошнотой, прохрипел Андрей.
Он уже не смог нажать кнопку передачи на радиостанции, но Агния исправно донесла его голос до входного каскада радиостанции РСИ-4, которая, как и всегда, усилила его, преобразовала в радиосигнал, и выплюнула в эфир.
***
Оставляя за собой дымный хвост, ведущий русский штурмовик вывалился из строя, и, как раненый гусь, вяло переваливаясь с крыла на крыло, пошёл куда-то в сторону. Ведущий атакующей тройки Фокке-Вульфов лейтенант Александер Беккер, не желая терять личную победу, разделяет группу: оставшегося без своего ведомого обер-лейтенанта Герхарда Штиглера, отправляет одного временно присмотреть за уходящей на восток семёркой «Цементенбомбер», а сам со своим ведомым с набором высоты разворачивается на 180 градусов, чтобы быстро добить подраненную добычу. Первый заход на добитие русского бронированного бомбардировщика получается неудачным – лейтенант слишком спешит (надо ещё успеть догнать и расправиться с основной группой), и совершает слишком крутой вираж, валится сверху на жертву, не набрав достаточной высоты, и цель появляется в прицеле на слишком короткое время. Короткая очередь, и дымящий «цементенбомбер» уходит под широкий капот. Обругав себя, лейтенант успокаивается, и двинув ручку газа на максимум, набирая скорость и высоту, закладывает широченную петлю на пол неба. «Никуда он от нас не уйдёт» – подбадривает он себя. «Всего один заход».
***
Трясясь как в лихорадке, и оставляя за собой хвост жирного дыма, самолёт упорно набирал высоту. В кабине было не продохнуть от заполнившего её дыма. Весь фонарь так плотно забросало маслом, что уже ничего не было видно, ни в стороны, ни, тем более, вперёд.
– Триста метров, можно прыгать! – в голове, как в пустом жбане, грохочет голос Ангела.
– Точно есть? Я ничего не вижу! – кашляя от дыма, еле смог произнести Андрей.
– Да точно, точно, прыгай!
– А ты?
– Я за тобой, куда ж тебе без меня?!
Андрей начинает лихорадочно сбрасывать с плеч и пояса привязные ремни, хватается рукой за ручку сдвижной части фонаря и с силой дёргает её на себя.
Рывок! Ни с места.
Ещё рывок. Опять – ни с места, как прибили гвоздями!
Андрей хватается обеими руками и рвёт на себя изо всех сил. Никакого результата!
– Заклинило! Агнюша!! Всё!!!
Перед глазами проносится вся жизнь, такая длинная и такая короткая одновременно. Безнадёжность могильной плитой пала на сердце. Всё… конец!
– Прощайте, товарищи!!! – хрипит он, поджимая ноги – прорвавшийся в кабину огонь уже лижет его унты…
Как жилка, билась в мозгу какая-то до боли знакомая строчка:
«он кричал напоследок, в самолёте сгорая…»
Случилось страшное – Андрей оказался заперт в наглухо закрытой бронированной коробке, наполненной дымом, и с огнём, уже вовсю бушующем у его ног. В ближайшие секунды ему грозила неминуемая гибель – он просто сгорит в своей кабине, не имея возможности выбраться наружу!
Мысль лихорадочно работала: «форточка!»
Он бросил отчаянный взгляд вбок – размер бокового окошка из плексигласа 50 х 20 сантиметров совсем не подходил для экстренной эвакуации: «ни в жизнь не пролезу!»
Следующая вспышка мысли: «Верхнее окно!»
Андрей задрал голову вверх – прямо над его головой был верхний прозрачный сегмент фонаря размером 60 х 25см.
«Чёрт! В комбезе не пролезу!». На унтах уже стала вовсю обгорать шерсть – Андрей задрал ноги вверх, упёр их в приборную доску. Трясущимися руками лихорадочно выпростал из кобуры ТТ, с отчаянной надеждой протиснуться в щель верхнего люка, предварительно расстреляв плексиглас окна из пистолета.
И тут…
– Держись, я иду к тебе! – перекрывая все звуки, как катящиеся с вершины горы огромные камни, вдруг загрохотало в голове. Откуда-то сзади, сбоку, и сверху послышались мощные, звонкие удары, как будто кто-то огромный и всесильный, начал долбить по 6-мм броне фонаря гигантским зубилом. Андрею в тот страшный миг показалось, что это очередной залп атакующего Фоккера попал по его кабине… Андрей даже через шлемофон слышал бьющий по ушам грохот и скрежет пробиваемого металла, когда огромное, всепробивающее зубило в очередной раз с неудержимой силой вонзалось в броневую 6-мм сталь. Но почему с такими длинными интервалами? Почему не дробь очереди?! Или у меня так время замедлилось? Один удар, второй, третий… всё ближе и ближе… следующий удар будет в голову… Всё, конец…
***
Отчаянно борясь за жизнь, в тщетных попытках выбраться из горящей кабины, Андрей не имел возможности видеть фантастическое зрелище, которое разворачивалось совсем рядом, за левым бортом самолёта. В первые же миллисекунды, после первой попытки Андрея открыть заклинившую часть фонаря, и поняв всю безуспешность его действий, Агния откинула фонарь своей кабины стрелка вбок, развернулась лицом вперёд, перебросила левую ногу через борт, и преодолевая мышцами тела давление набегающего потока, поставила ногу на центроплан. Её тут же, с ног до головы стало покрывать слоем чёрного, отработанного масла, и бурой копоти, вырывавшейся из горевшего мотора.
«Шесть секунд, на всё про всё – шесть секунд» – молнией пронеслась в голове мысль.
На четверть секунды она замерла, провалилась сознанием внутрь себя, выдохнула и… выбросив вперёд левую руку, и собрав пальцы в горсть, воткнула их броню! За миллисекунду до этого её пальцы слились в один большой, зеркально отливающий хромом крюк, и крюк со звоном легко пронзил броневую сталь, прочно за неё зацепившись! Преодолевая дикий напор набегающего на скорости более двухсот километров в час потока воздуха, она с усилием подтянулась на крюке, и вонзила в броню борта правую руку, которая за мгновение до удара тоже трансформировалась в хромированный крюк!
Ещё секунда – ещё удар, отыграно ещё полметра! Почувствовав рывок за пояс, Ангел, не оборачиваясь, отводя руку назад для очередного удара крюком по броне, немного скорректировав траекторию руки, походя сносит тросик «обезьянки», пристёгивающий его к борту. В момент касания тросика хромированный крюк на мгновение трансформируется в струящееся дымом лезвие, и без всякого усилия чисто срезает стальной тросик. Снова замах, снова удар, ещё полметра… вот и кабина пилота! Не обращая внимания на забивающий глаза и ноздри плотный поток дыма и копоти, и на болтающийся сзади и бьющий по ногам парашют, Ангел концентрируется, за несколько миллисекунд вычисляет положение головы своего подопечного за скрывающей его сталью, и делает последний, резкий замах… За долю секунды до удара блестящий крюк превращается в длинное, струящееся туманом лезвие…
***
Удар! Скрежет раздираемого металла, яркий свет, ударивший в глаза! Мозг уже ничего не воспринимает, но глаза исправно фиксируют – огромное (так ему показалось) лезвие, сделанное из невероятно опасного, и живого тумана, прорубает броню сбоку от его головы! И едва-едва не задев его левое плечо, и двигаясь по кругу, вспарывает броню, как консервный нож вскрывает жестяную банку!
Секунда, и вырезанный сегмент брони улетает, унесённый ворвавшимся в кабину ветром. А в образовавшемся отверстии с блестящей кромкой среза Андрей увидел сунувшуюся к нему чумазую, похожую на испуганного чертёнка, Агнию: она хватает его обеими руками за плечи и рывком дёргает его на себя…
Самолёт задирает нос всё выше и выше, скорость падает, наконец, самолёт, задрав нос и замерев на пару секунд, грузно переваливается на нос, и, заваливаясь на правое крыло, устремляется к земле.
В этот момент слилось всё: огромные, испуганные глаза Агнии совсем рядом… рывок… отделение от самолёта…. удар сзади по затылку… промелькнувшая тень от ударившего его стабилизатора… рефлекторный рывок за кольцо парашюта…
Упругий, тугой жгут воздуха, рванувшийся навстречу, вбил крик боли ему в горло. Тело жестоко рванули вверх натянувшиеся, как струны стропы парашюта. Желудок подскочил к горлу, вокруг бешеной каруселью закрутились небо и стремительно приближающаяся земля с растопыренными чёрными кронами деревьев.
Удар! Оглушительный хруст ломаемых веток, снова удар! Ещё и ещё! Рывок ремней и… небытие, тишина.
***
Очнулся Андрей, вися на ремнях, вниз головой, метрах в двух от земли… совсем рядом слышалась немецкая речь. Проморгавшись, и сфокусировав зрение, Андрей увидел подбегавших к нему немцев. Правая рука сама собой, на рефлексах, стала шарить по боку, лапая кобуру. В глазах плавал красный туман, как будто налитая свинцом, нестерпимо болела голова – сколько он провисел вот так, вверх ногами, он не знал, но похоже, что довольно долго. Рука, наконец-то, нащупала отвесившуюся вниз, на грудь, кобуру, он неуклюже, с нескольких попыток, выхватил пистолет, попытался оттянуть затвор, но в этот момент кто-то из немцев ударил его прикладом по голове, и он снова провалился в небытие…
***
– О, Курт! И вы тоже с добычей?
– Да, мы взяли второго пилота, их было двое.
Капрал Карл Виннер пнул кончиком сапога лежавшего на боку малорослого русского пилота. От удара почти чёрное лицо русского пилота повернулось и капрал удивлённо спросил:
– Негр? Разве у русских есть колонии в Африке?
Курт усмехнулся:
– Нет, он белый, просто сильно испачкался. Это сажа. Ты разве не видел, что русский самолёт горел, когда они выпрыгнули с парашютами? И, похоже, что этот русский пилот – девка.
– Почему?
– Она орала. Так визжат девчонки, когда их насилуют.
– Вы что, уже успели её оприходовать?
– Нет. Просто пришлось приколоть её штыком к земле, а потом бить прикладами. Если бы не приказ взять их живыми, то мы бы эту сучку прикончили там же, на месте.
– Почему, Курт? Она так сильно сопротивлялась?
Обер-фельдфебель Курт Шнайдер с остервенением саданул тело маленького пилота кончиком сапога по копчику:
– Сопротивлялась?! Эта русская сука троих успела застрелить!!
– Не может быть!
– Может, может. – обер-фельдфебель ещё разок со всей дури пнул сапогом маленькое безвольное тело, – мы нашли её лежащей без сознания. Она была в крови – её при приземлении, видать, головой здорово приложило о ствол поваленного дерева. Подошли, вынули пистолет у неё из кобуры, хотели оказать помощь. Обступили её, тряхнули, уже стали перевязывать, а она открыла глаза, выхватила пистолет из кобуры у Альберта и тут же его и застрелила! И ещё Ганса-Иоахима, и этого, очкарика, как его… Голински. Представляешь?! Троих!!
Хорошо, наш Гуго не сплоховал, пинком вышиб у неё из руки пистолет, и тут же пригвоздил её к земле штыком. Он её к земле давит, а она верещит, пинается, руками за ствол винтовки хватается, и подыхать, сука, не хочет! Забили прикладами… Уж не знаю, что герр лейтенант нам скажет на это. Но, думаю, поймёт, когда увидит тех троих, кого она успела укокошить…
Капрал наклонился к маленькому русскому пилоту:
– Так сдохла или нет?
– Да похоже, что всё-таки сдохла…
– Ладно, потащили, хотя бы одного живым взяли!
Солдаты подхватили под руки безвольное тело оглушённого прикладом по голове рослого русского парня в лётном комбезе, и потащили его сквозь низкорослый кустарник к дороге.
Девушка-пилот мучительно застонала, и закашлявшись, стала с хрипом судорожно вдыхать и выдыхать воздух. На её губах запузырилась кровавая пена. Шлемофон сбился набок, обнажив её левый висок. Вся левая сторона её головы была окровавлена: кровь короткими, пульсирующими толчками вытекала из раздробленной височной кости. Она снова мучительно и надрывом застонала.
– А гляди-ка! И эта сучка вроде живая! Добьём? – обер-фельфебель поудобнее перехватил винтовку, примеряясь половчее ткнуть ей штыком в сердце.
– Курт, ты что, дурак? Не вздумай! Это же хорошо, что она живая! Для нас, по крайней мере! А уж если и сдохнет, так пусть потом, к нам меньше вопросов будет. Хватаем и эту, потащили уже!