Наука и христианство: история взаимоотношений

Научное мировоззрение

Зачастую сегодня можно встретиться с утверждением, что наука, в противоположность религии, оперирует исключительно с чистым знанием. Однако, такой подход решительно опровергается исследователями истории науки. Сама возможность научного познания мира требует от ученого³⁵⁵ согласия с целым набором аксиом, которые принимаются на веру. Вот некоторые из них, характерные для современной физики:

Существует окружающий мир

Существуют законы природы

Законы природы неизменны во времени и в пространстве

Человек может понять законы природы

Сами по себе эти аксиомы не могут быть доказаны с помощью научного метода, но они принимаются каждым ученым. Более того, сегодня эти аксиомы кажутся нам вполне естественными и большинство ученых даже не задумываются о фундаменте, лежащем в основе их деятельности. Вместе с тем, очевидные для ученых, выросших в рамках европейской христианской культуры, эти тезисы совсем не очевидны для представителей иных культур.

Если мы посмотрим на мировоззрение буддистов, то увидим совершенно непривычную картину мира. Для последователя Будды характерен взгляд на мир как на иллюзию, что, по сути, отрицает наличие законов природы. Действительно, если мир есть всего лишь плод воображения, то и законы в нем могут быть любыми. Ведь никто же не станет утверждать, что когда мы видим сон, то в нем обязательно выполняются, скажем, законы тяготения. На человека, желающего изучать законы природы, действующие в его снах, посмотрели бы с большим недоумением.³⁵⁶

Признание реальности окружающего мира еще не делает его пригодным для научного изучения. Например, каббала Пико делла Мирандоллы предполагает, что все природные явления может влиять бесчисленное число ангельских и демонических сил. Поэтому, ученый, чтобы изучить физическое явление, сначала должен изучить, не повлияли ли на процесс мириады духов и если повлияли то как.

Вопрос истинности научного метода привел в замешательство философов науки XX века. С одной стороны для большинства кажется очевидным, что ученые, изучая природы, приближаются к познанию истины. С другой стороны, попытки это обосновать средствами разума ни к чему не приводят. Как писал известный философ науки Карл Поппер: «В то время как в эмпирической науке мы никогда не можем иметь достаточно веские аргументы для притязания на то, что мы на самом деле достигли истины, мы можем иметь весомые и достаточно хорошие аргументы в пользу того, что мы, возможно, продвинулись к истине. Нам остается лишь надеяться, что с помощью научного метода мы действительно познаем истину».³⁵⁷ Видно как осторожно ученый говорит об истинности знания. Он надеется, что, возможно, научный метод приводит к истине. Но истоки этой надежды лежат вовсе не в научных взглядах. Признаваемые многими учеными, критерии красоты научной теории также основываются отнюдь не на доводах разума.³⁵⁸

Современная философия науки является светской наукой. Но авторы научной революции XVII века были людьми глубокой веры и в ней черпали свое вдохновение. Чтобы убедиться в этом, достаточно познакомится с трудами Иоганна Кеплера, в которых сложно отделить математическую астрономию от мистического поиска гармонии мира. Описанные выше аксиомы научного познания становились для ученых-христиан простыми следствиями христианского учения о Вечном Неизменном Боге, сотворившем мир. Более того, для христиан материальный мир не является злом, а тело – «темницей души», как в философии Платона или во многих восточных религиях. Напротив, познавая этот мир, мы можем познавать и его Творца. Понимание того, что каждый человек содержит в себе образ Божий, допускает возможность познания законов природы ограниченным человеческим разумом. Таким образом, факт возникновения современной науки в христианском мире оказывается далеко не случайным совпадением. Сегодня можно уверенно утверждать, что возникший в XVII веке научный метод имеет глубокие христианские корни.

Христианское вероучение и научная революция

Как мы уже сказали, преодоление границы между естественным и искусственным стало одним из основных достижений научной революции. Такое различение было вполне естественно для древнегреческих философов. Но христианство принесло совсем иную картину мира.

Творение

Греческая философия не знает того понятия Творения мира, которое содержится в христианском вероучении. Даже у Платона, представление о Творении мира ограничивается лишь приданием формы уже существующей материи по образу вечных идей. Как пишет П.П. Гайденко: «с точки зрения Платона, между искусством божественным и человеческим пролегает пропасть – та самая, которая – для всей античной науки – разделяет мир подлунный и надлунный, земной и небесный».³⁵⁹

Библия, напротив, начинается с однозначного утверждения о сотворении мира «из ничего». Мир, равно как и живущий в нем человек, сотворен Богом и имеет в Нем источник своего бытия. Поэтому античное различение на естественное и искусственное бессмысленно. П.П. Гайденко отмечает: «Если мы примем во внимание тот мировоззренческий, а точнее, религиозный контекст, в котором происходит формирование новоевропейского естествознания, то придется скорее удивляться тому, что переосмысление понятий «естественное» и «искусственное» не произошло значительно раньше и что водораздел между ними, положенный в античности, просуществовал до XVI в».³⁶⁰

Уже в позднее, в Средневековье, например в работах Буридана, природа мыслится «machina mundi – машина мира, что непосредственно связано с догматом о творении мира Богом».³⁶¹ Более чем вероятно, что работы Буридана были знакомы Галилею и повлияли на формирование его научного метода. Но почему снятие границы между естественным и искусственным не произошло, скажем, в IV веке и просуществовало до конца XVI века? П.П. Гайденко видит причину этого в учении о первородном грехе, принявшем на Западе довольно крайние формы.

Грехопадение

Согласно Библейскому повествованию, Бог и человек, безусловно, несоизмеримы. Но в то же время, человеку отведена важнейшая роль в этом мире, он создан царствовать над этим миром. Более того, человек содержит в себе образ Божий, а значит способен, хотя бы отчасти, понять божественный замысел. Но после грехопадения, изначальная связь между Богом и человеком оказывается нарушенной. Человек лишается источника своего бытия, и чистота образа Божьего в нем оказывается замутнена. Поэтому, как мы уже отмечали, основной целью жизни человека становится восстановление прерванной связи с Богом. Именно поэтому, святые отцы отмечали вторичность занятий наукой по сравнению с основной целью жизни христианина. П.П. Гайденко предполагает, что именно живое восприятие собственной греховности стало причиной, по которой противопоставление естественного и искусственного оказалось столь живучим: «Острота переживания первородного греха, видимо, помогала сохранять то чувство огромной дистанции между небесным и земным, которое на протяжении всего средневековья оставляло незыблемой античную картину мира». ³⁶²

Воплощение

Учение о творении мира и о грехопадении Христианская Церковь переняла от Ветхозаветной иудейской Церкви. Но революционный характер христианства заключался в другом. Главное для христианина это не то, что он наследует родовую болезнь³⁶³ своего пращура Адама. С Воплощением Сына Божьего христианин получает возможность исцелиться от этой болезни, преодолеть ту пропасть, которая существует между ним и Богом. Главное в христианстве это Иисус Христос, соединивший Небо и землю.³⁶⁴ Естественно, что для христианина больше не существует того противопоставления небесного и земного.³⁶⁵

Французский философ А. Кожев усматривает в учении о Воплощении главный источник науки Нового времени: «Если, как это утверждали верующие христиане, земные (человеческие) тела могут быть “в то же время” телами Бога и, следовательно, божественными телами и если, как это думали греческие ученые, божественные (небесные) тела правильно отражают вечные отношения между математическими сущностями, то ничто более не мешает исследовать эти отношения в дольнем мире так же, как в горнем».³⁶⁶ Переосмысление античной философии в соответствии с христианским вероучением открыло европейцам новые перспективы в научном познании мира. Человек, имея в себе образ Божий, благодаря Воплощению получает возможность соединиться с Богом, обожиться.

Вместе с тем, усвоение христианского вероучения требует много времени. Хотя большинство христиан верили в Воплощение, но в своей повседневной жизни они часто забывали об этом. Мы помним, с каким трудом в Средние века переосмысливались элементы учения Аристотеля, явно противоречащие христианскому вероучению. Тем более сложно было преодолеть более значительные противоречия, среди которых античные противопоставления земли и небес, естественного и искусственного, физики и астрономии. Видимо поэтому, научная революция не произошла в позднем Средневековье. Для нее был необходим иной взгляд на взаимоотношения человека и мира, нежели предложенный античными греками и поддержанный европейскими схоластами.

Возрожденческий антропоцентризм

Знакомство латинской Европы с трудами неоплатоников и герметическим корпусом приводит к существенному изменению европейского мировоззрения. На смену осознания собственной греховности, приходит уверенность в своих силах, желание ярче раскрыть заложенный образ Божий. В эту эпоху формируется новое понимание отношений человека и мира. Теперь, человек не просто пассивный наблюдатель, он может и должен использовать силы природы и духовного мира в своих интересах. Вот что говорится о человеке в одном из герметических текстов: «Дерзнем сказать, – говорит Гермес Трисмегист, – что человек есть смертный Бог и что Бог небесный есть бессмертный человек. Таким образом, все вещи управляются миром и человеком».³⁶⁷ Каббала также говорит, что человеку доступно не только знание тайн мироздания, но и возможность поставить их себе на службу.³⁶⁸ П.П. Гайденко подчеркивает роль магико-оккультных течений в изменении понимания роли человека: «они создали образ Человека-Бога, способного не только до конца познавать природу, но и магически воздействовать на нее, преобразовывать ее в соответствии со своими интересами и целями. Ослабив сознание человеческой греховности, герметизм сократил дистанцию между трансцендентным Богом и тварным миром, с одной стороны, Богом и человеком – с другой».³⁶⁹ Именно ренессансное превозношение человека, позволило снять прочно укоренившееся в умах противопоставление естественного и искусственного, природы и техники. Хотя на уровне теории это противопоставление было снято с наступлением эпохи христианства, но осознанно это было лишь в эпоху Возрождения. «В этом новом свете открылась, наконец, перспектива реализовать возможности, заложенные в христианских догматах творения и боговоплощения», – заключает историк науки.³⁷⁰

Магия и наука

Сегодня для нас является очевидным, что наука и магия не имею ничего общего. Наука занимается точным познанием, доступным каждому человеку. Магия, напротив, прибегает к расплывчатым формулировкам, которые доступны лишь узкому кругу посвященных людей. Науке можно научить любого желающего, магия же изначально доступна лишь особо одаренным людям. И, действительно, практически с начала научной революции, магия подвергается резкой критике со стороны ученых. Союзником новорожденной науки становится Церковь, для которой магия столь же неприемлема. Но отношения магии и науки вовсе не ограничиваются общеизвестным конфликтом.

Дж. Реале справедливо утверждает: «Присутствие неоплатоновской и неопифагорейской традиций, герметического мышления и магической традиции в процессе научной революции является неопровержимым фактом. В то время как некоторые из этих идей сыграли значительную роль в зарождении науки³⁷¹, по мере развития научной революции в ее практическом и теоретическом аспектах единственная форма знания – современная наука – последовательно отторгает, критикует и вытесняет магическое мышление».³⁷² С ним согласны большинство современных исследований, среди которых Ф. Йейтс, П.П. Гайденко, В.П. Визгин, Дж. Брук. Таким образом, для развивающейся науки Нового времени магическое мировоззрение было скорее препятствием. Но, несомненно, оно стало катализатором, благодаря которому эта наука возникла. Как пишет крупный историк физики Шие: «теперь уже ясно, что герметизм и алхимия внесли позитивный вклад в развитие экспериментального метода, подчеркивая важность наблюдений, освобождая науку от оков унаследованных авторитетов, а также благодаря тому, что они признавали ценность и высокое достоинство ремесел, подчеркивая утилитарную цель научного познания».³⁷³

Ренессансный маг нацелен на преобразование мира, он честолюбив, любопытен, открыт к новым идеям. Главное же, он нацелен на практический результат, его не интересуют умозрительные рассуждения в духе схоластики. Кроме того, он признает важность наблюдений для познания этого мира. Именно в формировании такого образа исследователя В.П. Визгин видит основное влияние магии на генезис науки.³⁷⁴

В тоже время, было бы неверно считать, что, развиваясь, магия перерастает в науку. Напротив, они существуют параллельно, взаимодействуя друг с другом, причем обе они под этим влиянием изменяются, сохраняя при этом главное: наука остается рациональным познанием, основанным на точном знании. Магия же продолжает основываться на интуиции, внутреннем озарении, оставаясь доступной лишь избранному кругу людей. При этом, магия и наука могут быть тесно связаны, как, скажем в мировоззрении Исаака Ньютона, , а могут вообще не пересекаться. «Но факт судьбоносного для человечества в целом «пересечения» обозначенных выше научных и герметических традиций остается при этом в силе», – заключает В.П Визгин.³⁷⁵ Можно сказать, что магико-герметическая традиция стала тем катализатором, с помощью которого европейской науке удалось осознать то высокое место, которое отведено человеку в христианском богословии. И хотя магия будет подвергнута резкой критике со стороны создателей современной науки, все они будут разделять ренессансную уверенность в могуществе человека и божественной силе его интеллекта, а также же идею господства человека над природой.³⁷⁶

Научное познание не изолированно от человеческой культуры, которая включает в себя и религию и магию. Более того, как пишет В.П. Визгин: «В сознании европейского общества начала XVII в. «идея» науки и «идея» магии не слишком отличались друг от друга. Можно сказать, что в менталитете тогдашней Европы этой переходной эпохи присутствовали на равных правах и почти отождествлялись самые различные модели знания. Они свободно взаимодействовали друг с другом, вступая в отношения то сотрудничества, то соперничества и конкуренции за право быть господствующей моделью».³⁷⁷ Влияние на развитие науки культурного фона стало общеизвестным после работ Ф. Йейтс и Т. Куна. Наиболее любопытным примером, подчеркивающим всю сложность взаимоотношения науки, религии и магии является сэр Исаак Ньютон, великий ученый, много времени посвятивший алхимическим исследованиям и написавший ряд богословских трактатов.

Вместе с тем, в начале XVII века магия начала стремительно терять свою актуальность. Борьба с магией была общей задачей для Церкви и для развивающейся науки. Ученые выступали резко против мира симпатий и антипатий, против постоянных вмешательств духовных сил в естественные процессы. Для Церкви магия была еще более неприятна, против нее резко выступали святые отцы, особенно блаж. Августин. Реформация, и последовавшая за ней Контрреформация обрушились с резкой критикой на магико-герметические практики. Около 1600 года выходит из печати книга иезуита Мартина дель Рио, который резко критикует магию, в том числе и использование талисманов, которое пытался защитить М. Фичино. Контрреформация позволила очистить католическую Церковь от тех наслоений, которые привнес в нее ренессансный расцвет язычества.³⁷⁸,³⁷⁹ Не менее яростно выступили против магии и отцы Реформации.³⁸⁰

В мире возникающей механики все было подчинено закону природы, однажды заданному Божественным Творцом. Симпатии и антипатии планет в этом мире ничего не значили. Не случайно, творцы новой науки Мерсенн и Декарт даже не захотели встречаться с последним ренессансным магом Кампанеллой, отмечая, что «в науках он ничему не может нас научить».³⁸¹

Законы природы и Законодатель

Сегодня для нас кажется естественным словосочетание «закон природы». Но если задуматься, то это сочетание становится отнюдь не очевидным. Почему собственно природа должна подчиняться законам? Кто установил эти законы? Могут ли эти законы изменяться? Европейская культура испытала на себе огромное влияние христианства. Авторы научной революции XVII века верили, что Бог сотворил мир. Для них были очевидны ответы на приведенные выше вопросы. Природа сотворена Богом. Господь, согласно своему предвечному замыслу, задал законы, по которым природа существует и развивается. Бог существует вне времени, как и его замысел о мире, а, значит, и законы природы являются столь же неизменными.

Наука Аристотеля не знает понятия закона природы.³⁸²,³⁸³ Аристотель основывает свою науку на опыте, а в опыте мы встречаем лишь частные явления. Общий закон не может быть познан посредством опыта. Как мы помним, когда Аристотель создавал свою космологию, помимо Перводвигателя, был вынужден ввести еще 55 разумных сфер, сообщающих движение планетам.³⁸⁴ Поскольку в картине мира Аристотеля Перводвигатель занимает место Бога, то легко увидеть, что дополнительные 55 двигателей есть ни что иное как рудименты греческого политеизма. В таком мире сложно искать общие законы, ведь эти разумные сферы самостоятельны и не подчинены Перводвигателю.

Для святых отцов понятие «закон природы» является вполне очевидным. Василий Великий писал: «В сих творениях людьми, имеющими ум, созерцательно постигнутый закон служит восполнением к славословию Творца».³⁸⁵ О законах природы говорит и св. Григорий Богослов.³⁸⁶ В XVII веке Творцы новой науки полностью разделяли взгляды на Бога, как на Законодателя. Для Рене Декарта³⁸⁷ (1596-1650) не только физические, но и математические законы установлены Богом: «Математические истины, кои Вы именуете вечными, были установлены Богом и полностью от Него зависят, как и все прочие сотворенные вещи… Именно Бог учредил эти законы в природе, подобно тому, как король учреждает законы в своем государстве».³⁸⁸ «Ведь достоверно известно, – пишет Декарт М. Мерсенну 27 мая 1630 г., – что Бог является творцом сущности творений в той же мере, как их существования; сущность же эта – не что иное, как именно те вечные истины, кои я вовсе не считаю проистекающими от Бога наподобие эманации солнечных лучей; но я знаю, что Бог – Творец всех вещей, истины же эти – некие вещи, а, следовательно, Он их Творец».³⁸⁹ Вера в Бога-Творца, вот тот фундамент, на котором Декарт, Галилей и их соратники строили здание новой науки.

Чудо и законы природы

Всю сложность полемики между магико-оккультной практикой с одной стороны и Церковью и наукой с другой, показывают нам споры о чудесах. Вера в чудо является несомненной частью христианства и вообще любой религии признающей Божественный промысел. Если Бог не может вмешаться в нашу жизнь, то и молитвы к нему становятся бессмысленными. Сегодня популярно мнение, что понятие чуда противоречит научному мировоззрению. Но так ли это на самом деле? Согласно распространенному крылатому выражению, все философские споры есть споры об определениях. Но каково определение «чуда»?

Последователи материалистической философии утверждают, что чудо это всего лишь проявление пока неизвестного нам закона природы. Но с таким определением нельзя согласиться, поскольку оно не определяет явление чуда, а лишь предлагает трактовку явления, основанную на личной позиции. Кроме того, вряд ли физик-экспериментатор наблюдающий новое, неизвестное науке явление станет называть это чудом, пока не найдет теоретическое обоснование данного феномена.

Наиболее очевидным является определение чудо как редкого события. Но при таком определении становится чудом, например, происходящее каждые 76 лет возвращение кометы Галлея. Кроме того, как шутил еще Цицерон, в таком случае и мудрый человек – чудо.³⁹⁰

Кажущаяся противоречивость возможности чуда научному мировоззрению, может подсказать нам более четкое определение: Чудо – это нарушение законов природы. Если согласится с таким определением, то, на первый взгляд, очевидна несовместимость веры в чудеса и Промысел Божий с научным мировоззрением. Ведь наука изучает законы природы, а чудо, напротив, утверждает ограниченность этих законов. Тем большее удивление вызывает у современного читателя тот факт, что создатели современной науки в XVII веке вместе с богословами выступали в защиту христианского понимания чуда.