«Пшеничное платье», – сказал он. Я ничего не понял. «Вон, видите большую клетку, завешенную красной парчой? Там содержится преступница, ее по древнему обычаю приговорили к танцу в пшеничном платье».
Конечно, у всех народов свои традиции и уклад жизни, который изумляет внешних, но танец как наказание – о таком даже я, путешествующий не первый год, слышал впервые. «Желаете просмотреть? Скоро начнется. Представление длится обычно не более 10 минут и мы успеем еще сегодня заехать в университетский сад на орнитологическую выставку, как вы хотели.» Тон Ротта стал подобострастным, но я знал, что ему не нравятся мои интересы и образ жизни. Не все ли равно. Не каждый день удается увидеть то, о чем никто из твоих краев и не ведал, да и какая разница, что о тебе думают другие.
Ротт отпросился покурить на улице в ожидании, я гадал, под какую музыку тут танцуют. Толпа заметно волновалась, то тут, то там раздавались нетрезвые мужские возгласы. Охрана стояла, пристально разглядывая зевак.
Вдруг бодро и радостно оркестр заиграл неизвестный мне марш, дрогнуло и в один миг упало алое покрывало. То, что я увидел, изумило меня. Худенькая девушка не старше 17 лет на вид стояла внутри клетки, обняв себя руками. Даже в теплый майский день ее странное одеяние казалось не по погоде – все словно сотканное из сетки, оно было похоже одновременно на паутину и кольчугу. Серое, с золотым благородным блеском, оно водопадом складок спадало с хрупких плеч вниз, до самого пола. Оно было сделано из необыкновенного материала, видимо, действительно, зерен, плевел и колосьев пшеницы. Зачем, я хотел спросить господина Ротта, но дальше все случилось быстро, и я в оцепенении глядел, затаив дыхание. Как, собственно, и все на этой площади. Под минорную музыку девушка вышла вперед, огляделась затравленно и виновато.