Я беззвучно рассказала ей, что случилось. Она так же беззвучно меня обняла, и я расплакалась на ее тонком плече. Конечно же, беззвучно. Это мой стиль жизни, «беззвучно».
Он не позволит мне оставить хотя бы самый малозаметный след в жизни. Ни он, ни мой будущий муж-уродец.
Я взяла карандаш:
– Не знаю, что делать. Я хочу умереть. И я сделаю это летом.
Она смотрела на меня долго и строго.
Прозвенел звонок. Дарина училась в гуманитарном классе, она собралась идти к себе на уроки.
– Так, я пошла. А ты – порви их всех. Мама любит меня поучать тому, что нужно быть наглее и нахальнее, ничего не бояться, особенно, когда хуже уже и некуда. Так что, забей на свою нерешенную задачу, – тут она подмигнула, – и иди на пролом. Даже если ваш новый учитель будет кидаться в тебя вонючими тряпками для доски. Гни свою линию.
Куда ее гнуть, если ты сбит с толку?
Прошло минут 10 от звонка, а учителя все не было. Я думала о словах Дарины. Ее уверенность и реалии моей жизни сильно диссонировали. Как воплотить то, во что ты не веришь? В чем тебя раз за разом переубеждали?
Мои желания и страх действительности столкнулись в голове, образуя парадокс: я не хочу жить в этой семье, но куда идти? Возможно, Стас был прав. Меня нигде не ждут. Разве что, на «панели». Но хочу ли я такой жизни? Между двух зол выбирают меньшее, и что из этих двух вариантов меньшее зло?
Размышления прервал мужчина, зашедший в класс. На вид ему было лет 45. Он был несколько полным, но это не бросалось в глаза из-за высокого роста. Спокойно приветствуя нас, он проходился глазами по рядам, исследуя интеллект на наших лицах. Его взгляд, как и он сам, замер, заметив меня.
Это был наш новый учитель. Это был мой папа.
Забери нас
Жадно впиваясь в него глазами, я быстро поднесла к губам указательный палец и замотала головой. Он меня понял.
Да, возможно, это паранойя, и Стас не прослушивает нас с Костей ежедневно. Но я чувствовала себя канатоходцем над бездонным ущельем: одно неловкое движение – и я пропала. Что бы сделал Стас, если узнал? Пугающая темная неизвестность моего расстроенного сознания вместо внятного ответа.
Отец умел мастерски держать себя в руках. Он не выдавал удивление и волнение. Он рассказал о себе, почему и для каких целей он здесь. Все то же самое, о чем говорила Дарина. Иногда он задерживал свой взгляд на мне. Я же не сводила глаз с него. Я была зачарована этим чудом наяву. Он слегка поправился, на лице появились легкие морщины. Но в целом, он такой же, каким я его запомнила в 11 лет. Он – мой папа.
– Так, класс, теперь выполним небольшой тест. Каждый самостоятельно, в силу своих знаний или незнаний, должен его сделать. Тест – не на оценку, поэтому убедительная просьба – не списывать. Мне нужно увидеть уровень ваших реальных знаний. Обещаю не ругаться и тапками не бросаться.
Его тон был спокойный и уверенный, такой же, как в моем детстве, когда он объяснял задачи из учебника математики или жизненные истины. Этот тон всегда позволял чувствовать себя в безопасности, защищенной от всех невзгод. Он умиротворял бушующее волнение, осушивал слезы. Я вспомнила, как это, когда тебя любят и берегут.
Отец раздал нам тесты и вернулся за учительский стол. В силу своих новых обязанностей ему пришлось наблюдать, чтобы никто не списывал с телефонов. Но из раза в раз его взгляд возвращался ко мне. Печальный, тревожный и пронзительный. Я не могла и думать о дурацком тесте.
Не сразу, но ко мне пришла мысль о спасении. Она казалась такой робкой, застенчивой и одновременно фантастической. Эта мысль росла и ширилась в моей голове. Это мой шанс изменить наши с Костиком жизни.
Близился конец урока, а мой тест был все такой же пустой. Я не могла даже вчитаться в задания и осмыслить их, поэтому расставила ответы наобум. В свободном угле карандашом написала: «Оставь меня после уроков под предлогом результата тестов. Обязательно под этим предлогом».
Пока я несла тест, лист бумаги в моих руках трясся как на ветру. Дрожь не унималась, а даже усилилась по мере моего приближения к учительскому столу. Сердце выпрыгивало из груди и, казалось, что время замедлилось. Я положила лист прямо перед ним, чтобы он прочел запись. Отец сразу заметил ее, перевернул тест и отложил в сторону от остальных.
Он посмотрел на меня. От этого взгляда к горлу подкатил ком. На стол упало несколько соленых капель. Я пыталась сдерживать слезы, из-за чего лицо было красным и напряженным. Щеки горели, пробегали небольшие судороги. Так рядом. Так близко.
Я вернулась на место. Внезапно меня осенило: что делать с прослушкой?! Да, он оставит меня, чтобы «обсудить результаты теста». Я расскажу, что со мной случилось. Но ведь это все пишется! В любой момент может услышать Стас! Как быть? Отключить телефон? Он увидит, что зарядка была полная и скажет, что я мелкая лгунья. Может быть, случайно отключился? Но в это он еще больше не поверит, и я снова буду убегать от него на мороз. А может…
Тут прозвенел звонок. Все внутри поледенело. «Злоебучая прослушка…» – только вертелось в голове.
– Сдаем тесты, ребята. Увидимся завтра с вами на занятиях. Ах, да, Янбулатова Евгения кто у нас?
– Я, – голос сорвался на фальцет.
– Задержись ненадолго, у меня есть к тебе вопросы по твоему тесту.
Все разошлись быстро. Большая перемена – время идти на завтрак. Во время урока была настоящая желудочная «симфония». Все это время я качалась на стуле в ожидании, когда все разойдутся. И тут меня вновь осенило. Пришло чудесное, но до глупости простое решение.
Совершенно «случайно» телефон шлепнулся прямо под ножку стула. Ох, вот это неожиданность!
– Ой! – нарочито громко вырвалось у меня и, что есть силы, я опустила ножку стула на телефон. И не раз. Я поднимала и приземляла ее. Под весом моего измученного домашней тиранией тела и под воздействием поступательной силы он хрустел и деформировался.
Подняв глаза, я увидела, что отец успел закрыть дверь класса и с удивлением смотрел на меня. Я позволила слезам прыснуть фонтанами и бросилась к нему.
– Папа!
Мгновение, и я попала в теплые уютные объятия отца, которые напомнили мне о детстве. И вот, я снова дома. Я снова там, где меня любят. Там, где нет страха и паранойи. Там, где хорошо.
– Папа, папочка, я так скучала! Мне так тебя не хватало!
– Женечка, я и не знал, что… Господи, я так рад, что ты здесь! Я и не надеялся тебя больше увидеть. Но ты здесь, Женя, ты здесь! Как же я рад тебя видеть.
Я разрыдалась еще сильнее. Помню странное чувство из детства, когда я переживала неудачу или не могла самостоятельно справить с проблемой. Папа приходил мне на помощь. Оглядываясь назад, на ту, казалось бы, неразрешимую проблему, я начинала плакать еще сильнее, несмотря на то, что все стало хорошо.
То же самое я испытывала сейчас. Папа пытался меня успокоить, но эмоции, что так долго копились, хлынули наружу. Дамба, сдерживающая их, прорвалась. В ней сейчас не было нужды.
Не осознавая происходящее, я подняла глаза на отца:
– Папа, забери нас!
Его лицо приобрело еще более обеспокоенное выражение с тенью замешательства. Он не мог найти, что ответить мне. Я видела это. Его можно понять: когда ты впервые за 6 лет видишь своего ребенка, который сразу же просит забрать его, мало кто сразу скажет однозначное «да».
Я решила выложить все разом.
– Папа, он бьет нас, он ненавидит меня. Это Стас, наш отчим. Просто посмотри на меня. Я отошла и подняла рубашку до бюстгалтера, оголив худой живот. Он был разноцветным – какие-то синяки были свежие, какие-то уже заживали. Я хотела убедить его в своих словам, и я увидела, что он мне верит. В его глазах бушевал ужас от увиденного, заискрилась ненависть.
– Еще на ногах есть синяки. Свежие. Пару дней назад он избил нас с Костиком.
Он молча смотрел сквозь меня. На секунду мне стало страшно. А вдруг это все бессмысленно? Кому захочется брать на себя такую проблему? Связываться с этим тираном…
– Папа?
– Как долго это продолжается? – сухо спросил он. Я не знаю, как реагировать на этот тон.
– Почти 5 лет.
– Кто еще знает об этом?
– Мало кто. Мама, разумеется, знает. Еще Дарина… моя подруга. Я боялась об этом рассказывать. Он постоянно угрожает мне. Я боюсь расправы.
– Почему ты не обратилась в полицию?
– Я обратилась не так давно, несколько дней назад. Но ничего им не рассказала. Стас убедил меня, что жизнь превратится в сущий ад без того, что у меня есть сейчас.
Папа молчал и смотрел куда-то в сторону. В голове царило паранойидальное опасение: что, если он не сможет помочь нам? Хуже того, а если об этом разговоре узнает Стас? Тогда мне точно не жить. Он посадит меня на домашнее обучение, сломав мне шею. Сбросит с лестницы и скажет, что «бедняжка сама расшиблась». Или отвезет к ближайшей речке, привяжет к ногам булыжники и отправит к праотцам. Может быть, и вовсе не нужно было заводить весь этот разговор?
– Я специально разбила телефон. В нем стоит «прослушка». А фитнес-трекер фиксирует местоположение.
– Этот выродок не зря боится за свою шкуру…
– Именно. Он боится, что мы кому-нибудь проболтаемся о том, что происходит дома. «Туки-туки». Сегодня он уехал в командировку, в область. Послезавтра должен вернуться. Я уверена, что он будет слушать то, что происходило эти дни в школе. Или скажет это сделать матери.
Отец ходил из одного конца класса в другой, размышляя. Мне было боязно прерывать эти размышления. Я старалась даже не дышать. Не знаю почему. Казалось, один случайный звук – и он снова уйдет из моей жизни, на этот раз навсегда.
Но тут он остановился:
– Я забираю вас с Костей к себе, – решил отец, – а сейчас мы поедем в травмпункт, снимать побои. Подтяну туда дядю Мишу. Помнишь его? Брат мой старший. Он теперь «большая шишка» в областной прокуратуре. Пришьет так, что мало не покажется. Откроем дело на этого ублюдка, не откладывая в долгий ящик.
– А если он узнает? Мне и так сегодня достанется за разбитый телефон… Но если он узнает, что я «застучала» его, он просто убьет меня, и все. Откупится от кого надо и…
– Нет, ты не поняла. Я вас сегодня же забираю к себе. Никто вас больше и пальцем не тронет, не переживай. Я не отпущу тебя туда, к этому отмороженному, после услышанного и увиденного. А мать-то куда смотрит? Как она допускает это?
– Я не знаю. Наверное, любит его. Хотя ей тоже иногда «прилетает». Может быть, еще дело в таблетках? После родов она пьет антидепрессанты пачками… Ах! Еще ведь близнецы! А что будет с ними? У них со Стасом появились дети. Им сейчас по 4 года.
– Их он тоже бьет?
– Нет, наоборот, их очень любит. Но… мы не сможем их забрать?
Отец задумался. Он явно не хотел в один день пополнить семью квартетом детей.
– Обожди с близнецами, сейчас с вами нужно сперва разобраться. Сейчас позвоню дяде Мише, а ты пока собери «железо» телефона.
Я не помнила себя от счастья.
Восстание из мертвых
Мы ехали в больницу в новенькой Audi Q3 с просторным бежевом кожаным салоном. Видимо, отец действительно не из бедности пошел работать в школу. На заднем сиденье я заметила детское кресло. Неизвестные значения приобретали ясность.
Заметив, что я косо поглядываю на это кресло, отец ввел меня в курс дела:
– Я женат. У нас есть сын, Пашка. 3 года исполнилось месяц назад. Он очень похож на тебя в детстве, такой задорный и настырный хохотун. Но все это тебя не должно даже настораживать. Катя примет вас, она чудесная женщина!
– А если, мы окажемся лишними? Ты представляешь, какой у нее будет шок? Ты с ней даже не говорил об этом.
– Вы – мои дети. Я обещаю, что вам будет у нас комфортно. Она вас примет. Как доедем, позвоню ей обязательно, за это не волнуйся. Дядя Миша, кстати, мчит на всех парах к травмпункту. Без очереди примут.
Травмпункт находился на центральной улице города. Здесь я бывала крайне редко после переезда к Стасу. Вокруг здания царила неоднородная архитектура: новостройки оттеняли старые «сталинки» и «брежневки», а вишенкой на торте были деревянные полуразрушенные, но жилые, дореволюционные дома. Что ж, центр города ничуть не изменился.
На подходе к дверям больницы отца окликнул мужчина. Он был ниже отца, но по ширине не уступал ему. На голове проступала седина. Ему было слегка за 50 лет. Добродушное выражение лица излучало радость, а глаза сияли.
Я тут же бросилась к нему:
– Дядя Миша!
– Женька! Женечка! Боже, какая большая-то стала! Давно не виделись, а? Господи, Женька, я думал, что не увижу тебя больше…
Последняя фраза не прошла мимо. Десятки раз проносилась в сознании. Что же это значит? Они похоронили меня в своих жизнях? Не надеялись на мое чудесное возвращение?
Папа заметил, что мои мысли улетели далеко отсюда вместе со мной. Когда дядя Миша убежал «поторопить очередь», отец заметил:
– Ты не принимай его слова близко к сердцу. Эмоциональным он становится с годами. Иногда сказанет такое, что хоть стой, хоть падай.
Через пару минут дядя вышел из кабинета травматолога:
– Женя, ты следующая. Ничего не бойся, ему нужно осмотреть тебя и зафиксировать все синяки. Мы тут тебя будем ждать. И помни, – добавил он, – теперь ты под надежной защитой.
– Ладно. Папа, позвони ей. Не забудь, пожалуйста.
Он кивнул, отошел от нас на несколько метров, набрал номер. Возможно, он не хотел, чтобы я услышала этот разговор, ведь он вполне мог смутить меня, если все пойдет не по плану.