С каждым днём мне становилось хуже. Не покидало чувство беспокойства из-за того, что Женя не выходил со мной на связь, я не знала, что именно он сделал с телом Мари. Прошло уже пять дней. И у меня на руках никакой информации. Я чувствовала личную ответственность за труп Мари, ведь она мне не была чужим человеком.

Сегодня всю ночь я плохо спала, постоянно просыпалась, тело окатывало потом, к утру разболелась голова. Есть мне не хотелось, поэтому я решила не пить таблетку. Около трёх часов я потратила на вычитывание статей и постов, посвящённых мне, какой-то блогер снял видео-разбор моих преступлений и составил психологический портрет.

«В итоге мы можем утверждать, что преступник – мужчина, от двадцати пяти до тридцати пяти лет. Атлетичен, хладнокровен, не поддающийся панике. Не имеющий судимостей, располагает неприметной, возможно, даже приятной внешностью. Невысокого роста. В детстве подвергшийся физическому насилию со стороны родственников либо сверстников. В обычной жизни не занимается ничем экстремальным, всегда осторожен, умеет принимать решения при срыве планов. Возможно, имеется автомобиль. Занят на физической работе с минимальным общением с окружающими людьми. В друзьях имеет кого-то приближенного к полиции, или даже полицейского, с кем не прочь пропустить стаканчик пива, обсудить собственные преступления, не раскрывая себя. Учитывая частоту преступлений, не занимается нанесением себе увечий, что довольно распространено при психических отклонениях.»

А парень умеет фантазировать! Его итог заставил меня рассмеяться. С таким серьёзным видом утверждать столько «фактов», которые он взял из статей криминалистов десятилетней давности! Возможно, я недооцениваю парня, ведь предоставь ему полную информацию о моих преступлениях, все детали и подробности, он бы что-то поменял или добавил. Нужно учитывать то, что он пользовался только общедоступной информацией и слухами, поэтому и составил такой корявый портрет. Может быть, а может и нет. Кидаться общими фразами горазды все, с чем согласны люди в комментариях под видео.

«Вы не думаете, что своими видео разозлите его?»

«Люди сходят с ума! Чуть ли не поклоняетесь этому психу. Думаете, вы не станете следующим?»

«Закомплексованный утырок расхаживает по улицам и пыряет людей! Полиция? Ау! Или он один из вас, и вы прикрываете свои жопы?»

«Вместо обвинений изучили бы людей, которых он порешал. Алкаши да фрики! Спасибо скажите, что на улицах стало спокойней!»

«Очнитесь! Он не герой!»

Я была удивлена найти комментарии, поддерживающие меня. Их немного, но они есть! Прочитав несколько страниц комментариев, продолжила смотреть статьи, когда они начали повторять друг друга, я захлопнула ноутбук и откинулась на спинку стула. Голова продолжала гудеть. Растирание висков и лба не помогало. Встав на ноги, я прошла по квартире несколько раз, считала шаги, переставляла вещи с одного места на другое, потом ушла на кухню. Налила себе крепкого чая и выпила его, закусывая плиткой шоколада. Возможно, я пожалею об этом.

Нужно выйти! Стены давят на меня. Закинув кружку в раковину, ринулась к шкафу, достала оттуда парик, нож, перчатки, растворитель, деструктор органики, шифон и фотоаппарат. Сложила всё в сумку с цепью на ремешке, оделась в чёрный спортивный костюм, нацепила парик и вышла прочь из квартиры. По пути в лесопарковую зону выключила телефон. Шла я около получаса, по тихим улицам без камер видеонаблюдения. Вступив на вытоптанную тропу, сделала глубокий вдох чистого прохладного воздуха. Тишина. Нет криков, шума машин и гула. Только шелест листьев, травы и скрип деревьев. Где-то далеко поют птицы, перелетая с одной ветки на другую.

Головная боль отступает. Пройдя в глубь леса, я сошла с большой тропы на более мелкую, заросшую кустарниками и вьюнами. В тени было холодно, но мне это нравится. Тело ощущается совсем по-другому, более живым. Раньше, в далёком детстве мы часто с родителями гуляли в лесу, собирали цветы, еловые ветки, ягоды. Мне нравилось ловить ящериц и жуков, изучать их, садить в шалаши из веток, уносить далеко-далеко в город и отпускать на каком-нибудь участке газона, надеясь, что через пару недель они заселят весь район, но этого не происходило.

Уйдя полностью в воспоминания, не заметила выступающих корней огромного дерева, о которые благополучно запнулась и упала на колени. Хорошо, что костюм тёмный, иначе остались бы несмываемые пятна травы. Поднявшись на ноги и отряхнувшись, я зависла на рассмотрении своих грязных ладоней. Где-то далеко, в тумане воспоминаний начало возрождаться что-то потерянное, скрытое от самой себя. Что-то неприятное и жутко обидное.

«Рассматривая свои красно-зелёные ладони, я начала плакать. Не от боли, а от обиды. Передо мной лежала россыпь ярких ягод малины, на тёмной траве они выглядели чужеродными и слишком прекрасными. Рядом послышались шаги и голос мамы:

– Алана!

Я подняла свои заплаканные глаза вверх и увидела её меняющееся лицо. Светлая кожа моментально стала красной от прилива крови, брови нахмурились, губы дёргались.

– Мам. Я несла тебе ягод и у-упала, – тонкий голосок прозвучал отдалённо.

– Ты посмотри на себя! – мама схватила тонкие запястья и вывернула их.

Я вскрикнула от боли:

– Мамуль! Ай!

– Что за свинья?! Ты будешь одежду стирать? Я тебе не обслуга! Сама будешь всё чистить. А если раны воспалятся, то я тебя даже не пожалею.

Запястья горели, слёзы текли рекой, а мольбы не были услышаны. Получив веткой по рукам, я заплакала ещё сильнее.

– Хватит плакать! Замолчи!

Мама кричала, а я ничего не могла поделать. Увидев отца, который появился из-за спины мамы, я обрадовалась, но зря. Он не защитил, не заступился, а присоединился к маме. В итоге, оставив меня одну на поляне, они ушли.

– Мы вернёмся, когда ты перестанешь реветь!

Я сквозь слёзы продолжала смотреть на яркие ягоды малины, истоптанные взрослой обувью, расплакалась ещё сильнее и, сев на корточки, обхватила себя руками.»

Хм, даже не заметила, как у меня сильно забилось сердце. А ведь я помнила наши походы в лес как что-то очень светлое и приятное. Интересная вещь – память. Можно ненамеренно создать свой защитный кокон, оградить крохотное существо от болезненных воспоминаний, просто не показывая всю картину целиком. Как долго я жила в этом коконе, сладкое неведение, приятная недомолвка.

Пройдя несколько километров, присела на упавшее дерево, заросшее мхом и цветами. Совсем близко проходила большая тропа, по которой обычно и гуляют люди, она более ровная и широкая. В двадцати минутах ходьбы от этого места – район частных домов, а в сорока минутах немного в другом направлении, – практически главная улица города, чтобы выйти к ней нужно лишь преодолеть двор многоэтажки и парковку.

Небо хмурилось, затягивалось тучами. По верхушкам деревьев было видно, что ветер усиливается, становилось холоднее. Стоит всё-таки вернуться домой. Я успокоилась. Остыла. Мысли пришли в норму. Даже аппетит появился. Придя домой, сделаю себе омлет с сыром и ветчиной. И заварю большую кружку чая. Возможно, достану коробку из чемодана, посмотрю фотографии, пощупаю трофеи. Да, прекрасный план. А вечером позову Карину на улицу. Погуляем, возможно, зайдём в кафе или торговый центр.

Посидев около пяти минут, слезла с дерева, отряхнула одежду и повернулась в сторону большой дороги, как вдруг услышала женский голос. Звучал строго, даже жестоко и громко. Потом я расслышала детский плач. Когда я подошла ближе к дороге, в поле моего зрения появилась женщина с ребёнком лет шести. Она тащила мальчика за собой, отвешивала ему оплеухи и без умолку кричала.

– Проваливай к своему любимому папочке. Может, он будет лучше меня. Или его любовница примет тебя как родного. А я зачем? Конечно! Нафиг никому не нужная.

– Мам, я не специально.

Ребёнок задыхался и постоянно плакал.

– И не придётся тебе встречаться с отцом тайком, всегда будете время проводить.

– Он сам приехал. Я его не звал, – взмолился мальчик.

Я шла некоторое время вдоль тропы, наблюдая за ними. Женщина продолжала сетовать на отца ребёнка и на него самого. Оскорбляла всех и вся, кричала о своей ненужности и горькой обиде. После ещё двух ударов по голове ребёнка я вышла на дорогу. Быстро натянула перчатки и взяла в руку нож. Нас разделяло около пяти метров. Прибавив шаг, я нагнала их, схватила женщину за руку и повернула к себе.

– Перестаньте бить ребёнка!

– Отпусти меня! Какое тебе дело? Мой ребёнок, что хочу, то и делаю!

– Может, в полицию сходим? Там объясните, как вы с ним поступаете. Будут ли они согласны с вашими методами?

Женщина дёрнула руку, но я не ослабила хватку.

– Отвали! – заорала женщина и отбросила ребёнка в сторону, высвобождая вторую руку.

Мальчик упал на землю, схватился за локоть и тихо заплакал. Женщина пылала огнями ярости.

– Из-за тебя ребёнок упал! – голос женщины становился всё выше.

Меня трясло от злости. Сердце билось с огромной силой, в ушах стоял шум. Женщина подняла вторую руку, но я её опередила. Раскрыв нож, я нанесла два быстрых удара. Разрезала горло, практически от уха до уха, потом воткнула нож в живот и разрезала его поперёк. На нож я давила с такой силой, что пальцами утопала в растерзанной плоти. Вытащив нож, я всё ещё ощущала злость, мне было мало. Женщина свалилась на землю. Я достала из сумки деструктор органики и засунула горлышко открытой бутылки ей в рот, когда содержимое наполнило его, в бутылке осталась половина раствора, который я залила в разрез живота. Убрав бутылку обратно в сумку, я села на колени, пыталась выровнять дыхание и собраться с мыслями.

Гнев стихал, но слишком медленно. Несколько раз не спеша вдохнула и выдохнула, повернулась в сторону, чтоб достать вуаль из сумки. Наткнулась взглядом на ребёнка, он всё ещё сидел на земле, схватившись за локоть, но, кажется, боль в руке его не беспокоила, он боялся. Трясся от страха и непонимания.

Вытащив шифон, покрыла голову женщины, убрала нож в сумку и повернулась к ребёнку. Он попятился от меня прочь.

– Не бойся меня. Тебя я не обижу.

Я протянула к нему руку, он взглянул на неё, встал на ноги и опять попятился назад. Только через несколько секунд до меня дошло, что рука у меня вся в крови.

– Ох, прости, – тихо сказала я и принялась вытирать кровь о внутреннюю сторону кофты.

Мальчик сделал ещё несколько шагов назад, развернулся и побежал прочь от меня в лес. Я бросилась за ним.

– Стой! Прошу тебя, остановись. Я не обижу тебя!

Но он бежал, не останавливаясь. Из-за разницы в размерах я отстала от него. Он ловко пробегал между зарослями кустарников, уклонялся от веток и перепрыгивал торчащие корни. Я в свою очередь пару раз получила по лицу ветками, но не остановилась ни на секунду. Что-то беспокоило меня, заросли мне казались знакомыми, и это не предвещало ничего хорошего. Перепрыгнув очередное упавшее дерево, я вспомнила! Здесь овраг.

– Осторожно! – закричала я во всё горло.

Мальчик пропал из поля моего зрения. Сердце на секунду остановилось. Нет! Получив ещё один удар веткой по лицу, я подбежала к месту, где пропал мальчик, и резко остановилась. Ухватившись за ветку дерева, наклонилась вниз. Вот он! Лежит среди камней, рядом поднялась пыль. Осмотрев всё вокруг, нашла тонкое дерево, по которому можно спуститься. Оказавшись внизу, со всех ног бросилась к мальчику. Что же я натворила? Пожалуйста, не умирай. Будь живым. Я вызову тебе помощь. Умоляю.

Оказавшись в паре метров от него, я замерла. Он не шевелился, лежал на животе, голова повёрнута неестественно. Опустившись перед ним на колени, аккуратно перевернула его, пощупала пульс. Нету. Что я наделала?! Внутри всё сжалось. Сердце заболело. Глаза моментально наполнились горячими слезами. Что ты натворила? Убийца! Он ни в чём не виноват. Ребёнок. Ты убила ребёнка!

– Прости, – прошептала я.

Вытерев слёзы о рукав, не давая им упасть, погладила мальчика по голове. Поправила ему одежду, сложила руки на груди.

Ненависть заполнила всё моё тело. Ты не мститель. Никому не помогаешь. Не очищаешь город от падали, ты сама ею являешься. По твоей вине умер второй невинный человек. Если со смертью Мари я смирилась и приняла, то эту смерть я себе не прощу никогда.

Последнее, что видел в своей жизни этот малыш, – это ненависть родителей друг к другу, которую они выливали на него, смерть матери, которая изрядно его поколотила, и надвигающийся убийца, которая хотела его схватить.

Сколько времени он чувствовал боль? О чём он думал, когда ударялся о камни на склоне оврага? Осознал ли он, что умирает? Вспоминал ли счастливые моменты перед последним вздохом? Хотя бы на секунду был ли мне благодарен, что я остановила удары злобной матери? Прекрати искать себе оправдания, пытаться возвысить и обелить. Прекрати!

Истерика усугублялась, я не могла остановиться. Слёзы лились из глаз, попадали на рукав поднятой руки. Даже такое плачевное состояние не отменяет здравого смысла, любое ДНК оставлять нельзя. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, я встала на ноги. Осмотрелась вокруг, увидела куст мелких ромашек. Срезав их ножом, замотала в ткань и вложила в руки мальчика. Он, сам того не осознавая, снял вуаль с меня, убийцы-психопатки, которая рвётся получить свою дозу крови и смерти, которая погубила две невинные жизни и теперь будет нести эту ношу.

Встав на ноги, вытерев лицо я достала фотоаппарат, сделала снимок и пошла прочь. Теперь каждый раз, когда у меня в голове будет возникать желание поступить безрассудно, подставить под удар кого-то, я буду вспоминать этого малыша с букетом ромашек в руках и моей вуалью.

Поднявшись по дереву вверх, я направилась в сторону дома. Перешла дорогу, на которой убила мать мальчика, вдалеке заприметив её труп. Вокруг никого не было. И вряд ли в ближайшие пару часов здесь кто-то пройдёт или проедет. Подбежала ближе, сделала фото, сорвала с уха серьгу и несколько секунд всматривалась в лицо. Я её изуродовала.

Вернувшись на тропу, я ускорила шаг, нервно озираясь по сторонам, бубнила себе под нос ругательства. Сняла перчатки, убрала их в сумку. Когда оставалось несколько метров до конца лесопарковой зоны, я вытерла лицо влажными салфетками, отряхнула одежду, накинула капюшон и вышла на гудящие улицы города. Сразу наткнулась на нескольких людей, но глаз я не поднимала. Видела только обувь и часть ног. Трое мужчин и пара девушек.

Я забыла о головной боли, аппетит опять пропал. Руки и ноги немели, силы как будто вытекали из тела. Потерпи Алана, совсем скоро ты окажешься дома. В своей крепости, где никто не знает, что ты сделала и что чувствуешь, месте, где некому тебя осуждать и винить. Только ты сама. Ты враг, мучитель и ненавистник. Самой себя. Единственный человек, с кем я могу это обсудить, наверняка, отречётся от меня. А возможно, избавится. Может, сделать это первой? И тогда я опять останусь одна. Наедине со своими масками и грехами, которые так тяжелы, если о них никому не говорить.

Закрыв за собой дверь квартиры, мне хватило сил дойти до ванной комнаты, кинуть сумку в ванную, снять кофту и сесть под горячий душ прямо в одежде. Здесь я дала волю эмоциям. Рыдания жгли горло и глаза, я задыхалась. В голове снова и снова крутились свежие воспоминания. Качающиеся кроны деревьев. Густые заросли леса. Яркая одежда женщины. Глаза мальчика, полные слёз и страха. Его бездыханное тело со стеклянными глазами. И изуродованный труп, залитый деструктором. Снова и снова. Снова и снова.

С одежды текла грязь с кровью и пропадала в сливе. Вот бы иметь возможность так же избавляться от воспоминаний. Смывать их с себя, провожать взглядом и махать рукой перед тем, как они пропадут навсегда в бездонной дыре.

Придя в себя, вытряхнула содержимое сумки и принялась тщательно мыть. С каждой минутой вода в ванной становилась прозрачней, дышать становилось легче, слёзы больше не обжигали. Вспомнив о телефоне, расстегнула карман штанов и выругалась. Он намок. Вытерев насухо, положила на полотенце и решила подождать, прежде чем включать. Возможно, всё не так плохо, как я думаю.

Налив чая, крепкого, без сахара, выпила его залпом. Желудок скрутило. Запихнув в рот несколько кусков сыра, ушла в комнату. Включив ноутбук, прочитала сообщения от Карины и Игната. Карина звала вечером на прогулку, от которой я сразу отказалась. Игнат спросил о планах на выходные, я ответила, что ещё не знаю и лучше связаться ближе к намеченному дню, чем строить долгоиграющие планы. Пролистав все свежие посты с новостями, я уставилась в пустой экран. Не знаю, как долго я так просидела, но нога у меня затекла. Боль. Она напоминает мне, что я ещё жива. Физически.

Тишина квартиры давила. Мозгу нечем было занять себя, поэтому перед глазами опять полетели воспоминания. Стеклянные детские глаза. Ромашки. Я не могла избавиться от этого. Истерика подкатывает с новой силой. Она зарождается в животе и поднимается выше и выше, пока не вырвется наружу в виде крика и слёз.

Соскочив со стула, побежала на кухню. Нужно забыться. Мне необходимо просто отключиться от реальности! Достав бутылку вина, воткнула штопор со всей силы и не смогла достать пробку. Билась над ней около минуты, но нервы сдали. Выдернула штопор прочь и кинула бутылку на пол. Осколки полетели, вино разлилось огромной кляксой на белом полу. Так обидно! Какого чёрта, у меня не получилось даже бутылку открыть? Ни на что не годная падаль!

Но я не сдавалась. Достав ещё одну бутылку, я всё-таки смогла открыть её. Взяла стакан для виски из шкафа, наступила на осколок разбитой бутылки, выдернула его прочь и села на полу у дивана. Не обращая внимания на кровь, налила полный стакан и выпила его залпом. Алкоголь быстро всасывается в кровь, голова моментально закружилась. Но стало легче. Выпив ещё один стакан в два захода, я сходила в ванную, сгребла все свои инструменты в ещё сырую сумку и кинула в шкаф, туда же отправился парик. Вернувшись в комнату, включила музыку и села обратно на пол к бутылке и стакану. Налила вина до краёв и, двигая плечами под музыку и подпевая изредка словам в песнях, осушила всю бутылку.

Я не помнила уже ничего, что произошло днём. В голове всё смешивалось: детство, подростковый период, события недельной давности, они сменяли друг друга и перекликались. Комната вращалась, желудок был полон, но мне хотелось ещё. Было мало. Я хотела забыть, кто я. Забыть всё.

Еле поднявшись на ноги, сходила за третьей бутылкой. Наступала я или нет на осколки – абсолютно не понимала. Не чувствовала. Ха! Ну хотя бы физическую боль я перестала ощущать. Со второй бутылкой есть шанс забыть моральную.

Упав на пол у дивана, открыла не спеша третью бутылку. Пустую кинула на кухню, надеясь, что она разобьётся вдребезги, но этого не произошло. Гулко упав на пол, она прокатилась до кухонного гарнитура, покрутилась вокруг себя и остановилась. Чёрт!

За окном уже темнело. Я не включала нигде свет, сидела в полной темноте, не считая слабого свечения ноутбука. Я опять вспоминаю события дня. Опять перед глазами лицо малыша. Ромашки. Его неестественно повёрнутая голова. Твою ж мать! Как избавиться от этого? Дерьмо какое! Время шло. Тьма вокруг сгущалась, бутылка пустела. Физически мне становилось хуже. Голова кружилась, тело как будто летело, меня начало тошнить. Я принялась глубоко дышать, чтобы тошнота прошла. Помогало мало.

В дверь позвонили. Я решила проигнорировать. В гости никого не жду, ничего не заказывала. А если там опять Женя, то пусть идёт в задницу! Не хочу его видеть. В дверь начали стучать. Какой настырный! Я продолжала сидеть на полу, тихо пить вино.

– Алана? – послышался приглушённый голос Игната.

Чего?! Откуда он знает, где я живу? Зачем он приехал? Открыть ему? Хе-хе. Опять стук в дверь.

– Алана, я знаю, ты дома. Слышу музыку. Открой, либо я вызову спасателей.

Хе-хе! Спасателей. Кого спасать? Всех, кого надо было спасать… им уже не помочь.

– Ты в порядке? – голос его звучал встревоженно.

Через силу я поднялась на ноги, упала обратно на пол. Боли абсолютно не почувствовала. Снова встала. Раскачиваясь в стороны, хваталась за стены, мебель, которая попадалась.

– Я. Иду! – попыталась крикнуть я, но язык не слушался.

Добравшись до двери, долго не могла открыть. Крутила замки в разные стороны, цепочка никак не вытаскивалась. На открытие двери у меня ушло около минуты.

Тадам! Дверь открыта. Передо мной возник Игнат. Выглядел он встревоженно. Я старалась не качаться, но тело послало меня далеко и надолго. В принципе я всё прекрасно осознавала, к сожалению, но тело не слушалось.

– Алана. Что с тобой? – спросил Игнат, заходя в квартиру.

– Я тя не впускала! – промямлила я, пытаясь задержать Игната за пределами квартиры.

– Можно войти?

– Ага.

Игнат вошёл в квартиру, закрыл за собой дверь и уставился на меня. Я в свою очередь пыталась держать равновесие, хватаясь за одежду на вешалке. Хорошо, что она прикреплена к стене, иначе я бы уже валялась на полу. Игнат забрал у меня стакан, в котором осталась четвертинка вина и пошёл в комнату. Включив свет, провёл по своим волосам и выдохнул.

– Да-а, – протянул Игнат и повернулся в мою сторону.

Я старалась максимально аккуратно идти за ним. Всё так же хватаясь за стены и мебель.

– Присаживайся, – сказала я, указав на диван.

– Что случилось?

Игнат выглядел и звучал обеспокоенно. Пройдя вдоль дивана, он поднял наполовину пустую бутылку и штопор с пробкой. Осмотрел пол и опять поднял глаза на меня. Поставив бутылку на столик, подбежал ко мне, схватил на руки и понёс к дивану.

– Романтика! – крикнула я, и голова упала назад.

Игнат кинул меня на диван, поднял одну ногу, потом вторую и заговорил:

– Ногу больно?

– Нет.

– Как ты умудрилась? Сама порезала? – Игнат звучал не осуждающе, а с огромной заботой.

– Нет. П…орезалась на к-кухне. Она не хотела открываться!

– Что не открывалось?

– Вино.

Игнат поднялся на ноги, убежал в сторону кухни и вернулся буквально через несколько секунд.

– Где аптечка у тебя?

Сил говорить не было, и я просто указала в сторону ванной. Он опять ушёл. Было слышно, как открываются шкафчики, он что-то бубнил под нос и открывал воду. Комната продолжала кружиться перед глазами. Тошнота становилась более невыносимой. Игнорировать её было невозможно. Сорвавшись с места, я ринулась в ванную, упала на колени и проблевалась. Как хорошо, что на днях я мыла унитаз. Волосы лезли в лицо. Какой ужас! Желудок сокращался до боли, вино продолжало выходить. На четвёртый раз желудок сокращался впустую. Нужна вода! И она оказалась около меня. Игнат принёс стакан с водой, который уже протягивал мне, во второй руке держал открытую бутылку. Еще несколько раз вызвав рвоту, я без сил облокотилась об унитаз и разревелась. Даже сама не понимала, от чего. От боли в желудке или болезненных воспоминаний, которые никак не хотели меня покидать.

Игнат поднял меня на ноги, умыл и отвёл обратно на диван. Я продолжала плакать. Не обращала внимания на ногу, которую Игнат обрабатывал и бинтовал, от неё исходило что-то вроде боли, но до неё мне не было дела.

– Ты расскажешь? Что же произошло? – наконец заговорил Игнат.

– Я не могу, – шёпотом ответила я.

– Почему? – Игнат сидел на полу, держась за мою ногу.

– Не могу.

– Давай я налью тебе крепкого чая. Пока ты тут будешь сидеть одна, подумай, реши, расскажешь или нет, что случилось. Хорошо?

– Ладно.

Игнат встал и скрылся на кухне. Пока грелся чайник, судя по звукам, он собрал осколки бутылки и вытер пол. Когда он возник рядом со мной я даже не начинала думать, что ему сказать.

– Держи, – сказал Игнат, протянув мне кружку с горячим крепким чаем.

Я, взяв кружку, уставилась на отражение в ней. Что ему сказать? Он не отстанет. Скрывать от него что-то чревато концом наших отношений. Чего я не хочу. Соврать ему?

– Я очень плохой человек.

– Что ты имеешь в виду?

Игнат расположился рядом на диване.

– У меня был друг. Я так думала. Своим поведением, недосказанностью напугала его. А когда попыталась всё исправить, сделала только хуже. В итоге я так и не успела донести до него смысл своих деяний… он ушёл. Просто взял и ушёл, – я замолчала.

Соврать я почти не соврала. Тот мальчик действительно ушёл от меня, так и не поняв, что я не хотела причинить ему зла.

– И с ним никак не связаться?

– Нет. Полностью разорвал связи. Так больно.

Игнат обнял меня, погладил по спине и отпустил. Отпив чая, подняла на него глаза.

– Как ты узнал номер квартиры?

– Карина сказала. Я весь день звонил тебе, ты не брала трубку. Написал Карине, спросил, связывалась ли она с тобой и где ты вообще. В итоге она дала номер твоей квартиры и была со мной на связи весь путь, пока я не увидел тебя своими глазами. С работы её не отпустили. Я ей уже написал, что всё хорошо. Твоё состояние я ей не описал.

– И не надо! Пожалуйста.

– Хорошо. Я ничего ей не скажу.

– Будем говорить, что я уснула. А телефон, кстати, я утопила.

– Как?

– Помылась вместе с ним.

– Не факт, что он повредился. Включала?

– Нет, не включала. Но под водой я с ним находилась долго.

– Понятно.

Игнат гладил меня по голове и ничего не говорил. Я пила чай, иногда поднимая взгляд на него. Какой же он добродушный. Не жаль ему своего времени и моральных сил тратить на меня, практически чужого человека. А если он будет следующей жертвой Жени? Буду ли я скучать, будет ли мне больно? Да! На тысячу процентов. В моей жизни появился ещё один человек, которого мне нужно защищать от психопата, который абсолютно ничего не чувствует, кроме наслаждения от насилия. Который загорелся идеей сделать из меня такую же. Пустую, жестокую.

Нужно что-то предпринять, чтобы я могла обеспечить дорогим для меня людям безопасность. Женя может мной манипулировать, потому что знает, где я живу, работаю, мой примерный распорядок дня и недели. Мне необходима информация о нём. Узнать, где живёт, кто его жена, семья, или хотя бы узнать точный маршрут, где находится его домик. Я могу быть хоть каким монстром-убийцей, но человеческие чувства у меня никуда не делись. Сострадание, забота и какая-никакая любовь мне не чужды.

– Остаться у тебя? – голос Игната прозвучал неожиданно, от чего я вздрогнула.

– Шляться по квартире без спроса не будешь?

Игнат окинул квартиру взглядом и, поджав губы, ответил:

– Было бы где. Сколько тут квадратов? Тридцать?

– Не имею понятия.

– Ничего трогать не буду. Не беспокойся.

– Ладно. Будешь создавать фоновый шум, тишина меня сегодня угнетает.

Игнат молча согласился и продолжил гладить меня по голове. О чём он думает? Чем руководствовался, когда принял решение приехать ко мне? Потому что я не отвечаю на его звонки и сообщения?

– Почему ты такой? – спросила я, поставив уже давно пустую кружку на стол.

– Какой?

– Слишком добрый. Отзывчивый. Сопереживающий. Слишком.

– Слишком, – задорно произнёс он. – Меня так воспитали. Быть добрым, помогать другим, потому что мне тоже когда-нибудь помощь может понадобиться. Не заводить пустых отношений, – на этой фразе Игнат потрепал меня по щеке.

– Секс на одну ночь отнюдь не пустые отношения, – с издёвкой сказала я.

– Не будь врединой. Я же боролся за них. За наши отношения. И вот мы здесь. Одетые. Просто болтаем.

– Ты прав, – более мягко произнесла я, чувствуя вину за свой высокомерный тон. – А ещё? Расскажи о своей семье.

– Хм. Родители познакомились на работе. Через год поженились, через три появился я. Потом ещё две сестры. Мы все погодки. Детство было трудное, но весёлое. В роскоши и деньгах не купались, спасало то, что семья у нас большая. В смысле родственников много, и все друг другу помогаем. Так и выживали, делились едой, одеждой и хорошим настроением, чтобы не опускались руки. Со средней школы начал работать. Помогать своей семье. Всё детство я был, как бы точнее описать, дураком на всю голову. Творили с пацанами всякую дичь, лезли в драки со всеми, искали приключения на свои мелкие задницы. Меня все дети боялись.

– Серьёзно? Тебя? – опять с издёвкой сказала я.

– Ага, – с широкой улыбкой ответил Игнат и продолжил. – Несмотря на всю свою дурость, я ценил друзей и семью. Друзьям помогал, вызволял из передряг, сестёр защищал. Всем этим я и сейчас, конечно, занимаюсь, кроме поисков приключений на задницу, а всё хорошее во мне осталось.

– Скромностью ты не отличаешься.

– Ага, – Игнат замолк.

Я подняла на него глаза и увидела перед собой сияющее лицо. Ему приятно вспоминать своё детство.

– Дальше, – почти шёпотом произнесла я.

– А тебе всё мало! Хорошо. После школы поступил в институт. Во время учёбы работал в одной крупной компании, после выпуска продолжил в ней работать, но спустя два года ушёл. И устроился работать в ремонт техники.

– Почему ушёл из компании?

– В сфере, где крутятся деньги, нужно иметь характер хищника, – голос Игната понизился. – Ты должен уметь идти по головам, рвать глотки и потом спокойно после всего этого спать ночами. Я не такой.

Неожиданно для самой себя обняла Игната крепче, обвив руками его талию. Так тепло. Во всех смыслах.

– Если что, зарабатываю я хорошо. Просто откладываю большую часть, чтобы потом своё дело открыть, – добавил Игнат.

Я опять подняла на него глаза, скорчив максимально недовольное лицо.

– А при чём тут деньги?

– Эм, вдруг ты думаешь, что я нищеброд какой-нибудь.

– Мне плевать, сколько у тебя денег. Сам себя обеспечиваешь, и хорошо. Себе на жизнь я сама зарабатываю.

– Извини. Это, видимо, травма моя из детства.

– Ничего, – в полголоса произнесла я и опустила голову вниз.

– Теперь твоя очередь. Поведай о своей семье, – попросил Игнат, потрепав меня по плечу.

Что ему рассказать? Как меня били родители, в девять лет встретила серийного убийцу, с которым видимся сейчас? О части моей жизни стоит умолчать.

– Хм. Родители познакомились ещё в школе. По их рассказам, творили много всего, не очень хорошего. Отучившись в институте, сразу поженились, так как мама забеременела мной. Я единственный ребёнок в семье. Им повезло попасть на высокие должности, с детства я ни в чём не нуждалась, так как деньгами родители были обеспечены. Воспитывали меня быть хищником, – я замолкла, через пару секунд продолжила: – Из-за чего друзей у меня было немного в школе. Потом я научилась всё-таки вести себя нормально: приветливо и дружелюбно. Завела много хороших знакомых уже к началу учёбы в институте. У меня не так много событий в жизни происходило.

Зато сейчас слишком много всего враз навалилось.

– Прекрасно. Теперь знаю тебя чуточку лучше. Винный хищник, – Игнат чмокнул меня и продолжил: – У тебя такой маленький нос. Мне нравится эта горбинка. От кого она?

– От папы.