Большие перемены

Наконец подошло время обхода. Питер указал на стопку белых халатов на каталке из нержавеющей стали. Мелани взяла верхний и уже на ходу натянула. Питер энергично шагал по коридору с пачкой историй в руках. Два стажера и медсестра почтительно следовали за ним. Рабочий день начался. Он толкнул дверь и вошел в первую палату. Там лежал пожилой мужчина. Питер пояснил, что две недели назад ему сделали шунтирование, и спросил, как больной себя чувствует. Тот хоть и заявил, что будто помолодел, но на юношу не очень-то походил. Выглядел он усталым, бледным. Питер, правда, заверил ее, когда они вышли из палаты, что процесс идет нормально и больной скоро поправится. В следующей палате у Мел защемило сердце при виде десятилетнего мальчика, который выглядел лет на пять-шести, потому что страдал врожденным пороком сердца и болезнью легких. Ужасные хрипы вырывались из его тщедушного тельца. Трасплантацию в данном случае проводить было слишком рискованно и преждевременно, и поэтому пока принимались временные меры для поддержания его жизни. Питер сел на стул возле кровати и начал подробно расспрашивать мальчика, а Мелани отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы. Уже в коридоре Питер слегка коснулся ее плеча, словно хотел утешить и поддержать.

Пациент следующей палаты находился на грани жизни и смерти из-за послеоперационной инфекции. Тяжелобольных людей опасность подстерегала повсюду. Она таилась в их ослабленных телах и даже в воздухе. Потом они посетили пациента в коматозном состоянии, но Питер, быстро переговорив с медсестрой, не стал задерживаться в этой палате и отправился в соседнюю, где лежали двое мужчин с лунообразными лицами. Мелани уже знала, что это побочный эффект стероидов, которые принимают больные, но с этим можно все-таки мириться.

Обход палат длился почти до полудня и по возвращении в бокс Питер ответил на ее вопросы.

– Почему так высок процент смертности после трансплантации? – мрачно спросила Мел.

– В основном из-за отторжения в любой форме, но еще одна проблема – инфекции, которым наши пациенты особенно подвержены.

– И ничего нельзя сделать?

– Мы же не боги. Возможно, положение дел изменится, после того, как пройдут испытания новые препараты. В последнее время появилось много нового в транспланталогии, так что есть надежда, что больные будут жить. Самое ужасное, что многие не хотят…

– Что вы имеете в виду?

– Для того чтобы бороться, нужны силы, воля и желание, а еще огромная выдержка.

Теперь она поняла еще кое-что.

Он помолчал, потом вдруг тихо добавил, не глядя на нее:

– Моя жена не захотела бороться за жизнь.

Мел будто пригвоздили к стулу. Что он сказал? Его жена?

– У нее была первичная легочная гипертензия, ей требовалась пересадка сердца и легких, но к тому времени во всем мире было проведено всего две подобных операции. Конечно, я не стал бы оперировать сам: была возможность отвезти ее к самому лучшему специалисту, – но она сказала «нет». Она не захотела подвергать себя тем мучениям, через которые проходят, как она знала, все мои пациенты, лишь только для того, чтобы прожить еще полгода, год или два, и спокойно встретила смерть. Это произошло полтора года назад. Ей было всего сорок два.

Он замолчал, потом, справившись с волнением, продолжил, но уже как врач, профессионал:

– В прошлом году я сделал две подобные операции и у меня нет оснований сомневаться в их успехе. За транспланталогией будущее, и я никогда не откажусь от борьбы, как бы ни были мизерны шансы на успех.

– У вас есть дети? – осторожно спросила Мелани, когда она поднял на нее взгляд.

– Трое. Марку семнадцать, Пам скоро четырнадцать, а Мэтью шесть. – Питер наконец улыбнулся. – Они замечательные ребята, только с ними чертовски трудно. Каждый день стараюсь вернуться домой пораньше, но всегда возникает какая-нибудь непредвиденная ситуация и они предоставлены сами себе.

– Мне это знакомо.

Но он, похоже, ее не слышал:

– Она не захотела даже попытаться дать нам шанс.

– Понимаю, – мягко заметила Мел. – С этим, должно быть, очень трудно смириться.

Он медленно кивнул, а затем, спохватившись, что слишком разоткровенничался, поспешно взял истории болезни, как будто хотел с их помощью восстановить между ними границу.

– Извините. Не знаю, зачем рассказал вам все это.

Мел же нисколько не удивилась: ей многие раскрывали душу, просто на сей раз это произошло чуть быстрее, – и попыталась сгладить неловкость:

– Почему бы нам не навестить Патти Лу?

Мел была глубоко тронута его рассказом, но в данный момент еще не могла подыскать нужные слова утешения.

Девочка заулыбалась, увидев их обоих, и это вернуло Мел с небес на землю, напомнив причину ее приезда в Лос-Анджелес. Они немного поболтали с Патти Лу, и, просмотрев результаты обследований, Питер удовлетворенно кивнул, потом по-отечески погладил ребенка по голове:

– Завтра у тебя очень ответственный день: мы будем ремонтировать твое сердечко, чтобы оно стало как новое.

Девочка неуверенно улыбнулась:

– И потом я смогу играть в бейсбол?

Мел и Питер переглянулись.

– Если захочешь.

Потом доктор доступно объяснил ей, какие процедуры завтра предстоят. Девочка хоть и встревожилась, но не испугалась: доктор, который ей так понравился, не мог причинить боль.

Они вышли из палаты, и Питер, взглянув на часы, спросил:

– Как насчет ленча? Вы, должно быть, умираете с голоду.

– Пока вы не спросили, я даже не думала о еде, – улыбнулась Мел. – Здесь все так интересно.

Питер был явно доволен.

Они вышли из больницы и направились к его машине.

– Вы всегда так рано начинаете работать? – поинтересовалась Мел.

Питер удивился.

– В основном да, иначе ничего не успеваешь: дел полно.

– А ваша бригада? Ведь можно как-то поделить обязанности?

– Конечно, так мы и поступаем, – пожал плечами Питер, но Мел усомнилась, что дела обстоят именно так: скорее всего он всю ответственность брал на себя и ему это нравилось.

– А кем хотят стать ваши дети?

Прежде чем ответить, Питер задумался на мгновение.

– Точно я не знаю, но Марк вроде бы собирается заняться юриспруденцией, у Пам увлечения меняются каждый день, особенно сейчас, ну а Мэтью, конечно, еще мал, чтобы задумываться о своем будущем.

Он посмотрел на нее, и Мел улыбнулась, радуясь теплому весеннему воздуху, солнцу и компании привлекательного умного мужчины, который, оказавшись за стенами больницы, словно помолодел.

– Куда поедем обедать?

Мел вдруг почувствовала, что ей с ним так же легко, как с Грантом, но в то же время она испытывает к нему нечто большее. Питер привлекал ее своей мужественностью и силой, но в то же время мягкостью, ранимостью, открытостью и скромностью. В нем не было снобизма, он не кичился своими достижениями и умел радоваться простым человеческим ценностям.

– Вы бывали в Лос-Анджелесе?

– Да, но только в командировках, у меня никогда не хватало времени не то что осмотреть город, но и спокойно поесть.

Питер улыбнулся, и Мелани поняла, что и он обычно не выходит на ленч: исключение было сделано для нее.

Ее удивило, что он ездит на огромном серебристо-сером «мерседесе»-седане: машина совсем ему не подходила.

Питер, словно прочел ее мысли, пояснил:

– Это машина Анны, а я езжу на маленькой «бээмвухе», но сейчас она в ремонте. Есть еще пикап, но я оставил его домработницце.

– Она ладит с детьми?

– Они очень к ней привязаны. А я без нее просто не знал бы, что делать. С Марком Анна справлялась сама, но когда родилась Пам, у нее уже начались проблемы с сердцем, и мы наняли эту женщину. Она немка и для нас просто дар Божий.

Мел обрадовалась возможности поговорить на безопасную тему:

– Мне по дому тоже помогает чудесная женщина, да и девчонки ее обожают.

– Сколько им?

– Скоро шестнадцать.

– Близняшки?

– Да, но разнояйцевые.

– Не похожи?

– Нет, абсолютно разные, как небо и земля: одна – стройная, рыжеволосая и, как говорят, моя копия, хотя я в этом не уверена, а вторая – невысокая пухленькая красавица, из-за которой у меня всякий раз замирает сердце, когда она идет куда-то одна.

Питер рассмеялся:

– Я все чаще убеждаюсь, что с сыновьями проще. Хоть переходный возраст довольно сложный период для любого ребенка, с Марком проблем не было, но, конечно, тогда еще была жива Анна.

Наступила длительная пауза, наконец и Питер спросил, тщательно подбирая слова:

– Вы воспитываете девочек одна?

Мел кивнула:

– Да, причем с самого рождения.

– А что с отцом? Простите, если я допустил бестактность.

– Нет-нет, все в порядке, – спокойно произнесла Мел. – Он бросил меня еще до их рождения, заявив, что в его планы дети не входили, так что он их даже не видел.

Питер Галлам был потрясен.

– Какой ужас! Ведь вы были очень молоды.

Мелани пожала плечами: это уже не причиняло боль, просто мрачное воспоминание, факт из биографии.

– Мне было девятнадцать.

– О боже! Как же вам удалось справиться одной? Родители помогли?

– Только на первых порах. Когда родились девочки, я уехала из Колумбии, начала работать. Прежде чем нашла дело по душе, сменила множество мест.

Теперь она с легкостью оглядывалась на прошлое, но он чувствовал, каким трудным было ее восхождение. При этом она не сломалась, не ожесточилась, а научилась реально смотреть на вещи и, в конце концов, добилась своего: добралась до вершины.

– Вы с такой легкостью говорите об этом, но ведь наверняка приходилось туго.

– Я почти не вспоминаю об этом. – Мел отвернулась к окну, словно заинтересовавшись городскими достопримечательностями. – Забавно, столкнувшись с трудностями, думаешь, что не выживешь, а когда их удается преодолевать и проходит время, все уже не кажется таким трудным.

Слушая ее, он размышлял, сможет ли когда-нибудь вот так же спокойно вспоминать об утрате Анны, но пока сомневался в этом.

– Знаете, Мел, самое трудное для меня – осознание, что я никогда не смогу заменить своим детям мать, а она так им нужна, особенно Пам.

– Вы не должны требовать от себя невозможного: ведь и так отдаете им все самое лучшее, что способны дать.

Питер взглянул на нее и не очень уверенно спросил:

– Вы никогда не думали опять выйти замуж, хотя бы ради дочерей?

– Не уверена, что хочу этого: брак не для меня, – и, надеюсь, девочки уже поняли это. Раньше, когда были поменьше, они постоянно спрашивали, почему у них нет папы, и я чувствовала себя виноватой, однако теперь, когда я им объяснила, что лучше уж жить одной, чем с кем попало, смирились. Наверное, хотя стыдно в этом признаться, я ужасная собственница: не представляю, как могла бы с кем-то делить моих девочек.

– Это понятно, ведь долгое время вы жили одни.

Мелани откинулась на сиденье и посмотрела на него:

– Дороже Джессики и Валерии у меня ничего нет в жизни. Они замечательные.

Наконец они доехали до фешенебельного района Беверли-Хиллз, всего в двух кварталах от знаменитой Родео-драйв, и остановились. Мелани огляделась и увидела вывеску бистро «Гарденз». Питер предложил ей руку, и они направились во внутренний дворик ресторана, скрытый от посторонних глаз цветущим кустарником. Ленч был в полном разгаре. Среди публики Мелани заметила несколько знаменитостей, потом неожиданно обнаружила, что взоры кое-кого из посетителей прикованы к ней самой. Вот две дамы, прикрыв рот ладошкой, что-то возбужденно шепчут третьей, а на лице метрдотеля медленно расплывается улыбка.

– Здравствуйте, доктор. Добрый день, мисс Адамс, рад вас видеть.

– Вас всегда узнают? – вопросительно посмотрел на нее Питер.

– Не всегда: все зависит от того, где нахожусь. – Мелани бросила взгляд на переполненный ресторан, где собирались на ленч сливки общества, и улыбнулась Питеру. – Это похоже на обход пациентов в больнице, где все смотрят на доктора Галлама.

– Вот уж никогда не замечал! – рассмеялся Питер, а вот интерес, с каким смотрят на Мелани, не заметить было невозможно.

– Прекрасное место. – Она вдохнула весенний аромат и повернулась лицом к солнцу. В Лос-Анджелесе было совсем как летом, и она наслаждалась неожиданным отдыхом в этом райском уголке. – Спасибо, что привезли меня сюда.

Он с улыбкой откинулся на спинку стула.

– Я подумал, что кафетерий не совсем то, к чему вы привыкли.

– Да бросьте! Чаще всего я перехватываю что-нибудь на бегу, потому что нет времени сесть и спокойно поесть, не то что пообедать в модном ресторане.

– Тут мы с вами похожи.

Он усмехнулся, и Мелани удивленно подняла бровь.

– Вы, похоже, полагаете, что мы трудоголики, доктор? Таков ваш диагноз?

– Подозреваю, что так, но мне кажется, что мы вовсе не хотим лечиться: такая жизнь нас вполне устраивает.

– Да, вы правы, – улыбнулась Мелани и впервые за последние два года почувствовала умиротворение.

В ожидании заказанных блюд она незаметно рассматривала его и с удовлетворением пришла к выводу, что ей очень нравится его стиль.

– Вы сегодня вернетесь в больницу?

– Конечно, нужно провести еще кое-какие исследования у Патти Лу.

Мел нахмурилась.

– Завтра трудный день?

– Операция для нее – единственный шанс, и мы постараемся сделать все возможное, чтобы она перенесла ее безболезненно.

– И вы по-прежнему надеетесь, что можно устранить пороки без пересадки?

– Другого выхода нет: доноров для детей слишком мало, и можно прождать месяцы, а то и годы. У нас этого времени нет.

– Питер, а почему вы используете только клапан животного? Разве нельзя пересадить сердце целиком?

– Ни в коем случае! Немедленно произойдет отторжение. Медицина пока не до конца не изучила тело человека: многое остается загадкой.

Она кивнула.

– Я надеюсь, вам удастся помочь ей.

– Я тоже надеюсь на это.

Мелани покачала головой, охваченная едва ли не благоговейным трепетом перед тем, что он делает.

– Это просто поразительно: вы как волшебник, а ваши операции похожи на чудо.

Мелани внимательно посмотрела на Питера и добавила:

– Это замечательно – заниматься любимым делом, не так ли?

Он улыбнулся: похоже, каждый из них был на своем месте и ей работа тоже приносила радость и удовлетворение.

– Ваша жена работала? – вдруг спросила Мелани.

– Нет, – покачал он головой. – Анна любила заниматься домом, заботилась о детях. А ваши дочери не ропщут из-за того, что мама так занята?

– Случается, но не часто: мое появление на телеэкране производит впечатление на их друзей, и это им нравится.

Питер улыбнулся: это производило впечатление даже на него.

– Представляю, что будет, когда мои ребята узнают, с кем я сегодня обедал.

Времени больше не было. Питер расплатился за обед, и они с сожалением поднялись, вынужденные прервать приятную беседу. Когда сели в машину, Мелани потянулась и мечтательно проговорила:

– Здесь уже настоящее лето. Вот бы сейчас к морю, поплавать, расслабиться, позагорать.

– А где вы обычно проводите отпуск, Мел? – спросил Питер, включая зажигание.

– Мы все вместе ездим на Мартас-Винъярд.

– А что там?

Она прищурилась, взявшись рукой за подбородок, и мечтательно проговорила:

– Это похоже на возвращение в детство. Можно представить, что находишься на необитаемом острове, весь день ходить в шортах и босиком, проводить время на пляже. Я люблю это место, потому что могу там расслабиться, мне ни на кого не надо производить впечатление, нет необходимости встречаться с теми, кого видеть не хочется. Обожаю просто валяться и бездельничать. Мы проводим там, как правило, два месяца.

– Вы можете такое себе позволить? – удивился Питер.

– Да, теперь это внесено в мой контракт, а раньше мне полагался месяц.

– Вам можно только позавидовать: мы ездим в Аспен, да и то я могу побыть с детьми максимум пару недель.

– Вам очень понравилось бы на Мартас-Винъярде! Это волшебное место.

Это прозвучало многообещающе, и Питер впервые посмотрел на спутницу с чисто мужским интересом. Оказывается, ее волосы блестят на солнце и отливают медью, а таких изумрудных, с золотыми искрами глаз он никогда раньше не видел. Его вдруг охватило забытое волнение. Проведенные вместе часы сблизили их, и это вызывало беспокойство. Ему показалось, что он предает Анну, позволив себе обратить внимание на другую женщину.

Когда они вышли из машины и направились в больницу, Мел почувствовала, что между ними пробежал холодок.

Глава 5

На следующее утро Мел встала пораньше и сразу отправилась в больницу. Мать Патти Лу уже сидела возле палаты, и она опустилась на стул рядом с ней. Операция была назначена на семь тридцать.

– Хотите, я принесу вам кофе, Перл?

– Спасибо, не надо, – произнесла женщина, слабо улыбнувшись. – Я хочу поблагодарить вас, Мел, за все, что вы сделали для нас. Мы не попали бы сюда, если бы не вы.

– Это не моя заслуга, а канала.

– Нет-нет, не скромничайте. – Глаза негритянки наполнились слезами.

– Я могу еще чем-то помочь? – Мел дотронулась до ее плеча, но она отвернулась.

Спустя десять минут в холл с деловым видом вошел Питер Галлам и, поздоровавшись, скрылся в палате Патти Лу. Минуту спустя оттуда раздался тихий плач, и Перл Джонс вся напряглась, прошептав:

– Сказали, чтобы я не входила, пока малышку готовят.

У нее дрожали руки, и она принялась комкать мокрый от слез платок, поэтому Мел обняла ее за плечи и твердо сказала:

– Все будет хорошо. Держитесь.

Как только она это произнесла, дверь открылась, и медсестры вывезли на каталке девочку. Питер Галлам вышел следом. Перл взяла себя в руки, быстро смахнула слезы и, наклонившись, поцеловала дочь.

– Я люблю тебя, малышка. Все будет хорошо.

Питер Галлам улыбнулся им обеим и ободряюще коснулся плеча Перл, быстро взглянув при этом на Мел. На миг между ними как будто пробежал электрический разряд, но уже в следующее мгновение доктор переключил свое внимание на Патти. Девочка пребывала в полудреме после инъекции, поэтому окинула их затуманенным взором и смежила веки. Галлам сделал знак сестрам, и каталку повезли через холл к лифту, чтобы подняться на этаж выше в операционную. Питер держал Патти за руку, а Мел и Перл шли за ним следом.

– О боже! – воскликнула негритянка, когда двери лифта закрылись, и женщины надолго припали друг к другу.

Время, казалось, остановилось. Коридор был исхожен вдоль и поперек, картонным стаканчикам из-под черного кофе уже не хватало места в мусорном баке, и вот появился Питер Галлам. Мел, затаив дыхание, посмотрела ему в глаза, а женщина, сидевшая рядом, застыла на стуле, парализованная страхом, не решилась подойти.

– Операция прошла успешно, миссис Джонс. Патти Лу чувствует себя хорошо.

Перл задрожала и с рыданиями бросилась к нему.

– О боже… мое дитя… Спасибо, доктор!

Питер Галлам улыбнулся:

– Конечно, еще слишком рано говорить о конечном результате, но пока все идет в штатном режиме.

Ноги у Мел подкосились, и она рухнула на стул. Эти четыре с половиной часа, пока шла операция, показались ей самыми долгими в жизни: она искренне переживала за судьбу девочки. Питер сел рядом с ней, накрыл ее руку своей крупной ладонью и постарался успокоить:

– Ну-ну, все уже позади. Как насчет интервью сегодня во второй половине дня?

– Да, это было бы чудесно, – пробормотала Мелани, но вдруг нахмурилась. – Вы уверены, что не слишком переутомились?

Питер усмехнулся:

– Конечно! Любая удачная операция дает мне такой заряд бодрости, что я готов гонять футбольный мяч.

Такая победа вселяла уверенность, и оставалось только надеяться, что Патти Лу не подведет и не разрушит их надежды. Мать девочки пошла звонить мужу в Нью-Йорк, и Мел с Питером остались одни.

– Мел, все действительно прошло замечательно. – Он посмотрел на часы: – Мне пора на обход, потом я заскочу в свой кабинет, и к трем могу освободиться. Вас устроит это время?

– Я выясню, успеет ли бригада подъехать сюда. – Они ждали этого уже два дня, и Мел надеялась, что все получится. – Не думаю, чтобы возникли проблемы. Где вам удобно?

Он задумался на мгновение.

– В моем кабинете.

– Прекрасно. Вероятно, к двум они уже подъедут, чтобы приготовиться.

– Сколько времени потребуется для интервью?

– Столько, сколько вы сможете нам уделить.

– Часа два вас устроит?

– Вполне. А мы не сможем ли на несколько минут заглянуть к Патти Лу?

Питер нахмурился и покачал головой.

– Не думаю, Мел. Может быть, завтра, но при условии, что не будет никаких неожиданностей. Вашей бригаде придется переодеться в стерильное и действовать быстро.

– Прекрасно.

Мел быстро сделала несколько пометок в блокноте, который всегда носила с собой в сумочке. Сегодня во второй половине дня она возьмет интервью сначала у Перл Джонс, затем у Питера, завтра утром со съемочной бригадой посетит Патти Лу, и можно будет возвращаться домой. Она может даже успеть на ночной рейс в Нью-Йорк. Вот и все. Возможно, примерно через месяц им удастся взять у Патти Лу еще одно интервью, как продолжение репортажа: расспросить, как девочка чувствовала себя до операции и после нее. Но это все потом. Сейчас надо сделать основной репортаж. Она подняла взгляд на Питера.

– Мне бы хотелось сделать специальную передачу о вас.

Он улыбнулся, все еще пребывая в состоянии эйфории после успешно проведенной операции.

– Никогда не задумывался об этом…

– Думаю, зрителям будет интересно узнать о достижениях кардиохирургии вообще и пересадке сердца – в частности.

– Возможно… только нужно как следует подготовиться.

Мелани кивнула, и он, коснувшись ее руки, встал.

– Увидимся в моем кабинете.

– Мы не станем беспокоить вас раньше трех: только скажите секретарю, где хотели бы расположиться, а дальше уж мы сами.

– Договорились.

Прихватив несколько историй болезни на посту медсестер, он через минуту исчез, и Мел осталась в холле одна. Посидев немного, она направилась к таксофону и помахала Перл, говорившей с мужем. Интервью с ней было намечено на час дня, и его можно провести прямо в больничном холле, так что не придется далеко отходить от палаты Патти Лу.

Мел взглянула на часы и, прикинув, что если в два часа они перейдут в то здание, где располагается офис Питера, то успеют подготовиться к интервью и, даст Бог, съемка пройдет без осложнений. Все складывалось удачно и заняло всего три дня, хоть они и показались ей тремя неделями.

Она направилась вниз встречать съемочную группу. Коллеги прибыли вовремя. Интервью с Перл Джонс получилось эмоциональным: женщина выразила глубокую признательность медикам, лично Мел и всему каналу. В два часа операторы перебазировались в офис Питера. Две стены кабинета, в котором он решил дать интервью, занимали шкафы с книгами по медицине, а две других были отделаны деревянными панелями теплого розового оттенка. Питер сидел за массивным письменным столом и рассказывал Мел о работе кардиохирургов, о ловушках и опасностях, об обоснованном страхе, но также и о надежде, которую они давали людям. Он честно упомянул о степени риска и привел статистику неудачных исходов, но, поскольку в любом случае у людей, которым они делали пересадку сердца, не было выбора, риск почти всегда казался оправданным.

– А каковы прогнозы для тех, кто отказывается от трансплантации?

Мелани понимала, что вопрос слишком личный, но задать его должна была для пользы дела.

– Летальный исход, – спокойно ответил Питер.

На мгновение воцарилась тишина, затем он вернулся к разговору о Патти Лу. Ровно в пять они закончили, и Питер вздохнул с облегчением. День выдался непростым, да и двухчасовое интервью совершенно вымотало.

У них все получилось. Операторы выключили свет и собрали аппаратуру, довольные съемкой. Галлам держался непринужденно и прекрасно отвечал на вопросы. Мел чувствовала, что сделала именно то, что требовалось для программы новостей. Из этого материала предстояло смонтировать пятнадцатиминутный репортаж, и ей не терпелось приступить к монтажу.

– Должна признать, вы справились великолепно, – заметила Мелани.

– Я опасался увлечься медицинской терминологией и специфическими деталями.

– Нет-нет, всего было в меру: доступно и в то же время не по-дилетантски. Судьба девочки, несомненно, тронет сердца зрителей. Трудно оставаться безучастным к больным детям.

Питер с нескрываемым восхищением наблюдал, как четко налажена у Мел работа съемочной группы, но его отвлек приход медсестры. Она что-то тихо сказала ему, и он тотчас же нахмурился, а у Мел едва не остановилось сердце: неужели?..

– Нет-нет, с ней все в порядке, – поспешил успокоить ее Питер. – Один из моих коллег заходил к ней час назад. Тут другое. Только что привезли больную, которой срочно нужна пересадка сердца, а у нас нет для нее донора. Хотите пойти со мной?

Предложение удивило ее, но в то же время порадовало: она смогла завоевать его доверие.

– Выступить в роли моей коллеги, если, конечно, вас не узнают. Мне не хотелось бы расстраивать родственников или давать им повод думать, что я пользуюсь случаем с целью рекламы.

– Договорились.

Мелани схватила сумочку, сказала несколько слов телевизионщикам и поспешила за Питером. Уже через десять минут они вновь оказались на шестом этаже Центральной городской больницы и поспешили в палату к новой пациентке.

Когда Питер открыл дверь, пропуская Мел, ее поразило увиденное. Там лежала девушка удивительной красоты: светловолосая, с огромными печальными глазами и такой тонкой нежной молочно-белой кожей, что просвечивали все жилки. Девушка обернулась на звук открывшейся двери и слабо улыбнулась. Мел своим глазам не верила: как могла эта неземная красота оказаться в таком ужасном месте? На одной руке у нее была повязка после забора крови на анализы, а другую украшали синяки и кровоподтеки от внутривенных вливаний, но все это отошло на второй план, когда она заговорила. Ее голос напоминал мягкое журчание ручейка, и хотя говорить ей было трудно, их появление ее, без сомнения, обрадовало. Девушка явно обладала хорошим чувством юмора, судя по тому, как она представилась Мел. Почему судьба так безжалостна даже к таким молодым? Какая несправедливость! На лице девушки не было ни обиды, ни злости, ни скорби. Ее звали Мари Дюпре, она француженка, выросла в Новом Орлеане, но уже почти пять лет живет в Лос-Анджелесе.

– Очень надеюсь опять очутиться в Новом Орлеане, – улыбнулась девушка Питеру, – после того как добрый доктор немножко меня подлатает. – В следующее мгновение улыбка исчезла с ее лица, уступив место беспокойству и боли. – Как вы думаете, я здесь надолго?

На этот вопрос ответ мог знать только Господь Бог, и это понимали все, включая Мари.

– Будем надеяться, что нет, – ответил Питер, стараясь сохранить самообладание, и объяснил девушке, какие процедуры ей предстоят сегодня. Многочисленные манипуляции ее не пугали, но Мари не спускала с доктора огромных умоляющих глаз, надеялась получить ответ на главный вопрос. Она смотрела словно узница, приговоренная к смертной казни за преступление, которого не совершала.

– Следующие несколько дней будут очень напряженными, Мари. – Доктор чуть пожал ей руку. – Завтра утром я загляну к тебе, и тогда сможешь спросить обо всем, что захочешь узнать.

Девушка поблагодарила его, и они с Мел вышли из палаты. Мелани удивилась, что в такой трудный момент рядом с Мари никого нет. Неужели кто-то из родных не мог приехать сюда вместе с ней? Другие пациенты не казались такими одинокими. Именно потому, что одинока, она больше других полагалась на Питера, но, возможно, такое впечатление создалось оттого, что она новенькая. Когда они медленно шли по коридору, Мелани вдруг охватило ощущение, что они ее бросили одну.

– Что с ней будет? – спросила она печально.

– Надо найти для нее донора, и как можно скорее.

Питера очень беспокоила участь девушки, и он ломал голову в поисках выхода.

– Жаль ее: такая милая девушка.

Питер кивнул. Ему все больные были дороги, потому что их судьбы целиком зависели от него, хотя он редко задумывался об этом: просто делал для них все, что было в его силах. К сожалению, иногда он мог сделать очень немного. Мел уже несколько дней волновал вопрос: как он все это выдерживает? В его руки попадало так много больных, у которых почти не оставалось надежды, и тем не менее он никогда не унывал и не позволял своим пациентам падать духом.

– Ну и денек выдался, да, Мел? – улыбнулся ей Питер, когда они выходили из здания.

– Не представляю, как можно изо дня в день выдерживать такое. Я бы уже через пару лет выдохлась… нет, скорее через неделю. Такая ответственность, такое напряжение физических и душевных сил. Каждый случай – это вопрос жизни и смерти… – Мел опять подумала о Мари Дюпре. – Как с той девушкой.

– Ради ожидания победы стоит жить.

Они не сказали этого, но одновременно подумали о Патти Лу: ее состояние не вызывало опасений.

– Но ведь вам приходилось сегодня нелегко. И, помимо всего прочего, я со своим интервью.

– А мне понравилось: глядишь, и я стану звездой. – Он улыбнулся, но мысли его явно занимала Мари.

Питер просмотрел ее историю болезни, назначил необходимые исследования и препараты. Об остальном позаботятся коллеги. Главное – вовремя найти донора, но с этим он ничего не мог поделать: оставалось только молиться.

– Как вы думаете, получится?

– Трудно сказать, но очень надеюсь: у нас почти нет времени.

И так было с каждым из пациентов, вот что страшно. Для того чтобы подарить им жизнь, кто-то должен умереть.

Мелани полной грудью вдохнула весенний воздух и, бросив взгляд на машину, что взяла напрокат, протянула руку:

– Как я понимаю, на сегодня все – во всяком случае, для меня. Надеюсь, вы хорошо отдохнете после такого тяжелого дня.

– Да, дом – единственное место, где мне удается отдохнуть, когда дети рядом.

Мелани рассмеялась:

– Да вы счастливый человек: ваши явно не похожи на моих! После рабочего дня я, выжатая как лимон, приползаю домой и, вместо того чтобы принять душ и лечь в постель, выслушиваю слезные истории Вал про очередного кавалера и редактирую доклад на пятидесяти листах, подготовленный Джесс. Они обе требуют от меня внимания, я взрываюсь, а потом терзаюсь раскаянием: дети ведь не виноваты, что ты одна и должна пахать как лошадь.

Питеру это было хорошо знакомо, и он улыбнулся:

– С моими тоже хлопот хватает – ну за исключением Марка – он уже вполне самостоятельный.

Они уже подошли к автостоянке, когда у Питера вдруг возникла идея. Он с улыбкой взглянул на Мел и предложил:

– Не хотите посмотреть, как я живу? Заодно и поужинаете с нами.

– Я бы с радостью, но увы…

– Почему? Какая необходимость возвращаться в гостиничный номер сейчас? Мы ужинаем не поздно, так что к девяти вы уже будете у себя.

Мелани понравилась его настойчивость.

– А ваши дети не будут возражать?

– Нет. Уверен: они придут в восторг, едва завидев вас.

– Потому что я тетя из телевизора?

– Вовсе нет. Поехали, Мел: все будет хорошо.

– Уговорили. Мне ехать за вами?

– Оставьте эту машину здесь, а поедем на моей.

– Тогда вам придется отвезти меня обратно. Впрочем, я могу взять такси.