Стелла

Глава 6

Стелла услышала шаги на пороге окна и, повернувшись, чтобы проследить за направлением взгляда дяди, увидела крепкую фигуру лорда Лейчестера, стоящего в окне.

Он был одет в костюм из коричневого вельвета, облегающие бриджи и чулки, в руке у него был хлыст, которым он преградил вход паре колли, огромному мастифу и скай-терьеру, последний лаял с яростным негодованием из-за того, что его держали снаружи.

Даже в момент удивления Стелла ощутила внезапный неохотный трепет восхищения изящной фигурой в облегающем бархате и красивым лицом с темными глазами, смотревшими на нее с серьезным, почтительным вниманием.

– Сидеть! – сказал он. – Вернись, Лисица!

Затем, когда они отступили, и большие собаки с терпеливым послушанием бросились на тропинку, он вошел в комнату.

– Прошу прощения, – сказал он, стоя перед Стеллой, склонив голову. – Я думал, мистер Этеридж один, иначе я не вошел бы так грубо.

Когда он говорил тоном самого почтительного уважения и гордого смирения Стелла, по-девичьи, заметила, что он даже не осмелился протянуть руку, и, конечно, самодовольная улыбка и уверенные манеры мистера Адельстона контрастировали в ее сознании с этим величественным, благородным смирением.

– Не извиняйтесь, это не имеет значения, – сказала она, чувствуя, что ее лицо покраснело, а глаза потупились.

– Правда? Я прощен, – и он протянул руку.

Стелла скрестила руки за спиной, когда он вошел, с инстинктивным желанием скрыть свои обнаженные руки в муке, но теперь она протянула руку на несколько дюймов и подняла ее с улыбкой.

– Я не могу, – сказала она.

Он посмотрел на белую руку, вылепленную так красиво, что скульптор вздохнул бы над ней в отчаянии от своей неспособности подражать ей, и все же протянул руку.

– Я не имею ничего против муки, – сказал он не так, как сказал бы мистер Адельстоун, а просто, естественно.

Стелла протянула ему один маленький конический пальчик, он взял его и подержал мгновение, глядя ей в глаза с улыбкой; затем он отпустил его, не сказав ни слова банального комплимента, но молча, и повернулся к мистеру Этериджу.

– Совершенно безнадежно просить вас простить меня за то, что я вас отрываю, я знаю, поэтому я не буду, – сказал он, и Стелла заметила, что в его голосе была откровенная искренность, почти мальчишеская, но полная уважения. Ей сразу показалось, что он знал и уважал старика с тех пор, как тот, Лейчестер, был мальчиком.

– Как поживаете, милорд? – сказал мистер Этеридж, протягивая ему свою длинную тонкую руку, но все еще как бы удерживая ее на своем любимом мольберте. – Выгуливаете собак? Они безопасны? Будь осторожна, Стелла!

Потому что Стелла стояла на коленях посреди них, подружившись с огромным мастифом, к большому ревнивому отвращению остальных, которые буквально толпились и толкались вокруг нее.

Лорд Лейчестер огляделся и на мгновение замолчал; его глаза были прикованы скорее к коленопреклоненной девушке, чем к собакам. Затем он вдруг сказал:

– Они полностью безопасны, – а затем добавил для Стеллы, – они абсолютно безопасны, мисс Этеридж.

Стелла повернула к нему лицо.

– Я не боюсь. Я бы так же быстро подумала о том, чтобы укусить их, как они мечтали бы укусить меня, не так ли? – и она положила огромную голову мастифа себе на колени, где она лежала, а его большие глаза жалобно смотрели на нее, когда он лизнул ее руку.

– Боже мой, как их много! – сказал мистер Этеридж, который любил собак – на холсте.

– Мне не следовало приводить их, – сказал лорд Лейчестер, – но они будут совершенно спокойны и не причинят вреда, уверяю вас.

– Мне все равно, если они не укусят мою племянницу, – сказал мистер Этеридж.

– Этого можно не опасаться, – тихо сказал он, – иначе я не позволил бы ей приближаться к ним. Пожалуйста, продолжайте свою работу, или я буду думать, что я вам мешаю.

Мистер Этеридж указал ему на стул.

– Не хотите ли присесть? – сказал он.

Лорд Лейчестер покачал головой.

– Я пришел попросить вас об одолжении, – сказал он.

Мистер Этеридж кивнул.

– Что это?

Лорд Лейчестер рассмеялся своим редким смехом.

– Я дрожу в своих ботинках, – сказал он. – Мой язык прилип ко рту от волнения…

Старый художник оглянулся на него, и его лицо расплылось в улыбке, когда его взгляд остановился на смелом, красивом лице и непринужденной грации говорившего.

– Да, вы выглядите чересчур напуганным, – сказал он. – Что это?

Было заметно, что, за исключением его первого приветствия, старик не дал ему преимущества своего титула; он знал его, когда Лейчестер был мальчиком, бегал туда-сюда из коттеджа, всегда сопровождаемый сворой собак и обычно совершал какие-то пакости.

– Я хочу, чтобы вы нарисовали для меня небольшую картину.

Старик застонал и твердо посмотрел на свою картину.

– Вы знаете поляну в лесу, открывающуюся напротив маленького острова. Я хочу, чтобы вы ее нарисовали.

– Мне очень жаль, – начал старик.

Лорд Лейчестер продолжал, мягко перебивая его:

– Вы видели ее в последнее время? – сказал он, и пока он говорил, Стелла вошла в комнату, увлекая за собой мастиффа, с горстью печенья, которое она взяла из шкафа. – Там очень красиво. Это самый красивый уголок на всей реке. Прямо от ручья он тянется зеленым, с молодыми весенними листьями, к небу над холмом. На открытом пространстве между деревьями первоцветы расстелили золотой ковер. Я видел, как два зимородка плыли по ручью, когда я стоял и смотрел этим утром, и, глядя, я подумал, как хорошо, как восхитительно вы бы изобразили это на холсте. Подумайте! Ярко-зеленый, золотой передний план, небо раннего лета, венчающее все, и отражающееся в реке, бегущей внизу.

Мистер Этеридж прервал свою работу и прислушался, и Стелла, склонившись над собакой, тоже прислушалась, опустив лицо, и удивилась, как художник мог стоять так твердо и упрямо.

Для нее этот голос звучал как сладчайшая музыка к какому-нибудь стихотворению. Она увидела картину, как он ее нарисовал, и в ее сердце музыка слов и голоса обрела гулкую гармонию.

Забыто было предостережение другого человека; напрасно оно было бы, если бы он повторил его в тот момент. Так же хорошо ассоциировать тьму зимней ночи с яркой радостью летнего утра, как думать о зле в связи с этим благородным лицом и музыкальным голосом.

Мистер Этеридж сделал паузу, но покачал головой.

– Очень хорошо, очень соблазнительно сказано; вы мастер слова, Лейчестер; но я непоколебим, как скала. Воистину, ваше красноречие напрасно; вы обращаетесь не к впечатлительному человеку. Я, Джеймс Этеридж, работаю над этой картиной. Я погружен в свою работу, лорд Лейчестер.

– Вы не сделаете этого?

Старик улыбнулся.

– Я не буду. Другому мужчине я должен представить оправдание и замаскировать свой отказ. С вами все, что угодно, кроме простого"нет" – бесполезно.

Лорд Лейчестер улыбнулся и отвернулся.

– Мне очень жаль, – сказал он. – Я хотел сделать подарок моей сестре Лилиан.

Глаза Стеллы снова обратились к нему. Этот человек – гнусный!

Старик отложил щетку и повернулся к нему.

– Почему вы сразу этого не сказали? – спросил он.

Лорд Лейчестер улыбнулся.

– Я хотел посмотреть, не сделаете ли вы что-нибудь для меня … для меня самого, – сказал он с бесконечной наивностью.

– Вы хотите это для леди Лилиан, – сказал мистер Этеридж. – Я сделаю все, конечно.

– Я не скажу вам спасибо, – сказал лорд Лейчестер. – Мне не за что вас благодарить. Она должна это сделать. Когда вы придете…

– На следующей неделе … в следующем месяце…

– Сейчас же, – сказал лорд Лейчестер, протягивая руку странным жестом, поразившим Стеллу своей бесконечной грацией.

Старик застонал.

– Я так и думал! Я так и думал! С вами всегда сейчас и сразу.

– Весна не будет ждать вас! Зелень этих листьев меняется сейчас, очень медленно, но верно, как мы говорим; через неделю она исчезнет, а вместе с ней исчезнет и половина всей красоты. Вы ведь пойдете сейчас, не так ли?

Мистер Этеридж огляделся с комичным испугом, потом рассмеялся.

Раздался смех лорда Лейчестера, и он повернулся к Стелле с видом человека, который победил и больше не нуждается в словах.

– Видишь, – сказал мистер Этеридж, – вот как меня ведут, как свинью на рынок, хочу я этого или нет! И сколько времени у меня займет набросок?

– Несколько часов!

– Там все, что нужно унести вниз…

Лорд Лейчестер подошел к старомодному шкафу.

– Я понесу все и вас в придачу, если хотите.

Затем, положив руку на шкаф, он резко остановился и повернулся к Стелле.

– Прошу прощения! Я всегда грешу. Я забыл, что теперь есть председательствующий дух. Я так привык позволять себе вольности с вещами вашего дяди; я так хорошо знаю, где находятся все его принадлежности, что …

Стелла встала и улыбнулась им.

– Тогда ваши знания глубже, чем у моего дяди, – сказала она. – Не просите у меня прощения.

– Можно мне? – сказал он, открыл шкаф и достал блокнот для рисования и коробку с цветами; затем, с некоторым трудом, он вытащил складной стул из массы художественного мусора в углу, а затем приготовился уходить.

Мистер Этеридж наблюдал за этими действиями с печальным выражением лица, но, видя, что сопротивление давно вышло из-под его власти, сказал:

– Где моя шляпа, Стелла? Полагаю, мне пора идти.

Лорд Лейчестер открыл ей дверь, и она вышла, сопровождаемая всеми собаками, и взяла мягкую фетровую шляпу, держа ее кончиками пальцев.

Вздохнув, мистер Этеридж шмякнул ее на голову.

– Дайте мне кое-что из вещей, – сказал он, но лорд Лейчестер отказался.

– Ни чего, – сказал он, смеясь. И мистер Этеридж, не сказав больше ни слова, вышел.

Лорд Лейчестер стоял и смотрел на Стеллу с задумчивым нетерпением в глазах.

– Я зашел так далеко, – сказал он, – что осмеливаюсь пойти еще дальше. Вы тоже пойдете со мной?

Стелла вздрогнула, и на мгновение в ее глазах вспыхнул нетерпеливый огонек, затем она протянула руки и рассмеялась.

– Мне нужно приготовить пудинг, – сказала она.

Он посмотрел на белые руки, а затем на нее с еще большим нетерпением.

– Если бы вы знали, как прекрасно утро, как величественно выглядит река, вы бы бросили пудинг.

Стелла покачала головой.

Он наклонил голову, слишком хорошо воспитанный, чтобы упорствовать.

– Мне так жаль, – просто сказал он. – Теперь я сожалею, что добился своего. Я думал, что вы пойдете.

Стелла стояла молча, и с чем-то похожим на вздох, положила вещи и протянула руку; но когда он взял палец, который она ему дала, его лицо просветлело, и в глазах появился свет.

– Вы все еще тверды?

– Я бы ни за что не оставила пудинг, милорд, – наивно сказала Стелла.

При слове "милорд" легкая тень накрыла его лицо, но тут же исчезла, как только он сказал:

– Ну, тогда вы придете, когда будет приготовлен неизбежный пудинг? Вот, – сказал он нетерпеливо и, все еще держа ее за руку, подвел к окну и указал хлыстом, – вот это место! Это недалеко, как раз через луга и через первые ворота. Вы видите?

– Да, – сказала Стелла, мягко убирая руку.

– Вы придете? – спросил он, его глаза смотрели на нее с напряженной серьезностью.

В это мгновение слово – гнусное слово – "бесчестный" зазвенело у нее в ушах, и лицо ее побледнело. Он заметил внезапную бледность, и его глаза потемнели от искреннего вопроса.

– Я вижу, – тихо сказал он, – вы не придете!

Что ее так тронуло? Повинуясь внезапному порыву, она подняла глаза и пристально посмотрела на него.

– Да, я приду! – сказала она.

Он молча наклонил голову, подозвал собак и ушел.

Стелла постояла с минуту, глядя им вслед, потом пошла на кухню, не смеясь и не напевая, но со странной серьезностью; странное чувство овладело ею.

Она чувствовала себя так, словно ее околдовали. "Очарованный" – часто употребляемое слово, но это правильное слово для описания ощущения. Было ли это его лицо или его голос, который преследовал ее? Пока она стояла, рассеянно глядя на стол, простые слова, короткие и банальные, которые он использовал, зазвучали в ее ушах с новым значением.

Миссис Пенфолд встала и посмотрела на нее с любопытством и удивлением. Она уже начала привыкать к быстро меняющемуся настроению Стеллы, но внезапная перемена привела ее в замешательство.

– Позвольте мне сделать это, мисс Стелла, – взмолилась она, но Стелла твердо покачала головой; ни на дюйм она не отступила бы от своего дела, несмотря на прекрасный голос и благородное лицо.

В полном молчании она закончила свою работу, затем поднялась наверх, надела шляпу и спустилась вниз. Когда она вышла из дома и пошла по дорожке, мастиф перепрыгнул через калитку и бросился к ней, и в следующее мгновение она увидела лорда Лейчестера, сидящего на ступеньках.

Он спрыгнул на землю и подошел к ней.

– Как быстро вы управились, – сказал он, – я думал, что пудинг – это загадка, которая требует огромного количества времени.

Стелла посмотрела на него, ее темные брови сошлись в прямую линию.

– Вы ждали меня? – сказала она.

– Нет, – просто сказал он, – я вернулся. Мне не хотелось думать, что вы должны пойти одна.

Стелла молчала.

– Вы сердитесь? – спросил он тихим голосом.

Стелла на мгновение замолчала, затем откровенно посмотрела на него.

– Нет, – сказала она.

Если бы она только сказала "да" и повернула назад! Но тропинка, вся прекрасная, с яркими красками весны, простиралась перед ней, и у нее не было ни мысли о том, чтобы повернуть назад, ни мысли, ни подозрения о темной и опасной земле, к которой она шла рядом с ним.

Очарование любви уже окутывало ее, как мягкий туман летнего вечера; слепо, пассивно она двигалась навстречу судьбе, уготованной ей богами.

Глава 7

Бок о бок они шли по лугам, жаворонки поднимались перед ними и взлетали к небесам со взрывом песни, река бежала в серебристой тишине к морю, зеленые деревья мягко колыхались на летнем ветру, а над ними простиралась длинная серая каменная кладка Уиндворд-холла.

Лорд Лейчестер странно молчал несколько минут после этого "Вы сердитесь?", и Стелла, проходя рядом с ним, время от времени наклоняясь, чтобы собрать коровью губу, взглянула ему в лицо и подумала, может ли ее дядя ошибаться, не обманули ли они все, думая, что это тихое, изящное создание с красивым лицом и мечтательными, почти женственными, мягкими глазами, дикое и безрассудное, отчаянное и совсем плохое. Она почти забыла, каким видела его в ту первую ночь их встречи, с поднятым хлыстом и внезапным огнем гнева в глазах.

Наконец он заговорил так внезапно, что Стелла, которая была погружена в свои размышления о нем, виновато вздрогнула:

– Мне было интересно, – сказал он, – как мистер Этеридж воспримет перемену, которую ваше присутствие должно произвести в коттедже.

Стелла удивленно подняла глаза, потом улыбнулась.

– Он переносит это с достойным восхищения смирением, – сказала она с тем кротким лукавством, которое так забавляло ее дядю.

Лорд Лейчестер посмотрел на нее сверху вниз.

– Это упрек за самонадеянность моего замечания? – сказал он.

– Нет, – сказала Стелла.

– Я не хотел быть самонадеянным. Ваш дядя прожил всю свою жизнь в одиночестве, жизнь одиночки, отшельника; внезапно в эту жизнь входит молодая и красивая девушка, полная духа молодости и ее стремлений. Все должно сильно измениться.

– Как я уже сказала, – говорит Стелла, – он переносит это с благочестивой стойкостью. – Затем она добавила, понизив голос, – он очень добр ко мне.

– Иначе и быть не могло, – последовал тихий ответ. – Я имею в виду, что он не мог быть ничем иным, как добрым, нежным и любящим с любым живым существом. Я знаю его с тех пор, как был мальчиком, – добавил он. – Он всегда был одним и тем же, всегда жил жизнью мечты. Интересно, воспринимает ли он вас как сон?

–Тогда очень основательный и ответственный, – сказала Стелла со своим тихим смешком. – Тот, который длится весь день.

Он посмотрел на нее тем странным пристальным взглядом, который, как она поняла, она не могла встретить.

– А вы? – спросил он.

– Я? – спросила Стелла, хотя знала, что он имел в виду.

Он кивнул.

– Как вам нравятся перемены? Эта тихая, спокойная жизнь в долине Темзы. Вы уже устали от этого? Будете ли вы тосковать по всем тем радостям, которые у вас остались?

Стелла посмотрела на него, его глаза все еще были прикованы к ней.

– Я не оставила никаких радостей, – сказала она. – Я покинула голую и ужасную школу, которая была так же непохожа на дом, как пустыня Сахара не похожа на этот прекрасный луг. Как я себя чувствую? Как будто я была перенесена в рай, как будто я, которая начинала думать, что я одна в мире, в котором мне нечего делать, нашла кого-то, кого можно любить…

Она замолчала, и он, взглянув на черный пояс ее белого платья, сказал самым нежным, самым смиренным голосом:

– Прошу прощения. Вы простите меня? Я не знал…

И его голос сорвался.

Стелла посмотрела на него с улыбкой, сияющей сквозь непролитые слезы.

– Что вы … почему вы должны были знать? Да, я была совершенно одинока в этом мире. Мой отец умер год назад.

– Простите меня, – пробормотал он и положил свою тяжелую руку на ее плечо. – Я умоляю вас простить меня. Это было жестоко и бездумно.

– Нет, – сказала Стелла. – Откуда вам знать?

– Если бы я был чем-то лучше, чем бездумное животное, я мог бы догадаться.

Последовала минутная пауза, затем Стелла заговорила:

– Да, это рай. Я понятия не имела, что Англия такая, они называли ее страной туманов.

– Вы не видели Лондон ноябрьским вечером, – сказал он со смехом. – Большинство иностранцев приезжают в Англию и останавливаются в каком-нибудь отеле в Вест—Энде, и судят обо всей стране по лондонскому образцу, очень немногие приезжают даже так далеко, как это. Вы не были в Лондоне?

– Я миновала его, – сказала Стелла, – вот и все. Но я много слышала о нем прошлой ночью, – добавила она с улыбкой.

– Да! – сказал он с большим интересом. – Прошлой ночью?

– Да, у миссис Гамильтон. Она была достаточно любезна, чтобы пригласить меня на вечернюю вечеринку, и один из гостей приложил немало усилий, чтобы произвести на меня впечатление важностью и великолепием Лондона.

Он посмотрел на нее.

– Могу я спросить, кто это была? – сказал он.

– Это была не она, а джентльмен. Это был мистер Адельстоун.

Лорд Лейчестер на мгновение задумался.

– Адельстоун. Адельстоун. Я его не знаю.

Прежде чем она успела осознать это, возражение сорвалось с ее губ.

– Он знает вас.

Он посмотрел на нее с задумчивой улыбкой.

– А он знает? Я его не помню. Подождите, да, разве он не родственник мистера Филдинга?

– Его племянник, – сказала Стелла и, почувствовав на себе взгляд темных проницательных глаз, слегка покраснела. Это раздражало ее, и она изо всех сил старалась подавить это, но румянец появился, и он это увидел.

– Теперь я его вспомнил, – сказал он, – высокий, худой смуглый мужчина. Адвокат, я полагаю. Да, я его помню. И он рассказал вам о Лондоне?

– Да, – сказала Стелла, и, когда она вспомнила разговор несколько часов назад, ее румянец стал еще гуще. – Он очень забавный и хорошо информированный, и он самым добрым образом сжалился над моим невежеством. Я была очень благодарна.

В ее тоне было что-то такое, что заставило его вопросительно взглянуть на нее.

– Я думаю, – сказал он, – что вашу благодарность легко заслужить.

– О нет, – возразила она, – я самое неблагодарное из существ. Разве это не дядя там сидит? – добавила она быстро, чтобы сменить тему.

Он поднял глаза.

– Да, он усердно работает. Я не думал, что мне удастся уговорить его. Это имя моей сестры сработало волшебным заклинанием.

– Он любит вашу сестру, – задумчиво сказала Стелла.

В одно мгновение его глаза остановились на ней.

– Он говорил о ней? – сказал он.

Стелла могла бы откусить себе язык за эту оговорку.

– Да, – сказала она. – Он … он рассказал мне о ней … Я спросила его, чей это дом на холмах.

– Вы имеете в виду Зал? – сказал он, указывая хлыстом.

– Да, и он сказал мне. По тому, как он говорил о вашей сестре, я поняла, что она ему нравится. Ее зовут Лилиан, не так ли?

– Да, – сказал он, -Лилиан, – и имя сорвалось с его губ с мягкой нежностью. – Я думаю, что каждый, кто ее знает, любит ее. Эта картина для нее.

Стелла взглянула ему в лицо; ничего менее властного в этот момент невозможно было бы себе представить.

– Леди Лилиан любит картины? – спросила она.

– Да, – сказал он, – она предана искусству во всех его формах. Да, этот маленький набросок доставит ей больше удовольствия, чем … чем … я едва знаю, что сказать. Что больше всего нравится женщинам?

Стелла рассмеялась.

– Бриллианты, не так ли?

– Они вам нравятся? – спросил он. – Я думаю, что нет.

– Почему нет? – возразила она. – Почему у меня не должно быть атрибутов моего пола? Да, я обожаю бриллианты. Я люблю все прекрасное, дорогое и редкое. Я помню, как однажды была на балу во Флоренции.

Он посмотрел на нее.

– Только чтобы увидеть это! – воскликнула она. – Я была слишком молода, чтобы меня видели, и они повели меня в галерею с видом на большой салон; и я смотрела на знатных дам в их красивых платьях и сверкающих драгоценных камнях, и я думала, что отдала бы весь мир, чтобы быть похожей на одну из них; и эта мысль испортила мне удовольствие. Я помню, как уходила в слезах; видите ли, в большой галерее было так темно и одиноко, и я чувствовала себя такой ничтожной.

И она рассмеялась.

Он слушал с искренним интересом. Каждое ее слово очаровывало его; он никогда не встречал ни одной девушки, ни одной женщины, подобной ей, такой откровенной и открытой. Слушать ее было все равно, что смотреть в хрустальное озеро, в котором все раскрыто и все ярко и чисто.

– И теперь вы стали мудрее? – спросил он.

– Ни на йоту! – ответила она. – Сейчас мне меньше, чем тогда, хотелось бы запереться в темной галерее и смотреть, как другие развлекаются. Разве это не признание в завистливом и совершенно порочном характере?

– Да, – согласился он со странной улыбкой, едва пробивающейся из-под его рыжевато-коричневых усов. – Я должен быть прав, предсказывая вам всевозможные плохие концовки.

Говоря это, он открыл для нее ворота, отгоняя собак щелчком кнута, чтобы она могла пройти первой – мелочь, но характерная для него.

Художник поднял глаза.

– Держи этих собак подальше от моей спины, Лейчестер, – сказал он. – Ну что, Стелла, ты приготовила свой яд?

Стелла подошла и заглянула ему через плечо.

– Да, дядя, – сказала она.

– Ты пробыла достаточно долго, чтобы приготовить двадцать неудобоваримых соединений, – сказал он, глядя на вид, который он рисовал.

Стелла наклонила голову, чтобы скрыть румянец, вспыхнувший при воспоминании о том, как медленно они шли по лугам.

– Как у вас дела? – спросил лорд Лейчестер.

Старик хмыкнул.

– Довольно хорошо; лучше, чем будут теперь, когда вы пришли, чтобы ерзать.

Лорд Лейчестер рассмеялся.

– Довольно ясный намек на то, что наша компания желанна больше, чем наше общество, мисс Этеридж. Разве мы не можем исчезнуть в космосе?

Стелла рассмеялась и опустилась на траву.

– Это способ дяди умолять нас остаться, – сказала она.

Лорд Лейчестер рассмеялся и, отослав собак, бросился почти к ее ногам.

– Я не преувеличил? – спросил он, указывая хлыстом на открывшийся вид.

– Ни единого атома, – ответила Стелла. – Это прекрасно, прекрасно, и это все, что можно сказать.

– Я хотел бы, чтобы вы удовлетворились этим и не настаивали на том, чтобы я написал картину, – ответил мистер Этеридж.

Лорд Лейчестер вскочил на ноги.

– Это последняя капля. Мы не останемся жертвами жестокого обращения, мисс Этеридж, – сказал он.

Стелла оставалась неподвижной. Он подошел и встал над ней, молча глядя на нее с задумчивым нетерпением.

– Какой прекрасный лес, – сказала она. – Вы были правы, он устлан примулами. У нас на лугу их нет.

– Не хотите сходить и собрать немного? – спросил он.

Стелла повернула к нему лицо.

– Да, но я не собираюсь переплывать реку вплавь.

Он улыбнулся, спустился на берег, отвязал лодку и, запрыгнув в нее, окликнул ее.

Стелла вскочила на ноги с порывистым восторгом девушки при виде лодки, когда она не ожидала ничего лучшего, чем броситься наутек.

– Это действительно лодка? – воскликнула она.

– Идите и посмотрите, – сказал он.

Она подошла к кромке воды и посмотрела на нее.

– Как она туда попала? – спросила она.

– Я плачу фее за то, чтобы она сбрасывала лодку с небес, когда я захочу.

– Понятно, – серьезно сказала Стелла.

Он рассмеялся.

– Как, по-вашему, я добираюсь до леса? Вплавь? – и он устроился на подушку.

Она рассмеялась.

– Я забыла об этом; как глупо с моей стороны.

– Вы не зайдете? – сказал он.

Стелла оглянулась на дядю и на мгновение заколебалась.

– Он заверит вас, что я не утоплю вас, – сказал он.

– Я не боюсь … Вы думаете, я боюсь? – презрительно сказала она.

– Да, я думаю, что в этот момент вы дрожите от нервозности и страха.

Она поставила ногу, он не мог не видеть, какая она маленькая и стройная, на планшир, и он протянул руку и взял ее. Хорошо, что он сделал это, потому что лодка была всего лишь маленькой, легкой двуколкой, и ее внезапное движение заставило ее покачнуться.

Как бы то ни было, она слегка пошатнулась, и ему пришлось взять ее за руку. Итак, одной рукой схватив ее за руку, а другой – за локоть, он задержал ее на мгновение дольше, чем на мгновение. Затем он посадил ее на подушку, а сам сел, взял весла и оттолкнулся.

Стелла откинулась назад и, конечно же, опустила одну руку в воду. Ни одна женщина из двадцати, когда-либо сидевшая в лодке, не может устоять перед этим порывом ближе соприкоснуться с водой; и он медленно поплыл через ручей.

Солнце ярко освещало их, прокладывая по ним золотую дорожку и окрашивая волосы Стеллы в насыщенный коричневый цвет.

Неудивительно, что, когда он сидел напротив нее, его глаза остановились на ее лице, и еще менее удивительно, что, отдыхая таким образом, ее изысканная красота, свежесть и чистота проникли в душу того, для кого красота была единственной вещью, ради которой стоило жить.

Не замечая его восхищенного взгляда, Стелла откинулась назад, ее глаза были прикованы к воде, все ее внимание было поглощено ее музыкальной рябью, когда она пробегала сквозь ее пальцы.

В молчании он потянул весла, медленно и бесшумно; он бы ни за что на свете не заговорил и не разрушил заклинание. Перед ним, когда он смотрел на нее, стояла картина, о которой он говорил со своей сестрой прошлой ночью.

– Но красивее, – размышлял он, – красивее! Как она заблудилась! Она забыла меня, забыла все. О, Небеса! если бы кто-нибудь пробудил в ней любовь!

На мгновение при этой мысли краска залила его лицо, а в глазах вспыхнул огонь; затем его пронзило чувство наполовину вины, наполовину раскаяния.

– Нет, это было бы жестоко, жестоко: и все же увидеть лазурный свет, сияющий в этих глазах, увидеть эти губы, полуоткрытые дыханием великой страсти, стоило бы чего? Это искупило бы все страдания человека, даже если бы он умер в следующее мгновение, если бы эти глаза улыбались, если бы эти губы были приподняты, из любви к нему!

Они были так растеряны, что прикосновение лодки и берега заставило их вздрогнуть.

–Так скоро, – пробормотала Стелла. – Как это прекрасно! Я думаю, что мне это приснилось.

– И я знаю, что это так, – сказал он с едва уловимым значением, вставая и протягивая руку. Но Стелла легко спрыгнула на берег, не приняв его. Он привязал лодку и последовал за ней; она уже стояла на коленях, срывая желтые первоцветы.

Не говоря ни слова, он последовал ее примеру. Иногда они были так близко друг к другу, что она чувствовала, как его дыхание шевелит ее волосы, так близко, что их руки почти соприкасались.

Наконец она со смехом опустилась на мшистую землю и, указывая на свою шляпу, полную весенних земных звезд, со смехом сказала:

– Какой безжалостный грабеж! Не собирайте больше, это бессмысленная трата времени!

– Вы уверены, что у вас их много? – спросил он. – Зачем колебаться, когда есть такие миллионы?

– Нет, больше не надо! – сказала она. – Я уже чувствую себя виноватой!

Он взглянул на пригоршню, которую собрал, и она увидела этот взгляд и рассмеялась.

– Вы не знаете, что делать с тем, что у вас есть, и все равно хотите большего. Видите ли, вы должны связать их в пучки.

– Покажите мне, – сказал он и бросился рядом с ней.

Она собрала цветы в пучки и связала длинным стеблем папоротника, и он попытался сделать то же самое, но его руки, белые и тонкие, были не такими ловкими, как у нее, и он протянул ей огромный сверток.

– Вы должны связать их, – сказал он.

Она засмеялась и обхватила папоротник, но он сломался, и первоцветы золотым дождем посыпались им на руки. Они оба схватились за них, и их руки встретились.

На мгновение Стелла рассмеялась, но смех затих, потому что он все еще держал ее за руку, и тепло его объятий, казалось, поднималось к ее сердцу. С каким-то усилием она отдернула руку и вскочила на ноги.

– Я … я должна идти, – сказала она. – Дядя будет удивляться, куда я пропала, – и она посмотрела на воду с почти испуганным нетерпением.

– Он будет знать, что вы здесь, в полной безопасности, – сказал он. – Подождите, не уходите сию минуту. Там, наверху, над нашими головами, мы увидим реку, простирающуюся на многие мили. Это не далеко, вы пойдете?

Она поколебалась мгновение, затем повернулась и пошла рядом с ним между деревьями.

Через шаг или два, как он сказал, они достигли своего рода плато, увенчанного поросшей мхом скалой, в которой было вырублено несколько грубых ступеней. Он взбежал по ступенькам и добрался до верха, затем наклонился и протянул руку.

Стелла на мгновение заколебалась.

– Это отплатит за ваши хлопоты, пойдемте, – сказал он, и она вложила свою руку в его, а ногу поставила на первую ступеньку, и он притянул ее к себе.

– Смотрите! – сказал он.

Восклицание восторга сорвалось с губ Стеллы.

– Вы не жалеете, что пришли?

– Я не думала, что это будет так прекрасно, – сказала она.

Он стоял рядом с ней, глядя не на открывающийся вид, а на ее темные глаза, расширяющиеся от мечтательного восторга, на ее полуоткрытые губы и милый, четкий профиль, открывшийся ему.

Она внезапно повернулась, и, чтобы скрыть восхищение, он поднял руку и указал на предметы, открывающиеся перед ним.

– А что это за маленький домик там? – спросила Стелла.

– Это одна из лож, – сказал он.

– Одна из лож, одна из ваших собственных лож, вы имеете в виду? – спросила она.

Он слегка кивнул:

– Да.

– И все это между этим местом и тем домиком принадлежит вам?

– Нет, ни дюйма, – сказал он, смеясь. – Моему отцу.

– Это очень много, – сказала она.

– Слишком много для одного мужчины, вы думаете? – сказал он с улыбкой. – Очень многие другие люди тоже так думают. Я не знаю, что бы вы подумали, если бы знали, как много нам, Уиндвардам, удалось в то или иное время ухватить. Это одно из наших самых маленьких поместий, – просто сказал он.

Стелла мечтательно смотрела на открывающийся вид.