Созвездие Чёрных Дыр

За знакомство

Как и положено сопливому меланхолику, мне необходимо было напиться вечером.

Тело моё всё же нашло пристанище в одном модном кафе, в котором почему-то не наливали.

Трезвые глаза впивались в окружавшие моё тело другие тела. Нет – это они больно впивались в мои трезвые беззащитные глаза.

И я вижу лишь десятки пустых лиц. Десятки гладких фарфоровых лиц. Они всерьёз шевелят губами о купленных виртуальных друзьях, о виртуальном времени.

Почему бы нет. Моя чёрная косуха на мне – мой настоящий друг. Она – продолжение моих мыслей, часть моего характера. И она тоже куплена. И она дорога мне.

Но они всерьёз говорят о ценности того, что им не дорого. О дороговизне того, что бесценно. И без ноты любви и жизни в голосах! Будто бы без стоимости для них всё это ничего не стоит…

Мне хотелось подойти и ткнуть каждому в щёку.

В тебе точно течёт кровь? И что за поганый сорт крови, что не разносит ни жизнь, ни мысль в твои глаза и щёки?!

Так и подмывает подойти и потрогать: вы серьёзно живые?

Я вижу картонки на месте лиц и стекляшки в глазницах! Наподобие тех, из которых наспех собрали этот городишко!

Дайте же ткнуть в щёку пальцем!

И карандаш вонзить в эту стекляшку!

Больно?

Не верю!

Врезать несколько раз, держа за плечо! Тряхануть за другое!

Давай! Оживай!

Где твоя жизнь?! Где твои мысли и их пронзающий скрежет сквозь это фиглярское копошение?! Где твои слёзы? Ты – ты способен рыдать ещё? Рыдать сам по себе – по Миру? Рыдать о Мире в себе и о себе в этом Мире?

«Оставь его. – Хватает меня за плечо моё Бессознательное. – Он не стоит твоих ударов».

Не стоит ударов. Нет, вы вникните! Человек, который не стоит удара в рыло!..

А у вас много друзей, что не стоят даже удара в рыло?

Не стоят удара, чтобы вернуть к жизни?

Видимо, мой сварливый ор про себя привлёк этого милого старикашку. Чёрт, откуда он взялся?

Профессор какой-то там логии или графии. Да какое это имеет значение для рассказа?

– Что ТЫ здесь делаешь? Каким ветром сюда занесло этакое создание?

Мне пришлось оглянуться вокруг. Ещё раз.

Мне и правда здесь не место.

Я лишь пожимаю плечами.

– Сид! – Он протянул мне руку. – Да, и меня не обошла здешняя мода на короткие прозвища. Посмотри, – старикан постучал костяшкой пальца по чёрной деревянной стене, – это картонка. Этот город развернули как детскую книжку с картонными домиками. Чуть что – его обратно сровняют с землёй вместе с нами, будто и не было. Сюда созвали не лучшие умы. Сюда созвали тех, кто способен отдать три зарплаты вперёд за безделушку, устройства которой он не знает. Эти люди не умеют ничего, но готовы на многое. За иллюзии. Иллюзии чего-то ценного. Эти люди не могут ничего, но готовы на всё. За ничто. Это город подвешенных над шляпами морковок. И всё дольше всматриваясь в твои глаза, я никак не разберу, что ТЫ здесь вытворяешь, чёрт возьми?!

– А ТЫ?

– А я старый маразматик. Лишился жёнушки – своей науки. Она теперь никому не нужна. Лишился всего, но – дьявол бы их драл – не своих знаний. Мне терять уже почти нечего. Я могильщик Ратцбурга. Высокообразованный палач. Я знаю, как захлопнуть эту книжонку за секунды.

Скорее бы, Сид.

Мне и правда здесь нет места.

А есть ли вообще хоть какое-то место мне на этой планете?

Мои окурки пропитаны виски.

Средь жутких упитанных отпрысков,

Резаных и перекроенных лиц,

Камнями набитой кожи,

Пакетов костей —

Нет… Не вижу людей.

Довольно питаться надеждой,

Что люд в своём сердце зряч!

Что если его обаял вождь дурной,

Паршивый певун, никчёмный писака,

То это лишь временно ум помутнён,

Найдётся Герой…

Очистятся реки народа,

Сбросят фрегат лжевождя

С воплями: «Что ж ты за дьявол?!»

И двинут потоки на кладбище,

Волнами вырвут ворота,

Разыщут гнилые могилы

Насильно схороненных гениев

И понесут на себе

Флотилию гордых гробов!

Но нет…

Надежда моя не твёрже,

Чем дым от пропитанных виски окурков…

Нет вкусам дурным воспитания!

Нет глупым умам исцеленья…

И нет справедливости. Миф!

Натянута кожа на камни,

И ум упакован в футлярчики.

Нет, не вижу людей!

Среди ядовитых глаз пожилых

И жутких упитанных отпрысков —

Окурки пропитаны виски.

За здравие

На сей раз сломалась машинка нашего босса – Шуха. В цех принесли новую партию топливных агрегатов – мы таких ещё не видели.

– У меня ведь своя собственная заправка, я не заливал в бак этой гнилой солярки! – Шух был чернее ада.

Ребята забросили насос и форсунки на испытательные стенды, сняли показатели и принялись чинить. А Сильв будто точно знал, в чём дело, и не трогался с места.

Напрасно мы возились несколько часов. Даже Род уже не брезговал таблицами, составленными Сильвером, но всё было тщетно: система не слушалась. Иглы распылителей не трогались с места. Даже с новенькими блестящими запасными частями, прибережёнными самим Шухом. Мы вычистили добела все детали, притёрли до блеска все поверхности. Мы меняли регулировочные шайбы уже наугад – иглы двух распылителей всё равно даже не шелохнулись…

С лица Шуха точно стекала таявшая надежда.

Род принялся отчаянно ругаться:

– Что за проделки дьявола?! Так я и знал – ни на что не годятся эти дурацкие таблицы!

– У тебя умер пьезокристалл.

Сильвер впервые подошёл к нам.

– О чём это ты? – вырвалось из меня.

– Что ты несёшь опять? – Родди…

Шух отошёл за стенд и безнадёжно рухнул в кресло. Вот уже спустя секунду я стою рядом с ним и спрашиваю:

– Что тебя так, мать твою, гложет?

– Мил! – зашептал мне Шух с доверием исповедующегося и схватил меня за руку. – Я до усрачки боюсь отсюда не уехать… – Шух опустил голову.

Сильв молча приложил концы измерителя к электродам тела форсунки, за жизнь которой, точно хирург, бился Род. Прибор показал ни о чём не говорящую нам цифру. Это было сопротивление в омах. Мне удалось смекнуть, что речь шла о сопротивлении этого самого пьезокристалла. И, по-видимому, дела его были плохи.

– Ну и что, чёрт возьми?! – Род неосторожно развернулся и случайно полоснул Сильвера магнитным пинцетом по запястью.

Сильвер отпрянул. Сильнее обычного он выпучил зелёные, вечно в пол смотрящие глаза.

Лицо Сильвера стало бледно-изумрудным.

– Вот же дьявол! – испугался Родди.

– Срань господня. – Голос Чики впервые задрожал.

Даже Шух оторопел.

Из свежей раны на ладони Сильвера просочилась тёмно-зелёная полоска крови, набухла и закапала с запястья густыми зелёными каплями на пол.

Сильвер как ни в чём не бывало вытер руку тряпкой и чуть нервно повторил:

– У тебя умер кристалл! Ты никогда не починишь эту форсунку!

Сильв спешно покинул цех. Род гневно смотрел ему вслед и вскоре произнёс:

– Я хочу отомстить человеку с зелёной кровью!