Капитуляция

Фарадей-Холл располагался неподалеку от Фоуи. Интересно, мог ее дядя знать Грейстоуна или что-нибудь слышать о нем?

– Кроме того, вы можете отправиться в Лондон, – заметил Трим, когда его жена вошла в комнату с подносом, заставленным чашками и закусками. – Там живут две его сестры, а еще брат, как я слышал.

Сидя за столом, Эвелин писала очень важное для нее письмо.

«Глубокоуважаемая леди Педжет!

Надеюсь, я не оскорбляю вас тем, что пишу вам. Мы никогда не встречались, и вы можете счесть мою просьбу бесцеремонной, но мне стало известно, что вы – сестра Джека Грейстоуна. Я была кратко знакома с вашим братом несколько лет назад и в настоящее время пытаюсь связаться с ним. Если бы вы смогли помочь мне сделать это, я была бы у вас в неоплатном долгу.

С уважением,

леди Эвелин д'Орсе».

Это было неподобающе – это казалось необычайно дерзким и самоуверенным. Эвелин отбросила перо и порвала письмо на мелкие клочки.

Любая женщина, получив подобное послание, тут же выбросила бы его. Если бы такое письмо попало к самой Эвелин, она решила бы, что какая-то томящаяся от любви женщина преследует ее брата! И все же леди д’Орсе не могла прямо сообщить, почему ей так требовалось найти Грейстоуна, – в этом-то и заключалась проблема.

Возможно, ей стоит отправиться в Лондон и дерзнуть заявиться с визитом к графине Бедфордской или к графине Сент-Джастской, уныло подумала Эвелин. Эта идея обескураживала, ведь она не знала ни одну из этих женщин. Однако Эвелин выяснила, что леди Педжет замужем за человеком с французскими корнями, так что вполне можно было воспользоваться этим как чем-то вроде повода для визита. Но прежде, чем предпринять поездку, которая потребует некоторых расходов и займет несколько дней, Эвелин должна была испробовать все средства в Корнуолле.

Она испытывала почти отчаяние, уже потратив всю прошлую неделю, перепробовав великое множество средств в Корнуолле, так что идей на сей счет почти не осталось.

За голову Грейстоуна была назначена награда. Если его поймают, не помогут никакие прошения о снятии обвинений в контрабанде, да и простой высылкой из страны он не отделается. Его заключат в тюрьму на неопределенный срок – действие правила хабеас корпус^[4] было приостановлено в прошлом мае – или повесят, как и сказал Джон Трим. А это означало, что… Джек Грейстоун в бегах.

Ну разумеется, он скрывался. Эвелин уже довелось не понаслышке узнать, каким умным, находчивым и ловким он был. Не сомневалась она и в том, что Грейстоуна отличала чрезвычайная осторожность. Еще несколько дней назад Эвелин была так полна надежд, так уверена в том, что обязательно сумеет разыскать его и убедить помочь вывезти золото из Франции! Теперь же ее душу терзали сомнения. Эвелин уже начинало казаться, что она ищет иголку в стоге сена. Если Грейстоун не желал быть обнаруженным, сможет ли она когда-либо разыскать его?

Целая неделя ушла у Эвелин на расспросы всех, кто, по ее мнению, мог хотя бы отдаленно помочь с поисками капитана. Она обращалась к владельцам магазинов в местной деревне, обходя одного за другим, но, несмотря на то что все слышали о Грейстоуне, никто не был знаком с ним лично. Он, вне всякого сомнения, пользовался скандальной славой среди местного населения и был высоко почитаем корнуолльцами.

Когда эти усилия не увенчались успехом, Эвелин сосредоточилась на поисках в Фоуи. Она поговорила с владельцем гостиницы «Белый олень», последовав совету Джона Трима, но тот намеренно ушел от всяких объяснений.

Эвелин провела в городе два дня, беседуя с хозяевами магазинов и лавочниками, но все оказалось напрасно. Она уже начала было думать, что перепробовала чуть ли не все средства разыскать контрабандиста. Но, разумеется, оставалось еще одно – весьма щекотливое.

Она столкнулась с необходимостью нанести визит своему дяде.

Эвелин задумчиво смотрела на внушительный парадный вход дома своих тети и дяди. Она стояла перед высоким квадратным каменным домом, вход которого был выполнен в храмовом стиле, с огромными колоннами, поддерживающими фронтон. Эвелин глубоко вздохнула. Она не была в Фарадей-Холл с момента своей свадьбы, почти девять лет.

Пока Эвелин медленно выбиралась из кабриолета, в голове носились мысли о детстве: вспоминались вечные нотации тети, бессердечность Люсиль, то, как большую часть времени она была предоставлена самой себе, занимаясь всевозможной работой по дому. Эвелин захлестнула волна одиночества. К этому тягостному чувству примешивалось ощущение горя. Эвелин спрашивала себя: как же ей удалось выдержать такое одинокое детство? Муж избавил Эвелин от этого, изменив всю ее жизнь, забрав ее из этого места, подарив ей Эме. Но сейчас, когда Эвелин стояла здесь, глядя на вход в дом, она чувствовала себя такой же одинокой, как в детстве. В это мгновение ей отчаянно не хватало Анри, и она остро осознавала свою беззащитность, даже притом, что была матерью, а Лоран, Аделаида и Бетт оставались преданными и любящими, словно близкие родственники.

Все это – сущий вздор, взбалмошная чепуха, решила Эвелин, стряхивая с себя удрученное настроение.

Взявшись за дверной молоток в форме латунного кольца, она постучала в парадную дверь. Спустя мгновение на пороге возник Томас. Бросив один-единственный взгляд на Эвелин, дворецкий, которого она знала многие годы, изумленно разинул рот:

– Мисс Эвелин?

Она улыбнулась маленькому лысому слуге:

– Да, Томас, это я, Эвелин.

Он вспыхнул и поклонился:

– Прошу прощения, графиня!

Эвелин снова улыбнулась, окончательно выкинув из головы печальные воспоминания.

– Вы не должны мне кланяться, – сказала она.

Эвелин не кривила душой. Слуги всегда были добры к ней – гораздо добрее, чем ее собственная семья.

Спустя несколько секунд Эвелин проводили в дом, чтобы увидеться с дядей, и она вздохнула с облегчением, когда поняла, что тети сейчас нет. К удивлению Эвелин, Роберт сердечно поприветствовал ее.

– Я так рад, что ты приехала! Я собирался отправить к тебе с визитом Энид, чтобы проведать тебя, – сказал он. – Но ты выглядишь хорошо, Эвелин, учитывая то, какие испытания выпали на твою долю.

Ей оставалось только спрашивать себя, а не составила ли она о дяде ошибочное мнение, опрометчиво сочтя его безразличным ко всему.

– Мы как-то справляемся, и, пожалуйста, не беспокойте тетю Энид из-за меня. Я решила попросить вас о помощи, если ваше предложение остается в силе.

Дядя жестом пригласил Эвелин сесть на один из стульев перед его письменным столом. В высокое окно, находившееся позади стола, Эвелин видела раскинувшийся за домом сад и вдалеке, чуть выше верхушек деревьев, море. Роберт обернулся к дворецкому и попросил принести чай и пирожные. Потом уселся за стол.

– С удовольствием помогу, чем смогу.

– Вы сможете держать в секрете все, что я собираюсь вам рассказать? – спросила Эвелин. – Я нахожусь в странном положении, и мне бы не хотелось, чтобы об этом кто-нибудь узнал, даже моя тетя.

Он удивленно улыбнулся.

– Я храню великое множество секретов от своей жены, Эвелин, и от меня не укрылось, что она не слишком-то заботилась о тебе, когда ты была ребенком, – вздохнул дядя. – Никогда не понимал этих женщин!

Эвелин предпочла никак не комментировать эту больную тему.

– Не сомневаюсь, вы заметили, что сейчас я несколько стеснена в средствах. Тем не менее Анри оставил состояние мне и Эме – в нашем доме во Франции. Пришла пора найти способ забрать семейные реликвии, которые Анри нам завещал, и я решила нанять кое-кого, чтобы сделать это.

Эвелин предпочла не говорить дяде, что собирается лично отправиться во Францию с Грейстоуном, чтобы отыскать там богатство.

– Приятно слышать, что д’Орсе оставил тебе что-то, теперь можно вздохнуть с облегчением. Но, бога ради, как ты сможешь убедить кого-нибудь отправиться сейчас во Францию, чтобы забрать ценности? И ты уверена, что, независимо от того, что там оставил тебе Анри, имеет смысл так рисковать?

– Сейчас во Франции спокойнее, чем в ту пору, когда мы уезжали оттуда, не так ли?

– И это ты называешь «спокойнее»! Сельские жители по-прежнему воинственно настроены по поводу секуляризации, они в штыки встречают попытки отобрать собственность у духовенства. Толпы сторонников старых порядков то и дело нападают на священников, которые сочли нужным принести клятву верности новым властям, в то время как толпы противников прежнего режима нападают на священников, отказавшихся это сделать. Народные дружины выслеживают сторонников террора или тех, кто от них остался. Потребность в отмщении ощущается сильнее, чем когда бы то ни было, просто направлена она на разные слои населения. Как ты найдешь кого-нибудь, способного добраться до Франции, а потом и до твоего тамошнего загородного дома? И спрашиваю еще раз: что, если от фамильных ценностей ничего не осталось? Крупные шато разграблены, все вещи давно украдены.

Слова Роберта в мгновение ока превратили ее план в поистине обескураживающую и трудную задачу. Боже, а что, если золото пропало?

– Я должна попытаться достать это состояние, дядя. Анри говорил, что оставил нам сундук с золотом, – наконец призналась Эвелин.

Его глаза округлились.

– И в самом деле, целое состояние! Но тогда ты столкнулась с проблемой – нужно найти того, кому ты можешь доверять!

Какое мудрое замечание, ничего не скажешь…

– Вы когда-нибудь слышали о Джеке Грейстоуне? Он тайно вывез нас из Франции, и меня впечатлили его храбрость и сноровка. Я пытаюсь разыскать его со дня похорон.

Немного покраснев, Роберт в волнении воззрился на нее.

– Конечно же я слышал о нем, Эвелин. Он довольно известен. Или я должен сказать «печально известен»? А я и не знал, что Грейстоун вывез вас из страны. Меня не удивляет, что ты считаешь его идеальным кандидатом для этой миссии. Полагаю, если кто-то и может вывезти твое золото, так это он. И в данном случае я бы даже доверил ему сделать это – он питает некоторую слабость к красивым женщинам. Или так, по крайней мере, говорят!

Неужели дядя намекал, что Джек Грейстоун поможет ей, потому что она красива?

– Я готова хорошо заплатить ему, – пояснила Эвелин. – Как только он отыщет состояние.

– Не знаю, смогу ли что-то о нем разузнать, – поспешил заметить дядя, снова предательски краснея.

Обескураженная, Эвелин пыталась разгадать смысл несколько странного поведения Роберта. Она чувствовала: дядя что-то скрывает.

– Есть что-то, что мне следует знать? – напрямик спросила она.

– Разумеется, нет. Я тотчас начну наводить кое-какие справки для тебя, – пообещал дядя и тут же перевел разговор на другую тему: – Как поживает твоя дочь, Эвелин?

Она пыталась скрыть разочарование, гадая, не оказался ли ее визит напрасным. Они кратко обсудили Эме, и Эвелин заверила дядю, что с девочкой все хорошо.

Она уже собиралась уходить, когда услышала, как открывается парадная дверь. Лицо Эвелин невольно скривилось, и она поспешила поблагодарить дядю и выйти из кабинета, оставив его погруженным в свои бумаги.

Но тети в холле не было; там стояли Аннабелль и Тревельян. Кузина передавала слуге накидку, ее спутник – пальто, и, заметив Эвелин, Аннабелль замялась. Трев, улыбаясь, тут же сделал шаг вперед.

– Какой восхитительный сюрприз! – произнес он с коротким поклоном.

Этот жест не был надуманным, неискренним – напротив, непринужденным и изысканным. Эвелин была удивлена, увидев их, и особенно увидев их вместе, но, само собой, все они дружили с детства. Она улыбнулась и направилась к ним.

– Добрый день, Трев. Ты сопровождал куда-то мою кузину?

– На самом деле я заехал к Роберту и столкнулся с ней на подъездной дороге к дому. Как поживаешь, Эвелин? Сегодня ты прекрасно выглядишь.

– Мне уже лучше, спасибо, – ответила она, на мгновение задаваясь вопросом, не назревает ли роман между Тревом и ее кузиной. Эвелин повернулась к Аннабелль: – На днях у нас не было возможности поговорить. Ты стала красивой молодой женщиной, Аннабелль.

Кузина покраснела.

– Добрый день, Эвелин… то есть графиня. Благодарю. Мне очень жаль, что не удалось недавно поприветствовать тебя должным образом. – Она прервалась и взглянула на Трева. – А еще мне очень жаль, что все вышло немного натянуто. Люсиль по-прежнему такая вспыльчивая!

Эвелин поблагодарила Томаса, подавшего ей накидку.

– Мне кажется, нам трудно вот так, по-семейному, встретиться после всех этих прошедших лет. Теперь у всех нас разные жизни, и многое изменилось.

– Ты так терпима и добра… – заметила Аннабелль.

– А какой смысл быть нетерпимой и злой? – улыбнулась Эвелин.

Трев окинул взором их обеих и сказал:

– Люсиль не просто вспыльчива, она всегда завидовала Эвелин – по понятным причинам. Теперь Люсиль – замужняя женщина, и, казалось бы, все обиды должны остаться в прошлом. Но это – не причина, по которой вы с Аннабелль не можете наладить отношения и сблизиться.

Эвелин смотрела на Трева с некоторым удивлением, тогда как Аннабелль взирала на него с откровенным восторгом.

– Думаю, ты прав, – признала Эвелин. – Когда ты почувствуешь подобное желание, Аннабелль, пожалуйста, приезжай. Ты – родственница Эме, и она с удовольствием пообщалась бы с тобой.

Аннабелль кивнула:

– Я постараюсь заехать на следующей неделе.

Трев взял у Эвелин накидку и набросил ей на плечи.

– А могу ли я тоже заехать? Строго по-приятельски, разумеется?

Эвелин вздрогнула, задаваясь вопросом, что же Трев имел в виду, гадая, не питает ли он к ней романтических чувств. Нет, этого не могло быть, она, безусловно, ошибалась.

– Конечно же ты можешь приехать. – Эвелин пристально взглянула на давнего друга.

Отец Трева всегда активно участвовал в свободной торговле, точно так же, как и ее дядя. За последние недели Эвелин случайно слышала, что отец Трева, которому теперь было около семидесяти, оставался в добром здравии, но передал сыну бразды правления состоянием и все свои дела. Возможно, у него были сведения, которые искала Эвелин.

– Можно тебя на минутку?

Аннабелль снова покраснела.

– Мне все равно пора идти. Рада была с тобой повидаться, Эвелин. До свидания, Трев. – И она поспешила удалиться.

Он улыбнулся Эвелин:

– Хм, я должен быть польщен?

– Уж не вздумал ли ты флиртовать со мной?

– Ну разумеется, я флиртую. Ты невероятно привлекательна. – Лицо Трева снова озарилось улыбкой, и на его щеке появилась ямочка.

Эвелин не могла удержаться – и улыбнулась в ответ.

– А я и забыла, как ты обворожителен.

– Не могу в это поверить. Думаю, ты изнывала от тоски по мне долгие годы.

Она рассмеялась впервые с тех пор, как умер Анри. На душе сразу стало легко. Но Эвелин сразу посерьезнела.

– Ты не можешь помочь мне найти Джека Грейстоуна?

Улыбка исчезла с лица Трева, и он довольно резко спросил:

– Зачем?

Эвелин не собиралась раскрывать Тревельяну свои тайны.

– Он помог нам бежать из Франции, Трев, и, кроме того, я не могу рассказать тебе, для чего я его ищу. Это деловой вопрос.

– Неужели подумываешь заняться торговлей? – не поверил он своим ушам.

Эвелин не хотела лгать, но и не собиралась морочить Треву голову, так что ограничилась коротким:

– Может быть.

– Ты – женщина, леди!

Она машинально положила ладонь Треву на предплечье, удивив и его, и саму себя.

– Уверена, ты заметил, что я очень стеснена в средствах. Мне нужно поговорить с Грейстоуном, Трев, и, откровенно говоря, я просто в отчаянии.

Он помрачнел.

– Ты можешь потерять все, Эвелин.

– Я осознаю степень риска.

Она посмотрела на Трева в ответ, отпустив его руку. Друг выглядел так, словно с трудом удерживался от ругательства.

– Я подумаю о твоей просьбе.

– Это означает, что ты знаешь, как с ним связаться?

– Это означает, что я подумаю о твоей просьбе.

Вот-вот должен был зарядить дождь, и Эвелин, взглянув на темное облачное небо, поняла, что это случится совсем скоро. Ветер усилился, и она задрожала, но сумела добраться в экипаже до железных парадных ворот в самом начале подъездной аллеи. Впереди виднелся Розелинд – трехэтажный квадратный дом, оставлявший монументальное впечатление и очень современный по конструкции. Возведенный из светлого, почти белого камня, он устрашающе вырисовывался во мраке. Все окна были темными, за исключением одного, на верхнем этаже, в комнате Лорана и Аделаиды.

Было позднее, чем думала Эвелин, и ее бедная кобыла утомилась – у лошади была долгая, трудная неделя, с изнурительными поездками по делам.

Эвелин вспомнила об Анри, и ее сердце пронзила острая боль, почти сразу уступив место страху при мысли о том, в каком затруднительном положении она оказалась. Эвелин твердо сказала себе, что муж оставил ее без средств к существованию не по доброй воле, – в этом была повинна революция.

Остановив кобылу перед конюшней, Эвелин услышала голос Лорана. Выскользнув из кабриолета, она улыбнулась слуге, спешившему к ней от дома.

– А я уже стал беспокоиться о вас, мадам!

– Со мной все в порядке. Я замечательно побеседовала с дядей, Лоран, и, если мне повезет, он поможет мне разыскать Грейстоуна. – Эвелин слишком устала, чтобы рассказывать ему о Тревельяне, и решила, что сделает это завтра. – Оказывается, сейчас позже, чем я думала. Эме еще не ложилась?

– Она спит, и Аделаида оставила поднос с едой в ваших покоях. Я уведу кобылу.

Эвелин поблагодарила его, и тут еле моросящий дождик внезапно превратился в барабанящий ливень. Они дружно вскрикнули, Лоран поспешил отвести кобылу в конюшню, а Эвелин, подхватив юбки, побежала к дому.

Влетев внутрь, она захлопнула за собой входную дверь, тяжело дыша. Холл был погружен в темноту, что вполне устраивало Эвелин, – зачем тратить свечи, если здесь ждали лишь ее одну? Эвелин сняла промокшую до нитки накидку. Остальная ее одежда была сухой, но туфли и чулки промокли.

Перекинув накидку через руку, Эвелин в темноте поднялась по лестнице, направившись прямо в комнату Эме. Как и сказал Лоран, дочь крепко спала. Поправив ее одеяло, Эвелин поцеловала Эме в лоб. Дождь теперь колотил в окна и по крыше у них над головой.

Оказавшись в своей спальне, Эвелин зажгла свечу, повесила накидку и сняла мокрые туфли и чулки. В этот момент послышался громкий раскат грома. Вслед за этим Эвелин услышала, как Лоран вошел в дом и закрыл за собой парадную дверь. На мгновение она почувствовала облегчение, кобыла отправлена в конюшню и накормлена на ночь, а Лоран поднимался наверх, надежно заперев дом.

Эвелин вытащила из волос шпильки, которые в конце дня всегда вызывали у нее головную боль, и просто бросила их на пол. Распуская волосы, она вдруг осознала, как сильно утомилась. Раздеться в таком состоянии было тяжелой задачей, но ей все же удалось с грехом пополам стянуть с себя платье и нижнее белье, затем надеть белую хлопковую ночную рубашку. Во Франции это свободное и незатейливое, но дорогое одеяние с рукавами-фонариками, отделанное кружевом, называлось «платьем невинности».

Эвелин уже собиралась было снять салфетку с подноса, который оставила для нее Аделаида, и попытаться съесть что-нибудь, когда снизу до нее донеслись какие-то звуки. Эвелин застыла на месте, встревожившись, но вскоре поняла, что ее внимание привлек стук ставня, колотившегося о стену дома.

Что ж, теперь Эвелин должна закрыть эти ставни – она ни за что не смогла бы уснуть при таком стуке. Эвелин взяла зажженную свечу и поспешила вниз, в холл. На лестнице она замешкалась: ветер стих, дождь постукивал уже легче, тихо и равномерно, и грохот ставня тоже смолк.

В этот момент пророкотал гром.

Эвелин подскочила от неожиданности, сердце подпрыгнуло в груди, и она обругала себя за то, что оказалась такой глупой. Теперь она слышала лишь легкий, равномерный, ритмичный стук дождя.

Эвелин уже собиралась повернуться и направиться в свою комнату, когда заметила огонек света, двигавшийся внизу.

Она остолбенела, не веря своим глазам. А потом, осторожно прокравшись к самой вершине лестницы, Эвелин поняла, что в гостиной горит тонкая свеча.

Сердце оглушительно и тревожно заколотилось.

Эвелин всмотрелась с вершины лестницы вниз, окинув пристальным взором холл и гостиную, которая была погружена в тень. И все же было совершенно очевидно, что единственный источник света находился именно внутри этой комнаты.

Кто-то пробрался в гостиную…

Эвелин чуть не вскрикнула, но спохватилась, надеясь, что это Лоран, однако вспомнила: слуга поднялся в комнату, которую занимал с Аделаидой, в этом можно было не сомневаться.

Эвелин нужно было добраться до оружия. Пистолет хранился под матрасом ее кровати. Как же поступить – бежать за пистолетом или звать на помощь Лорана? И пока Эвелин лихорадочно размышляла, что делать, ее взору предстал какой-то человек, прошедший через гостиную.

Эвелин снова замерла от страха.

Поступь человека была неспешной, ленивой – и удивительно знакомой.

Волосы зашевелились у Эвелин на голове. Сердце гулко стукнуло.

Он появился в проеме гостиной, держа в руке бокал, и поднял на нее взгляд.

И даже в сумраке, в тот самый момент, когда их взгляды встретились, Эвелин безошибочно определила, кто это был.

– Я слышал, что вы ищете меня, – сказал Джек Грейстоун.