Рязанский сказ. От Мурома до Рязани

До позднего часа просидели Катерина и Виктор, перебивая друг друга, одновременно задавая вопросы и, одновременно отвечая на них, чем до слёз забавляли деда Бориса. На следующий день, за накрытым столом, Борис представлял свою семью:

– Ольгу и Наташу ты, надеюсь, помнишь, правда, они еще маленькие были.

– Как же, помню. Олечка уже в школу бегала, а Наташе годика три было, с коленок не слазила, забавная такая. Между прочим, своих детей я тоже Наташей и Ольгой назвал.

– Не зря же в один день, и один год родились. Значит, к нам мысли одни и те – же приходят, – Катерина подложила кусочек торта Галине, – Не удивлюсь, если они и профессии выбрали одинаковые.

– Не перебивай меня, Катя, – Борис замахал руками, – Ольга у нас в областном архиве работает, а Наташа по поварской линии пошла. Сейчас шеф-повар в элитном ресторане. А какие она торты печет! Кофе-брейки разные там. Объедение!

– Вижу по столу, что мастер в этом деле, – Галина с восхищением кивнула на стол.

– А это Славик наш, муж Наташи. Завтра проедем по Рязани, посмотрите, какие он вещи делает из металла. Художественное литье, декоративные решетки, заборы, беседки. Недавно из Москвы вернулся, устанавливал решетки на доме – музее художника Рериха.

– Ну, немного не так, – засмущался Славик, – У нас бригада по художественной ковке. Я не один. У нас ребята такие вещи делают, что глаз не оторвешь. А вообще-то я сварщик.

– Я сказал бы: не только сварщик. Вон, с Наташей, какое чудо создали! Наша внучка Яночка. Наша артистка и красавица. Лауреат многих международных вокальных конкурсов. Успела побывать во многих городах России даже в Эстонии, Швеции, Финляндии и, забыл еще где. Мы были с Катей как-то на одном концерте. Выходит ведущая и объявляет: «А сейчас на сцену приглашается лауреат национальных и международных конкурсов, солистка ансамбля „Дети солнца“ Яна Горинова!» У нас с бабушкой сердце из груди выскакивает, от гордости. Осенью готовится поступать в музыкальное училище. А это Настя, вторая внучка, Ольгина дочка. В колледже получила специальность по компьютерам и работает на знаменитом приборном заводе. А это наш маленький, капризный «хулиганчик» – Егор. Ему только полгодика исполнилось. А где твои девочки, Наташа с Ольгой работают?

– Наташа работает в молодежном центре, педагог, а Ольга в торговом центре.

– Ну, вот и познакомились. Теперь наше семейство увеличилось в два раза. На следующий год обязательно приедем к вам в Оренбург. И спасибо за информацию о предках Мусатовых. Теперь нужно время, чтобы во всем разобраться. Мы обязательно будем планировать поездку в Муром и Касимов. Хочется своими глазами увидеть, где Катины предки обитали, подышать их воздухом.

– А я то, как хочу, – Катя пыталась спрятать навернувшиеся слезы за Витиной спиной.

– Это я виноват, что подробно и в свое время не расспросил бабу Дуню и отца, когда они были живы. Знаю только, что дед Иван после революции работал в руководстве Рязани, заведовал кадрами или что-то в этом роде. Баба Дуня, Евдокия Аркадьевна Дьяконова, была дочь дьякона, из деревни Дьяконово. В 20-м, или 24-м они срочно уехали в Астрахань. В 43-м дед Иван неожиданно простудился и умер. Он до конца работал начальником переправы в Астрахани.

– А почему я раньше, когда была помоложе, об этом не знала?

– Никто не знал. Баба Дуня рассказала об этом только перед своей смертью. Даже детям своим не говорила.

– Да, я помню. Баба Дуня скрытная была. Поговаривали, что даже ворожить умела. Мои тетки Лукановы часто говорили: «Ишь ты, барыня нашлась, нос от всех воротит. Знаться ни с кем не хочет. Все у ней на уме».

– Вот, здесь ты сестренка в самую точку попала. Мы сначала думали, что она заговариваться начала, но она настаивала на своем: «Видит бог, что правду говорю! Не верите, Антонине напишите в Поповку. Отца моего, Аркадия, в революцию, с колокольни прямо на колья сбросили. Церковь, где он служил, недалеко от деревни Дьяконово была, в трех верстах, названия я уж не помню. Тута отец Ванькин, Георгий Иванович, объявился. Он в Касимове торговлей занимался. Купец второй гильдии. Вот мы и бежали от греха подальше».

– А почему тетки мне говорили, что она высокомерная была?

– А потому, что она из дворянского рода была. Её предки тоже купцами были.

– Час от часу не легче. Это ж, что получается? Ты, Екатерина Георгиевна не только купчиха по деду, но и дворянского роду по бабке? Как я теперь тебя на огород пущу, картошку полоть? Ни в жизнь! Будяшь таперя на паньке сидети и на цвяты глядети!

– Да! «Таперя мы такеи», – Борис заметил, что ни Ольга, ни Наташа, ни Катерина больше не прячут сверкающих от слез глаз…

© …«Жизнь в Шепелёво не отличалась разнообразием.

С весны деревня делилась на две части. Одна половина с раннего утра до позднего вечера копошилась на полях, что цепочкой огибали холмы, заросшие березняком. Вторая половина тянулась к лесу, к сушильным полянам: стаскивать лес, что зимой нарубили ломовские лесорубы и перевозить его телегами в Рубецкое для переправки плотов в Клетино, и в Ташенку для отправки плотов на Выксу. Подготовка бревна – дело тяжелое, но выгодное. Сначала бревна шкурили, распиливали ровно по две с половиной сажени и укладывали вдоль дороги. Затем перекладывали по мерке на две стопки: В треть аршина и в четверть аршина толщиной. Когда заканчивался ледоход на Оке, подавали длинные телеги и осторожно перевозили лес в Ташенку. В хороший год получалось не меньше трех тысяч телег. Если по четыре куба на телегу, то сезон обойдется в 12 тысяч кубов! А ещё «концов», после распила, получалось не меньше тысячу кубов! «Концы» развозили по избам, мало ли кому пригодится: на сарай, на баню. Если распил получался в сажень и более, то и избу можно поставить. А дрова? Баню топить сосной одно лечение! Мужики наловчились: сначала натопят березовыми дровами, чтобы стены нагрелись, а потом докладывали сосновыми чурочками, чтобы запах был, как в лесу! Хорошо! Не всегда так было. Когда лес подходил близко к деревне, бани строить запрещали. Боялись пожаров. Мылись в печах. Лет десять назад, когда после вырубки леса, образовались пропашные делянки, запрет сняли. Особенно радовались бабы, вспоминая ожоги на плечах после помывки в печи.

– Шабаш! Хватить бревны тащить. Погодим, когды Яфим Темный лошадей с телегами подасть, – мужики расселись на сложенные вдоль дороги бревна,

– Дед Михей! Давеча ты про Баташовых сказывал. Ишо соври чаво нибудь. Больно складно у тебя выходить.

– А чаво не погутарить! – дед Михей удобно уселся на бревне, растолкав мужиков, – Так на каком путях я остановилси?

– А ты сначни с переде. Тута, кто в прошлом разе не дослышал чаво. Ты сказывал, поругались они, да и разбежались, кто куды.

– Ну, энто кажный по – своему понимаеть. Я, когды в Гусь – Железном на заработках бывал, мне много кой чаго сказывали. Всяго и не упомнишь. Но, кой чаго помню. Хотитя – расскажу:

«Жил в Туле богатый человек – Иван Тимофеевич Баташов. Ну не сразу богатый. Сначала кузнец. Потом, благодаря знакомству с известным промышленником Демидовым, накопил богатое состояние. Сто лет назад Иван Тимофеевич решил расширить свои заводы и наказал внукам своим Андрею и Ивану Баташовым начать свое дело на новых землях. Так на Гусе появились чугунно-литейные заводы. Шведы, до сих пор „помнят“ пушки и ядра, которые выливались на заводах братьев Баташовых. А когда Екатерина Великая, ко дню рождения Ивана, подарила разрешение осваивать берега Выксы и Велетьмы, то заводов у Баташовых стало „пруд пруди“. Почитай – больше десятка. А столицей империи Баташовых стал Гусь – Железный, другими словами „Орлиное гнездо“. Считай, двадцать пять лет, братья правили своим железным царством»…

– А, ты дед Михей, видал, то «Орлиное гнездо»? Почему гнездо то?

– А, чо не видать то! Добре, расскажу про гнездо: «Проезжаешь Клетино и, вот она, крепость под красным кирпичом. Ежели по кругу брать, считай, версты две будет. Из каждой башни, что построены в ряд, можно легко докричаться и сообщить, ежели кто посторонний подойдеть. Поверху проход с бойницами для мушкетов. Одним словом настоящее гнездо. А, Орлиное, потому, что орлы там проживали, то есть братья Баташовы. Я молодой тогда был, лет двадцати. Собрали нас, как то, таких же молодых, и увезли в крепость ту, сад убирать. Ветки, траву, всяку мелочь. Завели нас в ворота и, бог мой! Красотища! По центру дворец на два этажа. А вокруг сады под стеклом. И на деревьях корзинки плетенные висят. Говорили, что их едять! Христом богом клянусь, едять! Анунасы прозываютси. Я потрогал корзинку, а она меня, как уколет! А, когда парк прибирали, то тоже страху натерпелись. Ляжит большой камень посреди деревьев и вдруг раз и раскололся на два камня. А меж ними дыра под землю! И оттуда шум слышатси и ветер холодючий. Сказывали, что это подземные ходы к хозяину Мещеры! Братья Баташовы договор с ним скрепили: он им подземные богатства в обмен на молодых девок и парней отдавать будеть. Кажный день! Когда из барского дома посыльный прибежал и крикнул, что в дом два молодых и красивых парня просют, я чуть портки не испортил. Притворился, что у меня живот заболел и спрятался за беседкой, что разбросаны по всему саду. Потом, оказалось, что с крепостного театра два актера сбежали. Вот они и решили поискать замену среди нас…»

– Ну и споймали тех, кто убег? Батогами небось погуляли по спинам то?

– «… не поймали. Охраны в казарме цельный батальон! Всю ночь по саду факела мелькали. Но беглые, как в воду канули. Потом сказывали, что они через те подземные ходы к Мещере подались, просить о помощи…»

– Да, у Мещеры вона, какие леса, краев нет, – Ермолай опустил зипун и удобнее уселся на бревне, – Мне свояк сказывал, что один бедолага по грибы пошел. Идет, значит, белых выглядает. Когда назад повернуть решил, то глядь, а кругом вода. До вечера бродил в поисках сухой тропы, да так и уснул от усталости, на небольшой опушке. А проснулся в избе с бородатыми мужиками. То, лесная мещера его нашла и в свою глухую деревню притащила. Неделю там прожил. Ужасти сказывал! У старшого ихнего на груди и спине бляха висить, медная с шумящими висячками. Они яго толавой называють. А ходють они по болоту, как мы вот, по твердому. И бабы у них все кольцами обвешаны. И тож с шумящими висячками. А одна, тож бляхой сверкаеть.

– Ну, уж такого не бываеть! Они, те мужики, с ведьмами болотными живуть чо ли? А ли как?

– Я не знаю, он мне не говорил про то. Говорил, что кички у них рогатые, будто рожки выглядывають. А так, ничо, от наших баб не отличишь,

– А куды ж помещик то глядить? У няго работники с ведьмами бесуятьси, а ему нипочем. Можа, ихняй барин из чуди, которая детей пугаеть?

– Да нет, того не может быть. У них ни помещика, ни другого барина нет. Только старшой. Каждый делает, что хотить! Даже тягла нет! Всё обчее. Еле-еле тот мужик уговорил отпустить его домой. Уговорил. Они ему глаза завязали и вывели на сухую тропинку. Вот так. Может они и есть те беглые?

– Вот и я говорю, – дед Михей поправил, съехавший набок, картуз, – Есть, у меня мысля: те ходы, что в баташовском саду среди камней спрятаны, в мещерские леса ведуть. Бреевские мужики сказывали, что по ночам из нашего лесу голоса слышны. Будто хохочет кто-то. В какой день мужские голоса, а в какой день вроде бабские голоса.

– А, что же властя молчать? Акспедицию в лес заслать, пущай порядок наведуть. А, может, это Баташовы, своя лесное царство там устроили? Или, кто ищо?

– Ну, Андрей с Иваном уже давно на небе, в царствие небесном отдыхають. А при жизни, сказывають, дялов натворили. Расскажу, что тогды говорили:

«Когда царица разрешила братьям земли на Выксе осваивать под себя, братья поехали по окрестностям деревни крепостных скупать, чтобы фабрики свои работными людьми наполнить. Платили хорошо. Но один помещик больно жадный оказался: ну, ни в какую не хотел идтить на предложенную сумму. Так, вот, однажды приехали родственники того помещика в гости. Глядять, а деревни то нету. И усадьбы нету. Кругом пуста, толька бурьян растеть. Как, будто и не было здесь никого. Обратились в управу, а там только руками развели. Почитай две с половиной сотни крепостных жили и пропали. Только, через несколько лет, объявился в Гусе человек, который будто бы рассказал, как было дело. Однажды ночью приехали в поместье „несговорчивого“ помещика вооруженные люди. Избы и барский дом разобрали, крестьян по телегам усадили, хозяина в пролетку. Землю перепахали и, нет деревни! Никого нет, окромя вставшей посля дождя травы. Догадывались, что это дело рук Баташовых, да кто захочет связыватьси с „железными королями“? Проверяющие чиновники, посланные губернатором, вернулись ни с чем. А все из-за „хитростей“ Андрея. Хозяйский дом был построен так, что одно крыло находилось на владимирской земле, а другое на рязанской земле. Если приезжали чиновники из рязанской губернии, то братья переходили на владимирскую половину. И наоборот. Рязанским чиновникам говорили, что хозяева „отбыли“ в Владимирскую губернию, мол, обращайтесь туды, а владимирским чиновникам говорили, что хозяева „почивают“ в рязанской губернии, а когды возвернутьси „не докладывали“. Да врут, люди, скольки времени ужо прошло с той поры…»

– А я слыхал, что Братья Баташовы и не жили вместе. Тот, которого Андреем величали, жил в Гусе. А младший брат яго, Иван, хозяйничал в Выксе. Что по ентому поводу скажешь?

– Что скажу? Не родился я еще тогды, – дед Михей хитро глянул на небо, – Я, когды работал в ихняй усадьбе, то хозяином был Дмитрий Дмитриевич Шепелев, герой войны с французом. Про ссору братьев Баташовых, в точныя не знаеть никто. Гутарили, что из-за девок дворовых поругались. Будто бы Андрей, хоть и суров был, но до девок был больно охоч. При доме жили не менее пяти десятков молодок – от 15 до двадцати лет. Старший брат сам их подбирал: чтобы красива была и работяща. И все такое. Кто хозяина ослушался, тому место на полотняной фабрике, сукно красить, али ишо хуже: в мыловарню… Так и существовала така карусель: хозяин, прачечная, полотняная фабрика, мыловарня, откуда ужо никто не возвращалси. Иван другого характеру был: спокойный, мягкий, честный. Поначалу, не перечил старшему брату, творить его «темные» делишки. Но, когда Андрей начал разных каторжников в крепость собирать, да «не замечать» их разбойничныя дела в муромских лесах, то возмутился: «Мол, зачем, брат, фамилию Баташовых позоришь?» Андрей сказал: «Ты мне не указ, что хочу, то и буду делать! А, если тебе не нравится, то вот порог, живи там, где тебе не стыдно». Иван собрался и уехал жить на Выксу, да и остался там управлять заводами. А, как дальше было, не ведаю. Знаю, что внучка Ивана Дарья вышла замуж за Дмитрия Дмитриевича Шепелева, который нашу деревню поднял.

– Что значит, поднял? – мужики заерзали на бревнах, – Перетащил на другое место?

– Нет. Поднял до известности. Наша деревня Залесовым прозывалась, и было в ней дворов десять, не более. И вот однажды, было это уже после французской войны, появился в деревне господин, военного стиля. С ним много народу приехало, на лошадях, все, как один, подтянутые в плечах, с усами и шашками на боку. Цельную неделю ездили по лесам, что – то высматривали, вымеривали. Сказывали: то в Ташенке, то в Рубецком видели ихних лошадей. Потом охоту устроили. Я там тожа был, помогал с ребятами лося из лесу выманивать. Три дня, опосля того, они в помещичьей усадьбе гуляли. А, наутро седьмого дня исчезли. И помещик исчез, вместе со всей семьей!

– Убили, чо ли по пьяному делу?

– Слушайте дальше. К полудню, согнали всех жителей села к усадьбе и велели слушать. На крыльцо вышел человек и объявил, что с энтого дня деревня с дворами, крестьяне с тяглами, окрестные леса и земли, принадлежат новому хозяину – Дмитрию Дмитриевичу Шепелеву. И прозываться эта деревня будет по новому – Шепелево. А он, значит, новый управляющий, и служить ему надобно не хуже, как бывшему помещику. А вольные жителя, пусть решают, как пожелают: остаться, или уехать, держать никто не будет. Из наших, вольных, только Ваньки Мусата дед осталси, Гаврила. Да, кто ж такого кузнеца отпустит? Когда Шепелев уехал, начались невероятные события. В деревню привязли ищо народу, считай на двадцать тягла. Говорили, что в Лом привязли столько же. И в Ташенку даже более. Избы поставили новые. Обчественную баню! Ту, которая десять лет, как сгорела. Это сейчас почти у каждого баня, а тогды это была новыя дело! Усадьбу кирпичом обложили. Пруд начали копать. Жизня в хорошую сторону повернулася. На новых прирезках лен посадили, опять же подсолнух прибавили! А всяму, баташовский род, тому виной. Для перестройки заводов в Гусе и Выксе закончились запасы леса, видать всю округу там порубили. А наш лес еще в прошлые времена был известен, наравне с муромскими лесами, где флот для Петра Великого строили. Вот и прослышал про это новый хозяин «Баташовского царства» – Шепелев. И решил он здеся лес заготавливать и по Оке в Гусь и Выксу сплавлять: для Гуся в Рубецком плоты вязать, а для Выксы в Ташенке плоты скряплять. В Клетино их вытаскивали на берег для Гуся, а в Досчатом перетаскивали на Выксу. Вот почему ваши отцы, считай лет тридцать на этих бревнах сидели, а сейчас мы вот тута загораем, телеги ожидаючи.

– А вона Яфим, те телеги уже тащить! Ну-ка, мужики, руки ноги разомнем»…

∞…Когда проводили Виктора с Галиной, Борис с Катериной заскучали.

– Ну и что теперь будем делать? И зачем? Жили спокойно и дальше будем жить. Какая разница: купцы были или революционеры. И что изменится? Никому это не нужно.

– Не скажи Катюша. Я бы многое отдал, чтобы узнать, как жили мои предки. Вот и внуки наши захотят узнать, а время все сотрет. Не хочу я, чтобы у нас позади белое поле было.

– Да как ты узнаешь? Там уже нет никого.

– А я думаю, что нужно составить план, и не торопясь искать факты. Вот, по линии деда Ивана, можно в Касимов съездить летом. Нет, сначала в Муром. Наверняка там есть исторический музей. Потом в Касимов. У нас, судя по записям дяди Толи есть одна зацепка: адрес в Касимове. Улица Набережная, дом сто пять. Есть деревня Поповка, указанная в письме бабы Антонины, двоюродной сестры тети Тони. Вот, смотри, что в письме написано: «…Тоня сообщаю тебе, что я осталась одна, как ты. Проша мой умер 21 февраля 92-года… Сейчас вот сижу и плачу, и обо всех вспоминаю. Много мне родных прислали писем, и вот сегодня решила всем написать… Похоронили его на родине в Такареве… Из Касимова сынок Володя приезжает, навещает его… Тоня из Грузии прислала письмо, когда Проша еще лежал на столе. Вот, что значит родная кровь. Еще умерла твоего Анатолия сестра Таня. Это от т. Матрены, отцовской сестры, так, что из двоюродных Мусатовых осталась одна Мария в Москве…»

– И что это дает?

– Многое. В дневнике дяди Толи есть запись: Мусатов Прокопий Степанович, 1919 года рождения, деревня Поповка Рязанской области. Сын Владимир. Давай посмотрим карту. Смотри: деревня Поповка расположена на правом берегу Оки в четырех километрах от села Ташенка. В четырех километрах, на правом берегу, есть деревня Шепелёво, а от Шепелёво до Токарёво тоже четыре километра. Делаем вывод: В конце девятнадцатого века в районе от Ташенки до Токарево жил Степан Мусатов, который был двоюродным братом твоего деда Ивана. И был у него сын Прокопий, который женился на сестре Антонине, которая была двоюродной сестрой Евдокии Дьяконовой, твоей бабушки. Двоюродные братья поженились на двоюродных сестрах! Ну и дела! Если мы съездим в Поповку, то можем застать там Владимира, которому столько же лет, как и тебе. Едем?

– Сейчас, разогнались! Что мы скажем? «Здравствуйте, я ваша тетя! И куды, вы дели наше купеческое богатство? Открывайте свои сундуки, будям делить». Так, что ли?

– Да, ты права. Поспешать не нужно. Летом попросим сватов, чтобы в Муром нас свозили. А зимой поищем в архиве историю с дьяконом Аркадием. Я найду адрес архива Рязанской епархии. Если деда действительно сбросили с колокольни, тем более дьякона, значит это должно быть зафиксировано. Я думаю, это будет интересно.

Адрес архива епархии дед Борис нашел быстро. Даже нашел имя человека, который руководит архивом: – иеромонах Иоким (Заякин). В архивном отделе, который располагался в Николо-Ямском храме на улице Циолковского Бориса и Катерину встретили приветливо. Девушка, с грустными глазами, молча, выслушала посетителей и также грустно ответила:

– Вы знаете, в данный момент помочь вам, к сожалению, не сможем. Батюшка Иоаким сейчас находится в Сасовском районе и управляет восстановлением храма. Приходите попозже, когда он вернется в отдел.

– А когда он вернется?

– Этого тоже никто не знает. Может, через месяц, а может и через три.

– Мы можем оставить свои координаты и письменный запрос?

– К сожалению, нет, – Еще грустнее ответила девушка, – Батюшка запрещает нам принимать запросы без его повеления. Приходите позже.

Возвратившись, домой, дед Борис задумался: «Три месяца, это многовато. Как же быть-то?» Выручила Катерина:

– Напиши письмо в газету «Панорама города». Там есть раздел «Дорога к храму» и раздел «Страницы истории». Они, точно разберутся.

– Умница ты у меня, Катюша. Напишу я Евгению Данилину. Этот докопается. Завтра и отнесу. И Ольге нужно позвонить, может новости, какие с архива появились.

Ольга привезла несколько восстановленных страниц из тетради:

– Вот, Вера Сергеевна передала. Я прочитала, но ничего не поняла. Какие-то имена, пометки, деньги.

– А что ты хотела? Чтобы тебе роман писали? Ты, когда хочешь запись сделать, чтобы не забыть, что пишешь? Самое главное и как можно короче. Вот смотри, что здесь написано: «Поехали к деду Дмитрию в Шепелево. Тятенька уехал. Я остался на все лето. Карасей ловил. Дед про свою жизнь рассказывал. Хорошо!». Что можно прочитать между строк? Что в деревне Шепелёво, что затерялась среди мещерских лесов в Касимовском районе, жила семья Мусатовых. Дмитрий назвал сына Иваном. У Ивана родился сын Георгий, который записал этот дневник. Иван уехал из деревни давно, раз сына на целое лето деду погостить привез. Возможно из Касимова, или ещё откуда. И, наверное, не бедный. И, вероятно, дела какие-то у него накопились, если сына из дома надолго отправил. Смотри, какой почерк у Георгия ровный! Это значит, что отец имел возможность сына в хорошей школе выучить, или в гимназии, а это по тому времени недешево. Где в то время гимназии были? В Рязани, Касимове и Муроме. Дед много рассказал о своей жизни Георгию. О чем? Хотел, чтобы у внука память о предках осталась, о корнях Мусатовских. Здесь большой фантазии и не нужно. Читаем дальше: «Ходили к лесу смотреть, как бревна на плоты готовят. Дед говорит, что крючья и скобы еще тятенька в кузне ковал. Им и сейчас износу нет». Так это целая история! Иван Мусатов по молодости в кузне работал и изготавливал для деревенских мужиков изделия из железа. Лемеха, бороны, мотыги и другую мелочь. А для лесорубов крючья разные, багры, цепа. Судя по фамилии, имел умение серпа, косы и ножи точить. Да такого мастера в любом городе на ура примут. Вот дед Дмитрий и благословил своего талантливого в кузнечном деле сына своё дело затеять в городе. Если есть Георгий, значит, есть и мать. Если есть мать, значит, есть и семья.

– Ну, ты и фантазер, папа. Из двух предложений целую историю рассказал.

– Я расскажу историю, когда всю тетрадь восстановим. Когда еще принесешь?

– Вера Сергеевна говорит, что не скоро. Некоторые места вообще восстановлению не подлежат. Я думаю, что месяца через два еще несколько листочков будет.

– Ну, что ж, подождем. Будем сами додумывать…

© …На Рождество Христово, с молебна, народ разошелся по избам, где в печи уже дымилась картошка, набухала каша, и румянился хлеб. Молодежь, наскоро отобедав с родителями, высыпала на улицу:

– Айда, на канаву с горки катать! Нынча погода благодать. Вона, какой снег пухлявый!

Да не только молодежь потянулась на канаву у замерзшего пруда. Тягловые тоже не прочь вспомнить прошлые времена. Анисим Данилович потворствовал народному стремлению. Велел поставить пузатый самовар с вензелем Баташовых, отпустил почти пуд белой муки, приказал поставить столы прямо на пруд: «А, почему бы и нет? Заслужил народ нынче похвалы. Вона рига полна овса и льняного семени! Копна на копне радует глаз. Пусть попрыгают, повеселятся. Может, и меня добрым словом помянут?». В этот раз решили пригласить бреевских, в складчину. Канава с пригорком как раз между Шепелевым и Бреевым, аккурат возле запруды. Небольшая дубрава не дает ветру разгуляться. Одним словом, сам бог велел в этом месте душу тешить всякими забавами.

– Ванька? Тыя чаго копошиси? – в окошко застучал приятель Егор, – Санцы тащы, у моёх полоз треснул, удвоих не выдержить.

– Сщас! Погодь я валенки отышу. А мои санцы не подойдуть. Я давеча полосу железную на клёпы поставил, можа одежду подрать. А можа и кому ухи содрать. Бяри своя, выдержать.

На пруду уже писк, визг, как в том закутке, когда петух хозяйничает. Тягловые молодки уже самовары сапогами раздувают, столы угощеньями украшают.

– Иван-чай! Иван-чай! Подходи народ греца!

– Пыраги! Пыраги! Тутоти с морквой. Тамоди с брусникай, черникай, яжавикай. Пыраги! Налетай народ честной. Будя без дела туды-сюды, шастать.

Народ не торопится пироги разбирать. Со стола только, отдышаться надо. С горки покататься. Девкам – парней раззадорить. Парням – девок пошупать. Ванька с Егором уже третий раз с горки скатываются. Хорошо! Санки, аж до середины пруда бегут.

– Эх, давай – ко, Егор ишо разок скатимси и чай с блянами побегим пробавать. Я, кажисть бляны с припёком приметил, с грибами. Да и бои скоро, нада отдышатьси.

Когда санки уже выкатывали на лед, случилось, то чего Егор боялся: послышался треск, деревянные полозья под парнями разъехались и, Иван кувырком откатился в одну сторону, а Егор в другую сторону, сгребая под собой кучи снега. Визг, хохот, улюканье и, через мгновение, на Ивана обрушился белый, мягкий комок в шушуне, осыпав глаза мокрым снегом. Когда Иван смог открыть глаза, то увидел на себе чудо дивное. Девичья, русая коса щекотала нос. Глаза, как береста на березе, выглядывают, с тревогой и любопытством, из под повойника. Снег стаивал с лица Ивана и скатывался по шее на спину под зипун, но Иван не чувствовал холода. Он просто утонул в этих удивленных, бездомных глазах.

– О боже! Цаплёнок с неба сваливси! – Иван посмотрел на голубое, с рядами белых облачков, небо, – Никак, тыя с путя сбилась? Вона, твоя подружки, по небу плывуть.

– Не сбилась я с путя. Это ты ляжишь на моейю путя.

– Ну, ты тожа ляжишь. Да я ничо, ляжи. Оно ляжмя теплей будять.

– Ишо, чавоть. Я стоймя не можу. У меня одёжа за твоя санцы причапилась.

– Катерина! Ты чаво на Ваньке рузвалилася? – девки окружили подружку, пытающуюся слезть с парня, – Аль, прилипла, чоли?

– Отчапитя миня! Узади шушун за санцы зачепивси. Порву, мамка наругаеть.

Подружки осторожно отцепили край шубки от треснувшего полозка и подняли раскрасневшуюся, толи от холода, толи от смущения, Катерину.

– Значит, Катенька ко мне у гости прилетала? – Ванька вскочил на ноги, отряхнулся от снега и подошел к девушке, – Можа судьба нас ненарошно счепила? Где ж такие цаплята водятси?

– А то не знаш! Бреевские мы. Вот пришли поглядеть, как ваши с нашими биться будуть. Энтот раз ваша взяла. Сёдня наша возмёть.

– Иван! Так нас, ужо ищуть. Бегим, пока от боя не отделили, – Егор тащил упирающегося Ивана прочь от девок. Он уже заметил, что Иван и Катерина не могут оторвать друг от друга глаз.

– Так, ты тож бьёся? Поглядаем, как наши вас с горки – то спустять, – Катина подружка, Лизка, построила хитрые глазки, – Поглядаем.

Кулачные соревнования особая забава крестьян. Ещё три года назад молодежь билась «стенка на стенку» с ломовсими и бреевкими парнями: «До первая крови». Повод всегда находился: то шепелевский парень уведет девку из Лома, то Бреевкий засылает сватов в Шепелёво. Только местные парни и девчата задружат, как глядь, а девка уже ходит в понёве на одиннадцать яргов. Барин про то узнал, собрал у себя в усадьбе соседних помещиков: ломовского Маматова и бреевского Мамонова и они порешили: кто драку затеет, того судом застращат. С той поры, чтобы охолодить молодую, кипящую кровь, решили проводить по большим праздникам кулачные бои. И, чтобы шепелевские, ломовские и бреевские на равных бились, по правилам: ногами и ниже пояса не бить, кожаные рукавицы не снимать, лежачего не бить. Победит тот, кто собьёт с ног соперника. Упал на колени – не считается. Коснулся головой земли – тот и победил! Анисим Данилович удивил. Обменял льняное масло на упряжь у касимовских татар, и выставил, как первый приз победителю. Когда упряжь повесили на березу, то мужики ахнули! Блестящие клёпы по всей гуже! На уздечке колокольчик с мягким звоном! Только в Поповке колокольцы так звенят! Даже на свадьбах такого не видывали. В этот раз каждое село выставило по два бойца. От шепелевских выставили Ивана Мусата и Яфима Темного. Егор, закрепляя Ваньке рукавицу, чтобы не слетела с руки, сокрушался:

– В энтот раз в наскок не выйдеть. Смотри, какиёх бугаев выставили? Ты энто не гони, беряги силы то.

– Не глупай, вижу. Ты, давай, крепча крепляй, разберемси.

После первого боя, Иван отыскал глазами Катерину в кругу «болеющих». Катерина подпрыгивала и хлопала в ладоши: «Радуетси, верно за меня болееть». Когда объявили последний бой на победителя, Егор, с досады бросил картуз оземь:

– Ёшь табя не скрявить! Опять Яфим против таби. Я видал каки у Яфима руки то, длиннющи, как веревки. По тому, как он с лошадьми управляетси, силов хватаеть. Ты, энто, близко не подходь, пущай силы истратить. А ты, крутись, можа яго длинные ноги то и закрутяться. Тогды твой час по нему бить.

– Разберемси, – буркнул Иван и вступил в круг.

– Яфим! Наваляй ентому шкету! – доносилось справа.

– Иван! Переломи энту жердю! – доносилось справа.

– Тихо! Начали! – успокоил всех судья и отскочил на край круга.

Под улюлюканье толпы Иван с Яфимом закружились в танце, выбрасывая ногами буруны сверкающего на морозе снега. Иван внимательно поглядывал снизу вверх на Яфима, а Яфим глядел сверху вниз на Ивана, выискивая момент для удара. И такой момент наступил. Иван неожиданно наступил, то ли на льдинку, толи на скользкий бугорок и, пошатнулся. Пытаясь сохранить равновесие, Иван раздвинул руки в стороны и выпрямился, на миг, потеряв Яфима из виду. В глазах сначала закружились звездочки, а затем потемнело. «Пропустил!». Иван пошатнулся и упал на колени.