Точка бифуркации

– Ну, русская экспозиция на выставке всё же присутствует, пусть и неофициально, – заметила Алиса, – И всё благодаря энтузиастам из «Русского технического общества». Размах, конечно, не тот, но и на том спасибо, хоть что-то привезли!

– Всё равно Корф не позволил бы продемонстрировать наши по-настоящему серьёзные достижения, – добавил я, – Секретность, сам понимаешь.

– Да я что, я так, для разговору, – вздохнул Яша и отвёл глаза от башни, – А всё же, обидно: могли бы всех этих французов и прочую публику на место поставить. Помнишь, как Георгий рассказывал про Марсель, как там встречали «Тавриду»? Весь город высыпал на улицы, шляпы вверх кидали, шампанское откупоривали – спасибо хоть фейерверк на радостях не устроили! А в Париже, да ещё на Всемирной выставке – да у меня фантазии не хватает вообразить, что бы тут творилось!

– Что верно, то верно, – не стал спорить я, – Только вот сейчас Георгию точно не до того, чтобы веселить публику, даже на таком солидном мероприятии. Война, понимаешь, не до развлечений…

Яша сплюнул. Алиса при виде такой невоспитанности поморщилась, но ничего не сказала. В конце концов, образ бесцеремонного, нагловатого дурно воспитанного янки, который мой спутник таскал на себе с момента возвращения из Нового Света, как раз и требовал чего-то в этом роде.

– Ладно, не вышло – и не надо, – резюмировал он, – Как-нибудь обойдёмся без сенсаций. А сейчас, пошли, что ли, поднимемся на башню? Там вон, какая очередь, а ведь нам ещё надо отдохнуть. Завтра раннего утра на вокзал, не забыли?

Успеется, мон шер ами, – Алиса мило улыбнулась нетерпеливому спутнику, – Ваш багаж вместе со всем моим имуществом уже едет в Кале, сутки в запасе точно есть. Что до башни, то можете не волноваться – меня, как участницу выставки, пропустят без очереди.

Расписывая по шагам эту операцию, Корф предусмотрел для нас безопасный способ проникновения на территорию державы, с которой у Российской Империи уже который месяц официально шла война. Получив письмо барона, Алиса, не теряя ни минуты, дала нужные телеграммы, переговорила с заинтересованными лицами – по большей части, с французскими дельцами, имеющими коммерческие интересы по ту сторону Ла-Манша и парижскими репортёрами лондонских газет – и вскоре объявила о проведении в Лондоне показа новой коллекции своего модного дома. «Только модели, дебютировавшие на Всемирной Выставке в Париже, леди и джентльмены!» – обещали заголовки статей, посвящённых этому мероприятию, и не лгали. Нам же предстояло отправиться в Англию в качестве её сотрудников, а мощный радиопередатчик и кое-какие полезные мелочи, заранее доставленные курьерами Д.О.П. из Петербурга, ехали, тщательно спрятанные среди кофров, коробок и картонок с продукцией «Модного дома «Алиса» – так теперь именовалось заведение, которое она унаследовала от Вероники Клеймёновой. Прежняя хозяйка и основательница модного дома погибла в июле прошлого, 1888-го года от рук Геннадия Войтюка – экстремиста и главы террористической группы, состоявшей из выходцев из XXI-го века. Впрочем, ему тоже не повезло – тяжело раненый, искалеченный, он был захвачен эмиссарами Д.О.П. и тайно переправлен в Россию для вдумчивого разбирательства^[6].

– Но мы-то не участники выставки, – забеспокоился Яша, – Нам с Иваном, значит, очередь выстаивать? Так это часа три, не меньше…

И он кивнул на огромный хвост из посетителей выставки, протянувшийся между павильонов к подножию башни.

– Пройдёте со мной, как сопровождающие лица. И вообще, что вы, мсье Гершензон, там забыли? Башня и башня, не очень даже и высокая. В наше время там был довольно приличный ресторан, но сейчас до этого наверняка ещё не додумались. Спасибо, хоть подъёмник устроили, на манер то ли лифта, то ли вагончика фуникулёра – а то не хватало ещё карабкаться на такую верхотуру!

Над крышами кварталов, примыкающих к реке, над бесчисленными лодками, баржами, катерами, пароходиками, облепившими берега, повисли два гудка один протяжный, хриплый, второй короткий, отрывистый. Под кормовым свесом забурлил белопенный водоворот, в котором и мелькал мусор, комки водорослей и дохлые рыбёшки. Эльба, да ещё городской черте, где она на всём протяжении одета в набережные-пристани не может похвастаться чистотой своих вод.

Маленький буксир – чёрный, с жёлтой рубкой размером ненамного больше собачьей будки, и тонкой, с красной полосой посередине, трубой, из которой валила жирная угольная копоть – тоненько свистнул в ответ и отвалил от высокого борта. Пароход снова прогудел – и двинулся по судоходному фарватеру в сторону устья, мимо набережных, которых не видно было из-за пришвартованных разномастных посудин.

– Дядюшка Ганс, а что это за слово такое – «Слейпнир», – спросил палубный матрос. Он только что закончил смазывать стоящую на полубаке буксира ручную лебёдку и присел отдохнуть на бухту троса. Орудия своего труда – жестянку с перетопленным китовым жиром и жгут из ветоши – матрос аккуратно пристроил между ступней. Не приведи Бог, опрокинешь – шкипер не одобрит. Может и затрещину отвесить, за ним не заржавеет…

– Я сам толком не знаю, – признался шкипер, – Моя младшая, она учится в женской гимназии, в пятом классе, говорила вроде, что-то про коня какого-то древнего то ли героя, то ли короля, только я не запомнил. Да и не всё ли равно? Вечно ты, Альберт, о всякой ерунде думаешь, нет бы делом заниматься!

«Слейпниром» назывался однотрубный грузопассажирский пароход, который их буксир только что оттащил от причальной стенки завода, принадлежавшего судостроительной компании «Howaldtswerke-Deutsche Werft». Здесь строили большие пассажирские и грузовые суда, спускали на воду броненосцы, крейсера и канонерки и для «Кайзерлихмарине», и по заказу других стран, от Бразилии до Китая – но «Слейпнир», насколько было известно шкиперу, подвергся на верфи лишь частичной модернизации. Поговаривали, что пароход перестроили по заказу флота Германской Империи – однако, сегодня на его корме развивался не военно-морской, а чёрно-бело-красный торговый флаг.

Шкиперу уже приходилось иметь дело с чем-то подобным – и тоже здесь, у достроечной стенки «Howaldtswerke-Deutsche Werft». В тот раз это было не грузопассажирское корыто, а быстроходный пассажирский лайнер-трансатлантик «Августа-Виктория», но изменения, которые внесли в конструкцию гамбургские корабелы, были точь-в-точь как те, что производились на «Слейпнире». Из двух мачт оставили одну, соорудили на корме разборный эллинга из дощатых щитов и парусины, а на месте срезанной мачты поставили длинную горизонтальную кран-балку. Кстати, и ход у «Слейпнира» тоже неплохой – всего на пол-узла меньше, чем у «Августа-Виктории».

Шкипер и его приятели опорожнили немало кружек тёмного пива, споря, зачем понадобились эти переделки, но так ни до чего и не договорились. Зато они отлично видели, как поднимали на «Слейпнир» длинные, тщательно закупоренные в просмолённую парусину ящики, и как пеклись об их сохранности сопровождающие груз мужчины люди, все до одного с выправкой, наводящей на мысль о военном флоте. Один из грузчиков уверял дядюшку Ганса, что когда они чуть не уронили ящик – сопровождающий обложил растяп отборными ругательствами на русском языке. Шкипер этому верил – из Гамбурга шёл непрерывный поток грузов в русские порты. Правда, он несколько иссяк за последние два-три месяца из-за войны между Россией и Британией. Война эта, хоть и была объявлена, но никак не могла толком начаться, а вот с морским сообщением их Гамбурга в Петербург, Ригу, Гельсингфорс и другие российские порты возникло немало сложностей. Впрочем, гамбургские грузчики, имевшие с этого торгового оборота свою ежедневную кружку пива и порцию сосисок с тушёной капустой, не слишком-то огорчались – торговля по-прежнему шла через шведские порты, где грузы переваливали на русские и финские каботажные суда.

И всё же дядюшке Гансу не давал покоя груз «Слейпнира». Вот и полиции сегодня в порту непривычно много – в точности, как сегодня, когда поднимали на борт загадочные ящики…

Пароход уже скрывался за поворотом реки – сейчас дядюшке Гансу была видна только корма с громоздким эллингом и низко нависшей грузовой стрелой. Шкипер прощально квакнул вслед гудком буксира, и выбросил все вопросы из головы. Возле угольного пирса ждала своей очереди невзрачная, с облупленными, в рыжих потёках, бортами баржа, доверху заваленная антрацитом. Дядюшка Ганс недовольно покачал головой и сплюнул за борт – да, для того, чтобы дотащить это ржавое старое корыто до пункта назначения, их буксиру придётся основательно поднапрячь свои далеко не новые механизмы.

– Слейпнир – это, кажется, из древнегерманских легенд, – спросил Никонов, – Какое-то мифическое существо с головой лошади?

– Конь, только восьминогий, – старший помощник поправил воротник кителя, – Личное средство передвижения бога Одина, и порождение другого бога, коварного Локи. В-общем, до нашего Змея Горыныча не дотягивает – тот хоть оседлать себя никому не позволил.

Никонов кивнул. «Слейпнир» стал вторым судном-носителем дирижаблей в Российском Императорском Флоте вслед за «Змеем Горынычем». Построенный, как и его предшественник на гамбургской верфи, он подвергся переделке в соответствии с новыми задачами и уже в море был передан новой команде. Прежний капитан пожал Никонову руку, распил с офицерами бутылку «Мозеля» – и вместе со своими людьми перешёл на пароходик, сопровождавший «Слейпнира» в выходе в море. Сыграли большой сбор; на кормовом флагштоке взлетел и заполоскался Андреевский флаг, и новый дирижабленосец, именуемый с этого момента «Гамаюн» повернул форштевень на вест. Когда он минует траверз маяка Борнриф, что стоит на островке Амаланд, входящем в гряду Фризских островов, то повернёт немного к зюйду. К пункту назначения в двадцати милях к осту от городка Маргит, что расположился в самой восточной точке графства Кент, на оконечности острова Танет. Там должен начаться следующий, главный этап операции, которую в секретных документах Департамента Особых Проектов именовали «Ветер с Балтики».

В эллинге на палубе «Слейпнира» и в сопряжённом с ним трюмном помещении уже вовсю кипела работа. Матросы под руководством боцмана разбирали палубу; внизу уже извлекли из ящиков и собрали гондолу новенького, с иголочки лёгкого дирижабля. Техники и мотористы крепили тросами и сетками пока ещё пустую оболочку «блимпа», крепили на свои места двигатель, топливные баки и прочее оборудование. В дальнем углу трюма, отгороженном перегородкой из листов кровельного железа, шла работа с газодобывательной станцией – засыпали в баки железные опилки, подсоединяли к штуцерам гибкие гуттаперчевые шланги, заливали содержимое баков вонючей кислотой. Вовсю гудели дополнительно установленные на верфи вытяжные вентиляторы – без них едкие пары быстро заполнят помещение, и находиться там станет невозможно.

Матросы с уважением косились на лейтенанта, командующего авиагруппой «Гамаюна», распоряжавшегося этими деликатными работами: хоть и цесаревич, наследник престола российского – а поди ж ты, не брезгует…

Георгий действительно не отходил от установки, намереваясь проконтролировать все этапы заполнения оболочки «блимпа» лёгким газом водородом. После этого дирижабль поднимут вверх, в эллинг, сдвинут секции разборной палубы и будут готовить к вылету, проверяя двигатели, устройства управления и бомбосбрасыватели. Техники же займутся вторым аппаратом, носящим название «Свеаборг». По плану операции «Ветер с Балтики» оба должны стартовать с корабля-матки, пересечь береговую черту в районе Мар гейта, миновать графства Кент и Восточный Сассекс над сушей, после чего снова «замочить ноги» возле Гастингса. К Портсмуту, конечной точке этого авантюрного рейда, они подойдут с юга, со стороны Ла-Манша. Конечно, существовала вероятность – честно говоря, весьма высокая, – что «блимпы» будут замечены с земли. Однако ни Георгия, ни капитана первого ранга Никонова, отвечавшего за ход операции, это не слишком волновало. Согласно донесениям агентов Корфа, в Гринвиче уже около месяца шли испытания двух управляемых аэростатов, спешно построенных по заказу Королевского Флота, и жители сопредельных графств успели привыкнуть к виду «колбас», болтающихся в небе. К тому же, над Ла-Маншем они окажутся уже в темноте, пойдут с выключенными огнями – поди, отследи их в ночном осеннем небе! «Гамаюн» же тем временем снова поднимет германский торговый флаг и повернёт к зюйду. Минует Па-де-Кале и будет ждать «блимпы» в Ла-Манше, в двадцати милях к юго-западу от острова Уайт. Это будет самый рискованный этап операции – после него «Гамаюн» должен, обогнув с запада Ирландию, следовать домой – мимо Фарерских островов и дальше, в Норвежское море, вдоль северных берегов Скандинавии, в русский порт Архангельск. Ни Корф, планировавший этот набег, ни Никонов не собирались рисковать, прорываясь на Балтику через Датские проливы, которые неусыпно, день и ночь, в любую погоду стерегут быстроходные крейсера Королевского Флота.

VI

Адъютант поставил на стол поднос и неслышно удалился. Олег Иванович взял стакан – чай был горячий, почти кипяток, и заварен крепко, с краснотой, как любил хозяин кабинета. Барон встал из-за стола – привычно-огромного, словно флайдек десантного вертолётоносца, где место надстроек занимали монументальным чернильными прибором и стеклянная колба химической зажигательницы. Раскрыл резные дверцы секретера, перебрал бутылки и, приняв, наконец, решение, извлёк на свет божий початую бутылку рома – судя по рукописной этикетке, наилучшего кубинского. Семёнов усмехнулся. Решительно ничего не изменилось с тех пор, как он впервые побывал в кабинете новоназначенного начальника Д.О.П.а. Позвольте, когда же это было? Не так-то и давно всего-то года полтора назад…

Вслед за Корфом он набулькал в чай рома – чуть-чуть, для аромата, день ещё только начинался и злоупотреблять крепким не следовало – и взял с блюдечка дольку лимона. Барон посмотрел на визитёра, покачал головой и крякнул – как показалось Олегу Ивановичу раздосадовано.

– Я понимаю, вы, господин Семёнов, не слишком довольны тем, что я держал вас в неведении о миссии, которая была приготовлена для вашего сына. Но и вы должны понимать, что…

– Иван – хоть и мой сын, но он уже не ребёнок и даже не воспитанник Морского Корпуса, а мичман флота Российского, – Олег Иванович постарался, чтобы ответ прозвучал по возможности сухо, – В конце концов, Государь не препятствует своему наследнику принять участие в этой авантюре, а ведь роль у него ничуть не менее рискованная. И вы, барон, вовсе не обязаны спрашивать у меня одобрения, чтобы поручить ему какое-то дело.

Он кривил душой, и собеседнику это было хорошо известно. По сложившейся практике Корф обсуждал с Семёновым все задания, которые он, как руководитель Д.О.П собирался возложить на «гостей из будущего».

– Дело не только в этом, – барон решительно отодвинул стакан с чаем, извлёк из ящика стола рюмки, плеснул в них рома и подал один визитёру, – Видите ли, то, что происходит сейчас, те задачи, что стоят перед нами, требуют людей совершенно особого склада.

Олег Иванович терпеливо ждал, не прикасаясь к рому.

– Людей, для кого… как бы это сказать, – барон пошевелил перед собой в воздухе двумя пальцами, загадочным образом ухитряясь удерживать двумя другими рюмку, – Таких, для кого не существует такого понятия, как «невозможно». Всё, что происходило с ними за эти годы, само по себе уже невозможно, так что…

Он опорожнил рюмку, отправил вслед за ромом ломтик лимона. Олег Иванович после секундного колебания последовал его примеру.

– Вы сам, господин Семёнов, ваш сын, поручик Смольский, Николай Овчинников, Яша Гершензон, разумеется – как раз из этой породы. Подумайте об этом, и станет ясно, что выбор у меня не так уж велик, особенно с учётом владения некоторыми полезными навыками. Он, как вы только что заметили, моряк, и к тому же лучше других обращается со всеми этими вашими хитрыми штучками, и в особенности, с устройствами связи. Что до самой операции – подобные вещи удаются только один раз и лишь при условии полнейшей внезапности. А значит…

– Секретность, да…. кивнул Олег Иванович, – Это-то я прекрасно понимаю, барон, но и вы меня поймите…

– Он хоть и офицер, но ваш сын, – кивнул Корф, – Но, как мне кажется, он вполне доказал, что в состоянии справиться и не с таким?

Олег Иванович кивнул. Конечно, ему было тревожно за Ивана – но и приятно слышать, как высоко оценивает Корф (да и не только Корф) способности его сына.

– Надеюсь, что так. Но я вот чего не понимаю, барон: зачем вообще понадобилась эта авантюра? Насколько мне известно, англичане, дожидаясь свои «адмиралы» с Мальты, слишком затянули отправку экспедиции на Балтику, и перенесли её на будущую весну.

Барон снова наполнил стопки.

– В том-то и дело, друг мой, что отложили. В том-то всё и дело.

Всегда хотел пожить недельку-другую как герои викторианских романов, – сказал я, – В небольшом коттедже, и чтобы лестница на галерею второго этажа с дубовыми балясинами, спальня с кабинетом наверху, внизу, на первом этаже обязательно столовая с камином. И ещё чтобы домохозяйка – эдакая миссис Хадсон из фильмов о Шерлоке Холмсе. Ты ведь смотрел, помнишь?

Домик, который мы нашли по газетному объявлению, целиком соответствовал моим мечтаниям. И даже домохозяйка была в точности, как Рина Зелёная – невысокая, сухонькая, в вечном чепце и по-английски пунктуальная. Узнав, что постояльцы никакие не лондонцы и даже не британцы, а вовсе даже наоборот, явились в Англию «из колоний» (так она назвала Североамериканские Штаты) миссис Бэббидж недовольно поджала губы. Но смолчала – готовность гостей платить наличными за неделю вперёд произвела на неё должное впечатление.

– Ну, недельку-другую – это вряд ли, – отозвался Яша, рассматривая морской пейзаж в вычурной раме, висящий слева от камина, – А вот пару дней я тебе гарантировать, пожалуй, могу. При условии, конечно, что ты не собираешься сидеть тут сиднем, не показывая нос на улицу.

Вопросов вроде «кто такая эта Рина Зелёная?» у моего спутника не возникло – он, как и другие мои здешние друзья, пересмотрел и множество фильмов на экранах ноутбуков. Что касается знаменитого сыщика с Бейкер-стрит, то первая повесть, где он упоминался, «Этюд в багровых тонах», вышла в свет два года назад и уже была переведена на русский.

– Да помню я, помню, – буркнул я, – На мысу, не доходя до маяка, красный домик с черепичной крышей, его владелец сдаёт отдыхающим напрокат парусные лодки.

– Миссис Бэббидж говорила, что можно взять лодку на несколько дней, и тогда хозяин не станет сдавать её другим и будет поддерживать в постоянной готовности. Вдруг клиентам (которые, как известно, всегда правы) взбредёт в голову прокатиться в неурочное время?

– Обязательно взбредёт. Завтра с утречка добежим под парусом до Портсмута – тут недалеко, миль девять, только надо обогнуть остров Хейлинг. Тут никаких проблем не предвидится, не то, что с проникновением в гавань.

– А что, могут не пустить, – забеспокоился Яша, – Говорили, вроде, что никаких особых мер безопасности нет, даже иностранные суда, идущие в Портсмут, толком не досматривают?

– Так и есть, – подтвердил я, – Днём попасть в гавань вообще не проблема, а вот с темнотой могут и завернуть. Власти, видишь ли, беспокоятся, чтобы какой-нибудь рыбак или бестолковый турист вроде нас с тобой не угодил в темноте под форштевень большого судна – вот и закрывают гавань.

– И что же мы будем делать?

– Пройдём, пока ещё светло. Отыщем укромное местечко подальше от пирсов, и будем изображать двух идиотов, решивших порыбачить в миле от стоянки флота Её Величества королевы Виктории. Здесь к таким причудам относятся с пониманием. А завтра проделаем всё это без захода в гавань, только понаблюдаем издали.

– Ясно, – кивнул мой спутник, – А пока, может, сказать миссис Бэббидж подать обед, – Я не сторонник здешней кухни, но с дороги закинул чего-нибудь в топку. К тому же, здесь, как я слышал, превосходно жарят треску, а я к ней неравнодушен…

Все действия мы с Яшей спланировали заранее, ещё на той стороне Ла-Манша. Прибыв в Лондон, мы предоставили Алисе управляться с её модными делами, а сами потребовали в гостиничный номер газету с объявлениями о сдаче домов в наём. Понадобилось около часа, чтобы отыскать то, что нас устраивало – вот этот самый коттедж в городишке Уэст-Уиттеринг, в восьми милях к востоку от Портсмута. Затем последовал визит в контору, через которую было размешено объявление. Лощёный клерк (молодой человек, лет не больше двадцати пяти) не меньше получаса расписывал нам все прелести выбранной недвижимости. Если верить его словам, это было то самое описанное Джеромом Клапкой Джеромом «уединенное старосветское местечко, вдали от шумной толпы, забытый уголок, спрятанный феями от глаз суетного света, гнездо орлиное, что взнесено на Времени утес, куда еле доносится шум бурных волн девятнадцатого века…»^[7]

Поскольку мы, в отличие от Сэмюэля Гарриса, не страдали по «Спортивному листку» и пачке табака, за которой придётся ходить до ближайшей станции миль десять – предложение нам подошло. Оставив задаток, мы обговорили с клерком кое-какие детали и получили заверения, что он сейчас же даст телеграмму хозяйке коттеджа, чтобы та ждала гостей. После чего, сделав кое-какие покупки и попросив портье заказать два билета на утренний поезд с вокзала «Виктория», вернулись в отель. Разложили в номере на кровати приобретённую в книжной лавке карту – и принялись ползать по ней пальцами, изучая внешний и внутренний рейды Портсмута – где-то там отстаивалась в ожидании славных дел броненосная эскадра адмирала Хорнби.

Чему-чему, а обращению с парусами в Морском Корпусе учили на совесть. И не только классике, в виде работы на марсах и реях учебного корвета «Воевода», но и шлюпочному делу, и управлению малыми судами – парусными лодками, небольшими одно- и двухмачтовыми яхтами, и даже буерами, на которых мы рассекали зимой по льду Финского залива. Так что освоение прогулочной парусной лодки, взятой нами напрокат, никаких проблем для меня не составило.

Это была добротная посудина из тех, что называют «Дори» – длиной семнадцать футов, с корпусом из ясеневых дощечек и подобием палубы на полубаке, под которой располагался ящик для провизии и прочих припасов, необходимых для пикника на воде. «Летиция» – такое название носило арендованное судно – была окрашена в весёленький зелёный цвет с белым транцем, планширем и привальными брусьями. Парусное вооружение состояло из гафельного грота и стакселя; в дополнение к ним можно было поставить над гафелем ещё и маленький трапецевидный топсель, но владелец отсоветовал нам делать это. «Зюйд-вест сегодня свежий, джентльмены, – сообщил он, – Если вырежетесь за остров Хейлинг, как бы не пришлось вместо топселя брать рифы!» Я решил последовать его совету – с утра действительно задувало, и лучше было провести в пути лишние минут сорок, чем возиться с треснувшей мачтой, а потом выгребать к берегу на вёслах.

Предупреждения старого моремана (судя по тёмно-багровой морщинистой физиономии и волосатым лапам, обильно украшенным якорями и русалками, владелец лодки изрядную часть жизни провёл на флоте) оказались вполне уместны. В восемь утра мы подняли паруса и вышли в море. Примерно через час ветер разошёлся до четырёх баллов, появились барашки, волны, идущая с юго-запада, со стороны острова Уайт достигали трёх с половиной футов в высоту. «Летиция», накренившись так, что планширь нет-нет, да чертил по волне, бежала в бакштаг, я развалился на корме в обнимку с румпелем, и с видом опытного морского волка покрикивал на Яшу, приставленному к стаксель-шкоту.

Когда лодка поравнялась с западной оконечностью Портси, на котором располагалась большая часть города Портсмут, нас догнало авизо, спешащее куда-то под Юнион-Джеком. Я полюбовался откинутыми назад мачтами, элегантным изгибом корпуса, разглядел револьверные «Гочкисы» под чехлами на палубе. С мостика нам помахал совсем юный морской офицер; Яша проорал что-то приветственное и, выдерживая имидж грубоватого янки, потряс над головой бутылкой. На том наше общение с королевским флотом закончилось; авизо унёсся вперёд, оставив нас вместе с «Летицией» подпрыгивать на разведённой волне.

В гавань Портсмута можно было попасть двумя путями: миновать пролив между Портси и островом Хейлинг, пересечь мелководный залив Лангстон-Харбор, после чего на вёслах протиснуться по двухмильной кишке пролива Портсбридж-Крик, отделяющего остров Портси от материковой Англии. Вариант этот сулил немало преимуществ, и, прежде всего, незаметность – в это время суток залив был полон рыбачьих и прогулочных лодок, владельцы которых не решились бросить вызов морским волнам. Хуже было то, что наступало время отлива, на пике которого Портсбридж-Крик нередко обсыхал – вода уходила прочь, и застрявшим там горе-путешественникам пришлось бы убираться, несолоно хлебавши, или дожидаться подъёма воды на образовавшейся песчаной отмели на потеху местным зевакам, не упускавшим случая поупражняться в остроумии. Так что мы выбрали второй, самый очевидный путь – войти в Портсмут-Харбор с юга, по судоходному фарватеру, минуя пролив Те-Солент.

Уже на подходах стало ясно, что в саму гавань, нам собственно, и не надо. Броненосцы Хорнби выстроились на рейде Спитхэда, где со времён короля Эдуарда Третьего располагалась главная якорная стоянка Королевского Флота и проводились военно-морские смотры. Акватория битком набита всякой водоплавающей мелочью: рыбацкими лодками, отчаянно коптящими паровыми катерами и, кончено, прогулочными судами – от малюток вроде нашей «Летиции» до гордых красавиц с вымпелами аристократических яхт-клубов. На одной из таких я имел удовольствие побывать в прошлый свой визит в Англию, когда мы с Варенькой любовались с борта Новой Каледонии» эскадрой вице-адмирала Хорнби.

Это воспоминание остро кольнуло мне сердце – я по-прежнему рассекаю воды Спитхэдского рейда, а где она – одному богу известно… и одному богу известно, увижу ли я её снова…

– Удивительная беспечность, – заметил Яша, – Никому и в голову не пришло закрыть зевакам вроде нас доступ к военным кораблям, а ведь Англия ведёт войну!

– Здесь это не принято, – отозвался я, – Да и у нас, в Кронштадте, то же самое, там вообще по воскресеньям публику пускают на борт. Должны же законопослушные британцы видеть, на что тратятся их налоги!

– Что ж, нам же проще, – буркнул Яша, – Держи прямо руль, я буду снимать.

Действительно, пора оставить горькие мысли и подумать о том, ради чего мы сюда явились. Вот они – четыре эскадренных броненосца типа «Адмирал» возвышаются среди всей этой водоплавающей мелочи подобно чёрным островам в пенном море – «Коллингвуд», «Бенбоу», «Энсон» и замыкающий «Кэмпердаун». Позади, на возвышенном берегу угрюмо громоздились бастионы замка Саутси. Я направил «Летицию» вдоль броненосной шеренги, а Яша водил туда-сюда видеокамерой, тщательно фиксируя любую мелочь – дистанции между мателотами, пришвартованные к бортам шлюпки, наличие (вернее сказать, полное отсутствие) противоторпедных сетей. Вечером, в отеле, когда придёт время планировать предстоящие действия во всех подробностях, мы всё это хорошенько рассмотрим. А рассмотрев – передадим тем, кому предстоит действовать.

VII

– Всё же вы решили подвесить торпеды, а не бомбы, – спросил Никонов. В особой минной дивизии давно уже использовали это слово для обозначения самодвижущихся мин Уайтхеда.

– Да, Сергей Алексеевич, торпеды. Я проанализировал сведения, полученные от наших друзей – получается, что при некотором везении можно будет сделать так, чтобы англичане не сразу поняли, кто именно к ним наведался. Самодвижущиеся мину ведь можно выпустить и с катера – а вот про бомбы этого никак не скажешь, сразу станет ясно, что сбросили с неба.

– Что ж, Георгий Александрович, за эту часть операции отвечаете вы, – согласился Никонов. Будучи превосходным, лучшим в России специалистом по якорным минам, он не слишком хорошо разбирался в аспектах применения оружия с воздуха, целиком полагаясь в этом вопросе на цесаревича, – Берёте по две штуки?

– Да. Торпеды подвешиваются под гондолой, в бугельных захватах. Это новейшая 356-миллиметровая английская модель MkV, серьёзно доработанная в мастерских Д.О.П.а. Вес в снаряженном состоянии около девятисот фунтов, боевая часть – семьдесят фунтов.

– Пироксилин?

– Не угадали, Сергей Алексеевич. Тротил, продукция опытной химической лаборатории, которую возглавляет сам Менделеев. Корф слил ему все данные по взрывчатым веществам, и теперь они отрабатывают технологию массового производства. К сожалению, пока объём выпуска ограничен, да и новые модифицированные торпеды – продукция штучная. Но для нас, как видите, хватило.

Никонов провёл пальцами по сигарообразному корпусу торпеды. В отличие от английских моделей она была тупоносой и не имела плавников-стабилизаторов в носовой части.

– Дальность хода тоже повысили?

– До тысячи ярдов, это более, чем в полтора раза. На скорости в двадцать шесть узлов.

– У исходной модели, если мне память не изменяет, было двадцать четыре?

– Да, к сожалению, скорость осталась практически на том же уровне. Работаем…

Трое матросов, повинуясь команде механика, облепили тележку, на которой покоилась начинённая смертью сигара, и подкатили её к «Кронштадту». Орудуя рычагами домкратов, подняли торпеду на три фута, после чего техник закрепил серповидные клешни бугелей.

– С какой высоты рассчитываете выполнить сброс, – спросил Никонов.

– На учениях в финском заливе мы бросали с сорока футов на скорости в сорок и пятнадцать узлов, – ответил Георгий, – из трёх опытных пусков один оказался неудачным, торпеда развалилась при ударе о воду. Из двух других в цель попала одна.

– С боевым зарядом, или с песком?

– С боевым, конечно. Правда, вместо тротила был пироксилин, но барже, выполнявшей роль мишени, и того хватило с лихвой.

– Броненосец – это всё же не баржа, – покачал головой Никонов, – Боюсь «адмиралу» одной торпеды не хватить.

– Это уж как повезёт. Учтите, атака состоится ночью, англичане ничего не ждут и большая часть команды находится на берегу. Оставшейся стояночной вахты вряд ли хватит для полноценной борьбы за живучесть – тем более, что с защитой отсеков от поступления воду у них дела обстоят не лучше, чем на наших «Русалке» и «Гангуте».

Георгий имел в виду катастрофы, в этой реальности ещё не случившиеся на Балтийском флоте. О них поведали «потомки» – и не просто поведали, а подкрепили свои слова детальнейшими описаниями этих трагедий. Согласно им, в сентябре 1893 года пошёл на дно броненосец береговой обороны «Русалка», унеся с собой всю команду – двенадцать офицеров, сто шестьдесят пять гардемаринов и матросов. А летом 1897-го года в Выборгском заливе, получив пробоину в днище, затонул броненосец «Гангут»{45}, только что принятый в боевой состав флота.