Поменяться местами

8. Эйлин

Настоящее чудо, что я еще на этом свете. Со дня приезда в Лондон я уже пять раз чуть было не рассталась с жизнью.

1) Меня едва не задавил так называемый «велобус» – странного вида транспорт, приводимый в движение компанией шумных молодых людей, которые крутят педали и одновременно пьют пиво. Еле спаслась бегством. Колени наверняка потом будут болеть.

2) Я встала слева на эскалаторе (так, оказывается, не принято).

3) Съела «жаркое», приготовленное Фитцем, – несъедобная гадость. Надо будет научить его готовить.

4) Делала пересадку в метро со станции «Монумент» на станцию «Банк». Переход занял целую вечность. После бегства от велобуса ноги подкашивались, так что пришлось отдохнуть рядом с уличным музыкантом, играющим на укулеле. Приятный молодой человек. Даже разрешил присесть на колонку.

5) Познакомилась с соседской кошкой – дикая, полосатая, с подранным ухом. Я поднималась по лестнице, а она с шипением бросилась на меня. А потом, бедняга, ударилась о перила.

Стыдно признать, но я не просто устала за это время, а вымоталась. Лондон такой суетливый, а люди тут такие несчастные. Один мужчина в метро выбранился на меня за нерасторопность, а когда я остановилась, чтобы достать карту, в меня влетела девушка и даже не извинилась. Затем я столкнулась с соседями Лины – молодой экстравагантной парочкой в носках и сандалиях – и вежливо поздоровалась, но женщина лишь глаза закатила в ответ.

Мне не место в большом городе. За весь день я встретила лишь трех человек, кому на вид было за семьдесят, – и один из них оказался уличным артистом в образе Эйнштейна.

Наверное, будь у меня компания, было бы легче. Вот Уэйд, например… Впрочем, Уэйд в жизни не согласился бы переехать в Лондон. По нему я не скучаю ни капли, однако мужа – того, кто подаст руку на выходе из автобуса и подержит зонтик, пока я расплачиваюсь за чай, – мне не хватает.

Так, надо сохранять позитив. Мое приключение только началось, а вначале обычно труднее всего. Завтра вечером ко мне заглянет Би, подруга Лины, и поможет разобраться с сайтами знакомств. Лина сказала, что она в этом настоящий эксперт. Быть может, вскоре меня ждет свидание…

Молоко в холодильнике Лины прокисло, я со вздохом выливаю его в раковину и готовлюсь к очередной вылазке из дома. Теперь, не отвлекаясь на разговор с невежами в носках и сандалиях, я внимательнее осматриваю первый этаж. Просторный вестибюль с тремя диванчиками. Один из них испачкан чем-то подозрительно темным, остальные – чем-то подозрительно светлым. Ковер явно знал лучшие времена. Зато окна просто великолепные – большие и с солнечной стороны. Здесь наверняка задумывался общий холл, но им никто не занимается. Жаль.

Вернувшись из магазина, я опять встречаю полосатую кошку. Она спрыгивает с запачканного темным дивана и трется о мою ногу. Ходит она при этом как-то странно. Надеюсь, это не из-за удара о перила. Утром я видела ее хозяйку – сгорбленную лысоватую старушку с сумкой-тележкой.

Кошка зигзагами идет к лестнице. Если бы кто-то сообщил мне, что с Антом или Деком что-то не так, я была бы благодарна. Возможно, в городе другие нравы, но хороший сосед – это хороший сосед, где бы вы ни жили.

Я поднимаюсь по лестнице и стучусь в дверь владелицы кошки, пакет с продуктами ставлю на пол.

– Кто? – отзываются из-за двери.

– Здравствуйте! Я бабушка Лины!

– Кто-кто?!

– Бабушка Лины!

– Чья бабушка?

– Лины, вашей соседки.

Возможно, она понемногу теряет рассудок. Как Пенелопа – ужасно печально, конечно, но с другой стороны, она позабыла все обиды на Роланда, и теперь у них практически второй медовый месяц.

– Это которой? – хрипло спрашивает женщина. – Лесбиянка, модница или та, третья?

Я задумываюсь. Лесбиянка – это Марта: я спросила об отце ребенка, и она мне все уши прожужжала о своей подружке. Модница? Я, конечно, люблю внучку, но она носит или деловой костюм, или растянутый свитер.

– Кажется, третья…

– Невысокая и с зализанным хвостом мышиного цвета? Вечно хмурая и суетится?

– У Лины прекрасные волосы! – возмущаюсь я и тут же прикусываю язык. – Но… Да, она.

– Гм… Тогда спасибо, мне это не нужно, – говорит женщина, и я слышу, как она шаркает прочь от двери.

– Что не нужно? – Я повышаю голос.

– То, что вы предлагаете.

Я хмурюсь.

– Ничего я вам не предлагаю!

Начинаю понимать, почему Арнольд возмущается, когда я не пускаю его в дом. Не самый удобный способ вести разговор.

– Я по поводу вашей кошки.

– Ах, вот оно что, – тянет она настороженно, но через мгновение все-таки приоткрывает дверь на пару сантиметров. На меня смотрят два больших карих глаза.

– Боюсь, она ударилась о перила… – Тон получился какой-то извиняющийся. – Она в них врезалась.

Глаза прищуриваются.

– Пнули ее, да?

– Что?! Нет! У меня, знаете ли, два черных кота: Ант и Дек.

Глаза округляются, и дверь приоткрывается еще немного.

– Я люблю черных котов, – говорит женщина.

– Тогда мы с вами подружимся. – Я с улыбкой протягиваю руку. – Эйлин.

Женщина медлит, но все же ее пальцы касаются моих.

– Летиция. Может быть, вы… – Она откашливается. – Вы не хотите зайти? Расскажете, что стряслось с кошкой, – добавляет она поспешно.

– С удовольствием.

Квартира Летиции причудлива, под стать владелице. Хотя ожидала я немного иного. Сама соседка немного похожа на бездомную, но ее квартира – совсем другое дело. В ней полно антиквариата и диковинок: старинные монеты выложены на дубовых столиках; перья, сверкающие золотом и лазурью, свисают с бельевой веревки; хрупкие фарфоровые чашки аккуратно расставлены в шкафах с хлипкими ножками и коваными ручками. Поразительное зрелище. Что-то среднее между антикварным магазином, очень тесным музеем – и, возможно, детской спальней.

Я пью уже третью чашку чая и с улыбкой рассматриваю хозяйку через коллекцию горшков и ваз, занимающих большую часть обеденного стола. И чувствую себя лучше, чем за весь сегодняшний день. Кто же знал, что такая удивительная женщина живет по соседству! Лина никогда о ней не упоминала. Похоже, они редко встречались. Хотя мне трудно в это поверить, учитывая, что их квартиры разделяет лишь тонкая стена. Как я понимаю, Летиция вообще не общается с соседями. Точнее, это они с ней не разговаривают.

– Никто? Ни один человек не пришел представиться, когда переехали в это здание? – с удивлением спрашиваю я.

Летиция качает головой, отчего ее длинные серьги звенят. Вид у нее довольно мистический.

– Никто со мной не разговаривает, – объясняет она спокойно. – Ты первая с… Дай подумать… С той пятницы, когда я получила посылку из Исландии.

– Как печально. А холл на первом этаже? Если устроиться там на диванчике и попытаться заговорить с приходящими?

– Однажды я так и сделала, но кто-то пожаловался, что я «порчу имидж здания». Сижу теперь в квартире, чтобы никого не смущать.

– Ужас! Тебе не бывает одиноко? – спрашиваю я и тут же поражаюсь собственной бестактности: – Ой, прости! Не мое это дело.

– Мне и правда бывает одиноко, – признается Летиция. – Но у меня есть Солнцестояние – кошка. Она, кстати, всегда так странно ходит.

Начали мы разговор и правда с кошки, но потом перешли на другие темы, и вот уже прошло три часа.

– Мне очень жаль, что Лина ни разу к тебе не заглянула.

Соседка пожимает плечами. Я замечаю пятна на ее платье и слегка морщусь.

– Насколько могу судить, она-то и дома почти не бывает. А если приходит пораньше, то всегда со своим ухажером с зализанным волосами. Он мне не нравится. Какой-то… – Летиция взмахивает рукой и задевает ловца снов и китайские колокольчики над головой. – Скользкий тип.

Летиция нравится мне все больше.

Она смотрит в мою чашку – на дне ее листья черного чая.

– Хочешь, погадаю? – спрашивает она.

– Ты умеешь читать чайные листья?

– Раньше была гадалкой. Даже на Трафальгарской площади читала по ладони.

Летиция, возможно, самая интересная женщина за всю мою жизнь. И подумать только, что она торчит здесь круглые сутки и ни одна душа не приходит поговорить с ней! Сколько таких удивительных личностей ютится в квартирках по всему Лондону?

– Как интересно! – Я подвигаю к ней свою чашку.

– Возьми ее в левую руку и сделай небольшой водоворот.

Я делаю, как велено, наблюдая, как листья кружатся в последнем глотке чая на дне чашки.

– Так?

– Так.

Она берет чашку и аккуратно сливает чай в блюдце. Медленно поворачивает ее, всматриваясь в оставшиеся листья. Я же от волнения почти не дышу. Не сказать, что я верю в предсказания, но все же… Интересно, что сказал бы Уэйд – наверняка что-нибудь язвительное. Вообще, мнение этого старого хрыча меня больше не волнует.

– Хм… – задумчиво тянет Летиция.

– Ну, что там?

Поджав губы, она снова хмыкает и бросает на меня виноватый взгляд.

– Ничего не получается? – спрашиваю я, пытаясь заглянуть в чашку.

– Наоборот, кое-что интересное… – Она потирает подбородок. – Вырисовывается довольно четко.

Летиция подталкивает чашку в мою сторону.

Я опускаю взгляд, но краем глаза замечаю, как затряслись плечи моей новой знакомой. Спустя миг и меня разбирает смех. Летиция хохочет до слез.

Чайные листья похожи на… гениталии. Мужские. Более отчетливого и нарочно бы не получилось.

– К чему бы это, интересно? – спрашиваю я, отсмеявшись.

– Думаю, тебя ждет что-то по-настоящему хорошее, – говорит Летиция, вытирая глаза. – Ну, или просто заварочка попалась херовая!

Я охаю от резкого словца, а затем опять взрываюсь смехом. Я такой счастливой не была… Да уже и не помню сколько!

– Ты еще заглянешь? – спрашивает Летиция.

Я тянусь к ее руке, стараясь не задеть ни одну из ваз.

– С огромным удовольствием! – Я киваю на чашку. – Тебе ведь интересно, сбудется или нет это маленькое предсказание.

– Не такое уж и маленькое! – говорит Летиция, и мы снова смеемся.

9. Лина

Шесть часов двадцать две минуты. Я опять не сплю. Похоже, это мой новый режим.

Я бегу в туалет, а потом забираюсь обратно в кровать, в надежде поспать еще чуть-чуть. Но я забыла закрыть дверь в спальню, и Анту требуется примерно двадцать секунд, чтобы улечься мне на голову.

Я спихиваю кота и встаю. Оказывается, это был Дек, а не Ант. Вот это шутка в стиле бабушки: назвать похожих как две капли котов Антом и Деком^[2]. Впрочем, она наверняка будет настаивать, что это идея деда.

Я иду в кухню, а кот плетется следом, не переставая жалобно мяукать, – приходится его покормить. Ох, как же мне не хватает кофемашины Фитца! У бабушки множество сортов чая в аккуратно подписанных жестяных баночках из-под печенья, но хочется именно кофе.

Сегодня среда, значит, мне гулять с собакой Джексона Гринвуда. Вчера я допоздна пекла ей специальное лакомство из того, что нашлось в холодильнике. Я провела небольшое исследование о выгуле собак и выяснила, что угощение – важная составляющая прогулки. А так как магазины (точнее, магазин) уже закрылись, пришлось самой что-то изобретать – получились липкие кубики из фарша, яиц и измельченных хлопьев. Выглядят отвратительно.

Я жду, пока закипит чайник, а в голове крутится вопрос: на что, черт возьми, я трачу свою жизнь? Но поскольку такие мысли редко приводят к чему-то плодотворному, да и менять планы уже поздно, я заканчиваю с рефлексией и завариваю чай.

Я выхожу из кухни с чашкой в руке и замечаю на коврике у двери конверт с крупной надписью «Лине Коттон».

Обязанности по планированию Майского праздника, возложенные на Лину Коттон на время отпуска Эйлин Коттон, сопредседателя Комитета.

Отпуска! Я чуть не давлюсь чаем, но продолжаю читать.

1) Блеск

2) Освещение

3) Обрезка деревьев – договориться

4) Киоски с едой

5) Найти спонсора

6) Гирлянды

7) Биотуалеты

8) Указатели

9) Парковка

10) Костюмированное шествие

Вот это уже интересно. Мероприятие, судя по всему, намечается масштабное. Мне еще не доводилось организовывать праздники, а судя по этому списку, на бабушке вся логистика: парковка, указатели, еда и… блеск. Надо будет уточнить у Бетси, что она имела в виду.

Внутри меня вспыхивает огонек предвкушения, как на работе перед новым проектом. И я вспоминаю идеальные таблицы бизнес-плана для нашей будущей фирмы «B&L Индивидуальный консалтинг». Все файлы хранятся в облаке, чуть позже скачаю их на бабушкин компьютер.

Я готова к работе! Одним глотком допиваю чай и вновь пробегаю глазами список. Пункт «найти спонсора» зачеркнут. Бабушка упоминала, что хотела найти спонсора для Майского праздника, а прибыль от билетов передать в благотворительный фонд по борьбе с раком. Неужели они передумали?

Я хмурюсь, беру ручку со стола в холле и ставлю звездочку напротив вычеркнутого пункта.

Еще одна чашка чая – и выхожу на улицу.

Интересно, какой сейчас Джексон Гринвуд? В детстве он жил с Арнольдом, и я, приезжая в Хэмли, часто его видела. Он был тихим необщительным мальчиком, постоянно играл во дворе со своим старым псом. Джексон был из тех детей, которых все считают «проблемными», но на самом деле ничего плохого они не делают. Просто угрюмый ребенок.

Теперь Джексон работает учителем младших классов. В голове не укладывается. В моем представлении все учителя энергичные и улыбчивые люди, Джексон же всегда казался сердитым.

Он живет в одной из новостроек на окраине Хэмли. На фоне тенистых холмов Йоркшира дома эти кажутся до странного плоскими, словно двухмерная модель будущих таунхаусов. В свете уличных фонарей газоны и клумбы кажутся серыми и однообразными, и только перед дверью Джексона настоящая буйная растительность. Он разбил небольшой огород. Боюсь подумать, что думают его соседи, чьи палисадники – терракотовые горшки с розмарином, по шпалерам тянется виноградная лоза – гораздо лучше вписываются в атмосферу квартала.

В ответ на мой стук раздается громкий, возбужденный лай. Внезапно он обрывается, и я догадываюсь, что кого-то только что отчитали.

Когда Джексон открывает дверь, я не успеваю даже взглянуть на него – большой черный комок опрокидывает меня на землю.

– Ой! – Я ударяюсь копчиком и ладонью, но это только полбеды – пес увлеченно вылизывает мое лицо. – Ну, привет-привет… Дай мне… Боже…

Пес забрался ко мне на грудь и ухватил зубами кулон с шеи, решив с ним поиграть.

– Ох, черт. Извините. – Массивная рука тянет собаку за ошейник. – Хэнк, сидеть.

Хэнк тут же с меня слезает и садится рядом с хозяином, подняв на него обожающий взгляд. Увы, цепочку он сорвал: кулон свисает из пасти.

Я с удивлением гляжу на Джексона. Это, конечно, тот самый соседский мальчик, но если в детстве он весь был вечно сжатый и колючий, то теперь его словно… разгладили: напряженная раньше челюсть расслаблена, сутулая спина расправилась. Широкоплечий, заспанный великан с лохматыми каштановыми волосами. На футболке у него, кажется, кофейное пятно, а на левой коленке джинсов огромная дырка. Загорелые руки – настоящее достижение для английской весны, – и на левом запястье бледный след от часов.

Смотрит он на меня со смесью недоумения и смущения. Впрочем, у него с детства такое непроницаемое лицо, что не понять, то ли он полон загадок, то ли два слова связать не умеет.

– Вы не Эйлин Коттон, – удивляется он.

Его йоркширский акцент с годами только усилился. Ну, или я слишком давно с ним не разговаривала.

– Вообще-то, она самая. Я Лина. Помнишь меня?

Он задумчиво щурится, а через несколько минут наконец осознает:

– Лина Коттон?!

– Ага!

– Да уж… – Джексон отводит взгляд и откашливается. – Ты стала… другой. В смысле, изменилась.

– Ты тоже! Стал более…

Я краснею. Хотела сказать «мужественным», но, пожалуй, не буду. Лучше сменить тему.

– Слышала, ты в школе работаешь?

– В младших классах.

Он проводит рукой по волосам, но они все равно торчат во все стороны.

– Здорово!

Тут я замечаю, что Хэнк обронил цепочку на асфальт и теперь пытается ее поднять – что не так-то просто, когда у тебя лапы.

– Значит, вот твоя собака! – Тон получился излишне восторженным. Да что это со мной?

– Да, – кивает Джексон. – Это Хэнк.

– Тогда мы пойдем?

– Куда? – задумчиво переспрашивает Джексон.

– Ну, на прогулку…

Джексон опускает глаза на Хэнка. Пес смотрит на хозяина, а хвост его гоняет туда-сюда мою цепочку.

– А Эйлин где?

– Бабушка тебя не предупредила? Она уехала в Лондон на два месяца, а я пока живу у нее. Все, чем она занималась в Хэмли, теперь на мне.

– Значит, дел у тебя будет много, – говорит он, почесывая затылок.

Этот жест неплохой способ продемонстрировать бицепсы, но Джексон, кажется, делает его бессознательно. Во всем его облике проглядывает какая-то ненамеренная сексуальность, а ярко-голубые глаза и типичный нос игрока в регби – искривленный на одну сторону из-за старого перелома – безусловно, добавляют шарма.

– Ничего, справлюсь!

– Ты раньше выгуливала собак?

– Нет, но не волнуйся, я подготовилась!

Не стоит ему знать, сколько времени я потратила на чтение статей про выгул собак и особенности породы лабрадор-ретривер. К тому же я внимательно изучила маршрут, описанный бабушкой.

– Ему всего восемь месяцев. – Джексон опять проводит рукой по волосам. – Тот еще непоседа, но Эйлин с ним отлично управляется. Благодаря ей по средам я приезжаю на работу пораньше и разбираюсь с делами до прихода учеников.

Я наклоняюсь, чтобы поднять кулон, но Хэнк тявкает и пытается схватить меня за руку. Невольно вскрикиваю. Хотя сама виновата! Читала же, что нельзя вот так трогать собаку, сперва она должна обнюхать руку.

– Хэнк! Как некрасиво. Сидеть.

Тот пристыженно садится, понурив голову. Но не верю я в его раскаяние – хитрый взгляд продолжает следить за моим кулоном.

– Значит, гулять мы будем примерно час, так?

– Если ты еще не передумала… Я уже уйду на работу, так что вот ключ. Хэнка нужно запереть на веранде.

Я в замешательстве. Нельзя сказать, что мы с Джексоном впервые видим друг друга, но ведь не общались уже лет десять – и он вот так дает мне ключ от своего дома.

Хэнк отвлекает меня от размышлений, решив проверить, не лакомство ли я держу в руках. Джексон вновь велит ему сесть.

– Чертенок. Я еще не встречал собаки, настолько плохо поддающейся дрессуре, – с сожалением говорит он, качая головой и не переставая нежно чесать Хэнка за ухом.

Чертенок, значит. Ну, отлично.

– Ты уверена, что хочешь с ним гулять? – еще раз спрашивает Джексон, быть может, заметив сомнение в моем взгляде.

Должна признать, уверенности у меня поубавилось, но если Джексон считает, что я не справлюсь…

– Мы отлично погуляем. Так ведь, Хэнк? – говорю я с напускной уверенностью.

Пес возбужденно прыгает вокруг меня, и я пока не понимаю, как его остановить. Видимо, сугубо теоретических знаний в этом деле недостаточно.

– Ну, мы пошли! Пока!

– До скорого! – кричит Джексон нам вслед. – Если возникнут какие проблемы, ты…

Конца фразы я не слышу, Хэнк решительно тянет меня вперед.

– Стой же, на проезжую часть нельзя! – Мы возвращаемся на дорожку. – Фу! Брось! Что ты там жуешь?!

Десять минут мы идем через деревню в поля. Десять самых долгих минут в моей жизни. Как назло, именно в это утро всем жителям Хэмли-на-Харксдейле приспичило выйти на улицу и поглазеть, как крайне возбужденный лабрадор буксирует меня за собой.

На Средней улице меня пытается догнать старик на электроскутере.

– Хэнк знает команду «к ноге»! – кричит он из-под капюшона огромного дождевика.

– Отлично! Спасибо!

– Эйлин всегда ее использует!

– Замечательно! – выпаливаю я, пока пес пытается вывихнуть мне плечо. – К ноге, Хэнк! – кричу я с напускным задором, но тот и ухом не ведет.

– Я Роланд! А ты, верно, Лина?

Старик все еще преследует меня.

– Лина. К ноге! Я сказала, к ноге!

Вдруг Хэнк резко останавливается, учуяв что-то интересное, – я спотыкаюсь и оказываюсь на асфальте рядом с ним. Пес тут же принимается лизать мне лицо, Роланд же триумфально проезжает мимо нас, явно объявив себя победителем нашей неофициальной гонки.

Наконец деревня остается позади, я кое-как усмиряю Хэнка и припадаю к дереву. Черт возьми, не прогулка, а марш-бросок! Как бабушка управляется с этим монстром?!

Я оглядываюсь вокруг. Знакомая полянка, хоть я с трудом узнаю ее под хмурым небом. В детстве мы с Карлой часто устраивали здесь пикники, а однажды сестра забралась на это самое дерево, а спуститься не смогла. Сидела на ветке и рыдала, пока я уговаривала ее успокоиться и все-таки попробовать потихоньку слезть.

Рывок поводка возвращает меня в настоящее. Я читала, что собака не должна тянуть поводок, а если такое случилось, надо приманить ее к себе. Я достаю лакомство, и Хэнк тут же оказывается рядом. Но съев угощение, он снова тянет меня за поводок. Так у нас продолжается три круга. Кубики в пакете превратились в кашу, и теперь у меня под ногтями крошки фарша.

Хэнк побеждает, и мы мчимся через поле. Время от времени я выкрикиваю «К ноге!» или тащу его на себя, но, строго говоря, не я пса выгуливаю, а он меня.

Как назло, бабушкины резиновые сапоги – своих у меня нет, а у нас с ней один размер – натерли мне ноги, а в правом к тому же мешается какой-то камушек.

Я уговариваю пса остановиться и снимаю сапог. Поводок сжимаю покрепче – с Хэнком расслабляться нельзя. Но сапог падает у меня из рук, я прыгаю на одной ноге, стараясь не наступить в грязь и не промочить носок, и тут замечаю, что поводок выскользнул… Хэнк пулей мчит прочь. Бежит во весь опор куда-то вдаль.

– Стой, твою мать! – ору я, бросаясь за ним, но через секунду падаю в грязь – бежать в одном резиновым сапоге было плохой идеей.

Хэнк убегает все дальше. Я хватаю сапог – и в погоню. Так быстро я в жизни не бегала.

Через несколько минут спринтерской гонки я понимаю, что нужна какая-то стратегия. Еле дыша, я устремляюсь зигзагами по полям в поисках пса. В какой-то момент на глаза наворачиваются слезы, от чего бежать еще труднее, и через час я с рыданиями валюсь под дерево.

Я потеряла собаку Джексона! Бабушкины дела представлялись мне приятными и необременительными, но я с ними не справляюсь! Бог знает что может случиться с Хэнком. Вдруг он выбежит на шоссе? А вдруг его съедят?! В Йоркшире водятся хищники? Господи, ну сколько можно реветь?!

Через несколько мгновений я снова встаю, потому что сидеть на месте еще хуже, чем бежать. Я зову Хэнка, снова и снова выкрикивая его имя, но ветер такой сильный, что я саму себя едва слышу. Неделю назад я стояла в большом зале и разъясняла план минимизации издержек в связи с переменами в корпоративной структуре. Теперь же я рыдаю посреди поля, мои ноги стерты в кровь, а волосы превратились в птичье гнездо и лезут в лицо. Ситуация явно вышла из-под контроля. Вообще-то, я отлично справляюсь в стрессовых ситуациях – именно так сказала Ребекка на моей последней аттестации…

Я цепляюсь за эту мысль. Сперва надо отдышаться. Делать нечего, придется возвращаться в Хэмли. Номер Джексона я не записала, но он должен узнать о случившемся.

Тошнит от одной мысли о предстоящем разговоре. Он же меня возненавидит! Сама себя я уже ненавижу. Бедолага Хэнк, наверное, уже понял, что потерялся, и теперь не знает, куда бежать.

Снова слезы. Нужно взять себя в руки! Что же со мной такое?!

Уж насколько плохой была первая прогулка через Хэмли, но обратный путь в сто раз хуже. Из окон и дверных проемов меня провожают безмолвные взгляды.

– Мама, смотри, чудище лесное! – указывает на меня какой-то ребенок.

Мимо проезжает Роланд, а потом дважды на меня оглядывается.

– А где Хэнк?

– Убежал, – сдавленно говорю я.

– Святые угодники!

Я стискиваю зубы и продолжаю идти.

– Нужно организовать поисковый отряд! – восклицает Роланд. – Созвать заседание Деревенского Совета! Я сообщу Бетси!

О нет. Только не Бетси!

– Сперва мне нужно поговорить с Джексоном! – Я вытираю лицо рукавом. – До того как обо всем узнает Бетси.

Но Роланду уже не до меня, он аккуратно разворачивает свой скутер в обратном направлении.

– Умоляю, дайте мне сначала поговорить с Джексоном!

– Не бойся, Лина, мы найдем Хэнка! – кричит он через плечо и с тихим жужжанием укатывает прочь.

Я ругаюсь ему вслед и плетусь дальше. Что сказать Джексону? Разве есть хороший способ для сообщения таких новостей?.. Представляю наш разговор, и живот сводит спазмом.

К двери Джексона я подхожу в таком же напряженном и нервном состоянии, как перед злосчастной презентацией, – и судя по недавнему опыту, мне грозит паническая атака.

Я звоню в дверь, а потом вспоминаю про ключ в кармане.

Черт, Джексон наверняка уже ушел на работу. Неужели мне придется идти в школу? Не хватало мне еще каяться, что потеряла собаку, перед толпой школьников.

К моему удивлению, дверь открывается…

И я словно возвращаюсь на два часа назад: клацанье когтей, я на земле, собака лижет мне лицо, сверху смотрит ее хозяин…

– Хэнк! – Я зарываюсь лицом в шерсть и обнимаю его изо всех сил, хоть он и брыкается, как дикий мустанг. – Как же ты меня напугал…

Тут я вспоминаю про Джексона и поднимаю глаза.

До чего же он большой. Я сразу это заметила, но сейчас… Он больше не похож на доброго великана, теперь это человек-медведь, способный одним негромким словом остановить любую драку.

– Прости, Джексон, прости!

Хэнк скачет по мне, оставляя следы лап на вымазанных грязью джинсах.

– Поверь мне, я не специально его отпустила! Он сбежал. Вырвался. Мне очень жаль. Я думала, что хорошо подготовилась… Ты из-за этого не поехал на работу, да?

– Я уже был в школе, когда позвонил викарий и сказал, что Хэнк носится вдоль по Чибисовой улице. Пришлось просить директора меня подменить.

Я обнимаю Хэнка еще крепче.

– Сама-то как?

– Разве не видно?.. – бормочу я, уткнувшись лицом в собаку.

– Ну, кажется, ты немного… Ну…

– Как из задницы?

Его глаза округляются.

– Я вовсе не это хотел сказать.

Он стоит, прислонившись к дверному косяку, и вроде бы даже не злится.

– Ладно, все хорошо, только стыдно, что так облажалась.

– Да ладно тебе, ничего по-настоящему страшного не произошло. Уверена, что с тобой все в порядке?

Хэнк снова пытается вылизать мне лицо, заодно то и дело шлепая меня хвостом.

– Слушай, ты не должен быть со мной милым. Можешь злиться и ругаться. Я это заслужила.

Джексон выглядит озадаченным.

– Я и злился, но ты же извинилась…

– Да, но…

Я встаю на ноги и отряхиваю джинсы – или скорее размазываю по ним грязь.

– В общем, я тебя прощаю, если тебе важно это услышать. И я же знаю, что Хэнк тот еще поганец. Не стоило мне вас отпускать.

– Нет, это я виновата. И мне бы хотелось хоть как-то это исправить… Может, тебе нужна какая-то помощь? В классе прибраться? А еще я отлично разбираюсь в цифрах и аналитике.

– Наказание себе выпрашиваешь? – Джексон озадаченно склоняет голову набок. – Еще скажи, хочешь остаться после уроков.

– Но я действительно облажалась… – понуро отвечаю я. – И хотела бы все исправить.

– Да нечего исправлять, все нормально. – Джексон делает паузу. – Хотя я собирался перекрасить стены в кабинете, и лишняя пара рук не помешает.

– Только скажи когда, и я обязательно приду!

– Ладно, дам знать. – Он гладит Хэнка по голове. – Расслабься, Лина. Видишь, он уже успокоился? Все хорошо.

Может, с Хэнком и все хорошо, а вот со мной…

Что со мной случилось? Рыдала, перекрикивала ветер, носилась кругами по полю. Би права: со мной что-то не так.