Светлые воспоминания
Айса Унгарлинова (ник в инстаграм @aysa_story)
За маленьким покосившимся столом на кухне сидели двое. На полу повсюду валялись пустые бутылки. Выцветшая дырявая клеёнка свисала с одного края и грозила вот-вот соскочить на заляпанный липкими пятнами линолеум.
– Ты мне вот что скажи, дядь Миш, – медленно заговорил молодой мужчина, на лице которого пролегли ранние морщинки. – Почему я такой невезучий? Ничего не складывается в жизни.
Рядом сидящий старик покачал седой головой, закурил и потонул в сизых облаках сигаретного дыма.
– Я же певцом хотел стать – не поступил. На актёра тоже не взяли, – заплетающимся языком говорил молодой, – мне всего тридцать. Или уже тридцать. А я никто. Все говорят, что я не довожу дела до конца. Поступил в колледж – бросил. Устроился на работу – не справился, уволили. А всё почему? Да потому что я слабовольный, бесхарактерный.
Старик непоколебимо молчал.
– Сколько я слышу «Славка, ты неудачник». Оно и, правда, наверное. Сплошной облом по жизни. Ничего хорошего не могу вспомнить, – молодой отчаянно нахмурил брови. – Хотя нет, есть одно светлое воспоминание. Помнишь, я в кино снимался? Конечно, «снимался» – это громко сказано, но всё же. Я тогда совсем салага был. В школьном хоре пел. Помню, как-то музычка говорит – учим песню «Гудбай, Америка». Классное время тогда было. Не надо ни за что отвечать. Учи уроки и всё. Так вот собрали нас в актовом зале и говорят «пойте». Мы и запели. А в зале люди бегали, суетились, снимали, прикинь? Засветился я в культовом фильме «Брат 2». Пару секунд всего лишь, но зато, какие воспоминания.
Водка вызвала в Славке прилив откровенности и желание излить угнетающие либо доставляющие тихую радость мысли. В окно глядело голубое небо с разорванными облаками. Голодные мухи стучали крылышками о стекло, наполняя тишину надоедливым жужжанием.
Мысли о прошлом, словно заколдованные, не выпускали из объятий Славку. Старик изредка кидал на него мрачные взгляды, но по-прежнему молчал.
Из открытой форточки донёсся хриплый лай собак. Славка вздрогнул, возвращаясь в реальность. Затёкшая нога дёрнулась, зацепив стоящую под столом бутылку. Со звонким грохотом она упала и покатилась к коридору.
– Ну что ж по последней и пойдём? – внезапно заговорил старик, уставившись на собеседника тусклым равнодушным взглядом.
– Куда? – удивился Славка, разливая остаток водки по грязным стаканам.
– Как куда? Со мной. Я так понял, своей жизнью ты недоволен, – дядя Миша схватил стопку и мгновенно осушил её. – Ну что? Идём?
– Погоди, – Славка почувствовал, что реальность ускользает от него, и уронил голову на стол.
Когда он очнулся, дядя Миша исчез. Из коридора кричала соседка. Не дождавшись ответа, она прошла на кухню.
– Что же ты, Славка, опять за своё, – вздохнула пожилая женщина, поправляя волосы, выбившиеся из-под косынки. – Я обещала твоей покойной матушке приглядывать за тобой. А ты, поганец, совсем совесть потерял. Разве можно так на свою жизнь наплевать?
– Так я это, – поспешил оправдаться Славка, – дядь Миша приходил. Вот мы с ним за встречу и пригубили немного.
– Какой дядь Миша?
– Как какой? Мамин брат.
– Да что ж твориться-то? Совсем крыша съехала что ль? Он же помер в прошлом году, – тучная соседка присела на стул и заглянула в мутные глаза Славки. – Не пей, родимый. К тебе уж покойники приходят. Нехорошо это.
Глаза хозяина дома лихорадочно загорелись, ввалившиеся щёки побледнели. Лоб разрезала складка, выдающая его внутреннюю борьбу. Казалось, противоречивые мысли терзают Славку, заставляя иначе смотреть на мир.
– Слав, что с тобой? – испугалась соседка.
– Всё нормально. Ты иди, тёть Кать. Я справлюсь.
– Зови, если что. Не молчи. И призраков прочь от себя гони, – крикнула соседка, захлопывая дверь.
Славка смотрел в окно, вспоминая случившееся. Сверху сквозь деревья лился ослепительный солнечный свет.
– Ну что, решился? – голос дяди Миши заставил обернуться к столу.
Лицо Славки исказилось судорогой. Казалось, язык раздулся и мешал говорить. Бледный и помятый он смотрел на видение и чувствовал, как по телу разливается дрожь. Трясущиеся руки отплясывали чечётку по столу.
Дядя Миша встал и протянул сморщенную руку.
– Ты иди. А мне ещё рано, – наконец Славка вышел из оцепенения. – У меня дела есть… Может, снова позовут в кино сниматься.
– Кино – это хорошо, – сказал дядя Миша и растворился в воздухе.
Славка вытер пот со лба и вылил остаток водки в раковину.
Драгоценная находка
Айса Унгарлинова (ник в инстаграм @aysa_story)
Борька отодвинул прогнившую доску, и в заборе образовалась щель. Он быстро проскочил во двор и впустил деда. Иван Сергеевич скорчился от боли в пояснице, но ступил на разросшийся бурьяном травяной ковёр.
– Сюда, дед, сюда.
Борька подбежал к заброшенному дому с облупившейся штукатуркой и оттянул от заколоченного окна лист фанеры.
Внук помог Ивану Сергеевичу пролезть в не застеклённый проём и следом забрался сам. Фонарик вспыхнул и осветил старческое лицо с нависшими седыми бровями и резкими морщинами.
– Это здесь, дед. То, о чём я тебе говорил, – Борька взглянул в бесстрастные, подслеповатые глаза старика. – Вчера вечером военные привезли сюда вещи, коробки всякие. Я думаю, чего это они складывают в заброшенном доме. Подождал, пока они разгрузятся и уедут, и пробрался сюда. Я тут кое-что нашёл. Тебе понравится.
– Эт что ж они даже охрану не оставили? – дед уставился в темноту, где под лучом фонарика вырастали предметы.
– Нет, представляешь. Думаю, эти вещи им не нужны. Этому барахлу лет пятьдесят, если не больше. Смотри, – Борька направил фонарик на стены, заставленные телевизорами, компьютерами и прочей техникой. Огромные махины принтеров и копировальных машин громоздились друг на друге. Угол, заваленный ящиками разных размеров, прятался в темноте.
– Вот здесь я нашёл его, – Борька открыл коробку, стоящую поодаль от основной кучи.
Он пошурудил внутри рукой и вытащил круглый плеер, из которого торчали провода наушников.
– Это не всё, – внук разворошил ещё одну коробку и выудил оттуда диск. – Би-2, твои любимцы.
Довольная улыбка расползлась по лицу Борьки. Потухшие глаза Ивана Сергеевича вспыхнули.
– Как же так? Би-2? – дед, не веря ушам, выхватил диск, чтобы поближе рассмотреть картинку.
Улыбка шевелила длинные обвисшие усы деда.
– Полковнику никто не пише-е-ет
Полковника никто не ждë-ë-ëт, – дребезжащим голосом пропел старик, вспомнив себя в кожаной косухе на концерте любимой группы.
– Придём домой, зарядим его и проверим, работает ли. Там в соседней комнате ещё разный хлам сложен. Но ничего интересного, я уже смотрел, – Борька открыл коробку, полную дисков, и посмотрел на деда. – Что ещё слушали в твоей молодости? Можем что-нибудь взять. Тут есть «Ария», «Алиса».
Уложив в рюкзак находки, Борька с Иваном Сергеевичем собрались уходить. Внезапно с улицы донеслись неизвестные голоса. Щёлкнул дверной замок, и послышались шаги.
– Дед, за мной, – Борька выключил фонарик, взял старика за руку и потащил в темноту.
Посреди соседней комнаты громоздилась куча старого металлолома. Холодильники возвышались над головами и создавали удобное место для укрытия. Борька усадил деда на пол между забором из стиральных машин и глухой стеной. Сам расположился рядом.
– Как думаешь, сколько дадут за плеер на чёрном рынке? – раздался хриплый мужской голос.
– Да чёрт его знает. А ты точно видел его здесь? – спросил другой.
– Да, в коробках. Надо было сразу взять.
Двое мужчин в военной форме потрошили ящики и бросали содержимое на пол.
– Где же он? – в голосе хриплого звучало недовольство.
– Может, в другой комнате?
Борька вздрогнул и сжал в руке ладонь деда. Из глубины тела поднимался страх, заставлявший трястись каждую клеточку. Дед вздохнул и покачал головой, как бы отбиваясь от тревожных мыслей. Густая тьма, выползавшая из углов, казалось, плотнее нависла над их головами. Воздух, пропитанный пылью, сыростью и запахом гниения, давил и сгущал атмосферу дома. Воцарилась тяжёлая, будто выжидающая тишина. Люди в соседней комнате перестали потрошить коробки. Звук приближающихся шагов вызвал у Борьки обильное потоотделение. Луч фонаря нервно обшаривал стены.
– Да тут нет, – сказал хриплый.
– А если его кто-то забрал? – спросил молодой.
– Кто?
– Кто-кто? Тот, кто с тобой разгружал. Ты же не один тут был.
– Вот гады. Пошли отсюда.
Борька выдохнул, когда военные закрыли за собой дверь.
– Пронесло, – прошептал он и включил фонарик. – Как думаешь, дед, почему нам запрещено пользоваться компьютерами? Зачем нас лишили интернета? Я знаю о нём только с твоих слов. Что у нас за жизнь такая? Сплошная скука.
– Ох, Борис, сильным мира сего было выгодно, чтобы люди ничего не знали и, соответственно, молчали. Отобрали телефоны, вырубили интернет, запугали военными. Вот и живём так уже лет двадцать. Как раз перед твоим рождением и прошла эта реформа, – Иван Сергеевич нахмурился, казалось, мысли разворошили гнездо неприятных воспоминаний.
Борька помог деду подняться и осветил проход в соседнюю комнату.
Город тонул в сумраке быстро спускавшегося вечера. Промозглая сырость ложилась на плечи путников, заставляя зябко поёживаться.
– Дед, ты смотри, никому не говори про этот дом, – сказал Борька, отодвигая трухлявую доску в заборе.
– Я ещё из ума не выжил, – возмутился Иван Сергеевич.
Перед глазами старика отчётливо всплывали картинки, где власти запрещали пользоваться развлекательной техникой и принуждали сдавать её в специальные пункты.
«Лишь бы плеер работал, и диск не испортился, – думал старик, проверяя не исчезли ли драгоценные находки. – Вот бы ещё компьютер оттуда вынести. Эх».
Борька шёл и краем глаза поглядывал на счастливого деда, а в голове звучали слова из песни:
«Полковнику никто не пишет
Полковника никто не ждёт…»
Взрослая дочь
Инна Фохт (ник в инстаграм @innafocht80)
Ночь сегодня длиннее казалась.
Я лежала одна в темноте.
Всё прислушивалась, всё старалась
Я услышать, не скрипнула ль дверь.
И уже утром солнце всходило,
А тебя в твоей комнате нет.
Наконец-то! Ты воротилась,
Лишь восток осветил тёплый свет.
Я на слух знаю лёгкую поступь
Твоих стройных и маленьких ног.
Тихо-тихо крадёшься на ощупь,
Чтоб отец вдруг услышать не смог.
Знаешь точно, что я на диване
Дожидаться в гостиной легла.
Ведь впервые ночное свидание
У тебя. Ты его так ждала.
Трепетало, волнуясь, сердечко
И бросало то в холод, то в жар.
Так любви этой первой, беспечной
Ты себя преподносишь, как дар.
Я тебя понимаю, родная.
Ведь недавно и я была юной.
Но покоя и сна я не знаю
В эти ночи тревожные лунные.
Подошла ты ко мне осторожно,
Легла рядом, стащив одеяло.
Как ледышка! Ну разве так можно?!
Где же ты до утра пропадала?!
Мысли крутятся, словно торнадо,
И наружу прорваться хотят…
– Не ругайся, мамуля, не надо.
Знаю, ты понимаешь меня.
Я такая счастливая, мама!
Кажется, что парю над землёй!
Жаль, что тёмная ночь слишком рано
Поменялась местами с зарёй…
Что сказать тебе, милая дочка?
Разве нужно сейчас говорить?
Я поглажу тебя по головке.
Я хочу просто рядом побыть.
Я пытаюсь прогнать все тревоги
И живущую в сердце печаль.
Пожелаю тебе те дороги,
Что ведут только в добрую даль.
Пусть горит в тебе светлое пламя.
И не станет любовь горьким ядом.
Пусть наполнится жизнь цветами,
Будет вешним чарующим садом!
Будет много счастливых мгновений.
Лишь добра для тебя я хочу…
Спишь давно на моих ты коленях,
А я глажу тебя по плечу.
Ты во сне улыбаешься нежно.
Позабылась тревожная ночь.
Нам нельзя изменить неизбежность,
Моя милая взрослая дочь.
Полковнику никто не пишет
Ольга Гузова (ник в инстаграм @mardashkova)
– Кранты! Это ж надо было такой день загубить!
Худощавый мужчина лет сорока присел под навес сарая, от которого ещё пахло свежей смолой, устало вздохнул и снял часы.
– Неужели отцовские? – друзья склонились над ним и сочувственно покачали головой.
База отдыха представляла собой обычный жилой дом с нелепой пристройкой с комнатами для сна, навес с видом на горную реку и пару обветшалых сараев, из которых доносился птичий гомон.
Чуть ли не со слезами на глазах, мужик словно оправдался:
– Как я забыл, что стекло треснуло? В воду в них полез… У Лёхи и Андрюхи похожие были… Они их где-то вместе покупали. Где этот сраный УАЗик? Приехал бы вовремя, не полез бы я в воду и не утопил бы часы.
Все пожали плечами, по очереди покрутили реликвию в руках и вернули хозяину.
С бескрайних лугов ветер принёс на подворье сладкий аромат цветов, которые в родных местах пахнут совершенно иначе. Задорный петушиный крик, мычание привязанной к забору коровы, заглушали причитания путешественника.
– Может, квасу? – перед компанией возник пожилой здоровяк, который, судя по ведрам с кулешом, как раз шёл в те кривые сараи.
– Да что мне квас? Водку неси! – худосочный отмахнулся то ли от навязчивой заботы, то ли от мух, и спрятал хронометр в карман.
Работник махнул девчонкам на кухне, чтобы те накрыли столы. Телефонной связи в этих местах никогда не было, а перевал ночью засыпало, поэтому путешественники почти смирились заночевать у подножия горы, так и не дождавшись автомобиля, на котором планировали вернуться в город.
Через час обильные угощения и горячительные напитки сделали своё дело. На опаленные носы, щеки и шершавые руки никто не обращал внимания. Физическая боль в каждой клеточке тела заглушалась бурным обсуждением покорения Белухи. Каждый поворот, каждый шаг в сцепке смаковали и восстанавливали в памяти.
И только растяпа – пловец снова и снова доставал часы, проверяя не ожили ли стрелки, и вздыхал.
– Дай я гляну. Тысячу лет в руках не держал таких, – через плечо туристу заглянул тот самый помощник, но уже без кулеша, – им хуже точно не будет.
Гость недоверчиво протянул часы, налил себе ещё рюмку и чокнулся с таким же пьяным соседом.
Не прошло и десяти минут, как работник вернулся к столу и вручил советский хронометр, стрелки которого чётко отмеряли уходящие секунды.
– Ну не фига себе! – гикнул хозяин часов. – Мужики, смотрите!
– Вот это работа! – вторили подвыпившие путешественники. – Таких часов давно не делают, а тут мастер нашёлся!
Хозяин подворья гордо расправил плечи, словно у него любой свинопас ювелирных дел мастер.
– Саня, – турист с неподдельным удивлением и благодарностью протянул руку помощнику. – Прикинь, мой брат служил в Чечне. У них полковник один, Борисом звали, тоже умел все на свете ремонтировать: хоть часы, хоть пушку.
Здоровяк встрепенулся, пытаясь усмирить дрожащие руки:
– А фамилия какая у него?
– Максимов. А что?
Работник почесал затылок:
– Лёха?
Щуплый турист подхватился и заорал:
– Лёха, да… Неужели ты – тот самый полковник?
Работник кивнул и засаленными рукавами принялся вытирать слёзы, которые скатывались со щёк крупными горошинами: – Так как там Лёха? Борис, блаженно улыбаясь, смотрел на щуплого мужика, который до боли был похож на брата: – Лёха-то как? А Андрей? Вы ж соседи должны быть. Пашка с ними ещё корешился.
Борис, оставшись без ответа, обернулся на стол, где мгновение назад весело гудела компания. Повисла тишина. Только мошкара суетилась у лампы, а палочки от комаров продолжали дымить.
Борис с блаженной улыбкой уставился на гостей, ожидая долгожданного ответа: – А мне ни разу письмА не написали. Я их помню, вижу как тебя. Лёшка твой патлатый вечно, не успевали стричь, Пашка вечно животом мучился, – он махнул рукой, понимая, что это уже лишние подробности. – Пьют на день пограничника? Им можно, они заслужили.
У долговязого затряслись руки. Он силился что-то сказать, но волнение и водка сбивали с толку.
Лёхин брат выпрямился, чтобы разглядеть прозрачные глаза серого великана, который час назад кормил гусей и тогда совсем не вязался с образом боевого военного.
– Ты их командир? Ты – полковник? – захрипел длинный и сжал кулаки. – Так почему ты тогда не с ними был?
Хозяин постоялого двора как ошпаренный подскочил к навесу, приобнял полковника и толкнул от стола:
– Бать, у реки пацаны тебя какие-то ищут! Беги скорей, пока не ушли!
Полковник прислушался и рванул за огород, хлопнув калиткой.
– Это что за клоун? – Турист не унимался, а его друзья неодобрительно шептались.
– Тих, тих… мужики. Кодированный он у нас, белку ни один раз ловил. Прибился пару лет назад, не помнит кто он и откуда. Придумывает бредни всякие, а тут имена, наверное, за столом услышал и приплёл, чтобы на водку ему дали.
У долговязого тряслись руки. Он силился что-то сказать, но волнение и водка сбивали с толку.
В эту минуту дребезжа и грюкая, в ворота заехал старенький УАЗ. Хозяин постоялого двора с облегчением вздохнул и в два счёта забросал снаряжение подвыпивших путешественников в советскую «буханку».
– От брата всего три письма успели получить, – долговязый уставился в одну точку. – В последнем и написал про часового мастера… Их БТР сгорел как коробка с фейерверками. Одно слово «бронированный»… ладно, поехали мы. Не хочу видеть ни тебя, ни алкаша этого.
***
– Ээээй, – Борис спустился с высокого берега, прошёл вдоль воды и протянул. – Пацаныыыы.
Видимо, не дождались его Лёха, Андрей и Пашка. Он присел на влажный песок и грустно посмотрел на заходящее солнце.
Наверное, празднуют день пограничника, напиваясь в стельку.
Но почему ни строчки ему не напишут?
Снежная дева
Айса Унгарлинова (ник в инстаграм @aysa_story)
Невзирая на морозную погоду, в Первомайском сквере Новосибирска собралось много людей. Горожане целыми семьями пришли любоваться громадными снежными скульптурами.
Игорь стоял за ограждением и смотрел на свою ненаглядную. Ещё несколько дней назад созданная им фигура была лишь кучей снега. А теперь перед ним возвышалась прекрасная дева. Она смотрела вниз, в самую толщу льда. Взгляд, пронизанный болью и тоской, вызывал странное ощущение тревоги и волнения.
Белые волосы красивой волной ниспадали на плечи и терялись в таком же белом одеянии, слегка искрящемся на слабом сибирском солнце. Она стояла, сложив руки на груди, будто удерживая сердце.
– Мам, она плачет? – девочка шести лет внимательно рассматривала скульптуру, хмуря брови.
– Наверное. Пойдём дальше. Глянь, какие огромные лица. Вот это да, – женщина, раскрыв рот от изумления, таращилась на следующую абстрактную снежную фигуру.
Девочка шмыгнула носом и поплелась за матерью, выпуская пар в морозный воздух.
Игорь всё ещё стоял перед скульптурой. Он услышал слова девочки и начал изучать лицо своего творения, пытаясь найти слезинку, которую не создавал.
– Ого! Как настоящая. Вот это черты лица. Мощно. Респект автору, – восхитился один из мимо проходящих парней.
– Прям Снежная королева. Сейчас оживёт и заморозит всех нас, – засмеялся другой, и шумная компания удалилась к следующим скульптурам.
«Как настоящая», – повторил про себя Игорь, вспоминая лицо любимой.
Всякий раз, когда закрывал глаза, он видел Неллю. Живую, улыбающуюся, счастливую. Но восстанавливая в памяти её образ, будь, то на бумаге либо из глины, создавал лицо печальное до невозможности.
Прошёл год, как не стало Нелли. Чудовищная авария забрала жизнь любимого человека. Новенький седан, за рулём которого сидела девушка, улетел в кювет. Игорь почти не пострадал. Пассажирское сиденье странным образом удержало его, защитило от травм. Полгода жизни в тумане и блуждание в потёмках собственного одиночества привели к тому, что Игорь решил посвятить себя творчеству. Он писал картины по ночам, когда мгла разливалась по земле, рассыпая золото лунного и звёздного света. Создавая скульптуры, он давал волю рыданиям и не стыдился своих слёз. Добавлял куски глины, наращивая конечности, а по щекам скользили горькие слёзы. Его работы вызывали грусть и уныние, но вместе с тем имели завораживающий вид.
В снежную деву Игорь вложил самого себя, свою душу, любовь и то, что давало возможность жить – медальон в форме сердца с фотографией Нелли. Теперь это сердце хранилось в левой части груди безжизненной холодной скульптуры.
Игорь возвращался домой, когда на город опустился вечер. Ветер пробегал по земле, поднимал снег и кидал шлепки холодной жижи в лицо.
Горячий чай и пресная булка – вот и всё, что нашлось на ужин неприхотливого художника. Покончив с трапезой, он забрался на диван в тепло колючего шерстяного одеяла. Тяжесть надвигающегося сна наполнила каждую клеточку, и Игорь провалился в глубокое забытье.
Чёрное покрывало ночи незаметно накрыло город. Струйка лунного света лилась из окна и пробегала вдоль комнаты. Странный сдавленный звук, полный страдания и страха, разбудил Игоря. Он вытащил ноги из тёплых объятий одеяла. Взгляд уловил мелькнувший край тени. Смутный образ Нелли хаотично перемещался по комнате. Игорь потёр глаза в надежде, что видение исчезнет, но тень лишь приблизилась, устремив туманный взор на постель.
– Нелля, – прошептал он, но призрачный образ растворился во тьме.
Игорь закрыл глаза. Слёзы просачивались сквозь ресницы и тихо катились по бледным вискам.
На следующий день Игорь вновь отправился в сквер.
«Что случилось?» – сердце учащённо забилось – на привычном месте скульптуры не оказалось.
Ещё вчера здесь стояла его Нелли, а теперь – пустота, холодная, пугающая.
«Её сломали. Неужели снесли? – в голове зароились невесёлые мысли. – Кто посмел? Где организаторы? Где охрана?»
Клокотавшее в груди бешенство нарастало. На лбу резко обозначилась складка нетерпеливого гнева. Озлобленный невероятным потрясением, он бегал по скверу, пытаясь найти виновных. Камер видеонаблюдения не оказалось, организаторы лишь разводили руками, выражая глубокое сожаление.
Выяснять отношения и ругаться не было сил. Игорь, подталкиваемый холодным ветром, побрёл домой.
Невидящий взгляд художника застрял на экране телевизора. Часы пробили полночь, когда начала шевелиться темнота. Из мрака вырастал призрачный силуэт. На нём чётко вырисовывалось лицо Нелли. Глаза, освещённые голубым экраном, выделялись глубокой синевой. На груди сверкал медальон, вложенный Игорем в скульптуру.
– Нелля, это ты? – еле слышно спросил он.
– Да. Ты оживил меня, – её голос звучал глухим загробным эхом.
Глаза, обведённые тёмными кругами, вспыхнули огнём. А от рук, протянутых к Игорю, повеяло холодом. Его зубы едва слышно застучали, и тяжесть поползла по ногам вверх. Казалось, перед Неллей шевелится и пульсирует воздух.
– Жить? Разве это возможно? – наконец, заговорил Игорь.
– Конечно. Ты ведь этого желал. Подарил мне сердце и сам запустил его.
Нелля сделала шаг и притронулась ледяной рукой к щеке парня.
– Согрей меня. Мне холодно. Мне нужно твоё тепло, – руки скользили по телу Игоря, застужая колючими морозными прикосновениями. Будто иголки они впивались в кожу и превращали её в лёд.
– Нет, – он оттолкнул снежную деву в сторону, а сам отскочил к стене.
Ожесточённо сжатые губы Нелли дрогнули, а затем раскрылись, выпустив страшный хохот. Её ноздри раздувались от злости, а глаза пылали ярким пламенем.
– Ты не моя Нелля, – прошептал Игорь, отступая к окну.
Девушка приближалась, её бледные, отдающие синевой руки почти касались живой, такой желанной плоти.
– Ты же любишь меня. Так помоги своей Нелле. Отдай тепло, чтобы я жила, – она схватила Игоря за плечи, а затем прильнула к нему всем телом.
Холод сковал онемевшие конечности. Ледяные цепи обвили жертву, не давая возможности пошевелиться. Кожа теряла первоначальный цвет, обретая голубоватый оттенок. Нелля же наоборот, розовела, на щеках появлялся румянец.
– Не-е-ет, – прохрипел Игорь и, собрав последние силы, сорвал медальон с груди ожившей скульптуры.
Снежная дева побелела, застыла и рассыпалась на пол кучей снега. Медальон неприятно холодил руку. Игорь разжал ладонь: кусок льда в виде сердца медленно превращался в воду.