– Он и есть король, Тэсс! Король Шервуда. У вас сегодня и впрямь нет счета гостям, Робин! – сказал Гилберт, широко улыбнувшись лорду Шервуда.
– И всем им рады, – ответил Робин и с ласковой улыбкой посмотрел на Терезу: – Вижу, Тэсс, ты сделала выбор, где найти приют в Шервуде?
– Стрелки Гилберта очень просили меня остаться, – застенчиво ответила Тереза и вскинула на Гилберта глаза, полные нежного восхищения. – Я не могла устоять перед их просьбами, лорд Робин!
– А сам Гилберт в это время красноречиво молчал. Но его просьба, выраженная взглядами и улыбками, должно быть, оказалась самой настойчивой из всех! – ухмыльнулся Статли, появившись возле Робина. – Подумать только, если бы я и мои стрелки сегодня поехали с Робином вместо тебя, Гил, не видать бы тебе прелестной Тэсс как своих ушей!
– И ты еще смеешь сожалеть вслух о своем отказе? – посмотрел на него Робин и отклонил протянутую ему руку Статли. – На твоем месте я бы постарался сегодня объехать наш лагерь за десять миль.
Статли посмотрел в холодные глаза Робина и виновато склонил голову:
– Помилования, мой лорд, прошу помилования! Я накануне получил весть о том, что через Шервуд проедет сборщик епископа, но не успел предупредить тебя. Иначе я никогда не посмел бы отклонить твое предложение!
– И что же, вы получили благословение слуги епископа? – смягчился Робин, пожимая руку Статли.
– Нет, – рассмеялся Статли, – мы его так и не дождались. Обманули самих себя!
– О чем ты больше всего сожалеешь, Вилл? – спросила Клэренс, взяв под руку Робина и устремив на Статли взгляд, исполненный тайного ожидания. – О том, что упустил сборщика, или о том, что не ты сегодня помог девушке, попавшей в беду?
– О том, леди Клэр, что я навлек на себя немилость твоего брата. Сборщиков на мой век хватит, чтобы я огорчался из-за одного из них. Что же до девушек… – и Статли улыбнулся, открыто посмотрев на сестру лорда Шервуда взглядом, в котором светилась нежность: – Клэр, ты знаешь, как ты замечательно красива? Неужели я настолько оплошал, что ты нуждалась в помощи, а меня не оказалось рядом?
Смущенная его словами, Клэренс залилась краской и убежала, провожаемая смехом Робина, Гилберта и Статли.
В трапезную вошел Вилл Скарлет, одетый в такой же наряд, как и Робин, только темно-медового цвета и без рыцарской цепи. К Виллу, крепко вцепившись в его руку, прижался Дэнис, пытаясь сохранить на лице выражение пристойной застенчивости. Но в живых янтарных глазах Дэниса то и дело вспыхивали беспокойные искорки. Он вскидывал голову, о чем-то спрашивал Вилла, и тот отвечал сыну необычайно мягким голосом, сопровождая слова теплой улыбкой и ласковым взглядом. Заметив Робина, Дэнис издал гортанный вопль и, отпустив руку отца, бросился к лорду Шервуда. Робин рассмеялся, открывая объятия, и, поймав мальчика, подхватил его на руки.
– Где же она, крестный?! – зашептал Дэнис, крутя головой и оглядывая трапезную, и, не сдержав нетерпения, закричал: – Ты же сказал, что сегодня познакомишь нас со своей невестой!
Его услышал каждый. Все оживленно зашептались, потом в трапезной наступила тишина, и взгляды скрестились на лорде Шервуда. Не дав никому опомниться, Джон окинул взглядом собравшихся в трапезной гостей и, намеренно повысив голос, спросил:
– Значит, ты сегодня наконец представишь нам свою таинственную красавицу?
– Да, Джон, представлю, – с улыбкой в глазах подтвердил Робин, и тишина взорвалась громкими голосами стрелков, оживившихся до крайности после слов лорда Шервуда.
– Скоро! Проявите немного терпения! – смеялся Робин, отмахиваясь от посыпавшихся на него вопросов, а сам не сводил глаз с коридора.
Он уже начал терять терпение, к которому призывал других, когда в трапезную вышла Кэтрин. Взяв Джона под руку, она весело посмотрела на Робина и кивнула.
– Спасибо, дружок! – сказал Робин. – Рассаживай гостей за столы. Вилл, я прошу тебя немного передвинуться с обычного места.
– Я-то передвинусь, а ты бы поспешил за ней, пока все не лопнули от любопытства, – усмехнулся Вилл.
Робин быстрым шагом вернулся к своей комнате, открыл дверь и замер на пороге.
– О Робин! – услышал он восхищенный возглас Марианны, и она почти повторила слова Терезы: – Ты подобен самому королю!
– А ты, ангел мой, краше любой королевы! – только и смог он сказать и улыбнулся, не сводя глаз с Марианны.
Ловкие пальчики Кэтрин умудрились заплести густые короткие волосы Марианны колоском вокруг головы так, что Марианна казалась увенчанной затейливой короной из собственных волос. Никто бы, не зная в точности, не смог угадать действительную длину волос Марианны. Придуманная Кэтрин прическа открыла высокую шею Марианны, подчеркнула нежный овал лица и очень подошла к наряду. Заметив, что украшения так и лежат на столе, Робин возложил на голову Марианны диадему и, пока она вдевала в уши серьги, обвил ее стан поясом и застегнул золотую пряжку. Он подвел Марианну к зеркалу и, заметив, как она радостно улыбнулась своему отражению, тоже довольно улыбнулся.
– Идем, моя радость! Все сидят за столами и ждут только нас.
Ощутив внезапное волнение, Марианна обернулась к Робину и посмотрела на него с тревогой в глазах. Он нежно покачал головой в знак того, что ей не о чем волноваться, и подал руку. Она положила поверх его руки свою, и Робин повел Марианну в трапезную. Слыша приближающийся гул многоголосья и понимая, что большая часть разговоров, если не все, касаются лорда Шервуда и его подруги, Марианна пыталась сохранять спокойствие, но сердце в ее груди билось все чаще и чаще.
Рука об руку Робин и Марианна вышли в трапезную, и голоса мгновенно умолкли. Остановившись посередине, Робин движением, полным изящной грации, развернул Марианну лицом к столам и громко сказал:
– Представляю вам ту, кого вы называли моей таинственной подругой. Моя невеста леди Марианна Невилл! – и, затаив улыбку, добавил уже без торжественности, самым обыденным тоном: – Впрочем, вы ее хорошо знаете сами.
Улыбнувшись Робину, Марианна обвела глазами стрелков. Они смотрели на нее так, словно видели в первый раз. Многие вообще пока не поняли, что представленная только что невеста лорда Шервуда и Саксонка, с которой они были вместе в дозорах и патрулях и в яростных схватках с ноттингемскими ратниками, – одна и та же женщина. Только Джон довольно ухмылялся, Кэтрин с гордостью смотрела на Марианну как на творение собственных рук, Статли и Клэренс переглядывались, прыская веселым смехом. Эллен с нежной улыбкой не сводила глаз с Робина, откровенно радуясь за него, а отец Тук с такой же радостью смотрел на Марианну. Вилл очень пристально рассматривал Марианну, и в его глазах было одно лишь любование ею, не окрашенное никакими другими чувствами.
– Отец! – подергал его за рукав Дэнис, тоже во все глаза смотревший на Марианну. – Это невеста крестного?! Она такая красивая, что дух захватывает!
– Да, малыш, она очень красивая, – согласился Вилл с сыном.
– Я даже представить себе не могу, как сильно крестный должен любить ее! – восхищенно прошептал Дэнис. – А ты можешь?
Опустив взгляд на Дэниса, Вилл усмехнулся и потрепал сына по голове.
Робин отвел Марианну за стол и усадил рядом с собой. Дэнис, немедленно забравшись на колени отца, выразительно посмотрел на Робина. Тот, догадавшись о смысле настойчивого взгляда мальчика, рассмеялся и сказал Марианне:
– Мэриан, позволь представить тебе Дэниса – сына Вилла и моего крестника.
Дэнис склонил голову перед Марианной в изящном поклоне и поднес ее руку к губам.
– Леди Мэриан, отныне и навек я ваш самый преданный слуга и защитник!
Марианна рассмеялась, поцеловала его в щеку и, не удержавшись, ласково потрепала по темноволосой голове. Посмотрев на Вилла, она с улыбкой сказала:
– Ты поразительно похож на отца, Дэнис!
Вилл ответил Марианне улыбкой и взглядом, полным гордости за сына, и пересадил Дэниса с колен на скамью рядом с собой.
– Ущипните меня! – потряс головой Алан. – И она была рядом с нами все лето?! Это действительно Саксонка?!
– Спроси лучше, где все лето были наши глаза, если мы не видели, как она хороша собой! – прошептал в ответ Вульфгар.
– Они с лордом Робином – очень красивая пара! – вздохнула Элис, радуясь счастью, которое светилось на лице Марианны и в глазах Робина.
Когда кубки были наполнены вином, взгляды гостей устремились к лорду Шервуда и замерли в ожидании. Робин поднялся, высоко поднял кубок и, обведя стрелков и гостей взглядом, полным тепла и улыбки, громко сказал:
– Ваше здоровье, друзья!
Под одобрительные возгласы он осушил кубок, и тогда встал Джон. Сделав рукой жест, которым он предложил всем собравшимся поддержать его слова, Джон провозгласил, заполнив раскатом мощного голоса всю трапезную:
– Слава вольному Шервуду и нашему лорду! Долгих лет Робину и всем нам!
Звон кубков и приветственный гул голосов были ему ответом. Чувствуя тепло руки Робина, Марианна то и дело вскидывала на него счастливые глаза, и он отвечал ей взглядом, исполненным ответной нежности, и ласковым пожатием. Над столами реял веселый несмолкаемый смех, и казалось, что опасность, которой была пронизана вся жизнь вольного леса, в этот вечер существовала только в воображении.
Когда праздничный ужин подходил к концу, Кэтрин, пошептавшись с Джоном и Клэренс, убежала из-за стола и вскоре вернулась, что-то пряча за спиной. Она похлопала Робина по плечу и, когда тот обернулся, попросила:
– Спой песню прощания с летом! А потом еще какую-нибудь, и не одну!
Расслышав ее слова, стрелки шумно присоединились к просьбе Кэтрин. Вилл, оживившись, повернулся к Робину и, смерив его теплым насмешливым взглядом, поинтересовался:
– Опять станешь отпираться и уверять нас, что ты не в голосе?
– Или что у тебя молчит сердце? – тут же вмешалась Кэтрин, стрельнув лукавым взглядом в сторону Марианны.
Посмотрев на Марианну, Робин улыбнулся и ответил:
– Нет, Кэтти! Мое сердце не молчит, и я вполне в голосе.
Под громкие рукоплескания Кэтрин, торжествуя, протянула ему предмет, который прятала за спиной. Марианне вначале показалось, что это лютня, только необычной формы. Но, приглядевшись, она узнала в инструменте латинскую гитару, голос которой ей доводилось слышать прежде. Робин забрал у Кэтрин гитару, поднялся и взмахом руки согнал с одной скамьи сидевших на ней стрелков. Привольно устроившись на скамье и поставив на нее одну ногу, он принялся перебирать струны и подкручивать колки. Когда струны ответили стройным звучанием, Робин расстегнул манжеты рукавов и стал играть.
Струны запели под его пальцами, отвечая то россыпью серебряных брызг, то вскрикивая гортанным многоголосием. Откинув голову на стену, прикрыв глаза, Робин извлекал из струн мелодию за мелодией, одну переходившую в другую, и они обвивали слушателей волшебными невидимыми лентами, околдовывали, заставляя забыть обо всем и превратиться в слух.
Он запел, и его голос заполнил притихшую залу. Голос Робина был таким чистым, чарующим, манящим, что Марианна поняла стрелков, которые летом одолевали лорда Шервуда просьбами спеть. Она слышала многих менестрелей, но ни один из них не был так искусен, не покорял так всецело сердца тех, кто его слушал.
Хотел я сплести для любимой
Венок, но цветов не нашел.
Лишь спелые кисти рябины
И листьев желтеющий шелк.
Дары сентября небогаты
Для той, что была так щедра
И летнюю ночь от заката
Делила со мной до утра.
Я летом ромашки для милой
И маки охапками рвал,
Как полдень июньский счастливый,
Цветами ее осыпал.
Последний в августе вечер
Раскинулся звездным шатром,
Окутал нам бархатом плечи,
Согрел на прощанье костром.
И милая утром дрожала,
Хоть сон был и сладок, и тих.
А ночью не слышал я жалоб
На холод объятий моих.
В осенней росе ты продрогла,
Проснись и останься со мной.
Отправилось лето в дорогу,
Призывно ржет конь вороной.
Стрелой полетит он по лугу,
К груди тебя крепко прижму.
И утром осенним подругу
Представлю друзьям как жену.
Кольцом обручальным восполню
Я скромность венца из рябин,
А спросишь о сердце, напомню:
Давно оно стало твоим.
Осенние листья роняя,
Придет к нам и зимняя ночь,
А к новому лету, родная,
Мне сына роди или дочь.2
Кэтрин, перегнувшись через колени Джона, дотянулась до Марианны и оживленно зашептала:
– Это и есть наша прощальная с летом песня! Робин сложил ее для меня, но как бы от имени Джона. Мы ведь с Джоном поженились в первый день сентября, а Мартин у нас родился, правда, к весне, а не к лету, но то было не в первый год после свадьбы.
Расслышав ее говорок, Робин повел глазами в сторону Кэтрин и ласково усмехнулся:
– Да уж, дружок, заставила ты меня совершить настоящий подвиг: предстать перед всем Шервудом повитухой! Как же было после этого не отблагодарить тебя песней?
Гости дружно расхохотались, а лицо Кэтрин вспыхнуло густым румянцем. Робин вновь пробежал пальцами по струнам, и все смолкли как по команде.
Молчавший все лето лорд Шервуда к радости гостей пел одну песню за другой. Почти ни одной из этих песен Марианна не знала и поняла, что и слова и мелодии принадлежат самому Робину. Зачарованная, как и все остальные, она не могла отвести взгляда от лица Робина, по которому скользили тени, отбрасываемые огнями факелов, от его пальцев, то быстро, то медленно перебиравших струны, и те отзывались все новыми и новыми напевами.
Когда он ненадолго замолчал и отпил вина из стоявшего перед ним кубка, в трапезной не раздалось ни единого шороха. Он запел снова, и Марианна, с трудом оторвав от него взгляд, посмотрела на других стрелков. Они завороженно смотрели на своего лорда, и на их лицах читалось нескрываемое восхищение. Внезапно в ее памяти всплыли слова, однажды сказанные Гаем: «Все повинуются ему беспрекословно, но не из страха». И сейчас она удивилась проницательности смертельного врага лорда Шервуда. Робин горячо любим своим воинством. Он вождь от рождения. Стрелки преданы ему бесконечно и безоглядно. Каждый из них пошел бы на верную гибель, повинуясь слову или всего лишь взгляду лорда Шервуда.
Словно услышав ее мысли, Робин посмотрел на Марианну, улыбнулся и негромко сказал:
– Тебе, любовь моя!
Не сводя с нее глаз, он стал петь ту песню, которую она сама год назад пела на берегу Трента, в день, когда они с Робином впервые встретились.
Мне ль в лета юные мои
Судить о Смерти и Любви?
Но слышал я, что стрелы их
Опасны для сердец людских.
Нас одинаково разят
И жар Любви, и Смерти хлад.
Они, хоть обликом не схожи,
Готовят нам одно и то же.
Губительна любая часть —
В огне сгореть иль в бездну пасть.
Ударит гром, плеснет волна,
А пагуба от них одна.
Итак, равны Любви огонь
И Смерти хладная ладонь,
Но все ж Любви способен пыл
Прогнать мороз из тьмы могил.3
Утопая в омуте его темно-синих глаз, Марианна невольно прижала ладонь к груди, чувствуя, как сжимается сердце и подступают к глазам светлые слезы. Закончив петь, Робин провел ладонью по струнам, заставляя их смолкнуть, передал гитару Кэтрин и вернулся за стол. При полной тишине, словно в трапезной не было никого, кроме них двоих, Робин взял руки Марианны и, склонив голову, поочередно поцеловал их – одну, потом вторую. Вскинув голову, он обвел взглядом гостей, и тогда встал Гилберт и высоко поднял кубок.
– Честь и слава невесте нашего лорда – прекрасной леди Марианне!
Его возглас был дружно подхвачен. Робин, а за ним и остальные поднялись и стоя осушили кубки в честь Марианны.
– Долгих лет будущей госпоже Шервуда!
Глава восьмая
Мальчик весело бежал по лесной тропинке. Хватаясь за пучки высокой травы, он скатывался по крутым склонам глубоких оврагов, на дне которых журчали торопливые ручьи. Держась за гибкие ветви кустарников, легко прыгал с пригорка на пригорок. Спутанные темные волосы то и дело падали ему на лицо, закрывая лукавые янтарные глаза. Внезапный шорох, раздавшийся из густого орешника, и звук удара о землю насторожили его. Он затаил дыхание, достал из маленького колчана лук и, положив на тетиву стрелу, пошел на шорох, стараясь ступать так, чтобы под ногой не хрустнул ни один сучок. Раздвинув ветви орешника, маленький стрелок окинул быстрым взглядом открывшуюся перед ним поляну.
Посреди поляны, подмяв высокую траву, лежал олень. В его груди еще трепетала длинная стрела. Протяжно присвистнув, мальчик, забыв об осторожности, вышел из своего укрытия, обошел оленя кругом и, выдернув стрелу, стал внимательно ее разглядывать.
– Оставь, это не твое! – раздался за его спиной испуганный возглас.
Вскинув лук, мальчик прыжком обернулся на голос и с любопытством, без тени страха на живом подвижном лице оглядел с головы до ног стоявшего перед ним юношу лет пятнадцати. Убедившись, что юноша растерян и не проявляет враждебности, мальчик опустил лук и насмешливо осведомился:
– Что не мое? Не моя стрела? – уточнил он и рассмеялся: – Конечно, не моя! Я еще в здравом уме, чтобы охотиться в королевских лесах. А-а-а! – протянул он так, словно его только сейчас озарило, и сощурил ясные лукавые глаза. – Наверное, она твоя! Тогда прими мои поздравления: у тебя есть великолепная возможность лишиться правой руки, если ты попадешься на глаза лесничим. Или своим ты считаешь оленя? О! Тогда простите меня, государь! Как же я мог не узнать короля Ричарда? Горе мне, недостойному! Ведь только ему принадлежит вся дичь в этих лесах!
И мальчик изогнулся в изящном поклоне, скрывая ресницами озорной блеск в глазах.
– Ну и язык у тебя! – миролюбиво воскликнул успокоившийся юноша. – Работает без устали, как веретено!
Бросив лук на траву, юноша принялся вырезать из бедра оленя большой кусок, проворно орудуя ножом.
– Прости и ты меня! – сказал он, вытирая тыльной стороной окровавленной ладони пот, выступивший на лбу. – Сдается мне, что в королевских лесах запрещено ходить с луком и стрелами. Но раз этот запрет к тебе не относится, значит, ты мой младший брат принц Джон.
Мальчик от души расхохотался и присел рядом с юношей.
– Разве ты не знаешь, что в этом лесу есть люди, которые не нуждаются в разрешении короля или принца, чтобы носить оружие и охотиться на оленей? – спросил он, испытующе глядя на юношу.
– Сейчас окажется, что ты и есть лорд Шервуда! – пробормотал юноша. Он отвлекся от своего занятия, бросил взгляд на мальчика и с сомнением покачал головой: – Нет, для вольного стрелка ты, пожалуй, чересчур молод! Не верю, чтобы лорду Шервуда могло быть семь или восемь лет, как тебе!
– Мне восемь, – ответил мальчик, слегка погрешив против истины, но в следующий миг честность взяла верх, и он уточнил: – будет в ноябре. Но лорд Робин, конечно, постарше. Кстати, меня зовут Дэнис! А тебя?
– Мач, – ответил юноша.
– Мач?! – переспросил Дэнис и покатился по траве от смеха. – То есть большой? Ну и ну! Ты бы неплохо смотрелся рядом с Джоном, которого все зовут Малюткой! Думаю, что если бы ты очень постарался, то сумел бы дотянуться до его плеча! Мач!
Мач медленно выпрямился и внимательно посмотрел на фыркавшего от смеха Дэниса.
– Ты говоришь о Малютке Джоне – друге лорда Шервуда? Так ты и впрямь из вольных стрелков?
– Я сын Вилла Скарлета! – гордо ответил Дэнис. – Ты когда-нибудь слышал о моем отце?
– Слышал ли я о Вилле Скарлете? – переспросил Мач и посмотрел на Дэниса уже с невольным уважением. – Еще бы! У нас в Ротервуде всем известно это имя. Глашатаи шерифа объявляли, что тот, кто поможет изловить или убить Вилла Скарлета, получит от шерифа награду – не многим меньшую, чем та, что назначена за самого лорда вольного Шервуда!
– Эти деньги навсегда останутся у шерифа невостребованными, – уверенно заявил Дэнис и принялся помогать Мачу убирать мясо в сумку. – Отец очень смелый. Лучше него на мечах бьется только сам Робин. Все стрелки Шервуда прошли выучку у моего отца!
Мач поднялся с колен и отряхнул прилипшие к одежде травинки.
– Дэнис! – решил он предостеречь своего разговорчивого знакомого. – Не слишком ли ты откровенен со мной? А вдруг я слуга того же шерифа или Гая Гисборна?
Дэнис ответил насмешливой улыбкой, придавшей его лицу неожиданно взрослое выражение.
– Так ведь я тебе ни о чем секретном не проболтался! – заметил он, пожимая плечами. – То, что мой отец и Робин вдвоем стоят трех десятков ратников, не тайна ни для шерифа, ни для сэра Гая. Если ты им передашь мои слова, ничего нового для себя они не узнают. Но ты не слуга им, Мач. У слуг баронов не бывает таких голодных глаз и худого лица, как у тебя. Да и одеваются они богаче.
Мач невесело рассмеялся, отдавая должное внимательности мальчика и признавая правоту Дэниса. Тот, повеселев, сунул ладошку в руку своего нового друга.
– Я немножко провожу тебя, вдруг ты заблудишься в Шервуде.
Они пошли по тропинке.
– Правду ли говорят про лорда Шервуда, что лучше него в Англии нет лучника? – с любопытством спросил Мач.
Он, как и вся молодежь Средних земель, не избежал чарующего влияния рассказов о подвигах лорда Шервуда и вольных стрелков. И теперь, раз уж случай свел его с сыном самого Вилла Скарлета, Мач не удержался от вопросов. Ему хотелось узнать побольше о лорде Шервуда и его друзьях, чтобы потом в Ротервуде, когда парни и девушки соберутся вечером на танцы, поразить их своей осведомленностью.
– Это правда, – ответил Дэнис, кивнув головой. – Он почти не целясь попадает туда, куда никто не может попасть: ни Джон, ни Вилл Статли. Даже мой отец, хотя он отлично стреляет из лука, уступает в этом искусстве Робину. Как-то год назад отец рассказывал мне, что когда они были… не важно, где… Так вот, там, где они были, остановился один из друзей сэра Рейнолда. Завидев вольных стрелков, он испугался и спрятался, а потом выстрелил из укрытия и убил одного. Главное, все вышло так неожиданно, что никто из наших не успел заметить, откуда выпустили стрелу. О, тут Робин разгневался! А знаешь, какими становятся его глаза, когда он сердится? В них просто страшно смотреть! Он считает себя в ответе за жизнь каждого из шервудских стрелков. Так вот, он приказал всем укрыться, а сам вышел на середину площади и остановился как живая мишень. И друг шерифа – он спрятался на крыше постоялого двора – не утерпел и выстрелил. Робин отскочил в сторону – его даже не поцарапало! – и тут же выстрелил в ответ.
– И что было дальше? – увлекшись рассказом, нетерпеливо спросил Мач, когда Дэнис на мгновение замолчал, переводя дыхание.
– Дальше? А дальше у шерифа стало на одного друга меньше, – вздохнул Дэнис с притворной печалью и снова рассмеялся.
– Ты так говоришь о лорде Робине, словно давно знаешь его, – заметил Мач, у которого возбужденно блестели глаза после рассказа Дэниса.
Сам он живо представлял себе то, о чем ему только что поведал Дэнис. И хотя Мач никогда не встречал лорда Шервуда, он так ясно видел его сейчас на пустынной площади, прогуливавшегося по ней с деланой беспечностью, но при этом зорко осматривавшегося в поисках невидимого врага.
– Так я его действительно давно знаю! – ответил Дэнис. – Он мой крестный и брат моего отца. Когда-то мы все вместе жили в Локсли. Джон тоже оттуда.
– Локсли? – перепросил Мач. – А где это? Я никогда не слышал о таком селении или городе!
Лицо Дэниса – такое подвижное! – помрачнело и застыло.
– И никогда уже не услышишь, Мач, – сказал он жестким, совсем недетским тоном. – Наше селение сожгли ратники шерифа по приказу Гая Гисборна. Мы не захотели платить подати епископу Гесберту, но наша земля никогда и не принадлежала церкви! Она находилась во владениях Рочестеров. Граф Альрик подарил Локсли одному из своих верных вассалов, а тот вскоре составил дарственную в пользу всех жителей селения. Мы были свободными людьми, Мач, что пришлось не по нраву властителям Ноттингемшира.
Мач сочувственно посмотрел на маленького приятеля и вздохнул.
– А я-то думал, что хотя бы дети твоих лет проводят время в играх, не зная слез и горя!
– Ратники шерифа заперли снаружи дом, в котором были мама с сестричкой и я, а потом подожгли, – тихо сказал Дэнис. – Мама спустила меня на связанных простынях в окно и крикнула мне, чтобы я постарался поймать Эйслинн. Но рухнула крыша, и мама с сестрой остались под ней. С тех пор, Мач, я играю в то, как я вырасту и встречу Гая Гисборна, как он попросит у меня пощады, а я…
– А ты? – спросил Мач, пораженный до глубины души горьким повествованием.
– Я!.. – только и выдохнул Дэнис, и в его глазах сверкнул огонь ненависти.
Дружеское пожатие руки Мача приободрило загрустившего Дэниса, и тот, повеселев, вскинул голову.
Мач то и дело оглядывался по сторонам, убеждаясь, что они не сбились с дороги. Но Дэнис продолжал идти уверенным шагом, невольно увлекая Мача за собой.
– Ты так хорошо знаешь лес? – спросил Мач, удивляясь уверенности Дэниса.
– Хорошо знают лес только Робин, мой отец и Джон, – беззаботно ответил Дэнис.
– А ты не боишься гулять по лесу один?
Дэнис беспечно пожал плечами:
– Ты же не боишься охотиться на оленей? Я еще ни разу не заблудился. Правда, отец запрещает мне так далеко уходить от дома, но там скучно, когда они все уезжают по делам! Если только леди Мэри начнет о чем-нибудь рассказывать, но сегодня она была занята с самого утра. Они с Кэтрин затеяли большую стирку. О, Мач, если бы ты знал, сколько историй знает леди Мэри – и веселых, и страшных, и просто интересных! Ты бы тоже заслушался!
– Леди Мэри? – переспросил Мач. – Кто такая эта леди Мэри? Уж не знаменитая ли Саксонка?
– Так ты и о ней слышал? – оживился Дэнис. – Да, это она самая! Так ее прозвали в Шервуде, но она настоящая знатная леди, хотя ласковая и добрая, как простая девушка. А что ты о ней слышал?
– Разное говорили! – пожал плечами Мач. – Что она сражается с ратниками шерифа, не уступая вольным стрелкам.
– Это уже в прошлом! – рассмеялся Дэнис. – Но она и правда великолепно владеет оружием – ее тоже учили Робин и мой отец, как и других стрелков. Она даже учит меня метко стрелять, потому что крестный с отцом вечно заняты.
– Еще говорили, что епископ обвинил ее в колдовстве и назвал ведьмой. Что она заклеймена позорным клеймом, – продолжал перечислять все, что слышал, Мач, но Дэнис оборвал его, резко дернув за руку.
– А вот этих слов никогда и никому не говори! – посоветовал он. – Особенно когда придешь ко мне в гости. Потом договоримся, как это устроить. Если, не дай Бог, крестный услышит, как ты повторяешь эти подлые россказни, он может и прибить тебя ненароком!
– Почему? – удивился Мач.
– Потому что он любит ее, – ответил Дэнис и, вздохнув, покачал головой: – Если бы ты знал, как крестный горячо и сильно любит леди Мэри!
– Да ты-то что смыслишь в сердечных делах?! – рассмеялся Мач, позабавленный серьезным тоном Дэниса.
Дэнис запальчиво сверкнул глазами и собрался достойно ответить, но Мач вдруг с силой сжал ему руку и метнулся в кусты, увлекая мальчика за собой. Едва они успели спрятаться в густых зарослях, как на тропинке показались три всадника. Рядом с лошадью первого бежал трусцой огромный черный пес. Поравнявшись с укрытием Мача и Дэниса, собака замерла как вкопанная и утробно зарычала, оскалив клыки.
– Здесь кто-то есть! – сказал первый всадник, осадив коня, и властно поднял руку.
Всадник, который следовал за ним, спрыгнул с коня и схватил пса за ошейник. Собака разразилась громким лаем, слюна так и кипела в жарком провале клыкастой пасти. Мач прижал к себе Дэниса, нащупал на его плече ремень от колчана и, сдернув его, отбросил колчан Дэниса с луком и стрелами далеко в сторону. Едва он успел это сделать, как ратник, с трудом удерживая рвущегося вперед пса, раздвинул ветви кустарника. На синем сюрко ратника, надетом поверх длинной кольчуги, был вышит герб, при виде которого Мач похолодел. Обнаружив юношу и мальчика, ратник вытолкнул их к ногам лошади первого всадника.
Тот, сощурив холодные темные глаза, долго рассматривал пленников, потом скользнул взглядом в сторону не унимавшегося пса и раздраженно бросил ему короткое слово на французском языке. Пес немедленно замолчал и растерянно переступил мощными лапами.
– Так! – выронил всадник, снова обратив взгляд на Мача и Дэниса. – Значит, вот чьих рук убийство королевского оленя.
Он сделал Мачу знак подойти и, когда тот приблизился к нему на ногах, переставших гнуться от ужаса, рукоятью сложенной плети властно вскинул подбородок юноши.
– Кто ты такой?
– Мое имя – Мач из Ротервуда, благородный лорд! – послушно ответил Мач, с трудом шевеля онемевшими губами.
Он остался при луке и стрелах, его сумка была набита свежим мясом, и Мач понимал, что доказательства его вины налицо.
– А знаешь ли ты, кто я? – прищурился всадник.
– Да, милорд, – с глубоким вздохом ответил Мач, опуская глаза. – Вы сэр Гай Гисборн, ваша милость.
– Верно! – подтвердил Гай. – И я не жалую браконьеров, Мач из Ротервуда. Твоя учтивость заслуживает похвалы, но не оправдывает твоего преступления. Как ты посмел поднять руку на королевского оленя?
– Я бы никогда не сделал этого, милорд, но год выдался неурожайным. Моя семья голодает! – торопливо пробормотал Мач, отчаянно надеясь на чудо.
– Голод, – почти сочувственно повторил Гай, но его взгляд оставался холодным. – Закон одинаков для всех, Мач из Ротервуда. Для сытого и для голодного. Ты обязан будешь понести заслуженное наказание.
Услышав приговор, Мач низко опустил голову, чувствуя, как к глазам подступают предательские слезы. На какое чудо он понадеялся? Он же знал, что молить о пощаде и снисхождении бесполезно. Всему Ноттингемширу был известен крутой нрав Гая Гисборна.
– Легко соблюдать законы с набитым брюхом! – внезапно раздался звонкий, негодующий голос Дэниса. – Вы бы, сэр Гай, сначала накормили всех, кто голоден, и лишь потом требовали от них соблюдения законов!
Гай с неподдельным изумлением посмотрел на мальчика, так смело давшего ему отпор. Мач испугался теперь уже за Дэниса, но с облегчением увидел, что всемогущего и жестокого лорда Гисборна только позабавила эта дерзкая выходка и он даже рассмеялся.
– Это что еще такое?! – отсмеявшись, спросил Гай и оглянулся на ратника: – Дай этому щенку подзатыльник и пусть убирается в Ротервуд! И не забудет поминать в молитвах мою доброту за то, что я не отправил его вслед за старшим братом!
– Ваша доброта мне и так известна! – ответил Дэнис и вскинул на Гая глаза, полные испепеляющей ненависти.
Встретившись взглядом с Дэнисом, Гай медленным жестом задержал ратника, готового исполнить приказ и отпустить мальчика.
– Джеффри, ну-ка, поднеси мне его поближе, – распорядился Гай.
Джеффри спрыгнул с коня и перехватил упиравшегося Дэниса за ворот куртки. Не в силах вырваться из крепких рук Джеффри, Дэнис изловчился и укусил его за запястье.
– Вот звереныш! – вскрикнул Джеффри и отвесил Дэнису несильную оплеуху.