Вдохните.
Её губы похожи на апельсины. Я очень давно не пробовал их, но помню, какие они на вкус.
– Всё в порядке?
Они оранжевые, сладкие и слегка кислые. Это вкус приступа.
Вдохните.
Лаванда фиолетовая, пряная, сладкая и как будто со специями. Это аромат приступа.
Вдохните.
Я замираю, зрачки сужаются, уставившись в одну точку. Мои трахею сужаются. Всё внутри меня уменьшается, да и сам я становлюсь невероятно крошечным. Сужаюсь в тоненькую линию, уменьшаюсь до крошечной точки. Каждая клеточка в моём теле, все мысли в моей голове, весь смысл моей жизни заключается в способности сделать вдох.
– Что с вами? – испуганно спрашивает мимо проходящая девушка и смотрит на меня. Смотрит на напуганную Лили, которая не может промолвить ни слова.
Ах да, у меня ведь никогда не было припадка при ней.
Вдохните.
Семьдесят пять. Шесть. Семь.
Всё происходит само собой, тут даже делать ничего и не нужно.
Пошевели пальцем. Взгляни в окно.
Не задумываясь, ты делаешь то, на что не способны миллионы людей.
Скажи что-нибудь. Сделай глубокий вдох.
Вещи, о которых миллионы могут лишь мечтать. То, на что я сейчас не способен.
Вдохните.
Руки по собственной воли тянутся к изгороди, спина автоматически округляется, а дыхание самостоятельно превращается в свист.
Ты в видеоролике. Ты тот актёр, который играет человека с приступом астмы. За твоей спиной стоят парень с девушкой и разыгрывают дурацкую сценку. Они следуют сценарию, пока ты медленно, но верно приближаешься к собственной смерти. Начало конца.
Ты в видеоролике. Играй правдоподобно. Сильнее округли спину, громче свисти, хрюкай и хлюпай, пока парень делает вид, что звонит в скорую.
Ты в видеоролике. Ты даже не знаешь, какого это – болеть астмой. Ты лишь прекрасно знаешь, как изображать эту болезнь.
Я пытаюсь выдавить из себя хоть одно слово, но изо рта раздается сплошной хрип.
– Что? Я не понимаю, – девушка что-то говорит мне, но я не слышу её. Она где-то там вдали на берегу, пока я тону в море, и громкость звуков в мире для меня опустилась почти до нуля. Я пытаюсь вынырнуть на поверхность вслед за пузырьками воздуха, но лишь глубже опускаюсь.
Ты в видеоролике. Маленькие дети больные астмой, и их родители смотрят на твоё мастерство, и ты должен быть великолепен. Социальная реклама может быть наивной, плохо написанной, сыгранной и поставленной, но она должна доносить до детишек необходимую информацию. Ты, главное, делай свою работу. Играй так, как приступ происходит на самом деле, чтобы показать, как это может выглядеть в жизни.
Ты в видеоролике. Его смотрят дети, которые должны понимать, насколько это всё серьёзно. Насколько их жизнь зависит от какого-то там списка правил, от жалкого пшика ингалятора, от увлажнителя воздуха и диеты. Сыграй так, чтобы они запомнили, что от жизни и смерти их может отделять пара минут.
Ты в видеоролике, который показывает, как важно быстро реагировать и что нужно делать в момент, когда другому человеку может стать плохо. Ты должен отпечататься в их голове ярким пятном, скрюченным силуэтом, издающим хрипящие звуки.
Ты в видеоролике, и скоро всё закончится.
– Что случилось? – раздаётся мужской голос.
– Ингалятор, – хриплю я, но люди вокруг слышат лишь набор из свиста и какого-то звука, собранного из нескольких гласных.
Вдохните.
Я хлопаю себя по груди, пытаясь показать, что во внутреннем кармане у меня лежит ингалятор, который спасёт меня от смерти. Или лишит меня вечной жизни. Как посмотреть.
– Он задыхается, вызовите скорую, – голос мужчины пробивается глухим басом сквозь пелену воды.
Девушка куда-то отходит. Светит солнце, щебечут птицы, дует лёгкий ветерок. И глухой свист раздается из меня.
Как кот, отхаркивающий шерсть. Хрип, свист, клокот. Каждый раз ты спрашиваешь себя, это ли конец твоей короткой жизни, и каждый раз вся она целиком пролетает перед твоими глазами миллионом красочных кадров, словно фильм на белоснежном полотне.
Ты в видеоролике.
Я стою на асфальте, оперевшись о небольшую металическую ограду, и пытаюсь вдохнуть. Где-то там далеко, но прямо рядом со мной стоит Лили. Она ничего не говорит, а лишь молча ощупывает мои карманы. Она что-то ищет, но не может найти. Незнакомые мутные голоса людей вокруг всё никак не смолкают, глухой хрип вперемешку со свистом вырывается из моего горла, а Лили продолжает ощупывать меня трясущимися руками. Она что-то достаёт из моего внутреннего кармана, вставляет мне в рот, раздаётся пшик, и ничего происходит.
Вдохните.
Каждый бы на моём месте вспоминал всю свою жизнь, мечтал бы получить второй шанс, обещал бы себе исправиться, но чудес не бывает. Ингалятор в моём внутреннем кармане – либо пустышка из интернет-магазина, либо лекарство, которое спасло бы меня, если бы я действительно поверил. Я жалею только лишь о том, что так и не навестил, и не пообщался со своими друзьями после переезда. Жалею о том, что ничего не сделал в этой жизни, ничего не достиг и не добился. Что родители потратили на меня столько сил, времени и денег. И жалею, что с Лили мы так и не прожили нормальную жизнь.
Вдохните.
Она вновь вставляет мне в рот ингалятор, нажимает на него, раздается пшик. Ничего не происходит. Трахеи в лёгких так и остаются тонюсенькими трубочками, не способными пропустить через себя необходимое количество литров кислорода для моей жизни. И жизнь моя заканчивается здесь и сейчас.
Снова пшик. Вдохните.
Ничего.
Девяносто восемь. Девяносто девять.
Я вспоминаю видео, которое я смотрел в больнице. Вот Лили, напуганно озирается по сторонам. Вот незнакомая девушка и взрослый мужчина. Они мечутся из стороны в сторону, что-то говорят, пока я медленно умираю. Я человек на заднем фоне постановочного видео. Вот-вот прибегут актеры в халатах, наденут на меня маску, поставят мне укол, и я подниму два больших пальца вверх. Я жду этого так сильно, как не ждал ничего больше. Я готов к этой роли, только придите. Умоляю вас, спасите меня.
Сто шесть. Сто семь. Сто восемь.
Вдохните.
Ничего.
Лили достаёт из моего рта пустышку, и через секунду вновь вставляет.
Пшик.
Вдохните.
Я вдыхаю.
Пшик.
Вдохните.
Я вдыхаю. Выдыхаю. Снова.
И кислород наполняет мои лёгкие.
Я открываю глаза, смотрю на реку, на мост, на птиц в небе. Смотрю на перепуганную Лили с ингалятором в руках. Смотрю на девушку с телефоном у уха, на мужчину в сером пиджаке. Подъезжает скорая. И жизнь, завершившаяся несколько минут назад, продолжается. Снова.
Мы сидим с Лили на лавочке, едим мороженое и разговариваем. Она бегала в одно из кафе и смывала в туалете духи и блеск для губ.
«Я не знала, что лаванда и апельсины могут кого-то убить».
– Некоторых людей может убить и пыль, – отвечаю я, улыбаясь.
Она что-то пишет в тетради и показывает мне.
«Почему твой ингалятор не сработал?»
– Я пытался справиться самостоятельно, но не смог. Заказал кое-что, что должно было помочь, но увы.
Она снова что-то пишет.
«Зачем?»
– Я хотел изменить свою и нашу жизни. Пока у меня астма, многое для нас с тобой будет недоступно, а для меня смертельно опасно.
Она что-то пишет и смеётся, я смеюсь вместе с ней, а затем читаю, что она написала.
«Это лечится, и ты в скором времени с этим справишься. А насчет меня не волнуйся. Мне всё нравится. И ты мне очень нравишься. Главное, из окна не прыгай».
Вдохните.
– Что? – переспрашиваю я, – какого окна?
«Обычного окна. Где-то на третьем этаже.»
Вдохните.
Она что-то долго пишет, пока я боюсь, что мои подозрения подтвердятся.
«Однажды один рыжий мальчик спрыгнул из окна третьего этажа из-за того, что мои родители переезжали в другой город. Псих полнейший.»
Я читаю и не верю тому, что там написано.
Мой друг, мечтавший стать гонщиком, который так никогда им и не станет.
– Скажи мне, – говорю я, пока сердце бешено стучит в моих висках. – Ты любишь ромашки?
Она улыбается и кивает.
– А пиццу?
Она вновь кивает, и начинает весело смеяться.
– Ты когда-нибудь хотела бы покорить Эверест?
Она округлила глаза и ещё громче захихикала, а затем что-то написала и протянула мне.
«Давно у тебя экстрасенсорные способности?»
– Твой любимый цвет зелёный?
Она кивнула.
«Я и забыла, когда успела тебе всё это рассказать?»
– Скажи мне, ты любишь лошадей и морских котиков?
Она вновь засмеялась и написала в тетради:
«А кто их не любит?»
Сегодня – день, когда всё изменилось. Мир для меня никогда не будет прежним.
Я поднимаю на неё взгляд, она улыбается и смотрит на меня.
Она смотрит, улыбается, пока он сидит в комнате и не может встать с кресла.
Пошевели пальцем.
Мои глаза краснеют, я вспоминаю своих друзей, которых я бросил не из-за какого-то там синдрома, а просто потому что я плохой друг. Я мечтаю, чтобы приступ случился прямо сейчас, чтобы дыхание моё остановилось, чтобы лёгкие мои стали размером с крошечную точку, и я умер.
Но ничего не происходит. Мы сидим, смотрим друг друга. Она улыбается.
Мои глаза краснеют. Моё лицо краснеет. Мои руки, сжатые в кулаки трясутся, а костяшки пальцев белеют.
– Скажи мне, – хриплю я, проглатывая боль в горле, – а ты любишь вишнёвые пироги?
Она кивает, всё ещё не понимая, что происходит. Подсаживается ко мне поближе, гладит мою руку, затем обнимает меня.
Мы сидим на лавочке, пока мой рыжий друг, этот фанат динозавров и автомобилей, сидит в инвалидном кресле, и ему уже никогда не стать гонщиком.
Она даже не понимает, в чем причина всех этих вопросов, моего покрасневшего лица и побелевших костяшек пальцев.
Она сидит. Смотрит на меня. Улыбается.
И это гораздо хуже, чем просто умереть.