Долина цветов

Глава 6. «Ба»

К десяти часам утра весеннее солнце сменилось тяжелыми свинцовыми тучами и с неба, сначала по одной капле, и затем все больше и больше, пошел дождь. Через уже каких-то пятнадцать минут землю заливал настоящий ливень. Впрочем, такие капризы природы, в это время года, для юго-восточного Казахстана – обычное дело.

Бахадир стоял у окна, широко расставив руки на подоконнике и, смотрел через заливающееся струями окно на то, как по тротуарам бежали вымокшие до нитки прохожие, для которых непогода оказалась полной неожиданностью. Паренек по-настоящему сочувствовал беднягам.

Он был одет в куртку. На подоконнике лежал зонт, который Бригадир легко сжимал одной рукой. Подросток повернулся, взял во вторую руку увесистый, набитый вещами большой пакет и направился к прихожей. Пройдя полпути, он остановился. Торопливо поставил к стене зонт, бросил толстый пакет. И принялся рыться за диваном, стоявшим в комнате, где Бригадир еще пару секунд назад стоял у окна. Из-за дивана он вытащил еще один такой же пакет и, такой же набитый, как и пакет, рюкзак. После чего вновь направился в прихожую. Рюкзак он взвалил на плечи. В руки взял пакеты и вопросительно уставился на зонт. Свободного места в руках не оставалось. Безнадежно вздохнув, Борька направился к двери без зонта.

Он быстро сбежал по лестнице. На секунду задержался, разглядывая открывавшуюся из-под бетонного козырька подъезда хмурую картину непогоды и, поежившись, нырнул под струи дождя.

Дождь казался холодным только первое время. Пока Бахадир, также как и виденные им из окна прохожие, не промок до нитки. Тогда, стекающая с головы по шее, животу и по ногам вода, показалась ему теплой. Одежда быстро стала тяжелой. Однако Борька продолжал энергично шагать. Он шел дворами, будто пытаясь запутать след.

Бахадир шел долго. Спину ему сдавил рюкзак, дыхание участилось. Наконец, в одном из дворов многоэтажек, он свернул в ряды ржавых, почти черных, от того, что их металлические стены намочило водой, гаражей и загромыхал по пустым жестяным банкам из-под малярной краски. Несколько раз он сворачивал с одного ряда на другой, выбирая нужное ему направление. Перед небольшим, покосившимся, деревянным сарайчиком Бахадир остановился. Оглянулся по сторонам и, толкнув скрипучую дверь, вошел внутрь.

Единственная комнатка, из которой состоял сарайчик, освещала керосиновая лампа. Комнатка не имела ни одного окошка и, потому, в ней стоял полумрак. В углах причудливо скакали языки, которые отбрасывала керосинка. В сарайчике было тепло.

– Ба, ты жива? – стаскивая с плеч рюкзак и, при этом, вглядываясь непривыкшими к полумраку глазами, куда-то в сторону, произнес Бригадир.

В стороне, куда Борька направил свой слепой взгляд, послышалось движение. После чего старушечий голос протянул:

– Жива-а еще. Жива…

– А я, вон, белья тебе чистого пгинес, еды… – принявшись разгружать рюкзак, произнес Бригадир. – Стагое белье-то, давай, подымайся, я стяну. Забегу его. Пагни, вон, его постирают тебе. А-то кгязное-то уже, поди.

– Да грязное, грязное, – согласился старушечий голос. – Встаю Боря, встаю.

Сухонькая старушка поднялась, оперлась на костыль. Седые волосы она прибрала под накинутый на голову платок.

Глаза Бахадира привыкли к полумраку и, теперь, он мог подробно разглядеть знакомую обстановку.

Напротив двери, в которую он вошел, стоял деревянный стеллаж, некогда сооруженный для того, чтобы на нем хранить соленья. На стеллаже расположились видавшие виды кастрюльки, пара алюминиевых кружек, сковорода. Тут же стоял металлический цилиндр, служивший подставкой для ложек и вилок. Кроме этого, на трех полках, из которых и состоял стеллаж, был и другой, нехитрый кухонный инвентарь.

Тут же были и продукты: крупы, вермишель, чай, сахар, соль и другое. На полу, под нижней полкой проглядывались несколько мешков. По очертаниям-«шишкам» было похоже, что в мешках были овощи. Это так и было: на полу лежали полмешка картофеля, лук и морковь.

Справа от стеллажа с продуктами и посудой, стоял тяжелый, грубо выкрашенный в голубую, половую краску, сундук. Между сундуком и той стеной, в которой находилась дверь, которая была единственной в сарайчике, втиснулась еще одна, чуть шире первой, деревянная стойка для солений. Только ее верхние уровни были спилены так, что стеллаж был переоборудован в топчан. Сейчас топчан был застелен матрацем и постельным бельем, которое, как только встала старушка, и начал стаскивать Бахадир.

Напротив постели стояли переносная печка, в народе называемая «буржуйкой», на которой лениво посапывал почерневший, алюминиевый чайник.

Рядом с печкой стояли газовая плита и стол с тремя стульями. Пол же комнаты, который не был застелен досками, покрывали всего лишь старые, но толстые ковры.

На этом, скромная меблировка, переоборудованного под жилище сарайчика, была исчерпана.

Бахадир кряхтя, копался в белье. Тем временем Ба (так ласково называл старушку Борька), гремя чугуном, отодвинула кочергой в сторону кольца «буржуйки». Из чрева печки, облизываясь, потянулись языки пламени. Вскоре на них зашипел чайник.

– Гебята вчега пгиходили? – спросил Бригадир.

– Виталька был.

– Ясно. Ну, ты Ба, тегпи еще немного. Осталось еще чуток. Денег собегем еще немножко и, документы тебе, будут. А там и в интегнат или как его там… Словосочетание «Дом престарелых» почему-то застряло в Борькином горле и не захотело вылететь наружу. Фразу он так и не закончил, и сделал вид, что еще глубже зарылся в постельное белье.

– Да скорее бы уже. А-то сколько же вас бедных мне мучить.

Чайник, стоявший на печке, через несколько минут засопел сильнее, а затем, весело забулькал. К этому времени Бригадир заменил в бабулькиной постели старое белье на свежевыстиранные, белоснежные наволочки, пододеяльник и простынь, которые бархатно пахли порошком, с тем самым лесным ароматом, что немало рекламируют по телевизору.

После этого он принялся распечатывать рюкзак. Вынул оттуда кусок сала, две магазинные лепешки, пачку пакетированного чая, печенье и банку варенья, предусмотрительно запечатанную не жестяной крышкой, а целлофановой пленкой. Бахадир сделал так для того, чтобы старой женщине при необходимости было легче вскрыть тару.

Продукты Борька заботливо расфасовал по стеллажу, на котором стояла кухонная утварь. После чего подросток и старушка сели пить душистый, с ароматом малины чай. Тот самый, что принес Бахадир. Как бы, между прочим, они беседовали о разном.

В сарайчике Борька пробыл до четырех часов дня. К этому времени дождь прекратился, небо открылось и, в воздухе заиграли золотом лучи весеннего солнца.

Когда Бригадир собирался уходить, к бабульке пришла ее подруга – Матвеевна, одинокая старушка, которая жила в одном из многоэтажных домов неподалеку. На пороге Бахадир бросил, что завтра придет Гарик и, взвалив на плечи рюкзак набитый постельным бельем, зашагал в обратную дорогу.

Глава 7. Первая репетиция

– Нет, сгедний палец на тгетьей стгуне. Ага, вот так, – объяснял Борька Алику как правильно ставить аккорд на гитаре. – Во, во! – одобрительно кивал он головой. – свегху бей по стгунам теперь… Ага… Давай-ка бгат теперь вот, что попгобуем. Дегжи листок, текст почитай, потом послушай песенку на сотовом телефоне. Спеть попгобуй. Посмотгим, какой у тебя голос. Для пения сгодится, нет.

Бахадир вручил Алику листок с текстом песни, после чего включил фонограмму на телефоне. Из динамика полился мотив. Алик, не дожидаясь пока умолкнет песня, затянул. На тонкой ноте его голос оборвался. Кирбас улыбнулся:

– Ну, с высокими-то поработаешь. С первого раза мало у кого получается.

Алик согласно кивнул. Новое увлечение ему нравилось все больше и больше.

А еще ему очень понравилась, блестящая, очень красивая электрогитара. На вид она казалась очень легкой, наверное, потому, что была тонкой. Но когда Алик попытался поднять ее, то неожиданно обнаружил, что гитара тяжелая.

«Кило шесть, наверное, будет» – вспоминая свою гантель, подумал он.

Однако тяжесть инструмента придавала какую-то уверенность. Алик сел, положил гитару на колено, погладил ее и придирчиво начал разглядывать каждую «крутилку». Три регулятора, которые были чуть ниже струн, скользили очень плавно. Как они назывались, Алик не знал и, поэтому-то он и окрестил их «крутилками».

Все это время с него не сводил глаз Кирбас. Его взгляд был внимательным, не упускал ни одного движения Алика и вместе с этим, глубоко в глазах бас-гитариста будто застряла еле заметная смешинка.

Алик мягко прокрутил регулятор, на котором было написано: «Volume». «Громкость» – сообразил он. Теперь струны гитары стали «чувствовать» каждое прикосновение гитариста, даже незначительные. Алик провел пальцем по струнам. И из колонок полился громкий, красивый звук, который, казалось, переливался всеми «цветами радуги». Алик пришел в восторг. Но все это было в самом начале. Когда они сидели в «каморе» вдвоем с Кирбасом. Санчес, Борька и Мумуня запаздывали. И как только в комнату ввалился Борька, ребята сразу же приступили к изучению инструмента и, одновременно, тестированию способностей Алика.

Несколько позже пришли и Санчес с Мумуней. По звону стекла в рюкзаке, который висел за плечами Мумуни, Алик догадался, что там у него находилось спиртное.

– Вот это – кгиф, это пего, это джэк, это низкие частоты, – водил рукой по гитаре Бригадир. – Никогда не протигай гитагу мокгой тгяпкой. Пгежде чем выдегнуть джэк, на полную опусти на микшеге кгомкость, – наставлял он.

Алик продолжал петь. И, когда он закончил тянуть очередную ноту, Санчас одобрительно крякнул.

– Неплохо! – выдал он.

У Алика действительно был красивый голос. Он даже удивился сам, когда услышал свое пение. Петь ему было несложно – он делал это уверенно, но с непривычки закашлялся. В горле что-то заскребло.

Мумня вынул из рюкзака пять бутылок пива и поставил их на стол. Пшикнул пробками и сказал:

– Ладно, харэ! Ребя, айда пиво пить.

От предложенного пива Алик отказываться не стал. Алкоголь быстро затуманил голову. В теле появилась легкость.

– Ну, ты сам-то играть хочешь? – чтобы окончательно убедиться спросил Алика Санчес.

– Да, конечно хочу! Это очень интересно, – согласился тот.

Бригадир продолжал:

– Ну, вот возьмешь домой эту гитагу, – махнул он в сторону простой шестиструнной гитары, которая стояла у стены. – Занимайся каждый день. На электгухе икгать и на такой гитаге – одно и то же. Газучишь семь аккогдов. Как газучишь, покажем тебе какую-нибудь песенку. Попоешь, газомнешься.

До самого конца репетиции ребята сидели, пили пиво, и, чтобы поближе узнать друг друга, беседовали. За это время Алик узнал много новых слов из рокерского жаргона. Например, «лабать», что означала «играть на музыкальном инструменте».

Осмелев, он попробовал полабать на бас-гитаре, посидел немного за барабанами. Ударная установка ему показалась тоже очень интересной. Барабаны «гремели» очень громко, и, Алику казалось, что их было очень много. За «кухней», как ее называл Санчес, Алик почти ничего не видел. Весь обзор закрывали железные «тарелки», которыми были обставлены барабаны.

– Полгода хогоших гепетиций, и ты будешь классным гитагистом и певцом. А вот что такое гок, ты по-настоящему поймешь, когда впегвые выступишь на сцене! – подняв к верху указательный палец, пророчил захмелевший Бригадир.

Еще в этот вечер Алик узнал, почему Кирбаса называют Кирбасом. Оказалось, что когда-то ему очень нравилась группа «Звери». У «Зверей» в группе был гитарист с такой кличкой. Вот Кирбас, чтобы быть похожим чуточку на «Зверей», и объявил, однажды, чтобы его в группе называли исключительно только так.

Кличка к нему прижилась не только в «каморе», но и за ее пределами: в небольшом городке, все сверстники знали его только как Кирбаса. Настоящего имени, почти, никто не знал.

У Кирбаса были темно-русые волосы, слегка смуглая кожа. Его карие глаза всегда смотрели серьезно. Движения паренька были плавными и неторопливыми.

Пока Алик разглядывал Гарика, Борька «заряжал» очередной анекдот про бас-гитаристов. Откуда он их знал в таком количестве, было трудно догадаться. Только Бригадир вот уже последние полчаса то и делал, что травил один анекдотик за другим.

«Заболели как-то газ мозги у соло-гитагиста. Он пошел к доктогу. Тот говогит: оставь мозги, я тебе их подлечу. Соло-гитагист их оставил и пгопал. Доктог ему звонит, спгашивает: ты куда пгопал, мозги твои готовы, забигай. А тот отвечает: не надо доктог, я тепегь на бас-гитаге икгаю».

В конце каждого анекдота Борька громко смеялся. Было видно, что ему нравилась та комичная ситуация, в которой, в конце каждого рассказа оказывались басисты.

Кирбас, ничуточки не обижаясь, хохотал наравне со всеми. Лишь изредка подмечая: «Этот я уже слышал…» И тут же запускал с трудом ему вспомнившийся анекдот про гитариста.

Так прошла их первая совместная репетиция.

Глава 8. Музыка

Сразу же, со следующего дня, как и напутствовал Бригадир, Алик принялся учиться играть на гитаре. Первые полчаса пальцы безнадежно отказывались слушаться своего хозяина. Алик то и дело задевал то ногтем, то краем пальца струны, которых не нужно было задевать. Из-за этого гитара хрипела и отказывалась, как казалось новоявленному музыканту, красиво играть. Но через некоторое время все стало получаться. Конечно, от струн, на пальцах сильно болели подушечки. Но Алик был доволен: один аккорд держать он, все-таки, научился.

Так шли неделя за неделей. С каждым разом Алик играл все лучше и лучше и, через месяц, обращался с гитарой уже неплохо.

С того самого дня, когда он выучил первый аккорд Алик не приходил в каморку около десяти дней. Ребята сказали не приходить, потому, что толку, как они говорили, все равно никакого не будет.

– Не, ну если тебе интегесно, ты конечно, пгиходи. А так – гепетиговать тебе еще гано, – сказал ему тогда Борька.

С Борькой Алик виделся очень часто. Бригадир ему показывал новые аккорды, распечатывал на листах тексты песен. И Алик частенько сидел на балконе и напевал полюбившиеся ему «Белый снег, серый лед» или «Пачку сигарет».

Когда тетка оборвала последний лист календаря, на котором черными, жирными буквами было написано «Март», Алик умел играть уже пять песен. Он замечал, что чем больше играет, тем легче становится разучивать новые мелодии. Подушечки пальцев уже не болели. Они затвердели, стали шершавыми и потемнели от постоянного прикосновения к медным струнам.

В апреле Алик сыграл на репетиции в полном составе с группой. Петь песню, когда играли пять инструментов одновременно, было намного интереснее, чем просто под гитару.

Ребята успехами нового певца были очень довольны. Санчес говорил, что у Алика – талант. Алик особого значения этим словам не придал, хотя, конечно ему было приятно их слышать.

Однажды вечером Борька прибежал на репетицию возбужденный.

– Пагни, сегодня Тамага Ивановна в школе говогила, что в мае будет выпускной вечег в спогтзале. Что, типа, если мы хотим, то там сыкгать можем. Может лабанем чего-нибудь? – с порога выпалил он.

Предложение всеми участниками группы было встречено положительно. И в этот же вечер было принято решение составить список песен, которые можно было бы сыграть на выпускном вечере.

От мысли о выступлении, у Алика побежали по спине мурашки. Представив, как он поет и, как в этот момент, на него внимательно смотрит не один десяток глаз тех, кто учится с ним в одной школе, ему стало не по себе. Но желание выступить было сильнее, чем страх быть осмеянным. Да и падать лицом в грязь перед остальными ребятами из группы совсем не хотелось. Поэтому он отогнал волнительную мысль, успокоив себя тем, что в зале будут только свои.

Песни для концерта парни отбирали все вместе. Оказалось, что дело это непростое. Потому, что каждая песня должна была быть не только красивой, но и быть такой, чтобы голос ее исполнителя был похож по тембру на голос Алика. Да и, к тому же, чтобы она была по исполнению музыки легкой. Ведь ни у одного из молодых музыкантов не было музыкального образования. Все были такими же самоучками, как и Алик.

Кирбас, которому уже разонравились «Звери», предлагал «Раммштайн» – группу, которая исполняла тяжелый рок на немецком языке. Практичный Санчес категорично не согласился с этим предложением. При этом представив вслух, как Тамара Ивановна (школьный завуч) после одной такой тяжелой песни за шкирку выбрасывает из спортзала всю их рок-группу.

– Не… Не пойдет! – отчаянно замотал он головой.

В итоге было решено сыграть что-нибудь «полегче».

– Что-нибудь в гайоне Цоя. – уточнил Бригадир. – Но, только «без попсятины»! – коронно поднял он вверх указательный палец.

Алику казалось, что энтузиазм, азарт, волнение и какие-то еще другие, новые, пока еще не понятые им чувства распирали его сознание. В нем все пело. Каждый день он с нетерпением ждал вечера потому, что вечером нужно было бежать на репетицию. И Алик бежал, до онемения в горле орал песни и играл на гитаре. А перед тем как уснуть, он сладко мечтал о том, как выйдет перед зрителями, как движением, уже ставшим для него привычным, накинет на плечо ремень гитары, слегка дунет в микрофон, чтобы убедиться, что он включен, и…

В этом моменте Алика охватывало дикое волнение. Сердце в груди начинало сильно колотиться. Парнишка начинал ворочаться с бока на бок, тяжело вздыхать и, понимал, что очень боится концерта.

Но, причина его страха была не только в одноклассниках. На выпускной вечер должны были прийти девчонки из городской гимназии. В гимназии выпускной должен был пройти на неделю позже, чем в школе, в которой учился Алик. Но важно было не это, а то, что Катя была гимназисткой.

Поэтому паренек и терзался каждый раз мыслью: «Придет. А что если спою и не понравится?» Но, тут же успокаивал себя: «Да нет, наверное, не придет». Волнение отступало, он поворачивался на другой бок и засыпал. А на следующий вечер все повторялось вновь.

О своем главном страхе Алик ребятам из группы не рассказывал. Нет, он не скрывал, просто ему было немного неловко. Конечно, за последнее время они стали для него настоящими друзьями и, паренек не раз корил себя за секрет от своих товарищей. Но, все же, он предпочитал, чтобы его маленький секрет оставался его маленьким секретом. И чтобы о нем, кроме него, больше никто не знал.

Катю он никогда не видел. Только тогда, на фотографии. Алик и не хотел с ней встречаться, потому, что боялся впасть в ступор при встрече и, из-за этого, показаться ей глупым.

Он просто ее любил. И даже сам не догадывался об этом.

Глава 9. Вечеринка

Ребята репетировали очень усердно. И порой уставали настолько, что сил оставалась только на то, чтобы смеяться.

Когда находишься среди грома барабанов и громкого звука, грохочущего из мощных динамиков то, кажется, что из тебя выбивает все эмоции. Ты словно находишься в полете и настолько увлекаешься тем, что делаешь, что не замечаешь ни усталости, ни времени, а, в итоге, чувствуешь только изнеможенность.

Вот таким, изнеможенным, и в то же время радостным смехом и смеялись рокеры под конец каждой репетиции.

Алик стал замечать особенности характера его новых друзей. К примеру, Мумуня, устав от репетиции, часто после нее соображал с трудом. Иногда бывало так, что рокеры играли в игру которую придумал Борька. «Кто пегвый затупит в того нужно стгелять», – объяснил он.

«Стрельба» эта заключалась в том, что на того, кто отвечал на заданный вопрос не логично направлялся палец, сложенный в виде пистолета и произносилось слово «Бах!»

Ребята в очередной раз играли в свою стрелялку. И тут Санчес заметил, что Мумуня не играет.

– Мума, а ты что не стреляешь?

– А-а… А у меня патроны закончились! – не логично ответил тот, так как для руки, сложенной в виде пистолета патроны совсем не требовались.

«Пиф», «Пах», «Тра-та-та» – раздалось со всех сторон. А Бригадир, сложив руки так, словно держит в них базуку, выдал: «Ву-у-у».

Алик смеялся от всей души. Мумуня был «застерелен за тупняк».

В одну из апрельских суббот парни из группы «Мем» (так называлась группа в которой играл Алик) решили устроить вечеринку. Так как у Мумуни родители удачно собрались в гости к родне. Так что квартира должна была оказаться на пару дней свободной, чем клавишник и решил непременно воспользоваться.

Девушек ни у кого из музыкантов не было. Однако Санчес взял на себя ответственную миссию, заявив, что познакомит всех с самыми лучшими красотками города. Вообще-то донжуанством он не блистал, но за неимением ничего, возражать ему никто из парней не стал.

И вот настал день вечеринки. Алик стоял в подъезде и ждал, когда выйдет на площадку Бахадир, чтобы вместе с ним отправится к Мумуне.

Сенька жил недалеко и ребята через пять минут были у него. Кирбас и Санчес были уже тут. Настроение у всех было отличное. С языков не сходила тема про будущее выступление, до которого оставалось чуть больше месяца.

Водку Алик никогда не пил и, судя по всему, в этот вечер ему предстояло ее попробовать. Предчувствия его не подвели. Бригадир, весело хрустнув жестяной крышкой, принялся разливать крепкий алкоголь в стоявшие на столе пять рюмок.

Кроме ребят из группы в квартире никого не было. Еще до этого было решено, что так будет лучше. К чему посторонние? В своей теплой компании ведь намного интереснее.

Алик опрокинул стопку. Жидкость была горькой и неприятной. Горло, а за ним и грудь обожгло. На языке остался неприятный привкус, который он попытался перебить напитком. Через несколько минут в крови заиграло веселье. Язык стал более смелым и подвижным. Алкоголь начал действовать.

– Санчо, где же твои подружки? – вопрошал Кирбас.

– Звонил только что. Едут с центра. Еще пара минут и будут, – опрокидывал очередную рюмку барабанщик.

Алик сидел за столом, подперев рукой подбородок. Справа от него о чем-то спорил с Мумуней Кирбас. Бахадир глубоко затягиваясь, пыхтел сигаретой. Санчес мучал сотовый телефон, то и дело крича в динамик: «Ну, что? Вы где? А? Скоро?»

Наконец, звонок у дверей залился трелью.

– Пришли! – торжественно бросил Санчес и побежал открывать.

Подростки сразу же оживились. Кирбас приосанился. А Мумка пошел принести еще одну партию тарелок и стаканов.

– Приве-е-ет! А мы вас тут заждались! – хрустнув замком приветственно проговорил в прихожей Санчес.

– Ну, привет, привет! – отвечал ему девичий голос.

– Разувайтесь, проходите на кухню.

Алик почувствовал стеснение. Он был скромным и с девушками общался мало.

– Ну вот! Все наши кавалеры. Знакомьтесь это Мума, – перехватил барабанщик несущегося с посудой клавишника. – Это Кирбас…

В этот момент Алик поднял взгляд в сторону столпившихся в коридоре девчонок и обомлел. Совсем рядом с ним, на расстоянии меньше чем в метр, стояла Катя. Черные, блестящие волосы волнами лежали на ее плечах и груди. Девушка пристально смотрела на Алика своими голубыми, красивыми глазами.

Подросток не мог шевельнуться. В этот момент Санчес как раз представлял Алика.

– Катя! – смело протянула девушка руку.

– А… – больше промычал, чем сказал первую букву своего имени подросток, – Алик! —спохватившись выпалил он.

Алик ожидал, что раздастся взрыв смеха, которого он боялся в этот момент, наверное, больше всего на свете. Однако в тот торжественный момент это маленькое происшествие никто не заметил. Конечно, кроме самой Кати. Девчонки принялись рассаживаться за стол. Парни, каждый пытаясь показаться более интересным, пытались отпускать шуточки.

Катя присела на табурет поближе к Алику. Тот же, унимая волнение, дрожащими руками наливал очередную рюмку.

– А давай я с тобой! – улыбнулась она. – И не дожидаясь пока Алик нальет водки и ей, ловко подхватив стопку, плеснула в нее алкоголь.

– Ну, за знакомство! – весело дернув подбородком произнесла Катя и махнула спиртное.

Нужно признаться Алик за ней не поспел и теперь сидел и хлопал своими длинными ресницами. Тем временем гимназистка наливала себе еще одну порцию. И, в этот раз, не говоря тоста, быстро справилась и с ней. Глаза девушки заблестели. На щеках выступил румянец.

Алик не сводил с Кати глаз. Тем временем за столом стоял настоящий галдеж. Остальные участники группы, вместе с девчонками, громко смеясь что-то обсуждали. В их разговоре не участвовали только Алик и Катя.

– Ты откуда такой? – дернула она Алика за рукав.

– Я… – все еще не пришел в себя Алик, – С луны! – неожиданно для себя выдал он.

– Ммм… то я вижу ты такой необычный!

Алику стало приятно. Подросток почувствовал себя несколько смелее.

– А я тебя знаю! – улыбнулся он девушке. – Вернее не знаю, а видел. Э-э… там… – махнул он рукой. – На фотографии.

Они продолжали пить водку. И вскоре Алик почувствовал, что алкоголь начинает брать свое – он ощутил себя пьяным.

– Что-то с тобой совсем не то. Влюбился что-ли? – хихикнула Катя.

– Это кто тут влюбился? – неожиданно встрял в их разговор Мумуня. – Алек, не вздумай делать этого!

– Да не слушай ты его! – махнула рукой Катя, – Сенька пьяный.

Алик заулыбался. Ах, если бы Катя знала, каким пьяным был сейчас Алик! Вокруг вдруг все поплыло. Он чувствовал себя счастливым. Мумка, вдруг, зачем то перевернулся вниз головой.

– Э-эй… Что с тобой? – откуда-то издалека услышал он голос Кати. Мутный туман заволок все вокруг и, Алик провалился в пьяную темноту.

***

Наутро Алик обнаружил себя лежащим калачиком на кухонном уголке. На столе было прибрано. В квартире стояла тишина. Он прошлепал в зал, где на диване обнаружил спящего Бригадира. В надежде на то, что увидит Катю он обошел все остальные комнаты. Однако кроме ребят из группы больше никого не было. Парни спали мертвым сном. Во сколько закончилась вчерашнее веселье, Алик не знал, поскольку его просто «выключила» водка, как это обычно бывает, когда человек впервые пьет крепкие спиртные напитки.

С ужасом, подросток подумал, что его, наверное, дома потеряла тетка. Он торопливо засобирался. Но, прежде чем покинуть квартиру Мумуни, раздобыл ручку, листок и черкнул на нем: «Ушел домой. Алик». Бросил его на кухонный стол и тихо, чтобы не разбудить ребят, скрипнул входной дверью.

***

В тот день тетка задала Алику хорошую взбучку. Переживая за племянника, она на спала всю ночь и беспокойно, то ворочалась в постели, то внимательно прислушивалась к какому-нибудь шуму в подъезде.

В итоге, она решила, что Алик, боясь возвращаться по темноте, заночевал у друга и, в общем-то, не ошиблась. Только вот настоящая причина, по которой подросток провел ночь не дома, так и осталась для нее неизвестной.

Где живет Мумуня, она не знала. Ровно, как и номер телефона в его квартире. Пожилая женщина решила подождать до утра, а после пойти к Мацуехе, разузнать у нее, где живет друг племянника, и проучить обоих негодников.

К счастью, Алик пришел домой раньше, чем Клавдия Петровна отправилась на розыски. Уж она-то запах перегара, плотно заполнившего казалось, даже самые маленькие щели в квартире Мумуни, ни с чем другим бы не спутала.