Автомобиль Гагика набегал столько километров, что и не счесть. Из его умопомрачительно блестящей «Волги» доносились какие-то душераздирающие песни. Мотор машины рычал, ревел, стучал, как разбитое сердце Гагика.
Водитель резко затормозил возле дома Феликса.
– Здравствуйте, девочки, – обратился Гагик к Тамаре и Заре, играющим около забора. – Как вас зовут? – деловито заговорил он с девочками.
– А мама сказала, что нельзя разговаривать с чужими дядями!
– Со мной можно, я знакомый вашей мамы Маши. Позовите её, пожалуйста, пусть выйдет ко мне.
Гагик присел на капот «Волги», скрестив руки на груди. Когда случайно или нет встречал Машу, внутри него всё тряслось, он нервничал и терялся как влюблённый школьник. Увидел бы эту картину сейчас Феликс: свернул бы челюсть этому безумно увлечённому чужой женой.
Слова были ни к чему: Гагик просто горел, когда она появлялась перед его глазами.
– Машуля… – он ласково обратился к ней.
– Что тебе нужно, Гагик? – желчно ответила Маша, выходя за калитку.
– Я плохо учился в школе, не знаю стихов и не могу словами выразить тебе свои чувства…
– У тебя язык идёт впереди мозгов, Гагик. Что ты хочешь? Зачем ты перепугал мне детей?
– Прости… Я просто хотел тебе сказать… подарить… – заикаясь, произнёс Гагик, достав через открытое окно букет цветов. – Короче, это тебе. Да, не умею я красиво говорить, – тихо добавил он.
У Маши перехватило дух. Нет, не от красоты подаренного букета, а от того, что подумает Феликс и что скажут соседи, увидев её, замужнюю женщину, с цветами и совершенно чужим мужчиной.
– Гагик, я не могу принять от тебя букет… – враждебно ответила Маша.
– Не нравятся? Сейчас съезжу куплю другие, скажи, какие хочешь? – Гагик бросился к водительской двери машины, но Маша его остановила.
– Не дари мне цветы и не приезжай к дому, прошу тебя. Ты обрекаешь меня на проблемы, на позор! – лепетала Маша, еле-еле скрывая слёзы на глазах. – Феликс узнает…
– Да что мне твой Феликс? Тюфяк, бросивший жену и детей, сбежавший чёрт знает куда? И ты всё ждёшь, что он вернётся? Наивная ты, Маша, потому что не вернётся твой Феликс! А ты так и останешься у разбитого корыта, загнивая с детьми в этой дыре!
– Хватит!
Маша взяла цветы, бросила их под ноги Гагику и развернулась к дому. Крепкая рука мужчины остановила её.
– Дура, я люблю тебя. Посмотри на себя, молодая и красивая женщина, а живёшь бог знает где и непонятно с кем. Нравится тебе такая жизнь? А твоим дочерям? Твой ненаглядный даже дом нормальный построить не смог! Да что там, он забор починить не может!
Тоненькая ручка Маши выскользнула из тисков ладони Гагика. Она повернулась к нему спиной, хлопнула калиткой и не оборачиваясь побежала в дом. Горько плакала, и кто знает, отчего больше: от слов Гагика или оттого, что Феликс не возвращался, не писал.
– Мамочка, почему ты плачешь?
– Всё хорошо, доченьки, не плачу.
– Тот дядя тебя обидел?
– Нет, доченьки, бегите скорее на кухню, суп стынет.
Маше было жаль себя. Посмотрелась в зеркало: на свежем бледноватом лице не было и морщинки (да и откуда они в неполных двадцать семь лет), чёрные брови-ниточки, большие и глубокие глаза, длинные тёмные волосы – густые, блестящие. Была миниатюрной, хрупкой, нежной, красивой девочкой. Какая же она женщина? Юная! Ещё совсем молоденькая Маша!
Вошла она на кухню, а там два маленьких её счастья ложками тарахтят. Дети, рождённые в любви. Пусть катится Гагик куда подальше, всё равно Феликс будет.
– Мама, мне папа приснился! – невзначай сказала Зара.
– Сбудется твой сон, доченька, папа скоро приедет.
Феликс ехал в автобусе. Выделялся на фоне остальных пассажиров московским шиком, с которым его одел брат Николай. На передних сиденьях шептались: «Смотри, какой модный, вещи небось дорогие, иностранные…»
Жизнь в Ленинакане била ключом.
Автобус затормозил на остановке. Феликс оказался на родной улице, недалеко от своего дома. Старушки возились на огородах, молодые мамы гуляли с детьми, пока их мужья зарабатывали деньги на жизнь. Феликс закинул на плечо сумку, напевая себе под нос какую-то мелодию.
– Феликс, здравствуй! – дедок, сидящий на скамейке, окликнул соседа по улице.
– Здравствуйте, дядь Сурен. Как здоровье?
– Как-как… Неважно. Сердце зудит.
– А врачи что говорят?
– Настоятельно рекомендуют влюбиться! – хрипло засмеялся старик. – Ты с заработков?
– Да, два месяца в Москве был.
– Ну и как там? Брежнева видел? Красивая Москва-то? – засыпал его вопросами дедок.
– Да как сказать, дядя Сурен: Москва – красивая, большая, шумная и жизнь в ней неспокойная, кипящая. Деньги хоть там и зарабатываются, но и тратятся, скажу вам, очень легко и быстро – дорогой и богатый город. Ресторанов много всяких на Арбате, набережная очень красивая, парк, метрополитен, огней немало…
Старик на минуту закрыл глаза: представлял себе город по рассказам соседа.
– Феликс, ты не подумай ничего… Я вот что хотел у тебя спросить: вы с Машенькой расстались?
– Что? – удивился, даже возмутился Феликс.
– Нет, я это к чему: к Маше молодой мужчина приезжает на «Волге». Буквально перед твоим приездом цветы ей привёз, а перед этим на разговор к ней заезжал. Вот я и хотел спросить, может, не дай Бог, расстались вы с ней. Всякое в жизни бывает.
Феликс покраснел от злости. Понял сразу, о ком идёт речь. Сорвался с места и побежал домой. Со скоростью пули влетел через калитку, перебирая ногами по бетонной дорожке, оказался у двери. Стучал громко кулаком. Открыла его любимая и родная до боли Маша.
– Где эта сволочь? – Феликс бросил сумку у порога и, ничего не объясняя, летал по дому, заглядывая в каждую комнату.
Девочки перепуганно и молча наблюдали за отцом.
– Феликс! – Маша окликнула мужа раз-другой, но он уже успел выбежать из дома и забежать в старый хлев.
– Где эта скотина? Где он? Где Гагик? – кричал, не прекращая, Феликс.
– Он и не должен здесь быть. Феликс, может, ты объяснишь, что случилось?
– Потом поговорим… – бросил в лицо Маше.
Феликс знал, где живёт несостоявшийся жених, желающий «жену ближнего своего». Ненавидел бесстыжего и беспардонного сынка богачей, позарившегося на самое дорогое и любимое, что есть у Феликса, – его Машу. Та только ему, первому и последнему мужчине в своей жизни принадлежала. Она – его. И больше ничья.
Гагик открыл деревянную тяжёлую дверь и тут же получил удар в бровь. Феликс, собрав в кулак рубашку ненавистного соперника, притянул его к себе.
– Ну-ка иди сюда, сволочь! Ты чего к чужим жёнам приезжаешь? Своей нет, так думаешь к моей можно захаживать?
Домашние тапки, в которых Гагик встретил Феликса, заелозили по полу.
«Зря открыл дверь кому попало», – пронеслось в голове хозяина дома. – Ты на вольные хлеба уехал, а её одну оставил дома! Она девка привлекательная, а ты её на огород загнал! Что она с тобой видела, кроме нищеты?
Несколько ударов прилетело в ухо, которое Гагик пытался закрыть рукой, но кулак незваного гостя гулял по его телу вновь и вновь.
Феликс ухмыльнулся:
– И на кой ты ей нужен? Ты даже защитить её не смог бы…
– Зато обеспечил бы… Не работала бы кухаркой и уборщицей дома! Вспомни, когда ты в последний раз дарил ей цветы? Ты даже плащ дерматиновый и то подарить ей не способен!
– Нечего наведываться в дом в отсутствие в нём хозяина.
Феликс таскал плюгавого воздыхателя своей жены по прихожей, вслед за этим, повалил на пол и напрочно зажал рукой его шею. Гагик всхлипывая, испустил болезненный громкий вопль, но жалобный крик побеждённого, не остановил Феликса.
– Если я или кто-нибудь из соседей увидят тебя возле моего дома – убью. Заговоришь с моей женой – убью. Если ты ещё раз появишься в нашей с ней жизни – убью.
29. Обувной цех, Ереван, ранний вечер, 17 июля
Стелла открыла дверь в кабинет Гаспара: любовника в нём не оказалось. Девушка нахмурилась – не любила томиться в ожидании. Она привычно упала на весьма удобный стул и принялась читать бумаги, сложенные на письменном столе её покровителя. От цифр ей стало скучно, и Стелла покинула свой временный трон. На верхней полке справа от входной двери отыскала конфеты.
Девушка цокала каблуками туда-сюда, но на двадцати квадратных метрах особо не развернёшься. Ей пришлось снова усесться за стол, сбросив красивую, но неудобную обувь. Стелла, болтая ногами как маленький непослушный ребёнок, открыла сначала верхний ящик стола, в котором валялись всякие кнопки-скрепки, ручки, затупившийся карандаш и нераспечатанная шоколадка. Любовница цеховика, этой находке обрадовалась и одним пыхом её уничтожила. Она усмехнулась и дёрнула головой, отбросив ниспадающие волосы подальше от лица, – хотелось найти что-нибудь интересненькое. Открыла второй ящик стола, но он не порадовал девушку: на самом видном месте красовалась небольшая фотография светловолосой красавицы с миловидным лицом. Она держала букет из гвоздик, стоя в необыкновенном платьице. Стелла изменилась в лице. На обороте фотографии аккуратным девичьим почерком был написан адрес проживания особы, которую Стелла расценила как потенциальную конкурентку.
– Ага, во как! – Стелла ударила рукой по столу. – Кувыркаешься с кем-то ещё? Ну я тебе устрою!
Девушка наскоро втиснула ножки в туфли. Резво вскочила из-за стола, охваченная ревностью, завистью, ведомая самыми странными и необоснованными мыслями, принялась мстить своему любовнику: со злости разбрасывала служебные и личные вещи Гаспара, на каких-то рабочих бумагах рисовала помадой, и вдруг её прервал знакомый голос:
– Человек, алё, ты что делаешь? У тебя с головой не всё в порядке?
Стелла, держа канцелярские ножницы в руках, подошла к недоумевающему и злому Гаспару ближе.
– Так ты у нас по бабочкам летаешь… В Москву, значит… Так-так-так… Мало ему, значит, меня – захотелось больше… – шипела, словно змея, Стелла.
– Ты чего, идиотка, вообще страх потеряла? – парировал Гаспар. – Что за предъявы ты мне бросаешь? Какие бабочки? Какая Москва?
– У нас одна Москва, подлец! – прокричала Стелла, за что получила звонкую пощёчину.
– Угомонись, – виновато произнёс Гаспар. Никогда в жизни он не поднимал руку на женщину, но в этот раз довела. Стелла просто уничтожала его своей дурацкой истерикой. – Какие бабы? Стелла, ты чего? Что тебе залезло в голову?
– Негодяй! Ещё и ударил! – хныкала девушка, показывая своему любовнику фотографию. – Возьми, полюбуйся своей шалавой!
– Так ты ещё и в столе моём роешься?! – в руках у Гаспара оказалась фотография Любови Акимовой – женщины Николая.
Стеллу мучила досада, что она тратит молодые годы на этого неблагодарного представителя парнокопытных; Гаспар же пытался понять, почему законченная дура в кабинете связывает его воображаемую измену с Москвой.
– Если ты хочешь знать, интеллигентка вшивая, то я тебе не изменял, – угрюмо завопил цеховик, теребя фотографию чужой женщины.
– Ой, конечно, ты у нас сама святость… – из уст Стеллы продолжали сыпаться обвинения в адрес любовника.
– Пошла ты к чёрту, истеричка. Освободи мой кабинет.
Стелла уставилась на Гаспара.
– И пойду, – недовольно вымолвила она, – надеюсь, чёрт окажется посимпатичней и побогаче тебя.
Девушка демонстративно вышла из кабинета и поплелась по коридору с размазанной краской на лице.
«Москва, Кутузовский…» – Гаспар несколько раз прочитал написанное на обратной стороне фотографии.
Цеховик понял, почему не появляется в своей комнатушке Николай – его просто нет в городе… в республике. Отсиживается у своей пассии.
«Всё, завязываем пасти Колю», – Гаспар пнул ногой дверь, а следом грязно выругался.
30. Дом Феликса, Ленинакан, вечер, 17 июля
– Мне стоило уехать всего лишь на пару месяцев, Маша! – кричал Феликс, вернувшись домой. На кулаках проступали красно-синие пятна – визитные карточки недавно окончившейся драки.
Он нервно ходил взад и вперёд по комнате. Маша сидела на диване, отвернув от мужа заплаканное лицо.
– В который раз тебя прошу: не делай никаких выводов.
– А какие я должен сделать выводы, когда стоило мне выйти из автобуса, как сосед меня «обрадовал» новостью: к моей жене захаживает мужчина – её давняя любовь!
– Он никогда не был моей любовью… – сдвинула брови Маша. – Тебе ли не знать это, Феликс?
– Господи, какой стыд! – продолжал серчать Феликс. – Что люди подумают? Мать двоих детей гуляет, пока муж по заработкам таскается. Кот из дома – мыши в пляс, так, выходит? Что я должен объяснять соседям?
Голова Феликса была забита дурными мыслями. Руки от злости дрожали.
– Тебя два месяца не было дома, – усталым голосом произнесла Маша. – Феликс, почему ты не удосужился передать хотя бы весточку из Москвы, поинтересоваться, жива ли я, здорова ли, всё ли в порядке с детьми? Конечно же, легче сбежать от брака, семьи и дома в другой город. Ни тебе проблем, ни забот. Вот она, холостяцкая жизнь с братом на пару.
– Я работал в Москве, – грустно ответил Феликс, – я никогда не забывал о тебе и детях, Маша!
– Сейчас ты приехал ради чего – поскандалить? Сделать своей жене больно? – Маша будто не слышала ответов Феликса.
– Маша!
– Я не изменяю тебе и никогда в жизни даже не подумаю этого сделать: все эти дни занималась домом, огородом, детьми – не хватало времени хорошенечко причесать волосы.
Феликс присел возле жены.
– Объясни мне, что он делал у нас? Ты можешь мне рассказать всё, как было?
– Ничего и не было, Феликс. Гагик однажды остановил меня у рынка – хотел подвезти до дома. – Маша, взглянув на сердитое лицо мужа, добавила: – Я отказала, как всегда. Несколько раз его машина останавливалась у забора: то выйти просил к нему, то цветы принять, то пообедать вместе. Ты его избил?
– Я вот что подумал, Маша, – Феликс спрятал разбитые кулаки подальше от глаз расстроенной супруги, – если не доходит по-хорошему – поймёт по-плохому. Больше он к тебе не подойдёт.
Маша поджав губы, кивнула и опустила глаза.
– Ты лучше скажи мне, девочкам покупала всё, что они просили? – заботливо поинтересовался Феликс, стараясь отвлечь жену от грусти, а себя – от негодования.
– Да, конечно.
– Это правильно, – Феликс улыбнулся. – Маш, зарплата чуть позже будет, – оправдывался «трудяга» перед супругой, чтобы та ничего дурного не заподозрила, – начальник сказал, что либо с Колей передаст, либо чтобы я сам прилетел.
– А точно заплатят?
– Обязаны!
– Ну, ничего. Тех денег, что дал Николай, нам хватит надолго. Холод нужно приложить… – Маша взглянула на покрасневшие и опухшие руки мужа.
– Я так голоден, Маш. Что у нас на ужин? – Феликс обнял и поцеловал жену.
31. Отделение милиции, Ленинакан, раннее утро, 18 июля
Моложавый участковый сидел у себя в кабинете, думая о том, что всё-таки собачья у него работа: весь день то на ногах, то голодный, то лаешь на всяких… На минуту задумался, задержал взгляд на каком-то из заявлений: муж избил жену. Дверь кабинета широко распахнулась, и на пороге участкового появился разукрашенный синяками Гагик.
– Здравствуйте, – Гагик, прихрамывая, подошёл к участковому и подал ему руку.
– В чём дело? – задал вопрос участковый, косо глядя на потерпевшего.
– Товарищ Гукасов, надо бы, чтобы хулигана наказали по справедливости! Среди бела дня избивают в собственном же доме!
– Какого хулигана? Кого?
Гагик, кряхтя и охая, присел, держась за рёбра.
– Заявление написать хочу. Гражданин Феликс Калачан напал на меня в собственном же доме!
– По причине?.. – участковый положил перед мужчиной чистый лист бумаги и ручку.
– Давайте я расскажу, как всё было, а вы мне, товарищ Гукасов, подскажете, как заполнять бумагу?
– Подскажу. Рассказывайте.
– Сижу, значит, я дома, телевизор смотрю, никого не трогаю. Слышу: кто-то в дверь настойчиво стучит. Дай, думаю, открою. Открыл, и вот, пожалуйста, – Гагик показал пальцем на лицо, – избил меня до полусмерти муж моей бывшей невесты! Он, кстати, и её поколачивает, – Гагик почесал ногтем нос, – только Маша не признаётся никому. Стыдно ей жить с таким мужем.
– Получается, с напавшим на вас гражданином…
– Калачаном.
– Калачаном, – повторил участковый, – вы знакомы?
– Давно знаком… Бес его попутал… Товарищ Гукасов, оно же как было: любила меня Маша до потери пульса, замуж за меня выйти хотела. Встретился ей гражданин Калачан, запугал её и силой заставил выйти за него.
– Это не имеет отношения к делу, – участковый прервал рассказ Гагика.
– Да, прошу прощения, не имеет, – быстро исправился пострадавший. – В общем, изверг и жену свою запугал, и на меня зуб имеет: избил, мебель в доме опрокинул, ценные, дорогие вещи поломал, хулиган.
– Когда у вас произошёл конфликт с гражданином Калачаном?
– Вчера.
– Примерное время?
– Около семи вечера. Еле дожил до утра.
Участковый, уткнувшись носом в блокнот, записывал все слова пострадавшего.
– В больнице были?
– Вчера вечером был, побои снимал, справка вот. Прошу наказать по всей строгости преступника, – жалобно добавил Гагик. – Категорически опасен для социума!
– Поставьте сегодняшнюю дату, ФИО и подпись, – участковый указал пальцем в самый низ пустого листа бумаги. – Всё остальное сам заполню и передам куда надо.
– Я боюсь за свою жизнь, – Гагик привстал и нарочно выронил из кармана три сторублёвые купюры.
– У вас выпало, – в ту же секунду обратился к нему участковый, увидев на полу деньги.
– Нет, у меня ничего не выпадало. Это из вашего кармана, товарищ Гукасов…
32. Дом Феликса, Ленинакан, утро, 18 июля
Феликс посмотрел на часы – можно было поспать чуть подольше, на работу же не вставать. Но не тут-то было. За окном послышался рёв мотора: жёлтый автомобиль с синей полосой и надписью «Милиция» разбудил и Машу.
«И кто не спит в такую рань?» – подумала она, протирая глаза.
Её сладкий отдых с любимым мужем нарушила трель свистка милиционеров, которые нахально заглядывали в окна.
– Видно что-нибудь?
– Наверное, спят, – судачили правоохранители.
Один из них принялся колотить кулаком в двери, приговаривая: «Откройте! Милиция!».
– В чём дело? – заспанный Феликс открыл дверь и тут же ощутил на своих руках тяжёлые браслеты – наручники сковали запястья хозяина дома.
Милиционер скривился от недовольства: «Мало того, что поднял меня с первыми петухами, так ещё и заставляет меня объясняться тут перед ним – ишь какой, нервы мне здесь треплет, спрашивает ещё за что берут!»
– Гражданин Калачан, на вас поступила жалоба за нарушение дисциплины и нанесение побоев гражданину Манукяну, просим проехать в отделение для дачи показаний и выяснения подробностей вашего преступления, – милиционер промямлил заученные за годы службы слова.
Сонная Маша, услышав из спальни разговоры мужчин, вскочила с кровати и босая выбежала в коридор. Умоляла не забирать мужа и отца её детей, но просьбы были тщетны.
Феликс робко потащился за милиционерами. Сел покорно на заднее сиденье милицейской машины. Виновато глядел на стоящую у калитки Машу – жена рыдала и тряслась, заламывая бледные руки.
«Дерьмовый у тебя ухажёр был, Маша», – прокрутилось в мыслях Феликса. – «Кто его знает, что он там милиции наговорил…»
– Да… Встрял ты, парень, – тяжело вздохнул правоохранитель, садясь за руль служебного автомобиля. – Нашёл кого избивать…
– А я справедливость и правду деньгами не меряю! – огрызнулся Феликс. – Заслужил он по морде, на жену мою глаз положил.
– И где твоя жена?
– Дома.
– Дома, – милиционер поднял палец вверх, – а тебя, скорее всего, посадят.
– Да езжай уже… Гукасов ждёт… – ворчал второй милиционер.
Феликс не желал слушать болтовню блюстителей порядка.
Оборачивался, глядя в окошко позади себя: Маша выбежала на дорогу, стояла, такая маленькая, его девочка, за которую не страшно убить, сесть в тюрьму. Готов был быть тигром для неё – отгрызть голову каждому, кто приблизится к его любимой.
33. Квартира Гамлета Геворгяна, Ереван, утро, 18 июля
Стелла усмехнулась:
– Хитрец, воспользовался горем беззащитной девушки.
Гамлет лежал в кровати и, облизываясь, смотрел на обнажённую Стеллу. Она нежилась в постели, крутилась с боку на бок, мурлыкала как мартовская кошка.
– Не хочешь пару рюмочек «успокоительного»? – предложил ей любовник.
– Гамлет, а ты любишь меня? – Стелла пристально смотрела на бывшего одноклассника, желая услышать от него три заветных слова, но не дождалась: слишком уж «жирно» для неё. Он предпочитал признаваться в любви своей жене и детям, которые в данный момент проводили время в Ессентуках.
– Ого, – промычал мужчина. – Так что, коньяк будешь?
– Фу, нет, – Стелла сделала противную гримасу, – терпеть его не могу.
– А я, пожалуй, выпью, тяжёлое дежурство, надо расслабиться…
– Помнишь, как дёргал меня за косички? – Стелла погрузилась в школьные воспоминания, которые внезапно нахлынули на неё. – А я тебя тогда книгой больно ударила! – смеялась девушка.
– Слушай, так что у тебя произошло с Гаспарчиком? – Гамлет перевёл разговор в немного другое русло. – Он тебя ударил, что ли?
– Пусть катится Гаспарчик коту под хвост, – надув губы, произнесла Стелла, – с дешёвкой какой-то кувыркается в Москве.
– На два фронта работает? – хмыкнул Гамлет.
– Видеть его противно. Олень безрогий… – Стелла ругала Гаспара. – В душ пойду, ты посмотри пока телек.
– Продолжим, как вернёшься?
– Посмотрим на твоё поведение, товарищ милиционер! – Стелла подмигнула любовнику и отправилась в ванную комнату, закрыв за собой дверь.
Гамлет тем временем поднял телефонную трубку и набрал по памяти номер – звонил тёще в Ессентуки.
– Мария Дмитриевна, как ваше здоровье?
– Всё хорошо, дорогой ты наш, жаль только, что сам не приехал! Светочка так по тебе скучает! Передать ей трубочку?
– Передайте, я тоже по ней соскучился, – Гамлет любезничал с тёщей по телефону, – совсем оголодал здесь. Как дети, мама?
– Детки в порядке, не волнуйся, мой хороший! Всё! Даю Светочку!
Разговор Гамлета с женой Светланой закончился в тот момент, когда Стелла вышла из ванной, замотанная в полотенце.
– Не помешала вашей семейной идиллии? – с издёвкой спросила она у любовника.
– С лодырями своими разговаривал. Знаешь, с какими лоботрясами я работаю? – жаловался Гамлет.
– Ну-ну, – подозрительно согласилась Стелла, а потом внезапно предложила: – Я хочу, чтобы ты бросил жену, Гамлет! Не желаю быть твоей «спальной принадлежностью»!
– Мы же с тобой не планировали никаких отношений, – парировал Гамлет, – что изменилось, ненаглядная моя?
– Изменилось то, что я хочу, чтобы мы были вместе навсегда и не скрывались по квартирам твоих друзей или в гостиничных номерах!
Им хотелось разных вещей. Ему – лишь удовлетворить свои животные инстинкты, ведь с женой интимные отношения со временем сошли на нет; Стелла же, наоборот, была давно и безнадёжно влюблена в милиционера, который после выпускного в школе, к сожалению, выбрал не её.
Гамлет пожал плечами.
– Куда нам торопиться, радость моя? Повстречаемся, присмотримся, притрёмся ближе к друг другу, а там видно будет. Я человек семейный, и ты это знаешь: не могу разом перечеркнуть всё, что строил много лет, не хочу сделать больно жене и детям. Знаешь, какой это удар будет для всей семьи?
Стелла не слушала очередные отговорки своего любовника. «Хотел бы – уже давно ушёл бы от своей мегеры, как-никак, но любовь – это поступки…»
– Ещё сегодня ты мне жаловался, как тебе осточертел быт, эта корова в твоей кровати и домашний ад, – начала свои нотации Стелла. – Кажись, ты мне ещё ворковал на ушко о том, что семьи как таковой у вас уже нет, распалась с рождением второго ребёнка. Почему ты приходишь ко мне за утешением и любовью лишь пару раз в месяц, почему ты мой лишь на час, а ей отдаёшь всего себя?
– Стеллочка, дай мне немного времени, я всё решу. Иди ко мне.
Гамлет ловким движением сдёрнул полотенце с неё, подтащил девушку к себе и быстро уложил на кровать. Стелла сопротивления не оказывала.
34. Обувной цех, Ереван, утро, 18 июля
Гаспар, ранняя пташка, трудился аки пчёлка в своём цеху. Настроение было неважное, краем мозга думал о Стелле, которая, виляя бедрами и стуча каблуками, оставила его одного, не узнав правды. Ну и не надо. Тешило лишь радостное чувство – нашёл вероятную «хату», на которой отсиживается Николай.
Вытащил из пачки сигарету и неторопливо её раскурил.
В шараге появились Понч, Гампр и Мульт – трое недотёп, преданно работающих на Гаспара. Он затыкал ими дыры как умел.
– Ну и рожи у вас, ребята! – пошутил Гаспар.
– Шеф, не спали толком, Коляна стерегли: ни подрыхнуть тебе, ни помыться, ни пожрать нормально.
– Харэ скулить, – прервал нытьё Мульта Гаспар. – В Москву полетите, – добавил он.
– Оп-па! Ништяк! – хлопнул в ладоши Понч, но Гаспар враз оборвал его радость:
– Тебя это не касается, братанчик.
– Шеф, вот это ты загнул! Аж в Москву… – округлил глаза Гампр.
– Короче, сидит наш Колян у своей бабы в Москве, – начал свой рассказ цеховик, – думает, что залёг на дно, но вышло не так, как можно было думать – нашёл я его.
– Не верится мне, шеф, что он у бабы прячется, не по-мужски это как-то… – принялся рассуждать Гампр.
– Ты мне скажи, Гампр, ты у меня Шерлоком Холмсом на полставки подрабатываешь или что?
– А как это?
– Понятно. Поехали дальше. Вы, ребятки, сегодня летите в Москву, отправитесь по тому адресу, который я вам дам, и займётесь нашим Коляном: вычислите, когда он выйдет или войдёт в подъезд, а лучше постучите прямо в дверь и зацепите его, скажете ему, что долг его и выходку я прощаю. Мол, было и ладно – зла на Колю я не держу и ему нечего бояться. Передадите, что я жду его, так сказать, на работу – есть для него клёвое дельце.
Гампр и Мульт дружно кивнули.
– Думаешь, он согласится? – Понч вмешался в разговор.
– Если не согласится – нужно будет припугнуть самую малость: будет брыкаться или хорохориться – ударить по больному месту, то бишь по бабе.
– Гы-гы, – захихикал Мульт, – гениальный план! Шеф, а это… Бабок бы нам… На билеты, на такое всё…
Гаспар кинул на стол деньги и фотографию Любови Акимовой.
– О, какая! – Гампр взял со стола купюры и принялся рассматривать фотографию. – Шеф, считай, что одна нога здесь, а другая – там!
– На обратной стороне фотографии – адрес, по которому поедете, детективы.
– Ага-ага!
– Мигом по домам за паспортами и в аэропорт.
– Будет сделано, шеф.
Недотёпы вышли из цеха. Без промедления поймали такси, поехали за документами, как велел им Гаспар, и потом на этой же машине направились в сторону аэровокзала.
– Ты! Знаешь что? – уже подъезжая к аэровокзалу, Мульт, словно ошпаренный кипятком, подскочил на сиденье.
– Что? – суетливо поинтересовался Гампр.
– Вещи не взяли.
– Чёрт с ними, главное, что на жратву есть!
– Верно, деньги есть! Гульнём вдоволь! – пискнул от радости Мульт, отличавшийся от остальных помощников Гаспара особой смешливостью и врождённой глупостью.
– Тихо! – заткнул рот своему подельнику Гампр. – Командир, тормози здесь!
Поспорив с водителем такси о сумме за проезд, Гампр и Мульт хлопнули раздосадованно дверью автомобиля и торопливо направились к входу в аэровокзал, над которым красовалась огромная вывеска «Звартноц».
– Мадам, будьте любезны два билета до Москвы, – Гампр с преувеличенной вежливостью обратился к кассирше.
Та спокойным официальным тоном, не поведя и бровью, озвучила сумму, которую необходимо заплатить двум недотёпам за билеты на самолёт.
– Вылет послезавтра, ровно в семнадцать ноль-ноль, регистрация на самолёт за два часа до отправки, опаздывать не рекомендуется.
– Как послезавтра? – прошипел Мульт. – Нам нужно сегодня.
– На сегодняшние и завтрашние рейсы в Москву все билеты проданы, свободных мест, к сожалению, нет, – строгим учительским тоном ответила кассирша.
– Красавица… – Мульт буквально прилип к окошку кассы, уставившись на молоденькую деловитую кассиршу.
Девушка, подняв голову и увидев озабоченного пассажира, залилась краской.
– Да тише ты! – Гампр отодвинул его в сторону.
– Мадам, послушайте, – проталкивая в окошко паспорта с вложенной между ними сторублёвой купюрой, Гампр принялся уговаривать кассиршу, – нам очень нужно сегодня. Посмотрите ещё разок, возможно, вы не заметили свободные места? А на сдачу купите шоколадку.
– Ну не знаю, мне нужно позвонить диспетчеру, – кассирша вмиг подобрела и натянула улыбку.
Последовал демонстративный звонок и короткий диалог между кассиршей и диспетчером, после чего билеты на ближайший рейс оказались на руках у пассажиров.
– Пойдём уже, – промычал Гампр, отлепив от окошка товарища. – Нет времени на девочек – дела-дела!
– Хоть Москву посмотрим, – весело улыбаясь и расплываясь в мечтах, приговаривал Мульт.
Ожидая регистрации, гении розыска тихонько строили план действий в отношении Николая, а потом резко замолчали, видимо, разумные мысли кончились одним разом у обоих частных детективов Гаспара.
35. Квартира Любови Акимовой, Москва, утро, 18 июля
– Уже уходишь? – Николай проснулся от робкого поцелуя Любы.
– Нужно бежать, Коленька, не скучай.
Девушка наспех одевалась, покинув ложе, в котором дремал её мужчина.
– Вернись ко мне.
– Придёшь завтра в театр на моё выступление? – Люба присела на краешек кровати, нежно посматривала на любимого.
– В котором часу я должен быть?
– В девятнадцать ноль-ноль! И ни минутой позже!
– Буду в восемнадцать пятьдесят девять сидеть на указанном месте нужного ряда, – пробормотал Николай.
– Предупреждаю, возможно, тебе станет скучно!
– Свет будет выключен?
– Да!
– Хоть посплю, а как проснусь – посмотрю на тебя и снова баиньки.
Люба улыбалась и в этот момент была для Николая красивее всех на свете.
– Люблю тебя, – прошептала она, целуя его в висок, – сегодня вернусь поздно.
– И я тебя, – буркнул Николай в ответ.
Прочитав несколько страниц «Евгения Онегина» за завтраком, который состоял из пары-тройки отварных яиц и не заправленного подсолнечным маслом овощного салата, Люба отправилась на генеральную репетицию.
36. Отделение милиции, Ленинакан, полдень, 18 июля
В кабинете участкового, из старенького катушечного магнитофона, негромко, с раздражающей хрипотой, играла музыка. Феликс витал мыслями где-то далеко, изредка поглядывая на милиционера, серьёзно читающего что-то на листе бумаги, не произнося слова в слух.
– В наше отделение поступило заявление от гражданина Манукяна на вас, товарищ Калачан, – участковый отложил в сторону лист бумаги и театральным тоном обратился к Феликсу. – И говорится в нём вот что: «Агрессивно настроенный, ворвался он в дом, избил меня и нанёс вред личному имуществу».
Феликс некоторое время молчал. Что он мог ответить на слова сидящего перед ним милиционера – всё так и было (кроме имущества, конечно же, – его он и пальцем не трогал).
– Манукян неоднократно проявлял настойчивый интерес к моей супруге, товарищ Гукасов, хоть она и отказывала ему, говорила, что замужем, имеет детей. Что я должен был сделать, если он по-человечески не понимает? – с гневом произнёс Феликс. – Что бы сделали вы, если бы возле вашей жены тёрся кто-то?