– Саш, на словах любовницы и сына убитого обвинение не построишь. Вы можете, ссылаясь на заключения оперативников и протокол следователя, восстановить вечер убийства?
– Вы читаете мои мысли, Альберт Сергеевич! Дело было так: мой покойный коллега Гамлет Геворкян каким-то образом увидел или услышал, как пытают начальника цеха Егиазарова. Допускаю такой вариант, что Гамлет хотел предотвратить убийство и сидел в засаде, хотя я могу и ошибаться в своих домыслах. И вот он решил не медлить и «впрячься» в дело. Вбежал в дом Егиазарова, пригрозил всем пистолетом, но первым огонь не открывал. Выстрелил Гамлету в плечо убитый Лимонян Эрик Робертович – его личность установили последней – был застрелен моим раненым коллегой. Возле убитого Лимоняна находился Погосов Левон Артёмович, Гамлет застрелил и его: пули в теле убитого Лимоняна и Погосова из одного пистолета макарова – оружия моего товарища.
– Хорошо, предположим, ваш товарищ Гамлет застрелил двоих.
– Остаётся у нас кто? Тот, кто запустил в Гамлета нож сзади, и его сообщник. Возможно, убийца моего коллеги прирезал и Егиазарова. Ножевые ранения Гамлета и Гаспара, по заключению судмедэкспертов, абсолютно совпадают. Но это лишь моя теория. Практической частью занимались следователи, я ссылаюсь на их информацию, меня же там не было.
Андреев чуть помедлил со своей версией, не хотел её оглашать раньше времени. Капитан угрозыска лишь намекнул Саше: не исключено, что госбанковские деньги хранятся у тех, кто остался в живых.
– Гамлет оказался в доме Егиазарова неспроста, друг мой. Ни в коем случае не сомневаюсь в благородстве вашего коллеги, но думаю, его больше интересовало дело об ограблении банка, а никак не драгоценная жизнь начальника цеха.
– А тут мы возвращаемся к Стелле, – произнёс Саша. Андреев заулыбался. – Она рассказала Гамлету о грядущем ограблении банка в гостиничном номере во время их рандеву. Из этого всего вытекает то, что Гамлет приставил нас наблюдать за обувным цехом и потенциальным исполнителем ограбления. Жаль, что он не сказал, в чём суть этой слежки.
– И жаль, что он один пошёл в дом Егиазарова после слитой ему девочкой информации, не соизволил взять даже вас.
– На что вы намекаете, Альберт Сергеевич? – с упрёком спросил Цатуров.
– Ни на что. Не обижайтесь, друг мой. Так просто ляпнул. Перед вами, Саша, будет стоять следующая задача – раздобыть фотографии всех до единого работников банка и показать их Стеллочке. Нужно очень постараться, хорошо поработать с подружкой вашего товарища: девочка должна опознать наводчика на Госбанк и возможного убийцу, среди жертв которого и ваш товарищ.
– Как и прежде, думаете наводчик является сотрудником банка?
– Да.
– К завтрашнему утру сделаю. Кстати, возле Гаспара Егиазарова вертелись трое ребят, так сказать, его подручные, мальчики на побегушках. Есть вероятность, что не только Стеллочка может опознать этого предполагаемого наводчика.
– А вот это, шибко интересно.
– Займусь ими обязательно.
– Саша, я думаю, помимо Стеллочки и ребят на побегушках, в этом деле нам непосредственно может ещё кое-кто посодействовать…
– Николай Калачан?
– Разумеется.
– Ограбить и убить он никак не мог, но помочь нам точно сможет.
– Медлить нельзя никоим образом. Я вылетаю. Скоро буду у вас.
– Дело набирает обороты! – радостно вскричал Цатуров и бросил трубку.
– Продажный мент – твой Гамлет, Сашка. Не взял тебя в долю – в одиночку хотел добычу ухватить, за что и схлопотал нож в шею, – пробубнил себе под нос Дотошный. – И сучка его деньжат хотела: не за «спасибо» же она с ним кувыркалась.
Андреев осуждающе покачал головой.
88. Отдел уголовного розыска, Ереван, день, 10 марта 1978 г.
– Давай, Сева, излагай, хитрый ты паршивец! Не томи вредного и очень нервного капитана уголовного розыска!
Сева сначала молчал, а потом промямлил:
– Не знаю я никакого Гаспара Егиазарова.
– И никогда его, конечно же, не видел?
– Нет, не видел.
Андреев влепил Севе смачную пощёчину, звон от которой стоял на весь кабинет.
– Ты находился в кабинете убитого Гаспара вместе с Николаем Калачаном, обсуждая ограбление банка. Тебе грозит в лучшем случае пожизненное, а в худшем – высшая мера наказания, расстрел, за прямое или косвенное соучастие в преступлении, а также за отказ от сотрудничества со следствием. Ты мне не нравишься, Сева. Не знаю, отчего так вышло, но думаю, что ты скользкий тип, потому я буду печься о том, чтобы тебе дали максимальный срок либо пустили пулю в лоб.
– Что я должен сделать, чтобы меня не расстреляли? – Сева изменился в лице: его губы дрожали в такт рукам, а глаза бегали туда-сюда, наполняясь слезами.
– Я не требую от тебя ничего, кроме правды.
– И меня не расстреляют?
– Если будешь отвечать честно и помогать следствию – нет. Обещаю.
Сева вздохнул.
– Не я затеял ограбление и не я ограбил Госбанк. Опасное это дело, хоть и манящее. Наполеоновский план по взятию хранилища разрабатывал Гаспар.
– Какую роль ты играл в этом наполеоновском плане?
– Никакую, присутствовал просто, слушал разговор ребят.
– Продолжай.
– Исполнителем ограбления должен был быть Николай, но он попал в аварию и якобы умер. Дело об ограблении банка заморозилось. Я сам на преступление не пошёл бы, клянусь – ни за какие деньги! – махнул рукой Сева.
– Ну да, какой с тебя грабитель? Ты бы и в метровую дыру не пролез…
Сева не обиделся, наоборот, возрадовался сарказму капитана угрозыска и воспрянул духом, уяснив, что его не расценивают как потенциального преступника.
– Не пролез бы!
Андреев потёр лоб.
– Слушай, а может, это ты отправил в дом Гаспара людей, чтобы отобрать у него деньги, а? Нанял бандитов, некого Погосова Левона Артёмовича, Лимоняна Эрика Робертовича и ещё двоих, которых скоро поймают. Заплатил бы им с налёта на Егиазарова денег, а сам остался как бы не при делах?
– Вы в своём уме?! – закричал допрашиваемый. – Не понимаю, о каких бандитах вы говорите? Никого я не нанимал! Рассказал вам правду! Сообщил всё, что смог!
– Не знаю, Сева, не знаю…
– Что будет со мной?
– Пойдёшь как соучастник ограбления и станешь сотрудничать со следствием, твоя помощь не окажется лишней, а дальше видно будет.
– Но я думал…
– Думать нужно было раньше, – раздражённо оборвал Андреев.
89. Сберегательная касса, Москва, день, 6 июня 1978 г.
Машина Анатолия Акимова въехала в малоприметный уютный московский дворик и остановилась. Из неё выбежал водитель и бросился к сберкассе: ему нужно было обменять три тысячи рублей в разных точках на облигации трёхпроцентного займа. Делал он это, как обычно, по поручению Любиного жениха.
Анатолий любопытно посматривал на кассиршу через стеклянную ширму, девушка протянула ему стопку облигаций на тысячу рублей.
– Спасибо вам огромнейшее, – поблагодарил сотрудницу сберкассы мужчина, но уходить не спешил. Начал шутить с миловидной кассиршей, а затем снова преспокойно обратился к ней: – Девушка, я могу ещё приобрести облигации?
– Можете, конечно, – улыбнулась кассирша молодому мужчине, – на какую сумму вам нужно?
– Ещё на две тысячи.
Анатолий сглупил. Николай категорически запретил ему светить сторублёвки в одной и той же сберкассе в особо крупных размерах, деньги должны были ходить по учреждениям в разные дни и понемногу – тогда никто ничего не заподозрил бы, о купюрах серии «АИ», казалось, все уже давно позабыли.
«Да ты богач, однако», – подумала сотрудница сберкассы, взяв деньги в размере двух тысяч рублей из рук Анатолия, – «откуда же они у тебя? Да ещё и новые, сторублёвые, будто только-только со станка…»
Внутреннее чутьё девушки подсказывало, что с деньгами что-то не так. Она думала, что идеально гладкие новенькие купюры – фальшивые, пока случайно не наткнулась взглядом на распоряжение проверять сторублёвки серии «АИ». Чёрным по белому в документе было написано: «Обнаружив сторублёвую банкноту данной серии – немедленно обратиться в милицию, деньги украдены из Государственного банка Армянской ССР». Она посмотрела на наличность в своих руках, и, о боже, на банкнотах виднелись те самые две буквы, о которых были проинструктированы все сотрудники сберегательных касс СССР.
– Девушка, ау! – Анатолий шутливо обратился к кассирше, задержавшейся в небольшом отдельном помещении. – Вы случайно не собрались сбежать с моими деньгами?
– Нет-нет, что вы, – кассирша мигом вернулась к владельцу краденых денег. – Нужно немного подождать, я не могу найти ещё пары облигаций. Вы не сильно торопитесь?
– Уже нет, – Анатолий бросил игривый взгляд на работницу сберкассы, – ради такой дамы я, пожалуй, задержусь.
Кассирша старалась быть вежливой и общительной: за несколько минут своего отсутствия в кассовом окне она уже успела набрать ноль-два, шёпотом кратко сообщила о подозрительном мужчине, который пытается купить облигации на заоблачную для советского человека сумму – три тысячи рублей.
Задержание мужчины, сбывающего краденые госбанковские деньги, произошло быстро: в сберкассу вошли четверо молчаливых людей в форме, надели на подозреваемого наручники и осторожно, прикрывая его голову, поместили в милицейскую машину.
В камере предварительного заключения Анатолий Акимов признался, что деньги не его собственные, он даже не думал оказывать содействие преступникам. Верил слепо и наивно, что жених его сестры Любочки и вправду выиграл деньги в карты, понятия не имел об ограблении республиканского банка. Акимов сначала смеялся, думая, что это всё неудачный розыгрыш, затем рыдал от безысходности, клялся и божился, что ни в чём не виноват: его ошибка в том, что попал в руки манипуляторов и его развели как мальчишку.
– Хорош вы, конечно, Анатолий, – со всей строгостью обратился к мужчине милиционер, допрашивающий его, – променять честную работу на роль пособника грабителей и сбытчика украденных казённых денег. Не стыдно?
Уже во время задержания милиционеры поняли, что Акимов – замкнутый, скромный, тихий и покорный человек, сопротивления он не оказывал, ничего не отрицал. При составлении списков фамилий и адресов фигурантов данного дела, Акимов не колеблясь упомянул братьев Калачан, Феликса и Николая.
– Люба не живёт с мошенником, вы не подумайте! – Анатолий Акимов выгораживал свою сестру, искательно заглядывая в лицо милиционеру. – Она с Колей довольно редко встречалась, они планировали съезжаться только после свадьбы.
– Ваша сестра, Любовь Акимова, знала о внезапном обогащении своего жениха?
– Она повторяла, что Коля неимоверно счастливый приезжал к ней в последнее время. Говорила, что он выиграл приличную сумму в карты у себя в Ереване. Коля просил меня не рассказывать ей ничего о наших операциях с деньгами и облигациями!
– По какому адресу проживают Николай и его брат Феликс?
В это время к милиционеру, проводившему допрос подозреваемого, присоединился капитан Андреев.
– Вечером поедешь с нами, – он оборвал показания Акимова, – покажешь, где живут твои несостоявшиеся родственнички.
90. Съёмная квартира братьев, Москва, вечер, 6 июня 1978 г.
Мысли Андреева текли ровно. Он неторопливо поднимался по ступеням старого, готовящегося под снос дома на окраине Москвы. Несмотря на то что без малого десять месяцев работа по поимке бандитов не ладилась, здоровье тоже, он был в хорошем расположении духа. За его спиной толпились парни из группы захвата.
В это же самое время Николай и Феликс решили выпить кофе. Вечерами они частенько готовили себе ароматный напиток.
– Где у нас кофе? – Николай рыскал по шкафчикам, ища заветную баночку.
– Подними голову вверх и посмотри вправо.
– Посмотрел. Вижу шкафчик.
– Открой его, справа от пакета с крупой увидишь банку с кофе.
– Индеец, ты чего такой хмурый? – Николай заметил тоскливое настроение брата.
Феликс тяжело вздохнул. Задумался. Отвёл взгляд.
– Через пару месяцев будет ровно год, как я не видел свою жену и моих ангелочков.
– Скоро вернёмся, не переживай, Феля, – Николай поставил чашку с горячим напитком перед Феликсом и уселся напротив.
– Когда?
– Всё утрясётся и забудется, чуток осталось. В скором времени никто и помнить не будет об этом ограблении, и мы преспокойненько поедем домой.
Дотошный постучал в дверь квартиры, в которой находились братья.
Кто-то из группы захвата молча покрутил пальцем у виска, мол, совсем спятил капитан: зачем вежливо стучаться в квартиру, если можно выломать дверь и положить гадов на пол. Но капитан не хотел превращать задержание в театральную постановку.
– Сиди, Коль, я открою, – Феликс жестом остановил привставшего со стула брата.
Он трижды провернул ключ в замке против часовой стрелки и открыл дверь. Его тут же бросили на пол.
– Что за шум, Индеец?! – крикнул Николай.
Оперативники ворвались на кухню и повалили его. Братья лежали лицом в пол с заведёнными за спину руками.
Андреев взмахом руки велел поднять Николая.
– И вот мы снова с тобой встретились, голубчик, – капитан сделал круг вокруг задержанного, – только на сей раз, полагаю, наша встреча для тебя менее приятна. Как нога?
– Ничего у вас не выйдет! – огрызнулся Николай.
– Не выйдет чего?
– Посадить меня! Я никого не убивал.
У ног Андреева и задержанного Николая оказалась раскрытая сумка с деньгами: кто-то из оперативников отыскал её и приволок к капитану, словно кошка, которая хочет похвастаться перед хозяином пойманной мышкой.
– Пересчитать, – рыкнул капитан.
Пока считали деньги, второго брата подвели к Андрееву.
«Худощавый, жилистый, узкоплечий, энергичный…» – оценил про себя Дотошный стоящего рядом с Николаем Феликса, – «прекрасно тянет на исполнителя». – Что же, могу поздравить вас, Феликс, вы лихо провернули дело, как олимпиец вкрутились в такое маленькое отверстие в полу, – иронично проговорил капитан угрозыска и мельком взглянул на Николая. – Без этого строителя-архитектора явно не обошлось. Он в вашей команде был «мозгами»?
Феликс молчал, опустив глаза. Николай реагировал на задержание и разговор с капитаном дерзко, остро и немного агрессивно.
– Меня интересует, сколько же вам удалось разбросать по стадионам и потратить. Полтора миллиона – деньги немалые.
Николай удивлённо посмотрел на брата. Виноватое лицо Феликса говорило само за себя.
– Пересчитывайте быстрее, – усмехнулся Николай, – узнаете.
Оперативник отчитался перед капитаном, сказав, в сумке находится почти восемьсот тысяч рублей.
91. Уголовный розыск, Москва, поздний вечер, 6 июня 1978 г.
После задержания подозреваемых следовало допросить в течение двадцати четырёх часов.
Николай сам попросил, чтобы с ним беседовал не начальник следственного отдела, а Андреев.
Задержанный сидел на холодном стуле за высоким железным столом, ножки которого были крепко прикручены к полу. Увидев капитана, попросил закурить.
– Тесновато здесь, – пуская дым, бросил Николай.
Андреев приказал двум милиционерам, стоявшим за спиной задержанного, оставить его с преступником наедине.
– Тебе тут полагается камера – четыре квадратных метра. Уж извини, Коля-Николай, что не обеспечили тебя ни телевизором, ни холодильником. И вкусностей у нас здесь нет, но, думаю, ты их наелся вдоволь.
– Так и будете дальше издеваться или?..
«Ишь, какой дерзкий с потрясающим хладнокровием», – капитан угрозыска позволил себе улыбнуться. – Как же я долго за тобой гонялся. Должен признаться, я был удивлён с самого начала тем, как ты мастерски разобрался с двумя сберкассами. Да уж, потрепал ты мне нервы.
Николай делал вид, что не понимает, что происходит, о чём идёт речь.
– Знаешь, что меня интересует? Ты попал в аварию случайно или подстроил это, чтобы не светиться на месте преступления?
– А вы сами-то что думаете? – задержанный с ухмылкой ответил вопросом на вопрос.
– Думаю, подстроил. Не захотел быть марионеткой в руках Гаспара и Севы – решил отвести их от себя, верно? Егиазаров отжал бы себе львиную долю, бросил бы кость наводчику, тебе перепали бы гроши, хотя по большему счёту ты сделал бы всю грязную работу, за которую получить мизер – несправедливо…
– И всё-то вам известно…
– Знаешь что, Николай? Я до последнего думал, что ограбление было совершено при участии Егиазарова. А дальше он стал жертвой бандитов, которые и забрали у него деньги. Но всегда вставал один и тот же вопрос: кого Гаспар нанял за столь короткое время, после того как ты вышел из строя? Ни один из трёх верзил, которые кружились возле него, не походили на грабителей, никто из них не пролез бы в дыру в потолке хранилища. Она была в диаметре каких-то тридцать четыре сантиметра. – Андреев задумался ровно на минуту, а потом продолжил: – Месяц назад поймали убийц Гаспара. Но при обыске у них не обнаружили тех самых банковских денег, нашли лишь какую-то мелочь по сравнению с тем, что похитили в Госбанке. Это значило, что украденных из хранилища денег у начальника цеха, возможно, и не было. Думалось мне, если это не Гаспар и не наводчик Сева, то оставался только ты, но у тебя было железное алиби: ты находился в больнице с переломом ноги и сотрясением мозга. И тут дело заходило в тупик…
– Как вы меня нашли? – Николай перебил капитана, давая понять, что ему неинтересны все эти доводы.
– Большие преступления раскрываются благодаря маленьким ошибкам.
– А точнее?
– Здесь вопросы задаю я, Коля! И перейду к следующему. Деньги, которые обнаружены в квартире, где вы находились с братом в момент вашего ареста, являются неопровержимым доказательством преступления. Из полутора миллиона вы с братом растранжирили чуть меньше половины.
– Не знаю, не считал.
– Мы считали.
– Значит, половину.
Самообладание Николая во время допроса поражало Дотошного. Он тайно восхищался выдержкой и умом этого парня.
«А такой ли он безнравственный и циничный, как я думал?» – размышлял капитан угрозыска. – Сегодня ночью тебя и твоего брата перевезут в Ереван.
– Зачем?
– Коля, ты парень умный, сам всё знаешь.
Николай задумчиво смотрел на окрашенные стены, полагая, что он и его брат делали всё правильно, чтобы не попасться в руки сыщикам. На повторный вопрос: «Как вы меня нашли?» Андреев так ничего и не ответил, ибо до ответа Николай наверняка додумался и сам.
92. Уголовный розыск, Москва, поздний вечер, 6 июня 1978 г.
Феликс без всяких комментариев понимал, какой разговор с капитаном угрозыска его ждёт; он также отдавал себе отчёт, что в сырую одиночную камеру предварительного заключения его посадили не за добрые дела. Мысли о семье помогли ему сохранить силу духа и моральную стойкость, хотя свобода его теперь была ограничена тяжёлыми решётками. Умными, но полными тоски глазами Феликс взглянул на капитана Андреева. Тот впервые в жизни пожал преступнику руку.
Капитан молча сел на стул и выжидательно смотрел на задержанного.
– В курсе, что значит твоё имя? – Андреев дружественно обратился к Феликсу.
– Нет, – хмуро ответил тот.
– Счастливый ты парень, везучий, я бы сказал. О таких, как ты, мне только рассказывали в школе милиции.
– О каких таких? – задумавшись спросил Феликс. – Об особо опасных преступниках?
– О таких, лучшая подруга которых – блестящая ловкость. Мне хотелось бы верить, что ты не преступник и никогда им не был, товарищ Калачан. Но имеем то, что имеем. Семья у тебя есть?
– Жена, двое дочерей, – ответил с грустью Феликс.
– Сколько лет детям?
– По восемь.
– Жена чем занимается?
– Домом и дочками.
– Не считая ограбления Госбанка, переступал ли ты ранее черту закона?
– Ни разу, – неуверенно обронил Феликс.
– А почему же ты тогда пошёл на это дело? В деньгах нуждался? – Андреев бередил болезненную рану грабителя.
Но Феликс признался, что пошёл на ограбление оттого, что брату грозила опасность:
– Коля задолжал большую сумму денег, неподъёмную просто. Если бы не отдали долг тем людям, они его убили бы, понимаете? Я не мог допустить, чтобы моего брата нашли в какой-нибудь канаве с перерезанным горлом… – дёргая плечами, объяснял он. – Ему понадобилась помощь – разумеется, я решил не медлить.
Феликс, как казалось Андрееву, был не из тех грязных, безалаберных, низких преступников, которые жили лишь присвоением чужой собственности и пьянством: человек, сидящий напротив него, говорил разумные слова, а не просто болтал. Ни тебе упрёка и обид в сторону брата, ни тебе жалоб на бедную жизнь, ни тебе пустословия. Не игнорировал вопросы во время допроса – рассказал всё как было, со всей откровенностью.
– Твой брат назвал тебя Индейцем. Расскажешь, отчего получил такое прозвище?
Феликс смутился, покраснел.
– Коля всегда мне твердил, что я спортсмен от Бога: в юности я прыгал выше всех и бегал быстрее всех, как его любимый персонаж из книги, автора которой я не знаю…
– Фенимор Купер, – улыбнулся Андреев. – С ума сойти, я тоже люблю его произведения, хотя они с криминалистикой никак не связаны. А каким видом спорта ты занимался?
– Я гимнаст.
– Умеешь делать «Крест Азаряна»? – капитан спросил с любопытством.
– Да, – скромно ответил Феликс. – Иногда получалось.
– Молодец, нужно обладать сумасшедшей силой, чтобы выполнить столь сложный гимнастический элемент, – капитан печально посмотрел на молодого человека и сожалеюще покачал головой. – Тебя должен был допрашивать начальник следственного отдела, но я вызвался поговорить с тобой, не совсем формально, по-людски. Ты очень хорошо исполнил свою работу, парень, я даже сказал бы – превосходно для дилетанта. Только женщину ты свою оставляешь растить детей без отца…
– Почему? Я же есть! И никого я не оставляю!
Андреев наблюдал за мимикой Феликса, казалось, что он не от мира сего. Парень до конца не понимал, что его ждёт дальше. Андреев совершил ошибку, за которую его душа будет рваться на кусочки: он сказал, каким будет наказание:
– Тебе грозит высшая мера, Феликс.
Капитан Андреев, проработав в угрозыске пятнадцать с лишним лет, десять из которых ходил в следователях, ничему не удивлялся в этой жизни, эмоции не проявлял, никого и никогда не любил, его постоянными партнёршами были работа и пачка сигарет «Аврора». Угнетать, психологически подавлять, добивать преступников было частью его профессиональной деятельности, так его, «духа», учили-натаскивали «деды» милиции. Так заведено: у следователей и прокуроров отсутствуют чувства, но на этот раз капитан пожалел, что выпалил словосочетание «высшая мера» простому человеку, ставшему жертвой обстоятельств. Этот Калачан не убийца, не педофил и насильник, даже не аферист. Обычный дворник – Феликс из Ленинакана, который, к счастью, не знал смысла фразы, сказанной Андреевым.
– А что это? – осторожно спросил Феликс.
Андреев погрузился в составление протокола, решив не объяснять арестованному значение прозвучавших слов.
93. Следственный эксперимент. Госбанк Армянской ССР, Ереван, утро, 19 июня 1978 г.
– Ну что, товарищ Калачан, вы готовы? – нетерпеливо спросил оперативник Цатуров у Феликса. – Предупреждаем вас: все ваши действия должны быть выстроены в строгой логической последовательности и максимально близки к тем, которые вы совершали в день ограбления. Уведомляем вас о том, что повторение действий с ограблением Госбанка не запрещено и не карается законом. Каждый ваш шаг будет контролироваться следователями в присутствии понятых.
Странное напряжение охватило Феликса: ещё никогда он не стоял, словно шут гороховый, в окружении стольких людей, пялящихся на него. Ему было стыдно и по-детски боязно – словно в день соревнований по гимнастике, когда все чего-то ждут и чего-то требуют. И пусть понятые молчали, но в их глазах и уголках губ таилось осуждение, презрение к нему.
Феликс кивнул, и в ту же минуту перед ним разложили изъятые ранее орудия преступления, поставили бутылки с водой, которую он так жадно пил в августе, и зонт с изображением Винни Пуха – любимую вещицу его малюток. Присутствовал на месте проведения следственного эксперимента и Андреев, заметивший растроганный взгляд Феликса, и Николай, который придумал взять на дело этот самый зонт. Феликс попросил снять с него наручники – следователи естественно согласились.
Андреев, будто чувствуя, почему мнётся и топчется на месте Феликс, подошёл к нему. Парень сделал глубокий вдох и тихо обратился к следователю:
– Альберт Сергеевич, эта вещь принадлежит не мне, а моим дочерям – второй такой нет. Они взяли с меня слово, что я верну её им.
Андреев понял, к чему ведёт Феликс, и сочувственно покачал головой.
– Я даю тебе слово офицера, Феликс, что этот детский зонтик будет передан твоим доченькам. Как их зовут?
– Тамарочка и Зарочка.
– Как только дело закроют – я отдам зонт твоей супруге, чтобы она вручила его Тамарочке и Зарочке.
Следственный эксперимент продолжился.
– Со сложенным в данную сумку инструментом я вошёл в первый подъезд, поднялся на последний этаж, – Феликс указал пальцем на жилой дом, стоящий вплотную к Госбанку. Вся братия направилась за преступником.
И вот он, спустя без малого год, повторно разбирает кирпичную стену дома, соседствующего с банком, натыкается на бетонную стену – терпит проклятую неудачу, выглядывает в чердачное окно, ибо духота страшная, лёгкие будто наполнены кипятком и нечем дышать, то ли от нервов, то ли от горячего августовского воздуха.
Напряжение отпустило Феликса, когда он получил слово офицера. Он успокоился, комментировал свои действия. Взбирается на крышу – оперативники следуют за ним, осторожно входит в окно банка – правоохранители идут следом и смотрят, как он разделывается с полом и привязывает зонт, в который во время его ювелирной работы будто бы падают ошмётки бетона. Вот она – дыра, тридцать четыре сантиметра в диаметре!
– Прошу вас показать, как вы пролезали в данное отверстие, – к Феликсу обратился Цатуров. – Товарищи понятые, внимательно следите за тем, как преступник попадает в хранилище.
Понятые, тяжело дыша, уставились на Феликса, но увидели лишь то, что грабитель, слегка располневший от ресторанов и разгульной жизни, повторить данный трюк не смог.
– Вижу, у тебя небольшая проблема, Феликс? – осторожно спросил Андреев. – Спокойно, не нервничай, пожалуйста, задействуй все свои гимнастические способности и попробуй повторить трюк ещё раз.
Феликс закусил нижнюю губу.
Он вспомнил вкусный Машин суп и накрахмаленные банты девочек – долгожданных и таких любимых дочерей. Обычно мужчины мечтают о сыновьях, наследниках, а он – поглаживал аккуратный животик своей жены, читал малышкам сказки, пока они мирно лежали под сердцем Маши, самой лучшей мамы на свете. Он редко приносил жене цветы и подарки не потому, что не хотел. Тех копеек, что он зарабатывал, не хватало на приличный букет и нарядное платье для супруги, красота которой не только не увяла, наоборот, Маша цвела и хорошела, несмотря на мелкие морщинки под глазами. Она жила в нищете, но по-прежнему любила своего Феликса.
– Хорошо, – он многозначительно взглянул на Андреева, – я попробую ещё раз.
Феликс старательно «ввинтился» в отверстие, а затем, обхватив ногами канат, спустился в денежное хранилище Госбанка – опасный трюк ему всё-таки удалось повторить. Наверное, это вышло благодаря сладким воспоминаниям о спокойной семейной жизни, к которой ему, к сожалению, никогда уже не вернуться.
94. Городской суд, Ереван, день, 8 августа 1978 г.
Люба сначала долго рыдала. Не от стыда, не от сожаления горькие слёзы катились по бледному лицу синеглазой балерины: в день задержания Николая она с ним плохо рассталась, бросила жениху в лицо пару обидных слов, чтобы ударить его побольнее.
– Вы Маша? – вытирая грязные и до отвращения солёные слёзы, она обратилась к жене Феликса, находящейся в зале суда.
– Что вы от меня хотите? – с истерическим раздражением произнесла Маша. Её иссохшие тощие пальцы стали землистого цвета, как у покойницы.
– Я Колина невеста, – тихо призналась девушка, – можно, я присяду рядом с вами?
На скамье подсудимых находились трое: Севан Агассаров и братья Калачан. Суд, решение которого обжалованию не подлежало, вынес чёткий и страшный вердикт: Николаю и Феликсу – смертная казнь, наводчику – лишение свободы сроком одиннадцать лет.
Маша, оставив дочерей на соседку, приехала в Ереван, чтобы услышать из уст судьи, что её любимого, кормильца, смысл жизни расстреляют, – с этим вердиктом умерла и она, осталась лишь какая-то поседевшая женщина.
Феликс искал глазами Машу: она потеряла сознание после оглашения приговора, и ему стало страшно – он затрясся, увидев, как его супруга, закрыв глаза, падает на колени Колиной невесте.
Люба, мгновенно превратилась в потерянную душу…
Она, глядя Николаю в лицо, не могла сказать ни слова – лишь в мыслях крутились фразы: «Господи, помоги» и «Я люблю тебя бесконечно, прости». В этот самый момент Николай искренне заплакал: сколько же он душ загубил? И всё из-за проклятой игры в карты.
Всё заканчивалось так, как в страшном сне, только проснуться и убежать от него, увы не удавалось.
Андреев до боли прикусил кулак. Саша прикоснулся к его плечу, дабы утешить, но сыщик буркнул: «Убери» – и вышел из зала суда. Андреев хотел отмотать время назад. Он всё отдал бы, чтобы оставить дело «висяком», уничтожить доказательства, вещдоки. Он стоял на чужой ему улице Еревана и нервно курил. Одну сигарету за другой. И так по кругу, по кругу.
По лицу журналиста Сергея Доряна было видно, что он крайне ошарашен оглашенным приговором суда – до последнего надеялся, что братьям не вынесут столь жестокий приговор и он сможет взять у них сенсационное интервью, услышит подробности ограбления века, так сказать, из первых уст, вслед за этим слепит из полученной информации годную статью, за которую получит высокую читательскую оценку и премию.
В зале суда журналист увидел любимую женщину одного из приговорённых к расстрелу братьев. Сергей Дорян ничего не знал о незнакомке, сидящей в первом ряду, лишь видел, что та без остановки плачет и бледнеет, урывками теряя сознание, – истерзанная душа и тело молодой женщины отключались. Она не замечала людей вокруг себя. Супруга Феликса не причитала, не охала и не ахала – сил на эмоции давно уже не было, внутри остались лишь пустота и гробовая тишина, которую никто и никогда не заполнил бы. Кроме Феликса и детей.
«Ни на Феликса, ни на Николая женщина внешне не похожа, в матери, естественно, в силу своего молодого возраста никому из братьев тоже не годится» – журналист сделал логический вывод: красивая, но убитая горем гражданка либо невеста, либо жена одного из осуждённых. На протяжении всего заседания она не сводила глаз с подсудимого Феликса Калачана – казалось, сидящая на скамье слушателей гражданка пыталась запечатлеть в душе его образ, запомнить лицо своего мужчины таким, каково оно сейчас. Услышав его имя в списке приговорённых к высшей мере, она лишилась чувств. Так близко к сердцу происходящее могла принять лишь любящая женщина; такая боль убивает прекрасное создание быстрее пули и вернее яда.