Феликс проживал в съёмной маленькой квартирке в доме на окраине Москвы. Хозяйка оказалась гостеприимной приятной женщиной – ещё бы, ведь кому она могла бы сдать жильё в доме, готовящемся под снос? Феликс темнил, не показывал виду, что он миллионер. Только он открыл пачку любимых вафель «Карнавальные» и поставил чайник – кто-то постучался к нему.

Феликс подошёл к двери и спросил: «Кто там?». В ответ раздалось: «Милиция», но голос был знакомый – явился Николай.

– Не обиделся, братик? – улыбнулся гость. – Не обижайся на шутку.

– Напугал меня! – Феликс крепко обнял брата. – Как я рад, что ты приехал! Почему хромаешь? – заметил он в тот момент, когда Николай проходил в гостиную.

– Несчастный случай, родной мой, который был частью моего гениального плана. Давай лучше поговорим о приятном: весь Ереван гудит об ограблении банка, которое провернул ты! Так сколько тебе удалось взять денег, братец мой?

– Миллион с малым.

Николай, казалось, ещё чуть-чуть и упадёт в обморок от услышанной суммы.

– Фелька, ты – чудо! – искренне произнёс он.

Феликс подвёл Николая к сумке, в которой лежали пачки денег. Николай сразу же обратил внимание на купюры одинаковой серии – «АИ». Сжав локоть брата, начал размышлять:

– Если будем тратить сторублёвки из этих пачек, – Николай принялся рассматривать банкноты, – заподозрят: одинаковые буквы, похожие цифры, решат, что мы фальшивомонетчики или грабители. Надо эти бабки слить.

– Как?

– Нужно что-то придумать! Например, можно у подпольных ювелиров уйму всяких дорогих вещичек приобрести для последующей перепродажи или у «менял» целую кучу валютных чеков закупить, и полегоньку отоваривать их в магазинах «Берёзка»…

Феликс не стал спорить с братом и цепляться к его словам.

– Наверняка следователи по ограблению Госбанка будут искать бабки именно по серии купюр. Где всплывут деньги, там и появятся менты. Пораскинь мозгами, Фель. Сильно тебе хочется в тюрьму, скажи?

– А как же долг, который нужно вернуть тем людям, преследующим и угрожающим тебе?

– Забудь об этом, Феля, вопрос с долгом сам по себе решился, и без моего участия.

– Это как же?

– Не думай, забудь, говорю.

81. Квартира Любови Акимовой, Москва, вечер, 13 сентября

Николай ехал в такси к девушке, которая всё время его ждала. Люба то плакала по ночам, то ругала жениха, то заваривала крепкий чай и с кружкой в руках думала о нём: жив ли, разлюбил ли, женился ли – ни весточки от него, ни словечка.

– Куда дальше? – невежливо спросил водитель таксомотора.

– Останавливайся, – буркнул Николай.

Люба уже несколько дней не могла ходить: врач поставил ей неутешительный диагноз – разрыв связок коленного сустава. Боль для её тоненькой ножки была невыносимой. Спасибо Алевтине Моисеевне: она и стирать, и еду готовить помогала.

Люба сидела на стуле и болтала с соседкой: та стояла у плиты, готовя свои фирменные тефтельки. В этот день она заглянула к балерине с желанием приготовить ей вкусненького.

– Тётя Аля, а вы слышали такое выражение: «на душе кошки скребут»?

– Конечно, милая.

– У меня от запаха ваших тефтелек в пустом желудке кошки скребут! – Люба хвалила вкусно пахнущую стряпню Алевтины Моисеевны.

– Попугайчик мой дорогой, – нежно обратилась соседка к девушке, – от Коли никаких новостей не слышно?

– Не хочу даже говорить о нём, – Люба надула губки.

– Может, случилось что? Он хороший мальчик, деточка, не ярись на него: мужчины не пропадают без причины, поверь моему опыту.

– Глупости! – озадаченно хмыкнула девушка. – Мужчина пропадает сразу, как только женщина говорит ему о штампе в паспорте, детях и деньгах. Он просто испугался семьи. Непостоянен, знаете ли, тёть Аль. А так да, он хороший мальчик, когда я молчу о свадьбе и любви до гроба.

– И всё-таки ты его любишь и ждёшь? – соседка вглядывалась в лицо молоденькой балерины.

– Если совсем честно, то я, наверное, ошиблась в любви к нему и не жду его ни капли.

В дверь позвонили. Чутьё подсказало Алевтине Моисеевне, что это как раз тот, о ком они говорят.

– Лёгок на помине! – хлопнула в ладоши женщина и мелкими быстрыми шажками подошла к двери. – Как трогательно, – приоткрыв дверь, она обратила внимание на букет цветов в руках Николая. – Ты хоть понимаешь, милок, что за разбитое сердце таких букетов ты должен подарить девочке тысячу?

– Тётя Аля, можно войти?

Алевтина Моисеевна попрощалась с Любой, подмигнув ей, и удалилась из квартиры соседки. Николай подошёл к Любе, попытался поцеловать, но девушка отвернулась – губы жениха скользнули по её щеке.

– Зачем пришёл? – сдавленным голосом спросила Люба.

– За тобой, – виновато ответил Николай.

– Не смеши меня.

Николай сел на пол, положив голову на колени девушке.

– Люб, я денег заработал много. Ты даже представить себе не можешь, насколько много.

Люба покачала головой.

– Не представляю и представлять не хочу: что мне твои деньги, когда я живу как на пороховой бочке – ты то уходишь, то возвращаешься. Нет, я не плачусь, просто ты очень меня обидел, сделал своей собачонкой, кнутом и пряником воспитанной.

– Крошечка, не говори глупостей. Куда цветочки поставить?

Люба, вздохнув, указала на пустую трёхлитровую банку, стоящую на полке.

– Красивые.

– Я готов купать тебя в цветах.

82. Управление уголовного розыска, Москва, утро, 26 сентября

– Ты отвратительно работаешь по делу Госбанка, Андреев. – Полковник Филиппов встал из-за стола и, заложив руки за спину, принялся ходить по кабинету из угла в угол как маятник. Филиппов всегда так делал, когда разочаровывался и злился на своих сотрудников. – Изначально ты не справился с двумя сберкассами – мял да мял дело, сидел в кабинете как канцелярист какой-то, кота тянул сам знаешь за что. Я подумал: «Дам-ка я ещё шанс Андрееву, он же, как его называют, Дотошный, докопается до истины». Отправил тебя в Ереван и что? Ты что там делал? Дегустировал местные блюда? Вино пил беспробудно? Шашлык ел?

Андреев хотел сорваться, высказать в лицо своему начальнику, какой тот самодур и тиран, требующий здесь и сейчас раскрыть преступление, которое с августа не могут распутать оперативники и следователи Москвы и Армении. Капитан составлял в уме текст рапорта об увольнении по собственному желанию. Филиппов встал у окна, глядя на дорогу.

– Брежнев вмешался в нашу работу, требует результатов; а меня по шапке бьют, Альберт, побудь на секунду в моей шкуре и из неё лети прямиком в Алма-Ату. Поясню для чего: преступник прихватил из хранилища пачки денег с серией «АИ» – банкноты были новые, только что напечатанные, в ход ещё не пошли. Мне сообщили о том, что триста рублей серии «АИ» «всплыли» в Казахской ССР.

– Преступник катается по Союзу?

– Почему нет? Кинут клич – приостановить работу со сторублёвыми банкнотами, Брежнев временно «заморозил» выпуск денег данной серии, сберкассы Союза в курсе происходящего.

– Когда я должен лететь в Алма-Ату?

– Вчера, Андреев, вчера! Немедля летишь, идёшь в сберкассу, берёшь у них данные человека, который положил деньги на сберкнижку, и допрашиваешь его: кто дал? А возможно, он и есть тот, кого мы ищем. Ну чего я должен тебе всё разжёвывать да выплёвывать? Уж, поди, не подросток – сам должен додумываться. Адрес сберкассы возьмёшь у Нины.

– Слушаюсь, товарищ полковник.

Филиппов, глядя на расстроенное лицо Андреева, улыбнулся:

– Иди, ребёнок, иди. Как только распутаешь весь этот клубок, лично позабочусь, чтобы получил звание майора.

После ухода Андреева Филиппов вновь заметался по кабинету. Ему самому не нравилась вся эта беготня: то в Ереван, то в Алма-Ату должен гнать своего лучшего сотрудника, времени столько потеряно, а результат нулевой.

– Ниночка!

– Альберт Сергеевич, вы по делу или поболтать? Пожалуйста говорите быстрее, что хотите, а то я убегаю сейчас!

– Дайте мне информацию по сберкассе в Алма-Ате, в которой всплыли госбанковские деньги.

– Одну минуту, Альберт Сергеевич…

Получив необходимые данные от секретарши, Андреев вышел на улицу. От первой за утро сигареты и отсутствия завтрака его немного повело в сторону. Капитан, сколько себя помнил, страдал пониженным давлением и повышенным уровнем нервозности.

– Раскрою это дело – сразу уйду на покой! – сказал сам себе, голосуя на дороге. – В аэропорт, – скомандовал таксисту.

83. Ресторан «Бахор», Узбекская ССР, Ташкент, вечер, 26 сентября

В этот вечер всё шло как обычно: Феликс и Николай кутили в хорошем ресторане. Был накрыт богатый стол: суюк-ош – мясной суп с лапшой и овощами – остывал перед гостями заведения; буглама-кебаб – шашлык с луком и зеленью – ещё больше дразнил аппетит мужчин; салат «Андижан», плов по-фергански и бутылочка «Баян-Ширей» – за приезд.

– Я в своей жизни столько не ел, – тихо и слегка смеясь сказал Феликс.

– Это не последний ресторан, Фель, – коротко ответил Николай, подливая вино в почти пустой бокал брата, и кивком указал на красивую темноволосую девушку за спиной Феликса. – Недурна девочка, жаль, с каким-то дурачком сидит.

Поймав страстный взгляд брата, Феликс обернулся, таращась на привлекательную особу, которая ужинала в компании молодого человека. Та, встретив взгляд сначала Николая, а потом его брата, засмущалась, растерялась и улыбнулась – тайком, пока её кавалер был занят вкусным лагманом.

– Действительно, необычная женщина, – согласился Феликс. – Слушай, Коль, а много у тебя было женщин, с которыми… – брат Николая не знал, как бы поделикатнее выразиться, – кроме Любы? Ты был…

Николай сразу понял, что речь идёт о любовницах.

– Любочка, – искренне ответил Николай, – сейчас у меня одна-единственная женщина: в голове, в планах, в кровати. Но если бы та дама не была занята, я бы сделал ей предложение, от которого она не смогла бы отказаться.

Феликс не понимал, как так можно рассуждать.

– Почему ты не женишься на Любе? – он снова продолжил разговор о московской невесте брата.

– Был момент, когда я был готов пойти на этот криминальный шаг, – Николай громко засмеялся, имея в виду штамп в паспорте, – не будь у неё пунктика по поводу свадьбы. Она приближается к такому возрасту, что свадьба для неё – скорее необходимость, а мне – обуза. Мне не хватает усидчивости, терпеливости, постоянства в жизни, Феля: не могу так, как ты, находиться долго с одной – приходится переключаться на вторую, пятую, десятую. Ты способен любить одну Машу, мне же просто не хватает жизни.

– За жизнь! – Феликс поднял бокал. – Пусть она у нас будет долгой и пусть тебе её на всё хватает!

Николай, сделав глоток вина, перешёл к обсуждению другого вопроса.

– Надо бы поступить с деньгами, как в Алма-Ате: больше раскидаем бабок – сильнее запутаем ищеек.

– Хочешь сделать то же самое в Ташкенте?

– И в Ташкенте, и в других городах. Около ста тысяч нужно разбросать, – протянул Николай. – В Минск поедем. Ты был там?

– Нет.

– У тебя вся жизнь была только дома и на работе. Поедем на футбольный матч!

Ужин подходил к концу. Николай поинтересовался у брата, так, между прочим, на какую сумму у них куплены облигации. Феликс достал небольшой блокнот.

– Почти на пять тысяч рублей, – сосредоточенно всматриваясь в цифры, ответил он.

– В Москве снова их обменяем на бабки, – произнёс Николай, набирая в лёгкие ещё горячий ташкентский воздух. – И тем самым получим на руки уже «чистые» денежки! – на лице его сверкнула самодовольная коварная улыбка.

– Коля, я хочу у тебя спросить…

– Спрашивай, Индеец!

– Для чего тебе так много денег?

– Феля, ты часто думал о деньгах, когда их не было у тебя?

– Всё время, непрерывно.

– И каково это?

– Истощает.

– Как думаешь, для чего мне так много денег?

– Думаю, для того, чтобы о них больше не беспокоиться…

– Верно, Феля! Чтобы не думать о деньгах.

84. Сберкасса, Казахская ССР, Алма-Ата, утро, 27 сентября

Андреев развернул лаконичную записку, полученную из рук секретарши Филиппова. В ней был указан адрес сберкассы, в которой засветились краденные деньги, ФИО кассира, принявшего вклад, и начальника сберкассы.

– Да чтоб он провалился! – выпалила кассирша средних лет после беседы с капитаном угрозыска. – Я спрашиваю его, мол, сколько денег он хочет положить на книжку, а он мне: «Триста рублей» – и такой счастливый-счастливый, глаза светятся! Положил – и убежал, а нам проблемы!

Подозрения Андреева в адрес возможного грабителя Госбанка Армянской ССР не оправдались: Бадулаев Азамат Ахрамович оказался полноватым мужчиной одна тысяча девятьсот двадцать девятого года рождения, работал инженером на ТЭС. На день ограбления у него было твёрдое алиби: его присутствие на работе могли подтвердить коллеги из смены, а также охранник на проходной, ведущий журнал учёта сотрудников. Бадулаев, по мнению капитана угрозыска, очень преувеличивал, рассказывая о том, что во время футбольного матча «Кайрат» – «Нефтчи» сторублёвки начали сыпаться прямо с неба – он их собрал с пола трибуны и понёс сразу жене, похвастаться очень удачной находкой, а позже – по указу супруги – положил «на чёрный день» в сберкассу.

О том, что инженер ТЭС – честный и наивный человек, свидетельствовало и его жильё: в доме сорокавосьмилетнего мужчины из ценностей были лишь набор серебряных ложек и старый сундук, в котором хранилась одежда его супруги и смотанная в рулоны красивая ткань. Жена инженера торговала на рынке, зарабатывала мизерно мало и активного участия в пополнении семейного бюджета не принимала, дети выросли и разъехались кто куда по Союзу. Не было в доме этого человека признаков того, что где-то на полочках лежит полтора миллиона рублей.

Дело, казалось Дотошному, зашло в тупик.

– Как вы сказали, деньги начали сыпаться с неба, – глубокомысленно повторил капитан, – вы помните, в какой именно момент это произошло?

– Когда забили гол, – усмехнулся мужчина.

«Матёрый вор начал сыпать рубли с верхней трибуны, под поднятый фанатами шум хотел избавиться от краденного, а дальше, пока все начали хватать и подбирать деньги, растворился среди людей», – подумал Андреев.

Бадулаев заволновался: не отразится ли инцидент с найденными им деньгами на его профессиональной деятельности. Андреев уверил, что допрашивает его лишь как свидетеля и никаких претензий к мужчине не имеет.

– Так кто выиграл в итоге? – уходя, спросил Дотошный.

– Наши, со счётом «один – ноль», – гордо произнёс мужчина.

Андреев дошёл до пункта междугородной связи и заказал у телефонистки звонок в Москву. Через пара минут капитан угрозыска вошёл в переговорную кабину и снял телефонную трубку.

– Максим Валерьевич, день добрый. Андреев.

– Приветствую, Андреев. Как долетел?

Филиппов, естественно, подразумевал под этим вопросом совершенно другое: его интересовало, узнал ли его заместитель какие-то перспективные данные по обороту краденых денег, нашёл ли какие-то невероятные зацепки. К сожалению, Андреев не мог порадовать начальника.

– В общем, товарищ полковник, – в телефонной трубке раздался поникший голос следователя, – попал я в сберкассу.

– И?

– Кассирша скрепя сердце сказала фамилию, на которую были положены госбанковские денежные средства. Начальник с горем пополам разрешил переписать паспортные данные человека, и я…

– Что значит «разрешил», Андреев? – прервал отчёт капитана Филиппов. – Ты – правоохранитель. Взял на ознакомление и всё!

– Там всё не так просто, – оправдывался следователь. – Начальник сберкассы требовал показать разрешение на допросы свидетельницы и подозреваемого.

Филиппов же такой бумаги не выдавал.

– Ты же ему удостоверение показал? Этого мало?

– Он сказал, это нужно для того, чтобы подозреваемый, если вдруг мы ошиблись, не пришёл скандалить в сберкассу, мол, зачем мои личные данные и адрес разглашаете и какое вообще имеете право…

– И что ты им сказал?

– Что данный документ придёт немного позже. Давно я так не краснел.

– Так, хорошо, дальше.

– Пришёл к подозреваемому: тот мне рассказал, откуда деньги. Сказал, что посещал футбольный матч и во время забитого гола увидел, как на голову болельщикам начали сыпаться сторублёвки. Он собрал сколько смог и отнёс жене, а та, в свою очередь, велела положить их на книжку.

Филиппов спросил у капитана, как он умудряется верить этому бреду.

– Чёрта лысого! Альберт, не звони мне, пока не допросишь подозреваемого так, как полагается инспектору уголовного розыска! Не отрывай меня от дела! Я, в отличие от тебя, работаю, а не верю в манну небесную!

На другом конце провода послышались недовольное хмыканье и короткие гудки, символизирующие окончание беседы. Капитан даже не успел рассказать Филиппову о версии, которая у него возникла.

85. Стадион «Динамо», Тбилиси, вечер, 29 октября

Николай подошёл к Феликсу, сидящему на скамье. До окончания сорокового Чемпионата СССР по футболу оставалось три тура. Напряжённость на стадионе усиливалась: во-первых, у киевского «Динамо» имелось преимущество, в турнирной таблице от тбилисского «Динамо» украинскую команду отделяли четыре очка, и это злило местную публику, а во-вторых – болельщики сомневались, что грузинские футболисты вытянут игру и выиграют. На кислых лицах фанатов читалось: «Хоть бы не опозорились».

Николай рассказал Феликсу о своём плане – в очередной раз разбросать сторублёвки во время матча. Феликс по молодости лет ещё не избавился от вспыльчивости, ему не понравилось, что брат буквально пускает на ветер такие суммы.

– Коля, сколько можно вот так выбрасывать деньги? Спрашивается, для чего я тогда их брал?

Николай тихо напомнил, что им двоим оставшихся денег хватит до конца жизни и от ста тысяч они не обеднеют.

Но его слова всё равно злили Феликса.

На стадионе было прохладно. Октябрьский ветер бил в лицо и ползал по рукам. Феликс, внимательно следя за мячом под ногами игроков, старался отвлечься, унять своё недовольство легкомыслием брата.

До конца матча остались считанные минуты. На щеках футболистов проступали красные пятна, а на лицах тбилисских болельщиков – разочарование. Николай замер с деньгами в руках, затем выбросил их в воздух. Закончив обряд прощания с рублями серии «АИ», он молча порадовался, а после гордо и с удовлетворением пошёл к выходу, потащив с собой брата.

Судья и игроки не понимали, отчего на трибунах поднялся шум: люди из нижних рядов выхватывали из воздуха купюры, сталкивались в погоне за рублями, ругались, делили деньги, топтали их ногами.

Феликс и Николай мирно и не торопясь шли по улице, рассуждая о том, что деньги сильно меняют людей, особенно тех, кто следил за игрой.

– Отдайте, это моё! – кричал юноша пожилому человеку, наклонившемуся за банкнотой.

– Отойди, будь добр, – обратился к юноше мужчина, – ботинок мой, а значит, и деньги под ним тоже мои.

Кто-то ещё ниже рядом, взяв в руки сторублёвку, рассматривал её, спрашивая, не фальшивые ли деньги.

– Точно тебе говорю, муляж.

– Погоди, на свету рассмотрим.

О футбольном матче и ничейном результате «ноль – ноль» многие позабыли, отвлёкшись на купюры, которые делила между собой северная трибуна. Впрочем, к ночи о разлетевшихся деньгах мало кто помнил: подумаешь, какой-то богач от нечего делать решил шикануть, чтобы развеселить огорчённую публику.

Николай же, лёжа под одеялом, просчитывал свои дальнейшие действия.

86. Съёмная квартира братьев, Москва, вечер, 16 декабря

Анатолий Акимов приволок распухшие от зимних ботинок ноги в съёмную квартирку жениха своей сестры и его брата. Обменявшись любезностями с будущим родственником, мужчина принялся рассказывать о проделанной работе: по просьбе Любочкиного жениха он купил ценные бумаги.

Анатолий обменял пятьсот рублей на двадцать облигаций трёхпроцентного займа: в одной сберкассе взял восемь таких облигаций на двести рублей, в другой – двенадцать на триста рублей.

– Мне показалось, что в одной из сберкасс кассирша подозрительно на меня смотрела… – неуверенно произнёс Анатолий, поглядывая то на Николая, то на Феликса.

Николай ложкой вальяжно размазывал чёрную икру по хлебу, а Феликс увлечённо смотрел научно-популярную телепередачу «Очевидное – невероятное» и, никак не отреагировал на слова Анатолия. Николай невинно взглянул на Любиного брата.

– Я даже не поблагодарил тебя за оказанную мне услугу, – Николай отодвинул одну из двадцати облигаций, выложенных Анатолием на стол: сделал это для того, чтобы тот не подумал, что братья его и в грош не ставят, а лишь используют в своих целях.

Гость притянул к себе «благодарность» и, спеша, довольный направился к выходу. Николаю пришлось резким голосом остановить мужчину:

– Толя, постой!

Акимов медленно повернулся к Любиному жениху.

– Да, Коль, что-то ещё?

Николай быстро махнул рукой Феликсу, и тот достал из блокнота пять купюр по сто рублей, подошёл к Анатолию и протянул ему деньги. Стараясь не вызывать подозрения у брата своей невесты, Николай спокойным и убедительным голосом попросил Анатолия проделать ту же процедуру, что и днями ранее, – купить ещё облигации.

– Пожалуйста, обменяй эти деньги на облигации, – начал, не торопясь, Николай, – только очень тебя прошу, в разных сберкассах, не в одной.

– Коля, а что будет, если обменяю в одной? – задумчиво поинтересовался Акимов.

Николай покаянно вздохнул.

– Я же тебе говорил уже, всегда найдутся те, кто станет интересоваться, откуда деньги и почему так много, – а правду, что выиграл в карты, примут за ложь, – вразумительно отвечал Николай.

Анатолий согласно закивал.

– Позволь полюбопытствовать, – внезапно спросил он, – какую сумму ты выиграл в карты и сколько ещё раз мне нужно проделать работу по купле облигаций?

Ни секунды не задумываясь, Николай, покончив с изысканным деликатесом, с улыбкой произнёс:

– Не так много, как ты думаешь. Ты не забыл, что нужно говорить, если вдруг спросят, откуда деньги?

– Вроде помню.

– Вроде? – недовольно спросил Николай.

– Четырнадцатого ноября я посещал заключительный футбольный матч чемпионата страны на стадионе… – Анатолий запнулся, погрузившись в раздумье.

– Какой стадион? Кто играл?

– «Торпедо», Москва – «Арарат», Ереван, – вспомнив, ответил Анатолий.

– Больше деталей, Толя, чтобы это выглядело правдоподобно.

– В тот момент, когда команда «Торпедо» забила ответный гол, сверху посыпались деньги…

– Всё верно! – отвлёкшись от телевизора, подтвердил Феликс. – Безумный человек их разбрасывал, я сам это видел.

– А я подобрал, сколько смог! – воскликнул Анатолий.

– Хорошо, – Николай утвердительно кивнул, вставая из-за стола. – Подбросишь меня к Любочке?

– Да.

– Ну поехали.

87. Управление уголовного розыска, Москва, день, 28 февраля 1978 г.

– Понимаете, товарищ полковник, расследование зашло в тупик: я объехал Алма-Ату, Ташкент, Тбилиси, Минск, Киев, опросил с дюжину свидетелей и подозреваемых, но на след преступника так и не вышел. Он будто издевается: разбрасывает тысячи по ветру, а люди на стадионах их хватают, собирают, несут в банк, разменивают… Я могу только догадываться, в каком следующем городе вор засветится, но это всего лишь мои догадки.

– Давай попробуем определить, Андреев, сколько денег уже спустил вор на стадионах? – Филиппов грыз дужку очков. – С психологией, аналитикой и логикой у тебя плохо, может, физико-математический класс научил тебя считать?

Андреев налил себе воды из стеклянного графина, умножая в уме общее количество подозреваемых на триста.

– Десять, может, двадцать или тридцать тысяч рублей. Не могу сказать точно.

– А может, пятьдесят, сто или двести, Андреев! – выкрикнул Филиппов.

Андреев поперхнулся – такие деньги он заработал бы за тридцать или шестьдесят лет в угрозыске.

– Отстраните меня от дела, товарищ полковник, – умоляюще попросил капитан, – вы же сами понимаете, я не могу его раскрыть, – устал выслушивать от вас нотации.

Филиппов косо взглянул на расклеившегося подчинённого и пару раз хмыкнул.

– Ради бога, Альберт, не морочь мне голову ерундой – и без тебя тошно: прокуратура меня без новокаина режет… Иди отсюда и работай – никто тебя не собирается отстранять от дела. Буду с тобой нянчиться – ты вообще пропадёшь, а так хоть с какими-то отчётами ко мне заходишь, на одном тебе дело о Госбанке держится, – Филиппов смягчил свой тон. – Да, и передай своей коллеге – принцессе Алине Алексеевне, что я жду её у себя на ковре через час.

Дотошный захлопнул дверь кабинета начальника и вернулся к себе. Времени ждать у моря погоды не оставалось, нужно было разрабатывать новый и более действенный план расследования гиблого дела. Александр Цатуров – оперативник из Еревана и по совместительству толковый друг Андреева – обещал сообщать о новостях или зацепках, но что-то не утруждал себя попытками дозвониться московскому коллеге.

Капитан смотрел сквозь Лаврова и Костенко в стену.

– Альберт Сергеевич? – Костенко вполголоса обратилась к Андрееву, но тот её не услышал или сделал такой вид. – Альберт Сергеевич! – повторила она громче. – Вас просят, – прикрывая телефонную трубку рукой, девушка словесно тормошила Андреева.

Капитан неохотно подошёл к телефону.

– Альберт Сергеевич, – в телефонной трубке послышался знакомый голос. – Это Саша Цатуров, напарник ваш из Еревана. Узнали? Я думал, вы в отпуск ушли: как ни позвоню, вас нет на месте!

Цатуров – коллега покойного Гамлета Геворкяна – говорил возбуждённо: ему было что рассказать следователю.

– Какой там отпуск, Саша. Я порхал, дорогой мой, как бабочка, ища в каждой республике необъятного Союза грабителя вашего Госбанка, – проговорил Андреев. Он плечом прижал телефонную трубку к уху, наливая себе чай. – Рад вас слышать. Как дела? Как работа? – набирая в чайную ложечку сахарного песка, с задором поинтересовался Дотошный.

– Просто великолепно, Альберт Сергеевич! Послушайте, – Саша сделал паузу перед тем, как начать рассказывать весьма занятную историю, – ко мне в кабинет заходила девушка по имени Стелла, она была подружкой моего коллеги – Гамлета Геворкяна и любовницей начальника обувного цеха – Егиазарова Гаспара.

– Их же обоих нашли мёртвыми в доме того самого начальника обувного цеха? – припомнилось Андрееву.

– К сожалению, да.

Капитан сделал глоток горячего сладкого чая и сморщился – кажется, обжёг себе язык.

– Что значит «подружка»? – уточнил Дотошный.

– Мы же с вами взрослые люди, Альберт Сергеевич, замените для прозрачности картины слово «подружка» синонимом. Так вот: любовница Геворкяна и Егиазарова призналась, что слышала разговор трёх мужчин в цеху убитого: они обсуждали план ограбления банка.

– И кто были эти трое? – Андреев обострил слух, в глазах появился блеск надежды.

– Убитый начальник цеха, парень, к которому мы приезжали в больницу, третьего она видела впервые в жизни.

– То есть тот, кто находился в больнице, каким-то боком был причастен к ограблению и убийству?

– Его, как сказала девочка Стеллочка, подбивали на ограбление.

– Но он ограбить не мог, убить тоже – в аварию же попал накануне всех событий и лежал в больнице с переломом ноги и сотрясением мозга. Версия с пострадавшим в аварии как его… Калачаном отпадает. Думаю, девчонка лжёт. Хотя…

– Хорошо. Но всё же, может, нужно выяснить, кто был третьим в заговоре? – предложил Саша.

– Думаю, стоит!

– Я тоже так считаю. Стелла утверждала, что у них на столе лежала то ли схема, то ли чертёж какого-то здания. Возможно, он и есть наводчик, притащивший план банка в цех.

– Слушай, Саш, слова этой дамы нужно делить на три: если она нагло позволяла себе постельные отношения с женатым Гамлетом и с денежным Егиазаровым, то вдруг она и с Калачаном имела какой-то контакт, а сейчас просто ему мстит, подставить его хочет? И вообще, почему она только сейчас явилась и об этом сообщает спустя столько времени? Как-никак больше полугода прошло!

– Я задал ей тот же вопрос, но внятного ответа от неё не получил, видимо, чего-то боялась.

– А сейчас что изменилось?

– Не имею понятия. Если мы исключим начальника цеха и разбившегося на машине Калачана, всё равно остаётся третий – как ни крути. Или вы думаете, что она и с ним?..

– Не знаю, потянула бы она четверых, но пусть будет по-твоему: пробей, кто был тот третий, и держи меня в курсе дела. Вдруг что – я вылечу первым же рейсом. Пока!

Через минуту после разговора с Сашей Андреев снял трубку затрезвонившего телефона.

– Альберт Сергеевич, это опять я. Послушайте, я вам рассказал о любовнице Гаспара Егиазарова, но забыл поведать ещё кое-что интересненькое.

– Саша, всё мое внимание принадлежит вам, говорите.

– В день убийства начальника обувного цеха в доме находился мальчик – по документам, его родной сын. Сейчас мальчик страдает заиканием и постоянно плачет. Бывшая жена Егиазарова сказала, что её десятилетний сын сам попросил отвести его в милицию. Мы разговорили мальца: он рассказал нам всё, что видел в ночь на девятое августа.

Андреев поёжился: хуже всего, когда невинный ребёнок становится свидетелем или жертвой преступления – детская психика ломается, человек потом страдает всю оставшуюся жизнь. Во время учёбы, на лекциях по психологии Андреев слышал: даже если страшное событие забывается – последствия и непроработанные психические травмы, полученные в детском возрасте, позже всплывают, мешают нормальной жизни в будущем. Ужасно представить, сколько по свету ходит взрослых людей, которые в детстве видели убийства, изнасилования, суициды…

– Как вышло, что убийца оставил ребёнка в живых? – Дотошный сразу же задал первый возникший у него вопрос.

– Услышав крики в коридоре, он шустренько спрятался за диваном в гостиной комнате.

– Повезло малому.

– В том, что остался целым и невредимым, да. Не повезло, что слышал, как прирезали отца. Егиазаров забрал его к себе после работы из дома бывшей жены: сын должен был остаться с отцом на пару дней, весело провести время, а получил такое… Прощай, детство: развод родителей, убийство отца…

– Ну, нажали вы на ребёнка и что он вам выложил?

– Короче, реальная картина преступления такова. К Гаспару припёрлись люди и требовали от него деньги: если верить словам малого – деньги из банка. Его отец, то есть Гаспар Егиазаров, конечно же, сопротивлялся плохим дядям, которые его били, и отрицал наличие у него госбанковских денег, но его привязали к стулу и начали пытать. Внезапно влетел в дом ещё какой-то дядя, загремели выстрелы, а потом его отца били ножом. Двое мужчин начали искать деньги по всему дому, затем выбежали из него, так и не заметив сына Егиазарова. Вслед за убийцами выскочил мальчик и спрятался у соседки, которая вызвала милицию. Приехали герои-милиционеры, и пришла та самая соседка, но при этом ничего не сказала про мальца, находившегося у неё.

Капитан угрозыска задумался, уставившись на бумаги, лежащие на столе Костенко. Оторвавшись от них, начал рассуждать вслух, параллельно «докапываясь» к Цатурову.