Валя-Виталя

Трудно передать разочарование Вали-Витали. Они словно постарели в одночасье, скукожились, получив от судьбы неожиданную пощечину. Чем они это заслужили, какие грехи совершили? Ничего в жизни не далось им даром, всего, что имели, добились своим трудом. Никто им не помогал, даже собственные родители – так уж сложилось. И пусть они не поднялись высоко. Ну и что. Работали достойно, пользовались заслуженным уважением. И хотели для своего сына лучшей доли – чтобы жизнь его была более благополучной, интересной, обеспеченной.

В те годы не было ЕГЭ, все вузы принимали вступительные экзамены в одно и то же время, поэтому поступать сразу в несколько институтов было практически невозможно. Только университет проводил экзамены раньше, но туда Сережа и не собирался, он был уверен, что пройдет в иняз. Он хотел быть переводчиком. Конечно, если посмотреть на вещи трезво, не такая уж большая трагедия – ну, не поступил человек с первого раза – год пропустит и поступит со второго. Многие через это прошли.

Однако второй раз откладывался – Сережу забрали в армию.

Нет, ничего плохого с ним там не произошло. Его не послали в горячую точку, он не стал жертвой дедовщины или командира-самодура. Отслужил благополучно в одной из мотострелковых частей в Саратовской области. Даже друга нового приобрел – Максима. Тот был на пару лет старше – как это получилось, почему парень не пошел служить в восемнадцать – непонятно. Да и неважно. До армии Максим успел поработать и даже неплохо подзаработать – судя по его рассказам, у него уже были те вещи, о которых его сверстники во времена тотального дефицита только мечтали.

В отличие от скромного и застенчивого Сережи, стесняющегося девушек и своего невысокого роста, да еще и страдающего низкой самооценкой после провала на экзамене, Максим был ярким, самоуверенным и нагловато-обаятельным – его энергетика чувствовалась даже на маленькой черно-белой фотографии, которую нам как-то показала Валя. Они были совсем разными, но сразу потянулись друг к другу, Максим взял Сережу под свою опеку, учил как надо жить. Сережа ему в рот смотрел, поверив, что если правильно подойти к организации своего бытия, жизнь будет сплошным праздником. И не когда-нибудь, в светлом будущем, а сразу, здесь и сейчас.

Тем временем, в стране стала набирать обороты перестройка. В обществе возникло расслоение – одни месяцами не получали зарплату, давились в очередях за продуктами по талонам, потихоньку тратили запасы консервов и круп, сделанные на черный день. Другие собрали чемоданы и уехали в более благополучные страны. Третьи закупили баулы и потянулись в Китай за ширпотребом. Четвертые активно делали деньги на всей этой неразберихе. Законы отошли на второй план, началась жизнь «по понятиям».

Зарождение бизнеса сопровождалось бандитскими разборками, в которых побеждал наиболее сильный и отчаянный. Люди, которые большую часть жизни провели в скромных условиях, вдруг ощутили вкус шальных денег, получили возможность зажить красиво. Новая красивая жизнь включала в себя возможность регулярно гулять в ресторанах. Гульба сопровождалась показным транжирством, приобретающим соревновательный характер, – спиртное лилось рекой, блюда сменялись одно за другим, ансамблю наперебой заказывались блатные песни, официантам на чай давались суммы, равные недельному заработку научного сотрудника.

Когда Сережа демобилизовался из армии, родители были уверены, что он повторит попытку поступления в институт. Но сын решительно отверг идею, потерявшую, на его взгляд, актуальность в современной ситуации. Высшее образование не стоило в тот период ничего. Продавщица с восемью классами образования, торговавшая на уличном развале китайскими халатами и тапочками, зарабатывала больше, чем профессор университета.

Сереже это настроения не портило, он знал, что делать. Друг Максим до армии работал официантом в ресторане при крупной московской гостинице и намеревался туда вернуться. А заодно составить протекцию и Сереже. Фетисов-младший отдохнул недельку после казарменной жизни и понес документы в отдел кадров ресторана.

Валя-Виталя не обрадовались такому повороту событий. Не официанта они растили. Неприятно было думать, что их культурный, начитанный мальчик будет прислуживать пьяным грубиянам. Попытались его отговорить, вразумить. Но обычно мягкий парень встал насмерть, категорически отказавшись внимать доводам родителей. Он был уверен, что лучше них знает, как для него будет хорошо.

Фирсовым-старшим пришлось смириться с его выбором. В конце концов, пусть поработает до следующего года, говорила Валя. Глядишь, за год одумается, образумится. Поймет, что это не его место. Подготовится к институту и поступит. Ничего страшного.

Виталя переживал такой поворот событий тяжелее жены. Он погрузился в ожесточенное молчание, игнорируя любые попытки сына рассказать о работе, словно ее и не было.

Валя пыталась убедить мужа, что работа Сережи имеет массу плюсов. Во-первых, он получает зарплату, хоть и небольшую, но стабильную – ресторан всегда полон, выручка приходит регулярно. Во-вторых, в то время как на прилавках магазинов шаром покати, Сережа находится при продуктах. И не просто при продуктах, а при деликатесах. Таких, которые достать ох как не просто. А Сережа каждый вечер то колбаску сырокопченую принесет, то антрекоты, то рыбку красненькую, причем ни копейки не заплатив. В-третьих – чаевые. Валя-Виталя не знали конкретных цифр по этой статье дохода сына – Сережа информацией не делился, но по то и дело появляющимся в квартире новым вещам поняли, что она является очень даже существенной.

Не знали Фирсовы-старшие и о том, что среди официантов наиболее хлебным занятием считалось обслуживание постояльцев гостиницы в номерах. Со временем у парней появлялись постоянные клиенты, которые, присмотревшись к официанту, начинали заказывать ему не только еду с выпивкой, но и девочек, и наркотики.

Мои родители были уверены, что Сережа в ресторане долго не продержится – не сможет. Слишком он был для такой работы неискушенный, наивный, неиспорченный. Однако Сережа освоился быстро, что выяснилось на устроенной через пару месяцев после его возвращения из армии вечеринке у Фирсовых. Перед нами предстал совершенно новый молодой человек по сравнению с тем, которого мы видели два года назад.

Куда-то исчезла его интеллигентная мягкость – парень выглядел весьма уверенным в себе и даже слегка нагловатым. Безусловно, он возмужал, но это ему не шло – из вежливого изящного подростка он превратился в мелкого нахального мужичка. А главное, он перестал быть открытым, хотя именно открытость составляла чуть ли не половину его обаяния.

Неприятно удивило меня и еще одно – если раньше на таких вечеринках Сережа на равных общался со мной, болтал, играл в настольные игры, то теперь он меня словно в упор не видел – парень ощущал себя взрослым и примкнул к компании родителей, принимая деятельное участие в их разговорах. А я стала для него малявкой, не достойной внимания. Моим родителям активность Сережи тоже удовольствия не доставила – он то и дело перебивал старших, красовался, пытался спорить, даже поучать. Баланс в общении наших семей нарушился. Я была разочарована, расстроена, мне было нечем заняться, я отчаянно заскучала.

***

Прошел еще один год. Дружба наших семей не прекратилась – мы по-прежнему ездили друг к другу в гости, потихоньку, нехотя привыкнув к новшествам, которые внес Сережа.

Он уже полностью втянулся в новую жизнь, которая его вполне устраивала, и когда родители пытались заводить разговоры про институт, только раздраженно отмахивался. Похоже, на высшем образовании он поставил жирный крест.

Валя, подумав, что ребенка нужно поддерживать в его выборе, даже если этот выбор кажется неправильным, допекала Сережу все реже и реже, тем более что никаких весомых аргументов в пользу поступления она привести не могла. Виталя попыток наставить сына на путь истинный не оставлял. «Сами без высшего образования живете, и ничего, а меня достаете», отмахивался Сережа. Всё так, действительно на жизнь Фирсовым было грех жаловаться, они далеко не бедствовали. Наверное, Сережа во время таких споров еще приводил в пример моих родителей, которые хоть и с дипломами, а живут, как голодранцы, но об этом Валя умалчивала.

Эта догадка неожиданно подтвердилась во время очередного визита моих родителей к Фирсовым. Я в тот день приболела и осталась дома, тем более что и желания-то особого к ним поехать не было.

Родители вернулись вечером раньше обычного, непривычно подавленные, даже деморализованные. Такими я их после Фирсовых еще не видела – обычно они приезжали сытые и довольно-расслабленные.

Выяснилось следующее.

Сережа, который окончательно уверовал в свое умение жить красиво, в ходе застолья после пары рюмок начал «гнуть пальцы» перед гостями. Катализатором послужила поднятая моим отцом тема о важности высшего образования. Отец таким образом пытался помочь Витале в его желании наставить сына на правильный путь, думая, что слово кандидата наук для Сережи имеет вес. Но Сережа взбрыкнул.

– Я что, пять лет должен над книжками корячиться, чтобы потом всю оставшуюся жизнь палец сосать? – гневно обратился он к моим родителям, – Вот вы, хоть и с дипломами, а что у вас есть? Ничего. Хотите, чтобы и я так же жил?

– Но, Сережа, нельзя так, – робко попыталась возразить Валя, – не всё в жизни измеряется деньгами.

– А чем оно измеряется? Книжками прочитанными? – усмехнулся Сережа, развалившись в кресле.

– Сережа, не забывай – сейчас такой период, всё с ног на голову поставлено. Но ведь не всегда же так будет, – начала оправдываться моя мама.

– Конечно, в странах, где нет такого бардака как у нас, люди с высшим образованием достойно зарабатывают, по крайне мере, не меньше официантов, – пытаясь сохранять спокойствие, сказал отец.

– Так вы сами сказали, это там, где бардака нет. А он у нас был, есть и будет, – со знанием дела сообщил Сережа, – Или у вас есть сведения, когда он закончится? Только проверенные, пожалуйста. Поклянетесь, что через год у нас всё наладится, станет, например, как в Германии, – пойду поступать в институт. Клянетесь?

– Ну, через год вряд ли, – честно ответил отец.

– А когда – через два, три, десять? У вас же университетский диплом, неужели вам, образованным, ничего об этом неизвестно? – нащупал Сережа слабое место в обороне противника, – Зачем тогда учились, раз даже таких вещей не знаете?

– Когда бардак закончится, может знать только тот, кто его начал, – не придумал ничего лучшего отец.

– Ну вот. Что вы тогда от меня хотите? Сидеть и годами ждать светлого будущего? Которое может и не наступить в ближайшие сто лет? А кушать-то сейчас хочется. Сами недавно говорили, что вам зарплату постоянно задерживают, – напомнил моим родителям Сережа, – а у меня зарплата как часы. И кроме зарплаты кое-что перепадает.

Виталя встал, громко отодвинув стул, и вышел из комнаты. Родители подавленно молчали.

– Да, кстати, у вас никто из знакомых «Волгу» не продает, а то я бы купил? – в качестве «контрольного выстрела» поинтересовался Сережа. В то время купить «Волгу» было примерно то же, что сейчас вертолёт. И Сережа прекрасно понимал, что среди интеллигентных оборванцев, с которыми дружили мои родители, таких богачей не было. Просто он им окончательно, словно умственно-отсталым, дал понять, что нечего приставать с глупостями к человеку, который уже давно их по всем параметрам обогнал и без дурацкого диплома.

***

После этого случая наши встречи с Фирсовыми стали проходить по-другому. Нет, реже они не стали, просто по странному стечению обстоятельств, когда Фирсовы нас приглашали, в последний момент выяснялось, что «ой, Сереже внеплановая смена выпала – сменщик заболел», а когда мы их – «извините, Сережа слегка простыл, а ему на работу завтра, так мы его не взяли, а то разболеется еще». В общем, наша компания потеряла одного члена, зато обрела былую гармонию.

За следующий год Сережу мы не видели ни разу. Валя, правда, регулярно рассказывала о нем по телефону, во время совместных встреч не решалась, потому что эта тема явно вызывала отторжение у Витали. С ее слов, всё у Сережи было хорошо. На работе полный порядок – он оброс постоянными клиентами, «крутыми братками», что прибавляло ему веса в собственных глазах. Говорил, что у него есть теперь своя «крыша», правда, зачем она простому официанту, было не понятно, но в тот период существования страны иметь свою «крышу», а проще говоря, знакомых бандитов или ментов, готовых прийти на защиту в трудной ситуации, считалось делом весьма полезным и престижным.

По примеру своего друга Максима Сережа перекрасился в жгучего брюнета и гордился тем, что его теперь принимают за татарина.

Появилась у него и постоянная девушка, Света, которая работала в той же гостинице администратором. Валя была будущей невесткой очень довольна. Света обожала путешествовать и постоянно таскала за собой Сережу – то по Золотому кольцу, то в Питер, то в Крым. Водила дружбу с художниками, артистами, поэтами, познакомила с ними и Сережу. Парню стало казаться, что он ведет богемный образ жизни, приобщился к культуре и даже переплюнул в этом более образованных людей. Он постоянно рассказывал родителям о новых приятелях, о вечеринках, о высокодуховных разговорах, которые они вели. Валя подробно и самозабвенно передавала его рассказы моей маме. Ни одна из фамилий, которые она называла, знакомой не была, но моя мама деликатно говорила подруге – кажется, что-то слышала о таком художнике, вроде бы где-то звучало имя этого писателя…

О свадьбе Сережи и Светы пока разговоров не шло, но Валя уже мечтала о внуках.

С Виталей у Сережи отношения так окончательно и не наладились, отец до конца не принял профессиональный выбор сына, хотя градус воинственного настроя Витали снизился. На институте он настаивать уже перестал, но периодически пытался пристроить Сережу к себе на работу – Виталя работал в одном из министерств специалистом по копировально-множительной технике. По мнению Витали, его работа была гораздо более достойная, чем у Сережи, – по крайней мере не нужно спину гнуть перед всякими «бандюками обожравшимися». Но зарплата была слабой стороной достойной работы, к тому же чаевых никаких. Единственное преимущество – можно было «отксерить» для себя что-нибудь нужное бесплатно, например, дефицитную книгу.

Сережа на предложения отца снисходительно усмехался и отвечал что-то вроде «на государство погорбатиться я всегда успею».

Не принимал он участия и в дачных заботах родителей – на выходные с ними никогда не выезжал, отговаривался то работой, то встречами со Светой. Ему казалось глупым и несовременным ковыряться в земле, тратить силы и время на выращивание картошки-морковки, смородины-крыжовника, когда всё это и многое другое можно купить или даже бесплатно принести с работы. Хотя Валины соленья-варенья продолжал есть с удовольствием.

Тем временем, случились изменения и в Валиной жизни.

У нее была довольно редкая работа. Валя работала в центральном банке, но не банальным экономистом или делопроизводителем, а служила в подразделении, которое осуществляло выбраковку обветшавших купюр.

Валя не слишком подробно рассказывала о своей работе, может, нельзя было, а, может, особо не о чем говорить. Из ее скудных рассказов вырисовывалась примерно такая картина – ярко освещенная комната с высокими потолками и длинными металлическими столами, за которыми сидят одинаково одетые женщины. На столах лежат стопки разномастных купюр, которые женщины сосредоточенно и умело пролистывают быстрыми пальцами. Иногда они вытаскивают из стопки то одну, то другую купюру, разглядывают ее в лупу, и либо помещают обратно в стопку, либо откладывают в сторону.

Валя как-то заметила вскользь, что женщин очень строго контролируют, чтобы не стянули себе денежку-другую. Не знаю, из ее рассказов, или из моих фантазий это появилось, но я была уверена, что перед входом в рабочее помещение они должны полностью, до белья, переодеваться из своей одежды в специальные робы, без складок и карманов. Дисциплина у них была – не дай боже, лишний раз в туалет не выйдешь, всё по звонку.

Работа, без сомнения, монотонная и скучная, но Вале она была не в тягость – Валя говорила, что за таким занятием день пролетает быстро и на волю выходишь с незагруженной головой, спина только болит от неподвижной позы. Да и стабильность, что ни говори, огромный плюс – деньги-то в государстве никогда не переведутся, что бы ни творилось, потребность в таких работницах будет всегда, а потому бояться потерять работу не приходится, да и зарплату всегда платят вовремя – ведь центральный банк сам эти деньги и печатает.

Так Валя проработала много лет, как вдруг начальство решило перевести ее на другой участок работы, с повышением. Валя оказалась в отделе, который занимался утилизацией ветхих купюр, отобранных ее предыдущим коллективом. Казалось бы, что такого, два отдела одного и того же управления, а разница огромная. Новая работа оказалась гораздо более подвижной, сопряженной с переездами и активным общением.

Деньги утилизировали, а проще говоря жгли, не только в Москве. Валя стала выезжать в командировки в составе бригад по утилизации. Более того, ее даже назначили старшей одной из бригад. Уж не знаю, ездили ли они сразу с деньгами, или уничтожали деньги, выбракованные иногородними филиалами банка. Дело не в этом. А в том, что в бригаду входили не только и не столько женщины, но и мужчины-охранники и мужчины-инкассаторы.

Валя, всегда работавшая в чисто женском коллективе, сначала слегка ошалела. Однако лихие ребята с пистолетами быстро подняли жизненный тонус застенчивой скромной женщине. Валя внезапно ощутила вкус таких веселых поездок, почувствовала себя молодой, интересной и востребованной. Командировки длились, как правило, четыре-пять дней. Делать в провинциальных городках по вечерам было особенно нечего, и после работы бригада утилизаторов коротала время в приятном общении.

Мужики активно развлекали женщин, после рюмки-другой начинали рассказывать хулиганские анекдоты, органично сопровождая их матерком. Валя поначалу стеснялась и краснела, но недолго. В отличие от тихого и сдержанного Витали, от которого она таких слов никогда и не слышала, эти сильные, повидавшие жизнь, воевавшие в горячих точках парни казались воплощением мужского начала. Виталя сильно проигрывал в сравнении с ними, выглядел хлипким, скучным и мягкотелым.

У Вали началась кардинальная переоценка ценностей – она посмотрела свежим взглядом и на себя, и на мужчину, с которым прожила более половины жизни – «он же у меня первый и единственный был» – как-то пожаловалась она маме, – «даже сравнить раньше ни с кем не могла». Выводы оказались не в пользу супруга и требовали срочного принятия мер, чтобы не терять больше драгоценные годы жизни в прозябании, в котором прошла, по Валиному новому убеждению, вся ее молодость.

Валя изменилась кардинальным образом. Ее глаза заблестели, на щеках появился задорный румянец, даже кудряшки, обрамлявшие милое круглое лицо, стали задорными и воинственными. Ее поведение теперь отличалось не свойственной ранее лихостью – она стала много говорить, более того, ей нравилось солировать в компании, хотя раньше свою роль Валя видела в том, чтобы тихонько сидеть и слушать других, кивая и поддакивая, одновременно следя за тем, чтобы тарелки не были пустыми, а на столе не заканчивались закуски.