«…Маленькому Ли уже наскучило смотреть в окно купе на пробегающие мимо поля. Они казались ему однообразными и пустыми. Хотелось заняться чем-то более интересным, но мама сказала, что бегать по коридору поезда нельзя, нужно вести себя тихо, чтобы не мешать другим пассажирам. Мальчик тяжело вздохнул и уселся поудобнее.

Отец все время что-то писал в своем толстом блокноте и на многочисленные вопросы сына отвечал односложно. Мама сказала, что папа работает, и это очень важно. Так что заняться семилетнему сорванцу было решительно нечем. От скуки он придвинулся ближе к маленькому столику, разделявшему нижние полки, и стал следить за карандашом, которым отец делал быстрые аккуратные записи.

Странички в блокноте были самыми обычными, белыми и плотными. На них было хорошо рисовать. Единственное, что отличало их от любых других страниц в блокнотах и альбомах, – бледно-розовые пионы, которые украшали каждый листок в правом нижнем углу.

Отец перевернул страницу, наверху вывел непонятные слова на непонятном языке, да еще и непонятными буквами: «Invenit et perfecit». Под заголовком он написал несколько, как показалось Ли, каракулей, а под ними – изображение цветка, похожего на ромашку, и маленькому наблюдателю показалось это забавным – папа рисует цветочек. Ли хихикнул. Отец посмотрел на него немного рассеянным теплым взглядом и тоже улыбнулся.

Дальше Ли следил за отцом уже с гораздо большим интересом. Под ромашкой появилось изображение мужчины, женщины и ребенка (мальчик решил, что папа нарисовал себя, маму и его самого – Ли). Все фигурки Тао соединил с цветочком стрелками, назначение которых было совершенно непонятно. Но это и не особо волновало мальчика – он едва успевал следить за быстрыми движениями карандаша. Тогда он и подумать не мог о том, что отец только что сделал самое великое свое открытие. Ли так увлекся, что, когда отец дописал последний иероглиф, откинулся стене купе и снял очки, маленький наблюдатель разочарованно захлопал глазами. Тао закрыл блокнот и улыбнулся сыну радостно и устало…».

…Измученное тело Ли свела очередная судорога. Они накатывали часто, но все равно каждый раз начинались совершенно неожиданно, и юноша не успевал расслабиться или хотя бы морально подготовиться к очередному приступу боли. Казалось, что в пыточной Ману было даже легче – там Ли хотя бы знал, что произойдет в следующую минуту.

Ли стонал и корчился, пока приступ не прошел. После этого он позволил себе минуту отдышаться и снова попробовал подползти к ручью. На этот раз это удалось – после судороги все нервные окончания будто бы окаменели, и боль почти не ощущалась.

Загребая руками хвою и почву, Ли подполз к воде и уронил голову прямо в русло ручья. Прохладная вода принесла моментальное облегчение, омывая разгоряченную кожу. Разведчик стал жадно глотать живительную влагу, а перед глазами снова вставали картинки из бесконечно далекого прошлого…

«…Когда отец вышел из купе, Ли схватил его очки и водрузил себе на нос. Ему очень хотелось во всем походить на любимого папу, но эффект оказался ужасным – перед глазами все расплылось, а в голове возникло какое-то неприятное напряжение. Поморщившись, мальчик быстро снял очки и положил на место.

Но отцовский блокнот уж наверняка не таил в себе никаких сюрпризов. Ли решительно раскрыл его на той странице, которая была заложена отцовским карандашом. Странный рисунок с цветочками снова привлек внимание мальчика, но совсем ненадолго. Вооружившись карандашом, Ли старательно послюнявил грифель, перевернул страницу, и с обратной стороны стал рисовать свой вариант счастливой семьи: маму, папу, а посередине себя самого. Родители держали его за руки и улыбались. Но на последней улыбке Ли перестарался – он слишком сильно надавил на карандаш, и бумага под ним порвалась.

Мальчик испуганно взглянул на дверь купе – если сейчас вернется отец, наказания не избежать. И чтобы скрыть «следы преступления», он аккуратно вырвал лист со своим рисунком и сунул его в карман…».

…Очнувшийся от воспоминаний, измученный Ли сидел под деревом и устало смотрел в небо. Он сильно исхудал и сейчас больше напоминал собственную тень. Щеки ввалились, скулы стали резкими и острыми, глаза, обведенные черными кругами, исчертили красные линии воспаленных сосудов.

Ветер принес отдаленный раскат грома, сероватую гладь неба быстро затягивали тучи, а в воздухе запахло озоном. Все тело разведчика болело и ныло, любое движение еще отдавалось болью. Но дикое желание жить придавало ему сил, заставляло идти дальше. Он должен добраться до своих! Он должен остановить Накаяму! Он должен увидеть Митяя и Лань Шинь!

Ли неуклюже поднялся на ослабевших ногах и сделал пару шагов. Его качало.

Побродив недолго между деревьями, разведчик нашел достаточно крепкую суковатую палку. Он с усилием поднял ее с земли, отряхнул от налипшего мусора и, постояв минуту, чтобы накопить сил, отправился в путь…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

…Ли остановился, боясь поверить в то, что наконец-то добрался до знакомых мест. Он только успел посмотреть по сторонам, как из-за ближайших кустов тихо выступило три человека – партизанский дозор. Значит, лагерь уже совсем близко.

Один из дозорных сделал шаг вперед и засек Ли. Перед ним стоял невероятно худой человек с грязными босыми ногами, тяжело опирающийся на посох из толстой ветки. Одет путник был в изодранные лохмотья, а сквозь куцую мешанину тряпок можно было увидеть кожу, покрытую подсыхающими язвами, рубцами и кровоподтеками.

– Стой! – скомандовал партизан. – Ты кто?

– Лейтенант Вэй Ли, – то ли прохрипел, то ли прошептал человек. Ему вдруг стало так легко при виде своих, что он готов был разрыдаться.

– Вэй Ли погиб, – неприязненно сказал второй дозорный, смерив подозрительного незнакомца колючим взглядом.

– Живой я.

Ли криво усмехнулся и попытался пошутить:

– Просто выгляжу не очень. Отведите меня к товарищу Лин Дунгу.

Дозорные окружили пленника и не спускали с него глаз, пока вели по лагерю.

Редкие партизаны, которые встречались Ли по дороге, поглядывали на него недоуменно и с подозрением. У некоторых из тех, с кем разведчик был знаком раньше, даже мелькал во взгляде огонек узнавания, который почти сразу угасал – уж слишком сильно худой изможденный человек неопределенного возраста отличался от крепкого Лешки Агафонова.

Ли уже приготовился к тому, что ему придется долго доказывать даже Лин Дунгу, что он именно тот, за кого себя выдает, как откуда-то сбоку послышался бычий рев:

– Леха! Агафонов!

Перед опешившими партизанами и не менее озадаченным Ли выросла бугрящаяся мышцами фигура старшины Соколова.

– Живой! Где ж тебя черти носили? Исхудал-то как…

Но еще до того, как тот успел ответить, к нему с другой стороны подбежал улыбающийся во весь рот Фанг. Боевые товарищи сыпали градом вопросов и даже попытались обнять Ли, невзирая на возражения дозорных, однако он остановил их:

– Не надо, ребята.

Соколик в изумлении поднял брови:

– Ты чего, Леха?

– Потом расскажу…

Ли повернулся к нему, глянул в глаза и попросил:

– Скажи Митяю, что я жив.

Соколик отвел глаза и опустил голову, стараясь не встречаться с боевым товарищем взглядом. У Ли перехватило дыхание, в глазах потемнело.

– Где Митяй?! Соколик!

– Да жив он. Здесь недалеко, в госпитале, – было видно, что сообщать такие новости старшине тяжело. Богатырь мялся и все никак не мог поднять глаза на внезапно вернувшегося друга. – Он как узнал, что тебя нет, так… бросился на япошек… всю грудь ему прошили.

А у Ли с плеч будто пудовый груз свалился. Он готов был обнять Соколика и расцеловать в его розовые, заросшие густой щетиной щеки.

– Главное, жив. А Лань Шинь?

Соколик выразительно взглянул куда-то сквозь Ли, и, повернувшись, тот увидел девушку. Она стояла на дороге и, не отрываясь, смотрела на него.

Юноша не мог видеть выражения ее глаз, но чувствовал, как его обдает теплой волной. Под этим взглядом он на мгновение забыл обо всех своих мучениях и еще предстоящих испытаниях. На душе стало светло. Ли улыбнулся, и красавица улыбнулась в ответ. Только улыбка у нее была какая-то вымученная и усталая. Наверное, несладко ей пришлось последнее время. Разведчик почувствовал невольный укол совести: ему бы сейчас думать о том, что нужно остановить Накаяму, о том, что его раненый брат в госпитале, а вместо этого у него в голове только желание подойти к девушке, взять за руку…

Из командирской землянки выбежал Максумов, за ним Лин Дунг и Демин. Увидев Ли, майор бросился к нему. Парень не успел даже слова вымолвить, как его израненное тело сжали сильные руки командира. Ли не удержался и тихо застонал.

– Не прикасайтесь…

– Леха, живой!

Максумов, наконец, отпустил его и с улыбкой смотрел и смотрел, будто все не мог поверить.

– Живой, товарищ майор…

– Где ты был?

– В плену.

Улыбка сразу же померкла, командир озабоченно заглянул в глаза своему бойцу.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Лин Дунг сидел за столом и пристально следил за ходом осмотра Вэй Ли. Максумов стоял рядом, почти упираясь головой в низкий потолок землянки, и периодически оглядывался на Демина. Тот нервно расхаживал туда-сюда, курил и через каждые пару минут подгонял пожилого врача, который осматривал бывшего пленника.

В маленьком помещении висело напряженное молчание, и Ли было крайне неуютно сидеть на стуле под прицелом четырех пар глаз. Но он терпел и держался изо всех сил – ему было жизненно необходимо, чтобы командиры поверили его истории.

– Эти подсохшие язвы и рубцы на теле говорят о том, что он действительно переболел. Но сейчас я не вижу у него симптомов каких-то смертельных болезней, – констатировал доктор и выпрямился, поправляя очки. – Поверьте моему опыту – этот юноша здоров!

Лин Дунг кивком отпустил его и снова перевел взгляд на Ли, который в это мгновение делал первый глоток горячего зеленого чая, казалось, за сотни лет. Чашку ему заботливо передал Максумов, щедро сдобрив традиционный напиток кусковым сахаром.

Демин, наконец, остановился и стал говорить резким, напряженным голосом:

– Товарищ Лин Дунг, нам хорошо известно, что еще никто не уходил оттуда живым. А лейтенанта Вэй Ли не просто отпустили, а еще и важной информацией снабдили!

Ли в десятый раз попытался объяснить:

– Повторяю, по плану Накаямы я должен был стать живой бактериологической бомбой, уничтожающей все вокруг себя. Благодаря вакцине отца я выжил и здоров.

– Про твоего отца, профессора-предателя, и его загадочное убийство мы уже слышали, – сквозь зубы заметил Демин. – Только…

Ли вскочил со стула, как распрямившаяся пружина, расплескав на руки горячий чай.

– Мой отец не предатель! – выкрикнул он со злостью и, уже спокойнее добавил, глядя на командира китайских партизан: – Товарищ Лин Дунг, поверьте мне! Отца давно нет, его убил Накаяма. До начала бактериологической войны остается меньше недели!

Но Демин не собирался сдавать позиции, он сделал несколько шагов к пленнику, и ткнул в него пальцем.

– А, может, вы сами передали Накаяме листок из блокнота? А потом – умышленно сорвали операцию и спасли его? Взамен он отпускает вас, чтобы вы несли здесь чушь про какую-то там «Империю»! Хотите в ловушку нас заманить?! Отвечайте!

Но тут уже не выдержал майор Максумов. Он обратился не к Демину, который явно не готов был слушать никакие доводы, а к Лин Дунгу:

– Товарищ командир, послушайте, я знаю лейтенанта Агафонова… Вэй Ли почти два года. Он боевой офицер, который честно служит Родине! У меня нет оснований не верить ему…

– Ему нельзя верить! – гаркнул Демин, – яблоко от яблони недалеко падает! За измену Родине в Советском Союзе полагается расстрел!

– Расстреляйте! – закричал в ответ Ли – он уже плохо владел собой и готов был на все, лишь бы ему поверили. – Но Накаяму надо остановить!

– Ты мне еще указывать будешь, мальчишка?!

Казалось, сейчас эти двое вцепятся друг другу в горло. Однако в землянке зазвучал голос командира китайских партизан, и напряжение сразу пошло на убыль:

– Остановитесь! Это не простая ситуация! История не бывает только белой или черной, в ней есть и другие цвета. Мы должны во всем тщательно разобраться. – Лин Дунг сделал паузу и посмотрел на молодого разведчика, судорожно продолжавшего сжимать в руке чашку остывшего чая. – А пока я вынужден арестовать вас, лейтенант Вэй Ли. Прошу вас отдать ремень. Хунг! Уведи лейтенанта!

«Партизанская тюрьма», в которой Ли полагалось дожидаться решения командиров, была очень тесной землянкой с низким потолком и единственным узким окошком, через которое почти не проникал вечерний свет. Всю обстановку составляла циновка, накрытая грубым колючим одеялом. Но даже до крайности вымотанный парень не мог заставить себя сидеть или лежать. Низко согнувшись, он мерил шагами свою новую тюрьму и считал про себя минуты, чтоб хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей.

На траве, чуть в стороне от лагеря, сидели Максумов, Соколик, Лань Шинь, Фанг, Жонг, Степа и Юн – мрачные и растерянные.

– Товарищ майор, бред какой-то. Не может Леха быть предателем – и точка! – высказался за всех Соколик, когда молчание стало уже невыносимым.

– И я не верю! – присоединилась к словам старшины Лань Шинь. Щеки девушки горели от возмущения, – он честный, он не мог предать!

И тут все начали тараторить разом, возбужденно жестикулируя и перебивая друг друга. Максумов смотрел на своих подчиненных, механически кивал и что-то обдумывал.

Лин Дунг и Демин расположились за столом в командирской землянке. Заместитель уже несколько минут настойчиво аргументировал свою точку зрения, и слова его звучали вполне логично. С одной стороны… но с другой… Лин Дунг давно перестал слушать и погрузился в размышления, постукивая карандашом по столу.

Он – командир отряда, страна и партия наделила его властью, и он должен принять решение. А решение нужно было принять срочно. И оно должно было быть справедливым.

Дневное солнце пыталось заглянуть в маленькое окошко землянки, но не слишком в этом преуспело – в помещении все так же царил неприятный полумрак. Ли сделал еще один круг по своей камере, споткнулся о край лежака и выругался. Эта мелкая неприятность стала для него последней каплей, переполнившей чашу здравомыслия. Он начал молча молотить кулаками в земляную стену, оставляя в ней вмятины. Он чувствовал себя абсолютно беспомощным, отчаяние, вперемешку с ослепляющей яростью, стало захлестывать его с головой и он закричал.

Другая землянка, в которую спустились Лин Дунг и Максумов, была значительно больше камеры Вэй Ли. Вдоль стен стояли двухэтажные деревянные нары, покрытые тонкими одеялами, а посредине – длинный стол и две скамьи.

Максумов подошел ко вторым от входа нарам и достал из-под них вещмешок Ли. Майор развязал тесьму, вынул небольшую тонкую коробку и передал ее Лин Дунгу.

Мужчины в молчании сели на лавку, и командир партизан открыл коробку. В ней хранились две небольшие выцветшие фотографии, с одной на Лин Дунга смотрели простые и открытые лица приемных родителей Ли – Авдотьи и Николая, с другой – учитель Чэн. А под ними обнаружился медальон с простой застежкой.

Пока Лин Дунг извлекал из коробки все то, что было дорого Ли, Максумов скупо, но пылко рассказывал о каждой вещи. Китаец почти не слушал эти пояснения – он внимательно рассматривал ордена и фотокарточку. А, когда раскрыл медальон и увидел портрет улыбающегося мальчика, не удержался и улыбнулся в ответ.

Фотография Джинг и Тао особенно привлекла его внимание. Он всматривался в интеллигентное лицо Вэй Тао, будто хотел увидеть за ним что-то большее, чем просто портрет давно погибшего человека.

Максумов снова наклонился к вещмешку и достал цепь – любимое оружие Ли.

– Разрешите, я возьму на время медальон? – попросил Лин Дунг, аккуратно защелкивая замочек.

– Конечно.

Кивнув, в знак благодарности, командир партизан поднялся с лавки, осторожно придвинул поближе к Максумову вещи Ли и вышел из землянки.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Лин Дунг шел по темной улице, стараясь ступать как можно тише. Редкие звезды, просвечивающие сквозь лохматые облака, скупо освещали ему дорогу. Подойдя к небольшому одноэтажному зданию, партизанский командир остановился, посмотрел по сторонам и бесшумно открыл дверь.

Когда он переступил порог небольшой темной комнаты, он кашлянул и почти сразу услышал голос:

– Я ждал вас.

– Доброй ночи, товарищ Лю Ронг.

В полной темноте, озаряемой лишь светом луны, на одиноком стуле сидел человек в черном плаще с приподнятым воротником. Он зажег настольную лампу и развернулся лицом к Лин Дунгу. Если бы сейчас здесь оказался Ли, он сразу бы узнал этого человека. Но там, в ресторане «Эдельвейс», юноша и предположить не мог, что подвыпивший полковник Квантунской Армии, которого он собирался убить, был китайским разведчиком, контролирующим весь ход операции.

– Вот, возьмите, – сказал Лю Ронг, протягивая белый конверт. – Это то, что вы просили.

Лин Дунг тут же открыл конверт, извлек оттуда несколько отпечатанных на машинке листков и внимательно их просмотрел.

– Спасибо!

Человек в черном кивнул, скупо улыбнувшись, и пожал протянутую руку. Итак, ответ был получен, решение принято. Осталось действовать, и как можно скорее.

Наступление утра Ли не увидел, а скорее почувствовал. Сквозь крохотное окошко в камеру проникли скупые лучики солнца. Но он даже не пошевелился, продолжая сидеть в позе лотоса с закрытыми глазами. Ему нужно было скопить силы и решимость, чтобы принять решение командира, каким бы оно ни было.

Послышались тяжелые шаги, в землянку спустился часовой.

– Лейтенант Вэй Ли, – излишне громко сказал он, мотнув головой в сторону выхода. – К командиру!

У командирской землянки Ли встретили все его верные товарищи: Соколик, Лань Шинь, Степа, Фанг, Жонг и Юн. Они ободряюще кивали и всем своим видом выражали поддержку. Взгляд Ли задержался на Лань Шинь.

Девушка ответила таким же долгим взглядом, в котором было столько волнения, поддержки и сочувствия, что сердце юноши невольно забилось сильнее. Лань Шинь улыбнулась своей теплой доброй улыбкой, и Ли в очередной раз осознал, за что так сильно полюбил ее. Именно сейчас ему больше всего на свете хотелось признаться ей в своих чувствах, прижать ее и больше не отпускать. Но он вспомнил о раненном Митяе, о любви брата к этой чудной девушке, и его сердце сжалось. Как там брат, вот бы увидеть его… Собственные чувства Ли сейчас были не в счет. Главное, чтобы дорогие ему люди были счастливы.

Улыбнувшись девушке, арестант вошел в землянку.

За столом сидели все те же, что и в прошлый раз – Лин Дунг, Демин и Максумов. Но атмосфера в помещении сегодня казалась совершенно другой.

Лин Дунг изучающе посмотрел на парня и спросил:

– Как вы себя чувствуете, лейтенант Вэй Ли?

– Намного лучше, товарищ командир, спасибо!

И тут вмешался Демин:

– Надеюсь, вы одумались и, наконец, готовы сказать нам правду! – на последнем слове заместитель сделал ударение, от чего у Ли непроизвольно сжались челюсти.

– Мне больше нечего сказать!

– Зато мне есть что, – негромко произнес Лин Дунг и встал из-за стола. В руках у него был белый конверт, который он и протянул Демину. – Прошу вас открыть конверт.

Тот стал с все возрастающим изумлением перебирать пачку фотографий. Выражение его лица стремительно менялось. Ли и Максумов обратили к Лину Дунгу ничего не понимающие взгляды. Командир, будто почувствовав это, повернулся и пояснил:

– Эти фотокопии архивных документов подтверждают, что в 1930 году японцы пытались завербовать профессора Вэй Тао. Но когда он отказался работать на них, профессор и его жена были жестоко убиты. Руководил операцией тогда еще капитан японской разведки Накаяма.

Лин Дунг протянул Ли памятный медальон, и тот принял его с таким же непонимающим выражением лица, что и остальные. Но командир, казалось, не заметил этого:

– Я должен был убедиться, что профессор Вэй Тао и человек на фотографии в Вашем медальоне один и тот же человек. Твой отец, сынок, настоящий герой и истинный патриот Китая!

Лин Дунг крепко сжал руку Ли, и тому на глаза навернулись слезы. От волнения, облегчения и какого-то щемящего чувства гордости молодой разведчик не мог вымолвить ни слова.

– С возвращением, Леха! – крепко обнял его Максумов.

Следом подошел и Демин. Он протянул руку и серьезно взглянул в глаза бывшему пленному:

– Лейтенант Вэй Ли, я – военный человек. Для меня долг превыше всего. Я рад, что вы снова в строю.

Ли машинально ответил на рукопожатие.

Тем временем Лин Дунг снова заговорил, и в его голосе отчетливо слышалась тревога:

– Кроме того, ваша информация по операции «Империя» подтвердилась. Через день японцы начинают отгрузку бактериологических авиабомб из лаборатории на свои аэродромы в Китае. Этого допустить нельзя.

Командир подошел к Ли почти вплотную и положил руку ему на плечо:

– Ну что, лейтенант, самое время выполнить свой долг и поквитаться с врагом!

Но, прежде чем юноша успел ответить, в разговор вмешался майор Максумов:

– Надо подумать, как туда пробраться. У нас есть схема лаборатории?

Демин кивнул:

– Да, но попасть туда очень сложно. Весь периметр усиленно охраняется.

– А что, если с воздуха, – предложил Ли.

– Хорошо бы, – с сомнением произнес Максумов, – но самолетов нет.

– Километрах в двадцати на север отсюда расположен небольшой японский аэродром, – вспомнил Демин.

– Мысль хорошая, можно попробовать, – сказал Максумов.

– Ну что, товарищи, давайте обсудим детали и вечером же в путь, – резюмировал Лин Дунг.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Был уже почти вечер, когда обсуждение и подготовка предстоящей операции были завершены. Выдвигаться надо было немедленно. Ли вышел на улицу, глазами он искал Лань Шинь. Но девушки нигде не было, и никто не знал, где она. Митяя увидеть, к сожалению, тоже не представлялось возможным. Главное, что он жив, подумал Ли. Жаль было уходить вот так, не попрощавшись. Ему, как и остальным, было хорошо известно, что предстоящее задание может оказаться последним…

Отряд Максумова выстроился перед командиром Лин Дунгом, чтобы выслушать последние слова напутствия. Послышался звук подъезжающей машины. Командир спокойно договорил, перевел взгляд в сторону и, улыбаясь, сказал:

– Лейтенант Вэй Ли, думаю, это к вам.

Взгляд Ли последовал за взглядом командира. Из небольшого грузовичка, опираясь одной рукой на костыль, а другой на Лань Шинь, вышел Митяй – худой, еще совсем слабый. Пошатываясь, он направился к Ли.

Ли сорвался с места и побежал навстречу.

– Брат… Брат!

Ли обнял Митяя и тот, отбросив костыль, крепко, насколько смог, обнял брата. По щекам обоих текли слезы.

– Леха, родной мой, живой.

– Как я рад, Митяй, я уже и не надеялся увидеть тебя.

– Это Лань Шинь помогла врача уговорить отпустить меня ненадолго…

Ли помог Митяю сесть на скамью и аккуратно присел рядом. Девушка отошла, чтобы не мешать братьям поговорить.

– У вас десять минут, ребята, – строго произнес Лин Дунг.

Бойцы отряд Максумова стояли в сторонке и терпеливо ждали отведенного братьям Агафоновым времени. Соколик так расчувствовался при встрече братьев, что тоже не смог сдержать слез, сопел и всхлипывал.

Пока братья разговаривали, Лань Шинь украдкой наблюдала за ними. Несмотря на внешние различия, братья были невероятно похожи, какая-то невидимая красная нить связывала их в единое целое. Нить могла растянуться или даже спутаться, но она никогда и ни за что не смогла бы порваться.

Митяй опустил голову и тяжело вздохнул.

– Да, брат, нелегко тебе пришлось. Жаль, что меня не было рядом, я бы этого Накаяму своими руками придушил. Но главное, что ты жив и что теперь мы знаем, кем был твой отец и за что погиб. Ты вернул его честное имя.

– Я снова обрел его, Митяй. И теперь мой долг сделать так, чтобы не допустить эту страшную бактериологическую войну. Пусть даже ценой собственной жизни.

К братьям подошел Максумов.

– Пора, ребятки.

Братья крепко обнялись. Но надо было расставаться

– Береги, себя, Леха.

Лань Шинь подала Митяю костыль, и Ли осторожно отпустил брата.

– Как ты там говоришь – не боись, брат, прорвемся! Позаботься о нем, Лань Шинь.

Девушка улыбнулась и кивнула в ответ. Глаза ее были полны грусти и тоски.

Ли направился к отряду.

– Вэй Ли! – окликнула разведчика партизанка, – я должна тебе кое-что сказать!

Юноша остановился, но послышался громкий приказ Максумова:

– Лейтенант Агафонов, пора!

– Обязательно скажешь, когда вернусь! – уже на ходу прокричал Ли.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Весь забор по периметру небольшого учебно-тренировочного аэродрома Квантунской армии был обнесен несколькими рядами колючей проволоки. Время от времени тишину тихой ночи нарушал металлический скрип меняющего положение единственного прожектора, луч которого сиротливо шарил по территории аэродрома.

Одетые в камуфляж разведчики отряда Максумова ползли к объекту со стороны леса, прячась в траве.

Прямо перед ними, за ограждением, поднималась наблюдательная десятиметровая деревянная вышка на четырех столбах. Вооруженный часовой наверху и управлял прожектором, освещая территорию объекта. Второй охранник скучно и монотонно вышагивал вдоль забора по периметру аэродрома. Когда свет прожектора попадал на взлетную полосу, разведчики отчетливо видели очертания небольшого самолета, а невдалеке виднелся ангар, в окошках которого горел свет.

Оценив ситуацию, Максумов жестом приказал Соколику отвлечь часового на вышке. Тот, не поднимаясь, пошарил рукой по земле, нащупал камень размером со свой огромный кулак и сильно бросил его в противоположную от разведчиков сторону. От упавшего камня звук получился такой, словно по траве пробежала крупная рысь.

Часовой на вышке моментально повернул прожектор на шум, как раз этот момент второй часовой поравнялся с местом, где залег отряд Максумова. Командир молча ткнул пальцем в забор, жестом изобразил трамплин и, обернувшись к Ли, указал взглядом на часового. Все разведчики, за исключением лейтенанта, метнулись к забору аэродрома и выстроились в «живую лестницу». Быстро взбежав по ней, Ли перелетел через забор и, налетев на часового, убил его ножом в шею. После чего, пригнувшись, он неслышно побежал к вышке. Словно кошка, разведчик взобрался по одному из столбов к площадке и затих. Зажав одной рукой цепь, Ли начал царапать ногтями деревянный столб, привлекая внимание охранника. Часовой нагнулся, услышав непонятный звук, и в это время Ли молниеносным движением обвил его шею цепью и дернул вниз. Тело врага слетело с вышки и, словно наполненный мешок, ударилось об землю.

Жонг и Фанг перерезали колючую проволоку забора, и отряд проник на территорию аэродрома. Максумов разделил отряд на две группы. Степа и Юн побежали к самолету. Соколик водрузил на плечо деревянный ящик с самодельными авиабомбами, который он тащил с самого лагеря, и, пыхтя, бежал вслед за ними. Остальные разведчики во главе с Максумовым выдвинулись в сторону деревянного ангара.

Майор осторожно заглянул в ближайшее окно ангара и показал бойцам, что их задача – устранить четверых охранников, сидевших за столом. Ли рывком открыл перед диверсантами дверь. Японцы обернулись на скрип, но не успели даже удивиться – во всех четверых, почти одновременно, вонзились ножи Фанга и Жонга. Теперь территория аэродрома была чиста, и Максумов с разведчиками рванули к самолету, где их уже ждали Степа, Юн и Соколик.

Подойдя поближе, они увидели небольшой японский самолет-биплан с открытой кабиной. Он, одиноко, стоял на летном поле и был совершенно непригоден для запланированной разведчиками операции.

– Товарищ командир, самолет-то в порядке, даже бак почти полный, но это учебный двухместный самолет Таchikawa Ki-9, – доложил Степа.

– Вот и полетали, – без выражения заметил Максумов.

Соколик глянул на командира, а потом снова на бесполезный самолетик:

– И что теперь делать?

На несколько секунд возникла пауза, которую прервал голос Юна. Он указал рукой куда-то влево:

– Вон второй. Только он без пропеллера.

Разведчики посмотрели в указанном направлении – там стоял еще один самолет, который было очень плохо видно в темноте. Степа первым рванул к нему и осветил летательный аппарат фонариком. Следом за ним последовали и остальные.

– Это не самолет, это планер для переброски десанта, – пробурчал пилот и, увидев в корпусе открытую дверь, ловко нырнул внутрь.

Внутри он увидел шесть сидячих мест и одно лежачее, похожее на носилки, для пилота. Выбравшись снова наружу, Степа обошел планер по кругу, проверяя крылья, хвост, крепление для троса, металлическую стойку колеса и удовлетворенно кивнул.

– Все нормально, товарищ командир. Планер на ходу.

Соколик с сомнением окинул взглядом хрупкий летательный аппарат и заглянул внутрь.

– Интересно, как вы тут поместитесь? – с ухмылкой поинтересовался он, оказавшись снова рядом с товарищами.

– Сейчас увидишь, – хитровато усмехнулся в ответ Максумов.

Не прошло и получаса, как богатырь проклял свое любопытство. Его круглое, как блин лицо, покрывали крупные капли пота, а глаза были широко раскрыты и наполнены ужасом. Он держал рычаги и управлял планером, лежа в люльке.

– Ё моё, това-а-арищ командир, летчика из меня сделали!

Максумов, Ли, Жонг и Фанг сидели на пассажирских местах и, похоже, волновались ничуть не меньше старшины. Однако показывать это новоявленному пилоту никто не собирался.

– Рули-рули, птица ты наша. Оправдывай фамилию! – хмыкнул Максумов. Соколик состроил кислую мину, но видно было, что он старается изо всех сил – в его руках были жизни товарищей.

Вот уже около часа учебный японский самолет на толстом тросе волок по небу планер. За штурвалом сидел Степа, а за ним Юн. На коленях китайца стоял открытый деревянный ящик с самодельными авиабомбами. Заложив очередной вираж, пилот оглянулся на планер и поднял большой палец вверх.

Соколик, увидев ободряющий жест, решил ответить и помахал рукой. Планер тут же дал левый крен, и старшине пришлось резко вцепиться в штурвал

– Чтоб тебя, самолет ты недоделанный!

– Соколик, руки на место, – сурово скомандовал Максумов. Начинающий пилот подчинился и планер понемногу выровнял позицию.

В кабине самолета Степа посмотрел на часы и подал знак Юну:

– Давай! Руби!

Китаец кивнул и освободил планер от троса.

Учебный самолет, избавившись от груза, стал набирать скорость и смещаться на север, в сторону территории Центральной Лаборатории. А планер, словно выпущенная на волю птица, рассекал простор ночного неба уже самостоятельно.

Вскоре внизу, прямо под самолетом, сквозь густую листву деревьев стал просматриваться большой, освещенный прожекторами прямоугольник. Фонари стояли вдоль забора по всему периметру. Сверху территория выглядела игрушечной: огни ночного освещения, темнеющие очертания зданий, светлые пятна, высвеченные у дорог, цистерны с горючим, военная техника. Но все, что не попадало в круги света, тонуло во мраке.