"Джокер", они же Отряд J? Упор на разведку и точечные ликвидации. Захват станции – не их профиль, экзоскелеты – тем более.
"Коготь"? Подрывы куполов и диверсии на линиях поездов–маглевов. Этих упырей пускают в ход, чтобы наводить ужас на население во время боевых действий. Что они делают на Маринер-Зета – неясно, почему оставили нас в живых – тем более.
Может быть, десантура? Любят тяжелую технику, но работают топорно и цели выбирают покрупнее. Их задача – высадиться с орбиты и переть на врага до последней иглы. Они меч, иногда дубина, но не могут быть скальпелем.
303 бригада Минбеза? Приходилось иметь дело. Мимо.
Подразделение Астра? Похожи, но нет.
"Частники", тот же Фалькон-Р? Невозможно. После эпического провала операции "Кидония" их не подпустят к нам на пушечный выстрел. Самое большее на что сейчас могут рассчитывать ЧВК – это охрана рудовозов.
Я пристально оглядываю врагов, пытаясь зацепиться хотя бы за что-то. Эмблемы на скафандрах? Кроме круга и меча – ничего. Аэрография с символикой подразделения? Мимо. Татуировки? Какие, к чёрту, татуировки, когда они все в броне? Хотя и под ней наверняка тоже чисто.
Да кто ж вы такие, мать вашу?!
– Теперь ты! – дуло автомата разворачивается ко мне. Не опуская рук, медленно шагаю по коридору. Конвоир идёт сзади, мягко, по-кошачьи ступая. Его почти не слышно, притом что на нём – тяжёлый десантный скафандр. Не нравится мне его походка. Такую походочку нарабатывают годами, армейским дуболомам она ни к чему. Что же делать? Неужели это конец?
Проходим мимо приоткрытой двери в серверное помещение. От стоек с оборудованием прямо по полу тянутся шлейфы–времянки, вокруг суетятся люди в камуфляже. На головорезов непохожи, скорее, на "ботаников" из техвойск. Что им понадобилось метеостанции? Прогноз погоды? Смотреть, смотреть и запоминать как можно больше! Нужно выиграть время, хотя бы несколько драгоценных секунд. Но как?
В голову ничего не приходит, поэтому я просто пытаюсь запнуться и упасть, тут же получив болезненный тычок прикладом в спину.
– Под ноги смотри, краснорожий! – искажённый динамиком голос эхом отдаётся в пустом пространстве коридора.
– Да пошёл ты! – не выдержав, огрызаюсь на "краснорожего".
К счастью, конвоир не реагирует. Подведя меня к белой двери, он замирает, общаясь с бортовым. Спустя мгновение створка отъезжает в сторону, и я лечу внутрь от пинка пониже спины. Не удержавшись, падаю на пол.
Двадцатый помогает мне встать и усаживает на медицинскую кушетку. Похоже, здесь раньше располагался лазарет.
– Товарищ командир, вы как?
– Всё нормально, – пытаюсь придать голосу бодрости, хотя получается не очень.
Оглядываюсь по сторонам. Кроме нас двоих в импровизированной камере есть ещё один пленник. Он лежит на кушетке в позе эмбриона, отвернувшись к стене и никак не реагируя на происходящее.
– Это кто? – киваю на него я.
– Чёрт его знает, товарищ командир. Когда привели, он тут уже был. Пытался с ним говорить – молчит. За плечо тронул – заорал благим матом. Больной какой-то.
– Ладно, хрен с ним. Где остальные, не знаешь?
– Никак нет. Думаю, они разбили нас по два–три человека и распихали по камерам, чтобы бунт не подняли.
Логично, чёрт возьми. Сам поступил бы так же.
Тело ноет после марш-броска, из него уходит адреналин и меня начинает клонить в сон. Я морально и физически истощён, слишком многое произошло за эти неполные сутки. Мне необходимо отдохнуть. За пару часов ничего не случится, а силы очень нужны. Рассуждая таким образом, ложусь на кушетку и закрываю глаза.
Заснуть не получается. Двадцатый трясёт меня за плечо, испуганно кивая на дверь.
– Товарищ командир, там, похоже, наши кричат!
Из коридора доносятся крики, что-то дробно стучит в стену. Бьют из импульсного, очередью! Крики стихают, сонливость снимает, как рукой. Рысью спрыгиваю с кушетки, пытаясь прислушаться. За дверью – тишина.
Это что же, они там… моих бойцов?!
Глаза застит красная пелена, в крови вскипает ярость. Вспоминаю падение в бездну и умирающего от удушья лётчика. Умирающего, чтобы дать нам шанс! Выходит, всё было зря? Нет уж! Хрен вам, земные, а не отряд Арес. Хрен вам, а не метеостанция!
Внимательно оглядываю комнату. Четыре кушетки и пара занавесок. Вдоль одной из стен – выключенные медицинские агрегаты, рядом – дверь.
Разломать аппаратуру в поисках чего-нибудь острого? Сразу привлечёт внимание. Кушетки? Можно отломить и заточить железную деталь, но что толку, если её некуда прятать. Сделать вид, что прячешь за спиной розы? Боюсь, охрана на это не купится.
Собственно, всё, но что-то не даёт покоя. Ещё раз. Кушетки, медицинские приборы у стены, дверь.
Дверь! Без привычной панели управления в комнате и в коридоре. Судя по всему, она открывается исключительно дистанционно, с центрального пульта или при помощи радиоключа. Обычно такие ставятся на режимных объектах для предотвращения доступа куда не следует. А здесь она – зачем? Что за странная мера предосторожности на гражданской метеостанции?
Или?..
Меня озаряет нехорошая догадка.
Подхожу к лежащему на кушетке пленнику, трясу его за плечо.
– Вставай!
Тот мычит, отмахивается и ещё больше поджимает ноги. Мельком замечаю, что его правая кисть плотно замотана окровавленными бинтами.
– Вставай, говорю!
Он открывает мутные глаза, смотрит на комбинезон с эмблемой СБМ и вдруг кидается мне на шею. Он рыдает взахлёб, словно маленький ребёнок, и что-то бессвязно бормочет.
Только истеричек мне не хватало. С трудом отдираю его от себя, даю пару пощёчин. Он успокаивается, вытирая нос окровавленной рукой и глядя глазами побитой собаки.
– Пытали? – киваю на бинты.
– Пы-пытали. Били, два пальца отрезали, – он слегка заикается.
– Что хотели?
– К-коды.
– Коды чего? Это же не метеостанция, так? – озвучиваю я свою догадку.
Он отшатывается, смотрит с недоверием.
– Да расслабься ты, коды мне не нужны. Что это за объект?
Он успокаивается. Придвигается поближе, быстро шепчет на ухо, явно боясь, что нас прослушивают.
– Это не метеостанция, это узел связи. Новый, секретный. Они захватили его, чтобы врезаться в планетарную сеть, зачем – не знаю.
– Как это "захватили"? – перебиваю его. – Вас что, не охраняли?
– Много охраны нельзя, привлечёт внимание. Была небольшая группа и тревожная кнопка на случай нападения. Подашь сигнал – пол–Марса сюда слетится. Никто ведь не думал, что комстанции – "крот"!
И тут предатель! Да ещё командующий, да ещё стратегическим объектом! Ох, и полетят наверху головы, когда эта заваруха закончится. Если, конечно, закончится…
– Всё началось три дня назад. Он запер охрану в караулке и впустил земных. Мы пытались подать сигнал, но эта сволочь всё предусмотрела. Они подключились к сети и, похоже, готовят масштабную диверсию. Всех наших допросили и перебили, меня пытали, но сделали перерыв "на подумать". Сердце слабое, боятся, что кони двину. Вот я и думаю, что конец мне пришёл.
– Ничего не понимаю. Если они своего добились, на кой чёрт им ты?
– В том-то и дело, что не добились. Для полного доступа им нужен мой ключ, а пока они взломали лишь небольшой сегмент. Они торопятся. Знают, что их могут обнаружить в любой момент и тогда сюда прибудет подмога. Честно говоря, странно, что их до сих пор не засекли.
Не так и странно, если учитывать, что творится в окрестностях. Или вообще не странно? Ну-ка, ещё раз. Они захватывают станцию, вламываются в сеть, но только частично. При этом они не боятся обнаружения, а это значит…
– Они могли отключить орбитальный периметр с текущим уровнем доступа?
Умник мотает головой.
– Все системы навряд ли, но могли пробить окно.
– Какого размера? Достаточного, чтобы высадить ударный отряд?
Он хмурится, прикидывая что-то в уме.
– Если речь об относительно небольшом корабле, то да. Но я не понимаю зачем…
Я не слушаю. Я закрываю глаза и стучу затылком о стену, пытаясь осознать масштаб происходящего. Все события последних суток начинают выстраиваться в чёткую, кошмарную картину.
Что мы имеем? Земные проводят серию диверсий, размягчают оборону, и высаживают на "метеостанции" ударный отряд. Затем они частично взламывают системы, открыв путь для малочисленного десанта. Само по себе это бессмысленно. Несмотря на диверсии атакующих рано или поздно сомнут. Но что, если это просто смертники, отвлекающие внимание от происходящего на Маринер-Зета? Если подлинная цель всего балагана – выпытав коды, взломать сеть и вырубить орбитальный периметр, открыв тем самым путь Второй и Третьей флотилиям?
А если так, то первый раунд большой войны Марс проиграет. Без космического прикрытия, без систем планетарной обороны мы много не навоюем. Захватчики гарантированно выйдут на низкую орбиту и будут безнаказанно утюжить войска на поверхности. Довершит разгром пятая колонна, которую земные умудрились сформировать прямо у нас под носом. Если они подкупили комстанции, которого перед назначением разве что под лупой не рассматривали, то они могли подобраться к кому угодно.
Но кое-что всё равно остаётся неясным.
– Если комстанции – предатель, почему он сам не предоставил им доступ?
– Всё не так просто. Для того чтобы "уронить" защиту, им нужно загрузить вирус на несколько серверов и активировать его одновременно везде. Комстанции не знает паролей ко всем машинам. Его доступ достаточно ограничен, ведь он, по сути, управленец, не компьютерщик. Поэтому они и вынуждены ломать сеть, рискуя быть пойманными.
– Откуда у тебя пароли?
– По долгу службы я работаю с нужными им серверами. Для большей безопасности "ключи" завязаны на мою биометрию. Они испугались, что я умру под пытками и оставлю их ни с чем, поэтому и отпустили пока. Но судя по тому, что вы говорите, времени у меня всё равно осталось немного.
Это точно. Времени в обрез не только у нас, но и у всей Республики. Что же делать?
Похоже, земные нащупали брешь в протоколах безопасности и успешно ей воспользовались. Тревожная кнопка отключена, носитель нужных кодов почти "доломан", а на все вопросы из центра предатель–командующий будет бодро отвечать, что всё в порядке. Ведь проверить его сейчас всё равно некому! Выходит, что самое слабое место в их планах – умник. Не будет его – не будет и доступа.
Искоса смотрю на кровавые бинты. Вновь приговаривать невиновного? Сначала дед, теперь ботаник. Я уже не понимаю, кто я – солдат или убийца. Но выбора нет, его опять нет! Будь прокляты земные, будь проклята эта станция и… будь проклят я сам, если не сделаю то, что должно.
Встаю и подхожу к нему. Умник пытается отползти, вжимаясь спиной в стену. Он понял, что я собираюсь сделать. В его глазах застыли страх, недоумение и почти детская обида.
– Товарищ капитан… – неуверенно тянет Двадцатый.
– Сидеть! – рявкаю на подчинённого. – Прости, мужик, – обращаюсь я к умнику. – Другого пути нет.
В этот момент дверь открывается и я быстро присаживаюсь на кушетку. Повезло ботанику, и – не повезло. Всем нам.
Заходят двое. Подтянутый офицер в чёрном мундире войск Содружества и охранник в боевом скафандре. Они их вообще когда-нибудь снимают? Хорошо, хоть забрало поднял, можно при случае плюнуть в его наглую рожу.
Знаков отличия на офицере нет, но по повадкам всё ясно и так. Он с неприязнью обводит нас взглядом и подходит ко мне.
– Значит, это ты командир? Приятно познакомиться.
Он тут же без замаха бьёт меня в скулу. Удар хороший, поставленный. Я почти падаю на пол, но в последний момент цепляюсь за край кушетки и с усилием распрямляюсь. С вызовом смотрю ему в глаза, ожидая нового удара, но он только ухмыляется и трясёт кистью, расслабляя руку.
– Ишь, какой крепкий! Коммуняка двужильный. Ну ничего, сейчас мы с тобой пообщаемся.
Кивает конвоиру. Тот дёргает стволом автомата вверх.
– Встать! На выход! Руки за спину!
Нехотя подчиняюсь и выхожу в коридор. Скользнувшая на место дверь отсекает меня от Двадцатого, последнего осколка моего старого мирка. Я остался один. Сейчас меня выпотрошат на допросе и поставят к стенке, как уже поставили бойцов отряда. Как поставят потом и Двадцатого.
Словно в подтверждение моих мыслей мы проходим мимо запачканной кровью, изрешеченной иглами стены. Скорее всего, меня приведут сюда же.
Что же делать? Думай, капитан, думай! Мозги – твоё последнее оружие. И я думаю, преодолевая сопротивление измотанного организма. Думаю, пока в моей до сих пор звенящей после удара голове не созревает отчаянный план.
– Эй, как тебя там? – развязно обращаюсь я к офицеру. Тот спотыкается на ходу и возмущённо оборачивается.
– Что ты сказал?
– Я говорю, хорош ваньку валять. Я ведь из этих, из ваших. А здорово ты мне врезал, – нахожу я в себе силы рассмеяться.
Процессия замирает. Офицер, подумав, переспрашивает:
– Из каких это "из наших"?
– Да ладно тебе, – панибратский тон даётся мне всё легче, я и не подозревал в себе таких актёрских способностей. – Веди меня к комстанции, там объясню.
Он колеблется, и я продолжаю блефовать.
– Я у пленного коды узнал. Те, что вам нужны. И ещё кое-что важное.
Он медленно подходит ко мне (рука на кобуре и держит, гад, дистанцию). Буравит внимательным взглядом.
– Если врёшь, краснорожий, я тебе кишки на шею намотаю.
Этот намотает. Как пить дать – намотает. Ну и чёрт с ним, мне что так не жить, что этак. Сейчас главное – не дать им взломать сеть. Любой ценой не дать!
Офицер кивает, я мысленно перевожу дух. Неужто получилось? Он делает жест конвоиру, и мы сворачиваем в боковой коридор. Какое-то время идём прямо, пока, наконец, не подходим к кабинету командующего. Дверь сторожат двое земных десантников. Увидев меня они синхронно опускают забрала и придвигают пальцы к спусковым сенсорам. Я не знаю, кто они, но инструкторы у них были что надо.
Заходим внутрь, где за столом с компьютерным терминалом сидит комстанции. Он напряжённо пялится в монитор, словно пытаясь взломать сеть усилием воли. Очень хочется одним прыжком подлететь к нему и свернуть шею, но нельзя. Конвоир нашпигует иглами при первом неосторожном движении. Впрочем, даже если я убью предателя, это ничего не даст. Тут надо действовать хитрее.
– Ну, чего вам? – он явно раздражён неожиданной помехой в моём лице.
– Здравия желаю, – отдаю ему честь. Чёрт их знает, как они друг друга распознают, тут главное – не переиграть.
Он удивлённо смотрит на меня.
– Ты кто?
– Командир отряда Арес, бывший. Я так понимаю, мы коллеги. Мне задание дали "птичку" уронить и всех на станцию привести. Ну, я вот и привёл, а меня за это по морде.
Картинно тру скулу, улыбаюсь и весело подмигиваю офицеру. Ничего мол, не в обиде я. Мы с тобой на самом деле друзья. Одной, так сказать, крови!
Комстанции переводит взгляд на сопровождающего.
– Ты кого мне привёл? Это что за клоун?
– Говорит, коды доступа смог достать. Ещё сказал, у него важная информация есть, – хмурится офицер, бросая на меня цепкий, недобрый, взгляд.
– Ты откуда такой взялся? – скептически хмыкает комстанции. – Почему переметнулся? Арес ведь у нас элитные контрдиверсанты. Как же ты просочился в их стройные ряды?
Неужели повёлся? Подхожу поближе, перехожу на доверительно–подобострастный тон.
– Папка мой при Содружестве серьёзный человек был, бизнесмен. Аптеки держал, магазины, даже пару борделей. В кризис ещё больше разбогател, потому что умный был, а не быдлан какой подзаборный. А потом коммуняки пришли и все у нас отобрали. Папку в тюрьму, он там вскорости помер, мамка с новым хахалем сбежала. Меня в детдом, а я удрал и к банде прибился. Так эти сволочи меня отловили – и в спецшколу. Ну, я и наврал с три короба про своё прошлое, мол, из рабочей семьи. Они поверили, тогда ведь бардак полный был. Потом в курсанты подался, там хоть жрать можно было от пуза. Ну и сложа руки не сидел, искал выходы на ваших. Чтобы, значит, помочь красных скинуть когда случай представится. Постепенно нашёл, стал информацию сливать. А сейчас вот поручили отряд вам сдать, чтобы из оборота вывести и фронт ослабить. Ну, я и сдал.
– Складно рассказываешь, только проверить трудно, – недоверчиво протянул комстанции. – Кому ты информацию сливал, от кого приказы получал? Имя куратора назови и должность, тогда, может быть, поверим.
Подхожу ещё ближе, пригибаюсь, шепчу заискивающе:
– Не могу, господин командующий, не велено. Он сказал – никому не говорить, даже своим. Человек большой, у коммуняк на хорошем счету. Если поймают – шкуру спустят. А потом и с меня.
– Уже не поймают, – ухмыльнулся предатель. – Ты же, говоришь, коды добыл? Вот и славно, значит, отвоевались краснорожие. Даже если ты врёшь и ничего не знаешь, один чёрт мы сеть почти ломанули. Хочешь, чтобы я тебе поверил и к стеночке не прислонил? Говори имя куратора, тогда и понятно станет – чьих ты будешь.
Мнусь, изображаю сомнения.
– Хорошо, но скажу только вам. А эти, – киваю на офицера и конвоира, – пусть выйдут. При них говорить не буду, шпионы не у нас одних есть.
Напряглись, переглядываются. Наконец, комстанции принимает решение.
– Выйди, – кивает он десантнику. Тот козыряет и исчезает за дверью, офицер остаётся.
– А этот? – показываю на него.
– Он присмотрит, чтобы ты глупостей не наделал.
Плохо. Офицер – противник сильный. Стоит, вражина, ни одного движения не упускает. Но шанс всё равно есть, надо только сократить дистанцию.
– Хорошо, я скажу, но так, чтобы он не слышал. На ухо.
Комстанции встаёт, подходит поближе и внезапно отвешивает мне смачную оплеуху.
– Ты что, падаль, играть со мной вздумал? На ухо ты мне скажешь, да?! Ты за кого меня принимаешь, за идиота? Да я тебя, гниду, прямо сейчас положу! – он выхватывает пистолет из кобуры, приставляя его мне ко лбу. – Так же, как и твоих придурков–бойцов, которые, как бараны, сами в руки нам пришли!
А вот про бойцов это он зря. И пистолетик не стоило так близко подносить. Знаем мы, что в таких случаях делать, отрабатывали до седьмого пота и кровавых мозолей. Краем глаза вижу, как напрягся и потянулся к кобуре офицер, но поздно. Молниеносным, плавным движением ухожу с линии выстрела, выкручиваю держащую пистолет руку и приставляю дуло к виску предателя, прикрываясь им, как щитом.
На всё ушло не больше полутора секунд. Офицер держит меня на мушке, но я старательно прикрываюсь телесами комстанции, благо он разожрался на казённых харчах. Что, съел, земной? Не у вас одних инструкторы хорошие были!
– Оружие на пол! – ору офицеру.
– Делай, что говорит, – хрипит комстанции.
Офицер кладёт ствол и медленно выпрямляется.
– Руки поднял и марш на выход, собака земная! Если кто зайдёт, я этого урода пристрелю на месте, понял?!
Он понял. Он медленно пятится к двери, столкнувшись с заглянувшим на крики охранником. Створка закрывается, и мы остаёмся одни.
– Ты что задумал, парень? – хрипит толстяк.
– Что я задумал? А может, решил тебя на месте порешить, за пацанов моих!
– Не дури. Моя смерть тебе ничего не даст, убьёшь меня и через секунду рядом ляжешь. Взлом это не остановит. Но у меня есть предложение.
– Засунь своё предложение…
– Погоди, сначала выслушай. Убить меня ты всегда успеешь.
Надо отдать ему должное, даже перед лицом смертельной опасности толстяк ведёт себя хладнокровно. Очень жаль, что он переметнулся, кадром комстанции явно был ценным. Что же его, интересно, заставило? Чем его купили?
– Говори, – рявкаю ему в ухо.
– Твои ребята живы. Я могу вас отпустить, дать личный шаттл. Летите к своим, там вы нужнее. Если хочешь – можешь отправить командованию сообщение, всё равно среагировать они не успеют. Наш флот на подходе, периметр вот-вот рухнет, и каждый солдат у вас будет на вес золота.
– Врёшь, гад, я сам слышал, как вы моих бойцов расстреливали! И видел кровь на стенке, к которой их по твоему приказу поставили!
– Ты ошибся, мы казнили пару человек из персонала, но твою группу не трогали. Не веришь – я могу показать.
Подходим к терминалу. Комстанции отдаёт голосовую команду, и я вижу на экране бойцов, сидящих по камерам. Что за чёрт?
– Откуда я знаю, что это не подделка?
– Я прикажу, чтобы их доставили сюда. Зачем мне врать? Как только ты заподозришь подвох, ты же меня сразу убьёшь! Послушай меня, мальчик. Здесь вы проиграли и можете только погибнуть. Берите шаттл и летите на Фарсиду. Там у вас есть шанс, пусть и призрачный. Здесь – нет.
Заманчиво, даже весьма. Собрать бойцов и рвануть на фронт, отправив отсюда сообщение. Ведь мы сделали всё, что могли! Но только вот неспокойно на душе. Снова встаёт перед глазами дед, снова слышу его слова: "Марс не сдаётся". А мы, значит, сдаёмся? Летим домой, поджав хвост и позволив ЭТИМ доделать своё чёрное дело? Что толку от нас на фронте, если отключатся защитные спутники, ослепнут и оглохнут орбитальные станции и башни противокосмической защиты? Если земные перещёлкают нас из космоса, как щенков?
Ну уж нет, воевать – так воевать. Моя жизнь сейчас значения не имеет. У Марса каждый боец на счету, и каждый должен драться до последнего. Так учили!
– Блокируй дверь!
Он подчиняется и активирует с терминала замок. Слышу щелчки. Стальная дверь кабинета, выпустив стержни, намертво застывает в пазах.
– Подключайся к реактору, – рычу я.
– Что? – не верит ушам комстанции. – Зачем это?
– Подключайся, тварь!
Обильно потея, он пробегается по клавиатуре побелевшими пальцами. На экране появляется схема реактора.
– Разгоняй до упора!
– Я… я не буду! Это же… он же… мы же…
Ага, проняло, слетел весь лоск. Ты, поди, о красивой жизни мечтал, а тут я на тот свет за собой тяну. Ясное дело, не хочется. Ну ничего, сейчас я тебя замотивирую.
– Разгоняй реактор, или подыхать будешь долго и страшно! Ну!
Вдавливаю ствол в висок так, что из кожи сочится кровь.
– Хорошо, хорошо!
Он набирает на клавиатуре команду, по экрану начинает ползти наливающаяся красным полоска. Через несколько секунд станция взлетит на воздух. Не будет вам периметра, не будет вторжения. Не будет Марса на блюдечке.
В коридорах срабатывает сирена. В дверь барабанят, бьют чем-то тяжёлым. Стрелять не решаются – рикошетом поубивает их самих. Я закрываю глаза, готовясь испариться в ослепительной вспышке.
Внезапно всё стихает. Я уже умер? Что-то непохоже. Открываю глаза и вижу довольную рожу комстанции. Он усмехается и хлопает меня по плечу:
– Красавец!
То есть как это? Почему я жив, почему не взорвался реактор?!
– Ты что сделал, падла? – я срываюсь на яростный хрип.
– Тихо, парень, ты молодец! Сейчас дверь откроем и всё тебе объясним. Что-то у них там, похоже, заело.
– Я тебе покажу – "молодец"! – рычу я. – Я тебя в почву зарою!
Навожу на него пистолет. Осечка. Затем ещё одна. Швыряю оружие на пол и бросаюсь на врага. Толстяк неожиданно оказывает упорное сопротивление. Он уходит от ударов, прикрывается и пару раз болезненно меня достаёт.
– Остынь, я тебе говорю! Свои!
– Твои теперь на Земле, гнида!
За спиной слышу звук открывающейся двери. Сейчас меня расстреляют в упор. Пытаюсь взять предателя "в замок", чтобы прикрыться, но он выворачивается и больно хлопает меня по затылку.
– Отставить! – слышу позади знакомый голос, навсегда врезавшийся в память. – Я сказал отставить, гвардии капитан!
Разворачиваюсь и вижу… моего вербовщика в чёрном десантном скафандре. Того самого, что спас меня тогда от лоялистов. Замираю прямо посреди драки, забыв даже разжать кулаки. Я ничего не понимаю.
Он улыбается и подходит ко мне. Аккуратно жмёт руку закованной в броню пятернёй.
– Молодец, сынок. Экзамен сдал на твёрдую "четвёрку" с плюсом. И экзаменатора чуть не прибил по ходу дела, – кивает он, смеясь, на предателя.
Пытаюсь собраться с мыслями, но он, не давая мне ответить, продолжает:
– Добро пожаловать в Отдел Д. Добро пожаловать в "дьяволы"!
Глава 7
Мы сидим в кабинете комстанции. Я и он, тот самый, уже слегка постаревший, капитан–вербовщик. Теперь уже, наверное, не капитан, а может, и тогда им не был.
Он внимательно оглядывает меня и подвигает стакан с чем-то крепким.
– Пей.
Залпом глотаю "огненную воду". Меня отпускает, внутри растекается предательская слабость. Я устал, устал смертельно. Устал, как никогда ещё не уставал. Больше всего на свете мне хочется лечь и закрыть глаза.
Вербовщик замечает это:
– Мы не обязаны говорить сейчас, сначала можешь отдохнуть. Столько, сколько захочешь. Это не очередная проверка, я ведь вижу, что ты на пределе. Экзамен – штука непростая.
Ну уж нет. Сначала я должен понять, что здесь вообще происходит.
Некоторое время думаю, с чего начать. Вопросы роятся в голове, как стая мух над… текущей ситуацией.
– Про Отдел – это вы серьёзно?
Вопрос идиотский, но уж очень трудно поверить, что элитное подразделение марсианской Безопасности заинтересовалось моей персоной. Несмотря на серьёзный допуск, я почти ничего о них не знаю. Поговаривают, что отделом СБМ они являются лишь на бумаге, получая приказы напрямую от партийной верхушки. Ещё говорят, что земные боятся "дьяволов" до дрожи в коленках.
Вербовщик выслушивает мой вопрос без тени раздражения.
– Абсолютно серьёзно, – кивает он.
– Так это всё, – делаю неопределённый жест, – ненастоящее? Это не узел связи?
– И да, и нет. "Маринер-Зета" принадлежит нам, но по документам действительно проходит как метеостанция. Его настоящую функцию тебе знать необязательно, по крайней мере – пока.
– А война? Вторжения не было? – вскидываюсь я.
– Нет, – успокаивает вербовщик. – Всё это было частью антуража.
Облегчённо выдыхаю. Пытаюсь думать, но картинка всё равно не складывается.
– Откуда вы знали, что мы приземлимся поблизости? Вы не могли подстроить поломку реактора, это было бы слишком опасно.
– Ну почему же? Могли и подстроили, – он слегка усмехается, любуясь произведённым впечатлением.
– А если бы мы разбились?
– Ваше "аварийное" приземление было многократно отработано, за штурвалом сидел один из лучших наших пилотов, которому ассистировал ИИ последнего поколения. Поверхность была расчищена от крупных камней, неподалёку дежурила спасательная группа. Вероятность аварии была ничтожна. Вот, посмотри сам.
Он включает планшет и демонстрирует голограмму тренировочных приземлений нашего "Шмеля". Процесс действительно отработан до мелочей, каждый наклон и поворот транспортника практически идентичен при каждом повторе. Внутри машины – двадцать манекенов в экзокостюмах, точно имитирующих распределение веса. И каждый раз я вижу, как грузовой отсек отстреливается и уходит вниз, распыляя по поверхности содержимое.
– Подождите, а дед? Ведь я его? Или?..
– Или. Жив и здоров твой дед, не волнуйся. Он один вас всех стоит, – ухмыляется вербовщик.
Юморист хренов!
– Но ведь у Восьмого и правда отказала батарейка!
– В неё был встроен микродетонатор, сработавший при приземлении.
– Откуда у вас земное оружие и экипировка?
– Оттуда. На чёрном рынке есть всё, земные на полигонах тоже тренируются в экзокостюмах.
– А умник? Я же его чуть не грохнул.
– И правильно сделал. Не волнуйся, мы плотно контролировали процесс и вмешались, как только ты принял решение. К тому же он сумел бы за себя постоять в случае непредвиденной ситуации.
Это верно, ведь я даже с комстанции не справился. Ну что ж, пришло время задать главный вопрос.
– Зачем всё этот? Этот цирк?
– Это не цирк, – хмурится вербовщик, – это Экзамен. Возможно, главный в твоей жизни. Всё, что произошло с тобой в последние несколько часов было срежиссировано с целью проверить тебя в деле. Наши психологи профилировали тебя и раньше, но узнать, как ты поведёшь себя в критической ситуации, можно было лишь поместив тебя в неё. Мы измотали тебя морально и физически, отвесили пару "плюх" и разлучили с бойцами, чтобы посмотреть, как ты будешь выживать в одиночку. И ты справился. Сначала приговорил деда, чтобы спасти группу и доставить её на станцию. Это плюс. Ещё один плюс за то, что не наделал глупостей, решив, что твоих бойцов расстреляли. Мы попробовали спровоцировать тебя поднятым забралом охранника, но ты не повёлся. Тут, кстати, спасибо Двадцатому за то, что разбудил и создал нужный эмоциональный фон. И да, он тоже служит у нас. Затем ты попытался ликвидировать "умника", раненого и беспомощного. Это тяжело, за это – жирный плюс.
Я молчу, прикидывая масштаб "спектакля". Похоже, не такие про них рассказывают небылицы.
– Идём дальше. Когда тебя повели на допрос, ты сымпровизировал и добился того, чтобы тебя отвели к комстанции. Плюс. Наплёл нам с три короба, но так, чтобы нельзя было быстро проверить. Ещё один плюс. Слегка переиграл с "я вам на ухо скажу" – тут минус, но мы решили тебе подыграть, и экзаменатор приставил к твоей голове пистолет. Он дал тебе шанс, и ты им воспользовался. Тоже плюс. Наконец, тебя поставили перед выбором: призрачная надежда на спасение или верная гибель ради выживания Республики. Тут многие "сыпались", но ты выбрал последнее, после чего вопросов больше не осталось.
Он наклоняется ко мне.
– Ты молодец, парень. Я всегда в тебя верил, хоть и пришлось тебя немного подтолкнуть тогда, в школе. Ты был совсем пацаном, но не убежал, хотя и мог. Не подвёл и сейчас.
Я замираю, как громом поражённый.
– Так это что, тогда в школе было тоже… понарошку?
– Для тебя это было реальностью.
– Вы подстроили это, чтобы я записался в СБМ?
– Да, и чтобы предварительно проверить твои личные качества.
– И всё это время…
– Всё это время тебя вели и профилировали. В Отдел с улицы не попадают. Мы перелопачиваем кучу породы, ища тех, из которых можно вырастить настоящих спецов. Ты был моим подопечным с самого начала, я головой отвечал за твою негласную подготовку. Мы долго подводили тебя к Экзамену и вот – ты здесь.
Он наливает ещё полстакана. Выпиваю залпом. Перед глазами всё плывёт, но не от алкоголя.
– А если я откажусь? Выкинете на поверхность?
Вербовщик серьёзнеет.
– Нет, но тебе будет запрещено разглашать всё, что ты здесь узнал. Вздумаешь болтать – рот зашьём суровой ниткой быстро и навсегда.
По спине пробегает холодок, но мой визави смягчается.
– Мы оба знаем, что ты не откажешься. На Экзамене ты пожертвовал собой и другими ради Марса, а теперь у тебя есть шанс послужить ему по-настоящему. Не пойми превратно. Арес очень важен для МКР, но от угроз, с которыми сталкиваемся мы, ваше подразделение планету не защитит.
Ещё немного думаю, хотя уже знаю ответ.
– Что будет с моими бойцами? Им тоже "рты зашьют"?
– Зачем же? Они ни в чём не виноваты и ничего не знают. Им скажут, что вы принимали участие в учениях, максимально приближённых к боевым. Теперь насчёт тебя. Если согласишься, то через пару недель умрёшь, чтобы воскреснуть под другой личиной и в другом месте. Семьи у тебя нет, постоянной женщины тоже. Ну так что?
…спустя десять дней командир спецподразделения Арес погиб при освобождении заложников возле купола Эллада-4. Согласно завещанию, тело покойного было кремировано, а прах развеян с наблюдательной площадки станции дальней космической разведки на горе Олимп.