Обнажённые души

Text
Read preview
Mark as finished
How to read the book after purchase
Font:Smaller АаLarger Aa

Глава 10
История первая

– Господи, ну куда же запропастился этот сорванец? – женщина вытерла тыльной стороной ладони капельки пота, выступившие на лбу от тяжёлой работы вкупе с вечерней духотой, и отставила грабли в сторону. – То целый день проходу не даёт, то наоборот – не дозовёшься….

Склонившись к земле, она легко подхватила корзину, наполненную собранной после прополки травой, и неспешно двинулась в дальний угол двора. Шёпот ветра почти заглушил её ворчание, но даже сейчас можно было понять, что ругань не несёт в себе полноценной злости, и в каждое слово вложена частичка материнской любви.

Высыпав траву на заднем дворе и повесив освободившуюся корзину на дверцу сарая, женщина вытерла руки передником и, чему-то улыбаясь, направилась к калитке. Застыв подле добротно сбитой изгороди и приложив руку ко лбу, она долго всматривалась в распростёртое за дорогой поле. Высокие, налитые жизнью колосья тянулись почти к самому горизонту, лёгкий тёплый ветерок, будто играя, ласково пробегал по трепетной поверхности золотого моря. Присмотревшись, она заметила, как в одном месте верхушки тяжёлых колосьев склоняются вопреки направлению ветра, словно кто-то плывёт в золоте, пуская короткие волны в разные стороны. Счастливая улыбка озарила её лицо, и, сложив руки лодочкой, она крикнула в импровизированный рупор:

– Рауль, вернись…! Вернись немедленно, Рауль…!

Порыв ветра донёс до её слуха беззаботный детский смех. Уловив его звук, женщина вновь заулыбалась, и смахнула с ресниц вдруг выступившую слезу. Развернувшись, молча направилась в дом, готовить ужин.

Примерно через час с улицы раздалось громкое ржанье лошади. Выбежав на крыльцо, она увидела отворявшего ворота мужа. Он вёл на поводу их кормилицу – белогривую Долли, на широкой спине которой со счастливой улыбкой восседал недавний беглец.

– Рауль, как тебе не стыдно…, – попыталась отчитать маленького негодника хозяйка, но её голос задрожал от умиления.

– Не злись, Мария, – мужчина легко снял с лошади мальчика и, поставив на землю, положил тяжёлую руку ему на плечо. – Рауль ко мне прибежал, на ужин позвать. Вот мы и пришли….

Мужчина ласково потрепал непослушные светлые волосы довольного собой мальчишки и повёл лошадь в стойло. Рауль тем временем, смущённо улыбаясь, приблизился к женщине и ткнулся лицом в передник.

– Не ругайся, мама, – заканючил он жалобным голоском. – Я хотел тебе сюрприз сделать….

– Молодец, сынок. Тебе это удалось. Но впредь – будь добр – без моего разрешения со двора ни ногой. Хорошо?

Она склонилась и поцеловала мальчика в лоб, машинально отерев рукой грязную щеку.

– Ну-ка, быстро умываться и за стол. Сейчас ужинать будем…. Роже, ты скоро?

– Уже иду, – донёсся из глубины двора голос мужа….

Отужинав и уложив Рауля спать, Мария вернулась в комнату и при свете настольной лампы приступила к вязанию, как делала это каждый вечер. Роже, лёжа на широкой, застеленной пледом кровати, читал книгу. Шелест переворачиваемых страниц изредка нарушал установившуюся тишину. Обычный вечер, обычный дом. Обычная семья….

Мария отложила вязание и, встав с кресла, посмотрела на мужа. Книга из его натруженных рук переместилась на подушку и безмятежное выражение лица свидетельствовало о том, что Роже уснул. Она подошла к кровати, убрала книгу и погладила тёмные кудри любимого. Склонившись, едва прикасаясь, поцеловала в покрытую жёсткой щетиной щеку и неслышно вышла из комнаты.

С приходом ночи дневная духота спала, но на дворе по-прежнему было тепло. Мария села на скамейку возле крыльца и подняв глаза к небу, долго смотрела на испещрённый звёздами купол. Её красивое лицо выражало ту степень глубокого умиротворения, когда человек боится даже пошелохнуться, дабы не спугнуть это невесомое ощущение безмерного счастья. Направленный к небу взор наполненных теплом и любовью глаз цвета далёкого от этих мест моря неспешно скользил по ярким впадинам далёких звёзд. Губы дрогнули, исторгнув преисполненную благодарности молитву. Ветер подхватывал её горячий шепот, и все живое вокруг внимало простым идущим от самого сердца словам: «Спасибо, Господи…. За мужа благодарю тебя…. За сына…. Счастье даровал нам….»

Шелест трав передавал её слова лёгкому журчанию мелкой речушки. Она, в свою очередь, несла слова Марии дальше, подбрасывая их на гребнях невысоких волн промеж склонившихся над пологими берегами деревьев. Цепляясь за ветви, отзвуки молитвы скользили по кронам многолетних деревьев, устремляясь всё выше и выше….

«Спасибо, Господи, за день прошедший…» – новые слова уносились в небо. Дрожащий шёпот проникал повсюду, наполняя ночной мрак невидимым для глаз светом. И свет этот изливался на саму Марию, наполняя её сердце любовью и негой, теми чувствами, которые она сполна отдаст завтра своему мужу и своему маленькому сыну….

Женщина закончила молитву и ещё какое-то время молча смотрела на звёзды. После, прикрыв глаза, полной грудью вдохнула ночную свежесть и медленно приподнялась со скамьи. Проверив запор на калитке, Мария вернулась в дом.

– Ты что не спишь…? – скрипнувшая дверь разбудила Роже. Он приподнялся на локте и замер в ожидании ответа, щуря сонные глаза от света настольной лампы. Мария погасила свет и, раздевшись, легла рядом с мужем. Повернувшись набок, женщина положила руку на грудь мужу и нежно провела ладонью по густым курчавым волоскам.

– Захотелось свежим воздухом подышать…, – запоздало ответила она и ткнулась носом в сильное плечо. Неожиданные слёзы сорвались с длинных дрожащих ресниц и омочили кожу мужчины.

– Что с тобой…? Ты плачешь? – явно взволнованный Роже попытался подняться, но Мария не дала ему этого сделать, слегка надавив на грудь. Тогда мужчина взял её ладонь и поднёс к своим губам тонкие пальчики. – Что случилось, милая?

– Я плачу от счастья…, – слова давались с трудом, потому как горло перехватило от нежности и любви. Мария ещё сильнее прижалась всем телом к сильному телу мужа. – Сегодня, когда вы вместе с Раулем пришли домой, я еле удержалась от слёз. Ты не представляешь, что я испытала…. Даже не знаю, какими словами описать это состояние. Понимаешь, как будто все мечты мои сбылись одновременно…. Я вдруг поняла, что мне самой больше ничего в жизни не надо, только бы вместе быть. Я, ты, и наш мальчик….

– Но ведь так и будет, Мария, – Роже свободной рукой гладил её по голове. – Но мне кажется, ты чего-то боишься?

Мария затихла. Её дыхание стало более спокойным и Роже уже подумал, что она уснула, оставив его вопрос без ответа, когда вновь тихий шёпот нарушил устоявшуюся тишину.

– Помнишь тогда – пять лет назад – женщина из приюта сказала нам, что в будущем можно ожидать от Рауля всё что угодно. Особенно когда он узнает, что он не наш сын….

– Но, милая, это не более чем просто острастка. Я думаю, так всем говорят, чтобы люди могли ещё раз поразмыслить, прежде чем усыновить ребёнка. А Рауль…, – Роже замолчал, словно подыскивая нужное слово. – Рауль – он не такой, милая. Он наш, я чувствую это….

– Правда…? – Роже понял, что Мария улыбается. Она по детски шмыгнула носом и, приподнявшись на локте, попыталась в темноте посмотреть мужу в глаза. – Ты, правда, так думаешь, милый…?

– Правда! Спи спокойно, – Роже поцеловал жену и почувствовал привкус соли на губах. Мария плакала последний раз именно пять лет назад, когда врачи поставили ей страшный для женщины диагноз – бесплодна. Но как же разнятся эти слёзы и те…! И как же он был прав, когда предложил ей взять мальчика из приюта….

– Я люблю тебя, милый. И нашего сына очень люблю…. Спасибо вам….

Глава 11

Нетерпеливое утреннее солнце настырными лучиками всё же пробилось сквозь занавески и осветило безмятежное лицо спящего юноши. Его ресницы вздрогнули, губы скривились – молодой человек явно не горел желанием просыпаться….

– Вставай, сынок. Тебе пора в школу…, – голос матери с каждым разом звучал всё настойчивей. – Давай поднимайся, время уже вышло.

Мария приблизилась к кровати и потрясла сына за плечо. Ленивым движением он попытался откинуть тревожащую сон руку.

– Рауль, ну сколько можно? Ты уже взрослый, пора научиться вставать раньше. Так всю жизнь проспишь….

По голосу и по тому, как застыла рука на плече сына, чувствовалось, что мать любуется своим ребёнком. Утренняя свежесть ещё не покинула его лицо, сменившись на ставшую привычной в последнее время маску раздражённости. Женщина с нежностью провела ладонью по давно не стриженой шевелюре непослушных светлых волос, прохладными пальцами коснулась щеки.

– Вставай, милый…. Папа уже ждёт тебя!

Рауль неохотно пошевелился и потёр глаза руками. Сладко зевнув напоследок, молча выбрался из под одеяла и прошлёпал босыми ногами по полу в направлении умывальника. Тем временем Мария суетилась на кухне, разливая чай и наскоро приготавливая нехитрые бутерброды мужу и сыну.

– Поторопись, Рауль, – попросила женщина, заметив, что сын замер возле умывальника, разглядывая себя в зеркало. В последнее время она всё чаще заставала его за этим занятием, но на все расспросы сын отвечал неохотно, и узнать причину подобной тяги к самопознанию ей так и не удалось. – У тебя сегодня много уроков?

– Нет, – как обычно односложно ответил ей сын и ушёл одеваться. Тень грусти пробежала по милому лицу хозяйки, но лишь на мгновение. Когда Рауль вновь вышел к столу, ничто не напоминало о неприятном для матери инциденте.

Молча выпив чай и перекусив бутербродами, сын подхватил портфель и вышел на крыльцо, махнув на прощание рукой. Этот жест тоже стал довольно обыденным в последнее время. Вообще, Мария чувствовала, что ребёнок как то вдруг начал отдаляться от них с Роже и, если сначала списывала его недоброжелательность на переходный возраст, то теперь не на шутку тревожилась, пытаясь понять истинные причины. И каждый раз искала эти самые причины в себе. Искала, и не находила….

Она вышла на крыльцо вслед за сыном и с лёгкой улыбкой на лице наблюдала, как Рауль закрывает ворота за телегой, в которую отец запряг Долли. С тех пор как сын перешёл в старшие классы, он каждое утро ездил в соседнее село, потому как в их школе было лишь начальное образование. Последний год, осталось совсем немного – пару месяцев – и Рауль получит аттестат. А что дальше? Покинет их, уедет учиться в город? Сам он молчал, и на все расспросы отвечал всё так же односложно: «Не знаю». Мария же тайком лелеяла зыбкую надежду, что Рауль пойдёт по стопам отца и останется с ними, став таким же, как Роже, фермером. Но чем ближе подходило время определяться с выбором, тем сильнее ощущала Мария тщетность собственных надежд. Рауль действительно был не похож на них, и с возрастом это становилось всё ощутимее. Нельзя сказать, что сын явно был ленив, но всё же большую часть времени он предпочитал проводить у себя в комнате за чтением книг, или же погружаясь в неведомые им с мужем мечты. Как-то раз, когда Мария всё же рискнула поинтересоваться у него о причине тягостных размышлений, Рауль неожиданно резко оборвал её притязания, состроив презрительную – как ей показалось – гримасу и небрежно обронив:

 

– Вам этого не понять….

Женщина вспылила:

– Почему ты так со мной разговариваешь, Рауль? Кто дал тебе право оскорблять мать?

Рауль скривил губы и вышел, не удостоив её ответом. Мария почувствовала, как пелена заволокла её глаза и чтобы не расплакаться, до боли прикусила губу.

«Неужели началось…? Но откуда он мог узнать…?»

Женщина терялась в догадках, в то время как причина его осведомлённости была до неприличия прозаична. В один прекрасный день, когда Мария с Роже уехали в город, а Рауль остался дома один, он в силу подросткового любопытства решил посмотреть хранившиеся под замком бумаги, спрятанные в большом бабушкином сундуке. Открыть старый замок оказалось довольно просто, и уже через десять минут молодой человек с блеском в глазах перебирал награды деда, недорогие фамильные драгоценности, оставшиеся матери по наследству и кипу документов, перевязанных лентой. Все бумаги на усыновление лежали вместе, и Рауль долго не мог оправиться от изумления, в которое его повергло неожиданное открытие. Этот день действительно стал переломным в жизни их семьи….

Мария вернулась в дом лишь после того, как телега, увозившая Роже с Раулем, скрылась за дальним поворотом. Оставшись в одиночестве, она моментально ощутила тоску. И муж, и сын давным-давно стали неотъемлемой частью её самой, и любое, даже недолгое расставание с кем-нибудь из них доставляло ей лишь горечь. Хотелось бежать вслед, просто сидеть рядом на охапках свежего сена и тайком любоваться ликами её любимых мужчин. Но…. Если с отсутствием мужа, работавшего на участке на другой стороне поля, она ещё могла как-то смириться, привыкнув за многие годы совместной жизни, то даже кратковременная разлука с сыном тяготила её до слёз….

Так и сейчас. Не находя себе места, женщина вышла во двор и некоторое время безучастно бродила меж аккуратных грядок. Вышла на дорогу, всматриваясь вдаль…. Осознав – в который уже раз – нелепость своего поведения и застыдившись возможного любопытства соседей, вновь вернулась в дом. Сев в кресло, принялась за вязание. Это занятие всегда помогало ей отвлечься от грустных дум. Но не в этот раз. Её мысли вновь занял Рауль. Его озлобленность, проявлявшаяся в последнее время особенно сильно, замкнутость, нежелание даже просто общаться с родителями. Она старалась не поднимать эту тему в разговорах с мужем, который большую часть времени проводил либо на своём участке, либо во дворе. Но Роже и без того, похоже, заметил некоторую отчуждённость в отношениях сына с ними. Не зря же недавно за завтраком он поинтересовался у Рауля причинами его вечно плохого настроения. Сын лишь буркнул нечто невразумительное, и на этом тема была исчерпана. Да, Роже не столь наблюдателен. Мария невольно горько вздохнула. А что делать ей? Как вернуть расположение Рауля, что сделать для того, чтоб сын вновь, как и прежде, смотрел на них с нескрываемой в голубых глазах нежностью?

Непрошеная слеза прочертила влажную дорожку на щеке женщины. Мария быстрым жестом, словно не желая признавать собственную слабость, смахнула предательскую росинку. Всё пройдёт…. Всё будет хорошо. Главное, что они вместе, и на самом деле ей лишь кажется, что возникли какие-то проблемы. Да-да, именно так, она просто всё выдумала…!

Вымученная улыбка тронула подрагивающие губы матери….

Глава 12

Долгожданный день наступил. Рауль, окончив школу, сегодня получал аттестат. Стоя в длинном ряду выпускников, молодой человек весьма отличался от угловатых нескладных подростков, вместе с ним в последний раз переступающих порог взрастившей их школы. Отличный, недавно купленный в городе двубортный костюм оливкового цвета сидел как влитой на прекрасной фигуре юноши. Белоснежная рубашка хорошо подчёркивала естественный загар красивого, хотя и несколько надменного лица, главной достопримечательностью которого являлись ярко голубые озёра прищуренных глаз. Благородная осанка, точёные линии рук, тонкие, как у пианиста пальцы с чистыми ухоженными ногтями. Плотно сжатые губы – казалось – вот-вот готовы растянуться в презрительной усмешке….

Мария любовалась сыном и в то же время не узнавала его. Откуда взялся этот внутренний холод, заставляющий мать невольно ёжиться при одном взгляде на своего ребёнка? Откуда появилось эти снисходительно-пренебрежительные интонации в милом сердцу голосе? Откуда эта терзающая сердце и душу матери сталь в ранее бесконечно нежном взгляде? Стоявший подле Роже с гордостью указал ей на сына:

– Смотри, мать. Наш-то лучше всех будет…?!

Он до сих пор настойчиво не замечал происходившие с сыном изменения, и Мария, раз затронувшая волнующую её тему и встретившая искреннее изумление со стороны вечно занятого мужа, оставила бесплодные попытки. Скорей всего, она просто испугалась, что Роже примет её наблюдения за вымысел и ещё того гляди обидится на неё. Как бы оно ни было, Мария решила сохранить свои подозрения при себе….

Аттестат вручён, слова прощания и пожелания произнесены, и вот уже пыльная лента дороги тянется под колёсами. Роже счастлив и горд за сына, Рауль задумчив и возбуждён, Мария счастлива и напугана. Поздравляя Рауля, она поцеловала его в щёку, но сын не ответил, а наоборот, смутился и попытался отодвинуться от прильнувшей к нему матери. Застеснялся? Или нечто иное, более страшное? Материнское сердце ныло от необъяснимой тревоги, но женщина старательно отгоняла от себя минорные мысли. Казалось бы – солнечный день, праздник, они вместе, счастливы, что ещё надо? Боль не отступала. Тревожные предчувствия, тяготившие Марию как никогда сильно, должны были вскоре оправдаться. И это произошло в тот момент, когда никто не ожидал….

Праздничный стол ломился от угощений. Роже хотел пригласить соседей, но Мария отговорила его, сославшись на то, что праздник всё-таки больше семейный. На самом деле ей безумно хотелось побыть втроём в этот радостный день. Мать, отец и сын. Идиллия, которую может нарушить даже просто присутствие стороннего человека….

Накануне женщина целый день не отходила от плиты. Разнообразию блюд мог позавидовать не самый плохой ресторан, и Мария втайне гордилась собой. Она всю душу вложила в то, чтоб праздник удался, и теперь млела от счастья, глядя как сын второй раз наполняет тарелку. Роже, подложив себе большой кусок жареной телятины, поинтересовался, хитро глядя на Рауля:

– И что же ты дальше собираешься делать, сынок?

Юноша, не поднимая глаз от тарелки, негромко произнёс:

– В Марсель поеду….

Сердце матери неприятно кольнуло. Превозмогая неожиданную слабость, она чуть ли не шёпотом спросила:

– А зачем, сынок…?

Рауль оторвался от тарелки, медленно положил вилку на стол, вытер руки салфеткой и, зло прищурив голубые глаза, в упор глядя на женщину, внятно произнёс:

– Свою мать искать….

Марии показалось, что небо разверзлось над ней. Неожиданная резь в глазах заставила её сощуриться, дыхание перехватило, будто кто-то сильно ударил в живот. Сердце зашлось болью и – казалось – вовсе остановилось, но лишь для того, чтоб через мгновение оглушающими ударами вновь толкнуть кровь в сдавленные будто тисками виски. Ей хотелось закричать, чтоб проснуться, но сил не было. Она лишь смотрела на сына остекленевшим вдруг взглядом, пребывая в состоянии самого настоящего шока.

Это длилось недолго. Горячие слёзы водопадом брызнули из её глаз, устремились по щекам, упали на сложенные на груди словно для защиты руки. Тихий, но оттого ещё более страшный вой вырвался из дрожащих посиневших губ. И лишь после этого её глаза наполнились нестерпимой болью, и женщина заплакала. Тихо всхлипывая и закрывая лицо руками, содрогаясь всем телом, качаясь из стороны в сторону на стареньком скрипящем стуле….

Роже застыл в изумлении. Его поднятая рука с бокалом домашнего вина замерла на полдороги к открытому рту и мелко подрагивала – то ли от напряжения, то ли от охватившей его сумятицы. Он переводил взгляд то на плачущую жену, то на застывшего в недобром ожидании сына и с трудом осознавал объёмы разыгравшейся трагедии. Всё, что произошло сейчас, казалось ему нереальным, невозможным, нечестным…. Как угодно, но так не должно было быть. Прошло немало времени, прежде чем он пришёл в себя и решил прояснить ситуацию.

Отставив бокал на стол, Роже прикурил сигарету дрожащими руками и лишь после этого тихим голосом поинтересовался, не отрывая взгляда от тлеющего уголька:

– Как ты узнал об этом, Рауль? Кто сказал тебе?

– Никто. Я сам нашёл документы, которые вы так тщательно прятали….

Отец вскинул на сына полный негодования взгляд, но Рауль выдержал его.

– Как ты посмел рыться в вещах матери…? – Роже задал вопрос, и тут же сам осознал его нелепость. Какая уже разница, кто и чего посмел…?

Рауль тоже понял несуразность вопроса и его губы скривились.

– Неважно, как это получилось. Важно другое…. Вы много лет скрывали от меня правду. Хотя я чувствовал, что здесь что-то не так. Что это не моя жизнь…. Я понимал, что я выше всего этого, но не мог объяснить себе, откуда эти ощущения. Пока не нашёл эти бумаги….

После этих слов Мария вновь громко всхлипнула. Она так и сидела, закрыв лицо руками, словно боясь встретиться взглядом с тем, кто много лет называл её матерью. Назовёт-ли теперь? Что теперь будет, как жить дальше с выползшей на свет подобно притаившейся в кустах змее правдой? Ужалит или нет?

– Много лет вы молчали…. Для чего? Чтобы я стал фермером как ты? – он ткнул пальцем в сторону отца, не обращаясь к нему. – Чтобы всю жизнь провёл в этой деревне, изо дня в день повторяя одно и тоже? Завидная судьба, ничего не скажешь….

Правда жалила, и каждое слово доставляло Марии новую боль. Страх ушёл, сменившись опустошением, и она уже знала, чем закончится разговор. Знала…. И молила, чтобы этого не произошло.

Рауль продолжал. Его голос окреп, и он уже не просто высказывал своё мнение, он бросал тяжкие обвинения матери и отцу.

– Я не мог понять, почему мы такие разные. Неужели ребёнок может настолько отличаться от своих родителей? Оказывается, суть в другом! Я чувствую, что должен жить по-другому. Не ковыряться в земле – мне всегда это было противно, не ухаживать за лошадьми – я их ненавижу…. Я вообще всё здесь ненавижу…!

Подростковый максимализм раздвигал призрачные границы ощущений молодого человека, расширяя нечто несущественное до вселенских масштабов. Но ненависть была самая настоящая. И Мария вдруг почувствовала её в отношении себя. Незримые чёрные волны окатили её и закружили в гибельном водовороте, принуждая захлёбываться страхом и чем-то ещё, сродни обиды. Она понимала, что Рауль не справедлив по отношению к ней, но где-то в глубине души считала подобную кару заслуженной. Почему? Она не могла себе объяснить этого. Тем временем Рауль продолжал свою гневную речь:

– А теперь я хочу найти свою настоящую мать. Мне кажется, я из какой-то благородной семьи и мать будет рада меня увидеть. За столько времени она осознала свою ошибку и раскаялась. И я уверен, что она сама ищет меня…!

Роже докурил сигарету и аккуратно затушил окурок ногой. Он поднялся со стула, прошёлся взад-вперёд по небольшой площадке, где стоял обеденный стол и с грустью и болью посмотрел на сына. Перевёл взгляд на застывшую в горестной позе Марию. Он обожал свою супругу и сейчас отчасти чувствовал себя виновником разыгравшейся трагедии. А как иначе, ведь это именно он предложил отчаявшейся женщине усыновить мальчика из приюта?!! Он снова перевёл взгляд на Рауля. Тот поднял голубые дерзкие глаза на отца и словно ожидал оправданий.

– Ты не прав, сынок…, – Роже на мгновение замолчал, заметив как скривился тот, кого он назвал сыном. Ощущение потери заполнило любящее сердце мужчины страданием. – Если бы тебя искали, то уже нашли бы. Наш адрес в приюте есть, но за много лет никто не появился….

 

Каждое слово давалось с трудом, тяжёлый комок в горле заставлял делать долгие паузы, чтобы перевести ставшее вдруг неимоверно тяжёлым дыхание. Но Роже хотел донести до сына ту мысль, что волновала его самого.

– Мать не всегда та, которая тебя родила…. Ты понимаешь, о чём я…? Если бы не Мария…, – он замялся, силясь подобрать нужные слова, но не смог. Отбросив тщетные попытки, несчастный отец махнул рукой и стёр слезу, предательски омочившую дрожащие ресницы. Выглядя внешне относительно спокойным, этот сильный мужчина внутри рыдал как ребёнок. От боли, от бессилия что либо изменить, от жалости к Марии….

– Не надо меня отговаривать, – в голосе Рауля прозвучала решительность. – Я всё равно уезжаю в Марсель!!! Причём прямо сейчас…. Слишком долго я ждал этого момента, чтобы откладывать его.

– Но…, – Роже предпринял последнюю попытку. – А как же мы…?

Рауль пожал плечами, не желая даже отвечать на подобные вопросы. Вместо него поднялась заплаканная Мария. Она слегка покачивалась, словно последние силы со слезами покинули её разом обмякшие мышцы. Бесконечно усталым голосом Мария тихо, но так что услышали все, произнесла:

– Не надо, Роже…. Не останавливай его, Рауль сделал свой выбор, – и уже повернувшись к сыну и глядя ему в глаза, так же тихо добавила. – Ты сделал нам с отцом очень больно, сынок. Можешь называть меня как хочешь, но для меня ты навсегда останешься сыном. Я прощаю тебя…. Ступай с Богом, но помни, что всегда можешь вернуться….

Она медленно, по стариковски согнувшись, прошла к дому и с трудом поднялась на крыльцо. Горе в считанные минуты превратило молодую женщину в старуху и обратный отсчёт отведённого ей в этой жизни времени уже начался. Роже, не в силах смотреть на страдания любимой, быстрым шагом вышел на улицу, с силой захлопнув за собой калитку….

Через час Рауль, холодно кивнув бывшим родителям, перекинул через плечо сумку с вещами и захлопнул ту же самую калитку, навсегда покидая оказавшееся временным пристанище. На ступеньках деревянного резного крыльца, тесно прижавшись плечами друг к другу, остались двое людей, в один момент потерявшие смысл своей жизни и собственно саму жизнь….