Спасти эльфа

Я остановилась напротив пленника.

Да это же тот самый эльф, на которого вчера так бурно отреагировали мои драконьи инстинкты! Эльф, едва не плюнувший мне в лицо в ответ на унизительную пощечину. И сейчас он явно решил, что я пришла воспользоваться его телом так, как это сделали другие.

 Глава 3

Несколько секунд эльф смотрел на меня затравленно, не в силах сдержать ужаса. Наверное, вспоминал, какой кошмар ему пришлось пережить и всей душой противился его повторению. Голубая венка пульсировала на его виске. Кадык судорожно ходил под широкой полосой ошейника. Эльф плотнее прижал ладонь к паху в инстинктивном желании защитить от посягательств свои измученные органы.

Однако усилием воли ему удалось взять эмоции под контроль. Этот воин не забыл, что такое гордость. Уже в следующую минуту он выпрямил спину, развел плечи и взглянул на меня совершенно по-другому – без страха, высокомерно, словно это не он сейчас сидел на цепи, голый и избитый. Цепи, звякнув, легли на землю у его ног. Эльф вздернул подбородок и спокойно встретил мой взгляд. Каким-то образом ему, грязному пленнику в ошейнике и кандалах, удавалось смотреть на меня, свою хозяйку, сверху вниз и не терять достоинства.

– Не знал, что Чудовище из Сумрака предпочитает доедать за своими солдатами.

Чудовище из Сумрака? Так Иданн Окайро называли в эльфийских землях?

Выплюнув эту оскорбительную колкость, пленник даже нашел в себе силы усмехнуться. Его окровавленные губы с треснувшими уголками искривились в презрительной гримасе.

«Вчера я могла взять его к себе в шатер. И этого ужаса с ним бы не случилось».

На грубость я промолчала, и эльф напрягся, не зная, чего ожидать. На некоторое время повисла тягостная тишина, затем нервы пленника сдали.

Он снова заговорил. Зло. Саркастично.

– Боюсь, ничем не смогу тебе помочь. По крайней мере, ближайшие несколько дней. Даже если ты вольешь в меня литр возбуждающего зелья.  – С протяжным вздохом он убрал руку от паха, чтобы показать мне, во что превратилось его мужское достоинство. Этот жест явно дался ему с трудом. – Нравится?

Мне не нравилось. Глаза защипало от навернувшихся слез, но, разумеется, Иданн Окайро не могла позволить себе такой роскоши – заплакать.

Гордый эльф старался выглядеть невозмутимым, но от моего острого слуха не укрылось тихое болезненное шипение, когда его рука вернулась на место – снова накрыла пах. Похоже, любое, даже легчайшее прикосновение к натертой плоти причиняло ему страдания.

Если сегодня кто-то попытается овладеть пленником, то наверняка превратит его в калеку.

Этого нельзя допустить.

Если единственный способ спасти несчастного от дальнейших надругательств – объявить его своим трофеем, я так и сделаю.

– Вставай, – сказала я и подумала, насколько сложно будет пленнику выполнить эту просьбу – просто подняться на ноги. Мысль о том, чтобы подать ему руку, была сразу отброшена как абсурдная. Не примет эльф мою помощь. Ничью не примет. Скорее, посчитает такой жест дополнительным унижением.

– Зачем? Мне и здесь неплохо.

Пленник отчаянно пытался удержать на лице маску хладнокровия, но та расползалась по швам, шла трещинами, и сквозь щели начинали бить ключом страх и паника.

– Встань, – повторила я. – Никто тебя не тронет и пальцем.

Он не верил моим обещаниям, ожидал подвоха, и тем не менее подчинился.

Загремели цепи. Поднимаясь с земли, эльф до скрипа стиснул зубы, чтобы не дать крику боли вырваться наружу. Его тело превратилось в сплошной синяк, возможно, какие-то кости были сломаны, но он встал на ноги без единого стона, не морщась.

На короткий миг мне показалось, что эльф не справится, не сможет разогнуться, но спустя пять мучительно долгих минут ему все же удалось принять вертикальное положение, пусть для этого и пришлось унизительно цепляться за столб, к которому крепились оковы.

– Что теперь? – спросил эльф, слегка пошатываясь. Его голос охрип и напоминал карканье ворона.

– Теперь я расстегну твои кандалы, а ты не попытаешься на меня напасть.

Судя по тому, как блеснули его глаза, именно это пленник и собирался сделать.

– Ты же помнишь, кто такая Иданн Окайро? – терпеливо продолжила я. – Чудовище из Сумрака. Сильнейшая колдунья, способная оборачиваться драконом. Пожалуйста, без глупостей. Сбежать все равно не получится, а я буду вынуждена тебя наказать.

Осторожно, стараясь не травмировать поврежденную кожу, я сняла с пленника наручники и массивный ошейник. За моими манипуляциями эльф следил с тщательно скрываемым изумлением, словно до последнего не верил, что его освободят от цепей.

– Видишь, тот шатер? – я показала в сторону самой большой палатки из темно-зеленой ткани. – Иди туда, я буду позади.

– Хочешь поиметь меня с комфортом? На шкуре, а не на земле?

– Ступай.

Расправив плечи, эльф двинулся в обозначенном направлении. Он старался держать спину прямо, но его движения были скованными, походка – неуклюжей. Он шел, прикрывая ладонью срам, широко раздвигая бедра, наверное, оттого что в паху у него все было травмировано и горело от боли. А может, и не только в паху. Возможно, его повреждения были куда серьезнее и унизительнее, чем я думала.

«Что бы с ним ни сделали, какую бы ненависть он ко мне ни испытывал, я должна его спасти. Хотя бы его. А где, кстати, остальные пленники? Почему я их не вижу?»

На поляне среди лежащих вповалку людей эльфов не было. Не заметила я их и под деревьями, к которым обычно привязывают захваченных воинов на ночь. Возможно, несчастных разобрали по палаткам, где и оставили до утра после того, как вдоволь ими попользовались.

Озаботиться судьбой других четырех невольников я решила позже, а пока распахнула полог шатра для пятого, самого наглого из плененных мужчин.

– Как тебя зовут?

Я наблюдала за тем, как эльф погружается в тень моего убежища и неуверенно осматривается.

– Зачем тебе мое имя, Чудовище из Сумрака? – Мужчина остановился в центре шатра. Неестественно прямой, стыдливо прикрывающий свою наготу, он то и дело косился в сторону разобранной кровати.

– При знакомстве принято представляться. – Я понимала, что несу чушь, но ничего лучше не смогла придумать.

Эльф усмехнулся разбитыми губами, а потом взгляд голубых глаз сверкнул сталью.

– Я не дамся тебе, монстр. Буду сопротивляться до последнего. Пусть ты сильнее и у меня нет ни шанса на победу, я лучше погибну как воин, сражаясь, чем продолжу жить как калека и подстилка. Клянусь, ты меня не возьмешь, – и договорив, он решительно вздернул подбородок.

– Садись, – кивнула я на раскладной деревянный стул. – Никто пока не посягает на твою честь.

Эльф вздрогнул, и я сообразила, что сморозила глупость – второй раз за последние пять минут: сегодняшняя ночь оставила от чести бедолаги одни лохмотья.

– Здесь ты в безопасности, – поспешила я исправить свою оплошность. – То, что принадлежит эйхарри, не трогают. А сама я не опущусь до насилия.

Плечи воина немного расслабились, но на лице по-прежнему читалось недоверие.

– Прошу, сядь. И скажи, как к тебе обращаться.

С видом, будто делает одолжение, эльф опустился на стул, на самый его краешек. Он сел осторожно, но его зубы все равно сжались от боли: я заметила, как напряглись, отчетливо проступив под кожей, желваки.

Свое имя пленник так и не назвал. Спустя минуту молчания стало окончательно ясно, что ждать ответа нет смысла.

– Надо бы раздобыть тебе одежду, – сказала я, и светлая бровь пленника дернулась в удивлении.

– Желаешь прикрыть все эти уродливые следы, которые оставили на мне твои люди? А я был уверен, что Чудовищу из Сумрака нравится вид крови.

Голос эльфа сочился ядом, а еще он скрипел, словно сухая галька под ногами, и это напомнило мне о том, как несчастный тянулся к осколку глиняного кувшина, в котором сохранилось немного жидкости.

– Хочешь пить.

Я не спрашивала – утверждала. Глаза эльфа расширились. Подобравшись, он тяжело сглотнул и облизал губы, шершавые, как листы папируса.

– Что ты хочешь за кружку воды? – тихо спросил он, опустив взгляд, и добавил, прежде чем я успела вставить хотя бы слово: – Что ты хочешь, кроме моего тела?

Острые скулы порозовели. Гордость не позволила эльфу опуститься до унизительной просьбы. Он выбрал меньшее из зол – предложил сделку, видимо, не просто хотел пить – умирал от жажды.

Покачав головой, я вытащила из сундука флягу и протянула пленнику. Перед тем как взять ее в руки, он подозрительно прищурился:

– Что я буду должен за это?

Каким же бессердечным монстром он меня считал, если даже мысли не допускал, что его могут напоить бесплатно.

В ожидании ответа эльф нетерпеливо поглядывал на флягу. Его исцарапанная грудь, вся в разводах от грязи и крови, тяжело вздымалась. Один из маленьких сосков – левый – был прокушен. Только сейчас я заметила вокруг него отпечатки зубов.

– За это, – сказала я, и пленник посмотрел на меня с болью, обреченно, будто заранее ожидал, что в обмен на воду от него потребуют что-то недопустимое, что-то до крайности унизительное – словом, потребуют то, на что он не сможет согласиться, и ему придется и дальше мучиться жаждой. – За это ты позволишь мне исцелить твои повреждения.

Мой взгляд упал на руку, прикрывающую искалеченный пах. Я говорила о всех травмах эльфа, не только об интимных, но почему-то в первую очередь посмотрела не на его разбитые губы, не на царапины на плечах, не на синяки, усыпавшие бедра, а пленнику между ног. Эльф тоже это заметил и сделал выводы – вне всякого сомнения, ошибочные.

– Ясно, – усмехнулся он с горечью, а потом прижался губами к горлышку фляжки и начал жадно глотать. Он пил, пока на дне фляги не осталось ни капли воды, после поставил ее пустую на пол и вытер губы невыносимо изящным жестом. – Хочешь убрать с моего тела следы чужих зверств, чтобы заменить их следами зверств собственных? Или хочешь, чтобы я снова стал работоспособен? Чтобы снова можно было часами меня… – Не закончив, он отвернулся и свел брови на переносице.

Я не стала его разубеждать. Напомнила об уговоре и попросила убрать ладонь с паха, чтобы можно было заняться его травмами.

Глава 4

– Я больше никому не позволю взять мое тело против воли, – напомнил эльф и нехотя, явно переступив через себя, отвел в сторону руку, которой прикрывал промежность. Теперь ничто не защищало его обезображенные насилием органы от чужого взгляда.

Мои целительские навыки оставляли желать лучшего. Все, что я могла предложить в качестве помощи, – простенькие заклинания вкупе с обезболивающей мазью. Никакого чуда.  Благоразумнее было позвать к больному настоящего лекаря – великаншу Мойлу, умевшую не только виртуозно крошить в капусту врагов, но и вытаскивать с того света наших союзников.

– Сиди здесь, – приказала я эльфу. – Даже не думай дергаться. – Запечатав чарами вход в палатку, я выскользнула наружу, чтобы вскоре вернуться к пленнику с одной из самых опытных целительниц Сумеречных земель.

Я хотела как лучше, но стоило Мойле, этой мускулистой, мужеподобной барышне под два метра ростом, войти в шатер, как эльф с вытаращенными глазами вскочил со стула, на котором сидел. Красивое лицо перекосилось от ужаса. Забыв о том, что надо прикрывать наготу, эльф отбежал в другой конец шатра и принялся лихорадочно обшаривать взглядом обстановку, видимо, в поисках оружия или того, что могло бы этим оружием послужить. Он явно решил, что я привела подружку, чтобы надругаться над ним вдвоем, веселой компанией.

– Тихо, – устало сказала я. – Мы ничего тебе не сделаем.

Но пленник не слушал. С ненавистью и отвращением он смотрел в сторону Мойлы, и по тому, как сильно тряслось его тело, я догадалась: целительница была среди тех, кто пустил беднягу по кругу.

Вот же проклятие!

– Пожалуйста, успокойся, – я заговорила с эльфом, словно с пугливым диким животным – мягко и терпеливо. – Никто тебя не тронет. Ты под защитой эйхарри. Слышишь? Под моей защитой. Я позвала целительницу, чтобы залечить твои повреждения.

– Мне нужен красивый и здоровый любовник. – Чтобы не выпадать из образа злодейки, пришлось повернуться к Мойле и шепотом объяснить ей свои мотивы. Дать понять: никакого милосердия – лишь холодный расчет. – В таком состоянии, как сейчас, он не сможет меня удовлетворить. Да и чужие метки на его теле меня нервируют. Убери их. Хочу наставить свои.

Я старалась говорить тихо, но эльфийский слух оказался не хуже драконьего, и в другом конце шатра раздался яростный вздох. Оружия среди мебели пленник не нашел, зато обнаружил длинную палку, к которой крепился светильник с магическим пламенем, и использовал ее в качестве боевого посоха. С этим посохом он бросился на меня в безумной попытке убить или быть убитым. Глупый, самонадеянный эльф. Его атаку я отразила играючи. Раз – и сломанная палка валяется на полу, а мои пальцы сжимают горло пленника, перекрывая дыхание.

– Повеселился и хватит, – спокойно сказала я, чуть выпустив когти, чтобы охладить пыл этого воинственного придурка. – Побереги силы для постели.

За спиной прозвучал смешок Мойлы. Я наклонилась к эльфу, к самому его уху, и зашептала так, чтобы слышали лишь мы двое:

– Я не буду тебя трогать, угомонись. Не обращай внимания на то, что я говорю своим людям. Просто доверься мне. Позволь Мойле заняться твоими ранами.

– Я не дам ей ко мне прикоснуться, – прохрипел он, вцепившись в мое запястье. – Умру, но она ко мне не притронется.

– А мне? Мне ты разрешишь к себе прикоснуться? Обещаю, что не позволю себе ничего лишнего.

Эльф недоверчиво сдвинул брови, но после долгих, мучительных раздумий кивнул. С облегчением я разжала хватку на его горле.

Целительницу пришлось отпустить. Перед уходом она дала мне заживляющую мазь и рассказала, каким заклинанием воспользоваться, чтобы добиться наилучшего эффекта.

– Что ж, – посмотрела я на пленника, когда мы остались вдвоем в интимном полумраке шатра. – Без помощи Мойлы лечение будет не таким быстрым, но боль и воспаление я сниму, да и, говорят, регенерация у вашего народа ускоренная. Удивительно, что все эти царапины до сих пор не затянулись. В чем причина такого медленного восстановления? Насилие – в нем дело? Душевное состояние эльфов влияет на физические процессы?

Пленник отвернулся, красноречиво показав, что не считает нужным разговаривать с врагом.

– Ладно, молчи. Садись на стул. Надо смазать твои раны.

И снова взгляд против воли опустился ему между ног. Заметив, куда направлено мое внимание, эльф вспыхнул и поспешил прикрыться.

– Я сам в состоянии это сделать. – Кончики острых ушей горели. Яркий румянец растекался по щекам.

– Нет, увы, не в состоянии. Сама по себе мазь малоэффективна. Наносить ее нужно, одновременно читая исцеляющее заклинание, а ты воин, не маг и не лекарь, верно?

Эльф поджал губы.

– Царапины, синяки, укусы – ерунда, а вот это, – я кивнула на его пах, старательно и бережно прикрытый двумя ладонями. – Не думаю, что стоит ждать, пока само заживет. Полагаю, эта штука тебе еще пригодится. Например, когда ты захочешь завести жену и детей.

Дернувшись, эльф метнул в меня взгляд, горящий такой адской злостью, что мне показалось, будто меня ударили.

– Жену? Детей? – прошипел пленник с откровенной ненавистью в голосе. – После всего, что твои люди со мной сделали? Какая уважающая себя эльфийка выйдет за меня, опозоренного, замуж? Какой женщине будет не противно лечь со мной в постель? Я не смогу вернуться к своему народу. Мой клан меня отвергнет и будет прав. Что я за мужчина, что за воин, если позволил сотворить с собой такое? – Он до треска сжал зубы, а потом процедил с болью: – Теперь мне одна дорога – в Кипящие болота.

Что?

Кипящие болота?

Я не помнила, что это за место. Возможно, я прежняя тоже ни разу о нем не слышала. В конце концов, эльфы – народ скрытный и не рассказывают о своих традициях направо и налево, тем более – чужакам. Но что, если существует закон, который обязывает воина искупить позор кровью? Получается, отпустив пленников, я не спасу их, а обреку на мучительную гибель: название у болот крайне говорящее.

Кипящая вода. Вода, способная за секунду обварить до смерти.

Я внимательно посмотрела на избитого, изнасилованного эльфа. Пережитый ужас не сломил его, не превратил в затравленную жертву, боявшуюся собственной тени. Этой страшной ночью его растоптали, но он уже начал собирать себя по кусочкам, старательно сшивая обрывки гордости. Невзирая на жуткие слова о болотах, воля к жизни в нем была очень сильной – я это видела, чувствовала и не могла не восхищаться.

Еще вчера я приняла твердое решение помочь пленникам бежать, а теперь оказалась в тупике. Что же делать? Как искупить свою вину, если давать им свободу опасно?

Позже. Я подумаю об этом позже, а пока надо стереть с тела эльфа следы насилия, вымыть его, накормить, а еще – найти Мериду и воздать сучке по заслугам.

– Возможно, мазь лучше нанести на чистую кожу, – я растирала между пальцами густую субстанцию, пахнущую травами.

Эльф поджал губы, наблюдая за мной из-под сведенных бровей. Он был как оголенный нерв, как магический шар, трещащий от переизбытка энергии: тронешь – взорвется.

– Пожалуй, стоит сперва принять ванну. Как ты на это смотришь?

Пленник огляделся по сторонам, похоже, недоумевая, какую такую ванну я имею в виду: помимо кровати, стула и ширмы для переодеваний, в моем шатре больше ничего не было.

– Ближайшая река, – выплюнул он, – за холмом. Есть желание прогуляться тридцать с лишним километров?

Какой знакомый ядовитый сарказм. Сколько неприкрытой злости и во взгляде, и в голосе. Что ж, это хороший знак: есть силы ненавидеть – найдутся и на то, чтобы пережить насилие.

– У меня идея получше.

Бытовые чары – одни из самых сложных, но я овладела ими в совершенстве: просто имела особую склонность к этому виду колдовства.

Превратить ширму для переодеваний в деревянную бадью и наполнить ее водой? Легко!

Распахнутыми от изумления глазами эльф наблюдал за тем, как дощатая перегородка с треском ломается и постепенно меняет форму. С водой для купания оказалось сложнее. Я не могла создать что-то из воздуха, поэтому пришлось пространственными порталами перенести воду из упомянутой реки в мой шатер, точнее – в новенькую, созданную из подручных средств ванну.

– Прошу, все готово.

Эльф медлил. Я по-своему восприняла его нерешительность.

– Не волнуйся, она не исчезнет. Как думаешь, откуда мебель в моем шатре? Считаешь, я повсюду таскаю за собой двуспальную кровать?

От воды в бадье поднимался пар. Пленник сделал осторожный шаг по направлению к купели и покосился на меня с раздражением. Затем он шагнул вперед еще раз, и еще, пока не уперся руками в высокий деревянный борт. И тогда он снова посмотрел в мою сторону. Настойчиво и недовольно.

Взгляд был долгим, пристальным, и я не сразу поняла его значение. Эльф хотел, чтобы я отвернулась: все-таки процесс мытья достаточно интимный.

Так мы и застыли: эльф – у бадьи, я – в трех метрах от него, рядом со складным стулом.

Пленник не желал принимать ванну на чужих глазах. Наверное, мне стоило уступить его молчаливому требованию и отвернуться, но я почему-то этого не сделала. Моя личность снова как будто раздвоилась: нечто темное и распутное, запрятанное глубоко внутри, требовало досмотреть представление до конца.

Эльф ждал, я ждала тоже, и спустя несколько минут чужое терпение дало трещину. Со вздохом пленник перекинул ногу через борт купели (сначала одну, следом – вторую) и погрузился в воду по горло, спрятавшись от моего нескромного взгляда.

Я бросила ему тряпку, чтобы оттереть грязь, и снова эльф застыл в нерешительности, безмолвно требуя дать ему уединиться.

Но чудовище внутри заставляло меня смотреть. Смотреть не моргая.

И снова раздался чуть слышный вздох. Эльф не стал унижать себя просьбой отвернуться, видимо, уверенный, что эта просьба ничего не изменит. Его лицо приняло отрешенное выражение, взгляд сделался пустым, отсутствующим, словно пленник старался забыть о том, что в шатре, кроме него, кто-то есть.

Он взял тряпку и начал скрести свою кожу под водой. И тогда я все-таки отвернулась, испугавшись тьмы, которая жила в моей душе, отголосков своей прежней личности. Я поняла: если бы не отчаянное желание скорее смыть с себя следы чужих прикосновений, гордый эльф никогда бы не стал мыться в моем присутствии. В присутствии кого бы то ни было.

Глава 5

В конце концов я вышла из шатра, позволив пленнику домыться в одиночестве. Снаружи – ни среди палаток, ни под высокими соснами – по-прежнему не было видно ни эльфов, ни предательницы Мериды. Куда подевалась эта дрянь? Чуть позже я собиралась отправиться на ее поиски. Пока же были дела поважнее.

Разбудив походного повара, я потребовала принести мне в шатер двойную порцию еды: мяса, вина и овощей под зачарованной пленкой, благодаря которой продукты долго не портились. Затем я откинула тканевый полог и вернулась в свое убежище, к эльфу.

За время моего отсутствия пленник успел привести себя в порядок, но не спешил покидать бадью. Чистый, пахнущий горечью трав, он сидел по плечи в остывшей воде и не торопился выбираться наружу.

– Уснул ты там что ли? – спросила я, трансформируя стул в круглый обеденный столик и подвигая его к кровати: скоро должны были принести еду.

Ответом мне стала тишина, полная напряженного молчания.

И тут я догадалась, почему эльф продолжает мокнуть в холодной воде вместо того, чтобы одеться и составить мне компанию за завтраком. Ему элементарно не во что одеться. Нечем вытереть тело после купания. Я не принесла ему ни рубаху, ни полотенце.

И разумеется, упрямец был слишком горд, чтобы указать на мою оплошность.

Мысленно выругавшись, я подошла к бадье и развернула перед пленником широкое полотенце. Поколебавшись, эльф поднялся на ноги, и я завороженно уставилась на то, как вода стекает по его обнаженному телу с идеальным рельефом мышц. Молочно-белая кожа блестела от влаги. Кончики волос облепили выпуклую грудь, вздымающуюся от частого дыхания.

Помощь эльф не принял. Взглянув на предложенное полотенце, он поджал губы, затем выдернул тряпку из моих рук и завернулся в нее, прежде чем переступить борт купели. Все это он проделал в угрюмом молчании, стараясь не смотреть в сторону ненавистного врага.

Его неприязнь была физически ощутима и с каждым часом усиливалась. Я чувствовала, как страх в нем постепенно отступает, превращаясь в ярость.

Похоже, ночью придется спать вполглаза, если я, конечно, не хочу в один прекрасный момент пробудиться от того, что к моему горлу прижимается нож или осколок разбитого кувшина. Делить шатер с мужчиной, мечтающим тебя убить, – удовольствие сомнительное.

С одеждой для эльфа я решила повременить – сначала обработать мазью его повреждения, потом позавтракать, а уже после заняться остальными проблемами. Пока пленник – до сих пор безымянный – неуверенно мялся посреди шатра, я опустилась на кровать и без задней мысли похлопала ладонью по одеялу рядом с собой.

И тотчас голубые глаза расширились, затем сузились, превратившись в узкие щели, пылающие адским огнем.

– Иди сюда, – позвала я, все еще не понимая этой странной реакции.

Взгляд эльфа скользнул по расстеленной кровати, и пальцы нервно сжали на груди ткань полотенца. Вместо того, чтобы шагнуть вперед, пленник попятился. Снова он напоминал дикого зверя, загнанного охотниками в ловушку.

Ступней он зацепил палку – ту самую, которой пытался в порыве ненависти пронзить меня насквозь. Сломанная пополам, она валялась на полу ярким доказательством того, что сопротивляться дракону бесполезно. Глядя на эту палку, эльф тяжело сглотнул и прошептал пересохшими губами:

– Не надо. Если в тебе есть хотя бы капля человечности, не надо. Лучше убей.

О боги, мой жест он понял совершенно неправильно. Я приглашала его сесть рядом, чтобы удобнее было наносить на раны целебный состав. А он решил, будто им хотят воспользоваться. Снова. Как этой ночью. Для того и позвали в шатер. Потому и позволили смыть грязь.

Он смотрел в сторону, часто дыша и сжимая в кулаке край полотенца, запахнутого на груди. В наших краях мужчины после ванны кутали только бедра, но эльф, вымывшись, попытался прикрыть как можно больше обнаженного тела. Подсознательно или нет, не хотел выглядеть возбуждающе, спровоцировать новое насилие.

Как бы он ни храбрился, мысль об очередном унижении приводила его в ужас. В ужас настолько сильный, что он даже позволил себе сказать то, что сказал.

«Не надо. Лучше убей».

Не желая ранить эльфийскую гордость еще больше, я притворилась, будто не заметила его страха. Не поняла, о чем он говорит и что имеет в виду. Так мы оба могли сделать вид, что этой постыдной фразы не было и пленник не унизил себя мольбой о пощаде.

– Ну что опять не так? – сказала я наигранно ворчливо и потянулась к миске с мазью, приготовленной Мойлой по моему распоряжению. – Умру, но не дам вылечить свои раны? Принять помощь от врага настолько ниже вашего эльфийского достоинства?

Пленник нахмурился, затем, видимо, понял свою ошибку – то, что никто не собирался его насиловать, и густо покраснел.

Прежде чем он успел еще что-нибудь себе надумать, я торопливо добавила:

– Идем, я обработаю твои раны, а потом будем завтракать.

– Зачем тебе меня лечить? – Эльф недоверчиво нахмурился, но все-таки сделал осторожный шаг по направлению к кровати, на которой я сидела. – Разве что только…

– Нет, не для этого.

– Я не привлекаю тебя? – Надежда в его голосе отчего-то резанула по сердцу.

– Не до такой степени, чтобы брать силой.

– Тогда почему я здесь? – Он остановился в полуметре от постели, вперив меня внимательный, изучающий взгляд.

– Возможно, я сожалею о том, что с тобой случилось.

Он вдруг усмехнулся, и его усмешка показалась пощечиной.

– Чудовище из Сумрака. Все, что происходит в этом лагере, происходит с твоего одобрения. Я знаю, – он кивнул сам себе, – ты хочешь меня завербовать. Хочешь сделать своим шпионом и отправить в горную долину следить за моим народом. Играешь в доброту, чтобы потом предложить мне обменять жизнь и честь на предательство.

– Все, что я хочу тебе предложить, – сказала я, мысленно застонав, – сесть и подставить мне свои исцарапанные плечи.

Эльф решил не спорить, но, похоже, остался при своем мнении. Поверить в милосердие знаменитой злодейки-захватчицы было выше его сил. Поколебавшись, он опустился на кровать, а еще через минуту неуверенно развязал полотенце и позволил ткани сползти на бедра. Так его пах был по-прежнему закрыт, а красивая безволосая грудь – доступна моему взгляду.

Мы начали с безобидного – с царапин от женских ногтей на плечах. Раны отчего-то до сих пор не затянулись, несмотря на всю хваленую эльфийскую регенерацию. Когда я растерла между пальцами мазь и коснулась алых полос на коже пленника, тот отвернулся, завесившись волосами, словно происходящее его смущало или было до крайней степени неприятным.

– Что с остальными? – спросил он после продолжительного молчания. К тому времени я успела обработать большую часть ссадин и синяков на открытых участках тела и собиралась заняться следами от укусов на груди.

Я догадалась, что эльф говорит о своих спутниках, но пока мне нечего было ему ответить.

Подождав немного, он продолжил:

– В последний раз я видел их до того, как меня… А потом – нет. И утром, после всего, – тоже нет. Их… убили? Они не… не выдержали?

– Я не знаю, но выясню после завтрака.

Эльф взглянул на меня с подозрением, а потом неприязненно искривил разбитые губы, на них тоже было бы неплохо нанести мазь.

– Чудовище из Сумрака не знает, что творится у нее под носом?

Он не верил. Решил, что я просто не хочу говорить правду.

Я в последний раз осмотрела спину пленника: широкая, с развитыми мышцами, она оказалась покрыта сеткой тонких порезов. Ночью, во время насилия, жертве приходилось лежать на земле, а та была усеяна сухими ветками и мелкими острыми камнями.

– Повернись, – попросила я, и эльф нехотя подчинился.

Его красивую мордашку почти не испортили. Пусть мои люди и не были ценителями прекрасного, но избегали бить пленника по лицу, однако губам все равно досталось.

Стоило смазанному пальцу дотронуться до порванного краешка рта, и пленник дернулся, уходя от прикосновения.

– Больно? – спросила я, и эльф хмуро сверкнул глазами из-под сведенных бровей.

– Воины приучены терпеть боль.

– Тогда в чем дело? Почему ты… Послушай, здесь не очень-то чисто. В ранки может попасть инфекция.

– Думаешь, меня это хоть сколько-нибудь волнует?

– Но ты же позволяешь мне себя лечить.

Мы оба знали, что царапины и ссадины – всего лишь прелюдия. По-настоящему требовало лечения то, что сейчас было скрыто плотной тканью полотенца. Сразу приступить к главному оказались неготовы ни я, ни эльф, поэтому начали издалека. Нам требовалось время, чтобы привыкнуть друг к другу и смириться с неизбежным: с тем, что пленнику придется раздеться полностью и позволить врагу коснуться его самых стыдных и неприличных мест.

Прикрыв глаза, эльф подставил мне лицо.

– Думаю, будет удобнее, если ты чуть приоткроешь рот.

Вроде я ничего страшного не сказала, но мои слова заставили несчастного содрогнуться всем телом.

– Нет, – он резко отвернулся и даже отсел от меня подальше.

– Но…

– Нет.

– Инфекция…

– Я сказал нет!

Он посмотрел на меня. Вспухшие на лбу вены. Играющие мышцы на скулах. Зубы, сжатые до хруста.

– Ладно, не надо ничего открывать. Я так смажу.

– Пусть останется как есть. Не трогай мой рот.

– Я и не трогаю.

– Не трогай.

Он опустил голову, с шумом вдыхая и выпуская воздух. Прошло больше получаса, прежде чем ему удалось взять себя в руки и мы смогли продолжить лечение.

Пока комната тонула в напряженном молчании, полог шатра отдернулся, и внутрь вошел слуга, один из хрупких юношей подай-принеси. Он быстро опустил поднос с едой на стол у кровати и удалился, ни разу не подняв взгляда от пола.

– Ты наверняка голоден. Закончим с грудью и позавтракаем.

Я зачерпнула из миски немного мази и обвела пальцем прокушенный сосок.

– Кто это сделал? – Не знаю, почему у меня вырвался этот вопрос, он был абсолютно бессмысленным. Вряд ли эльф запоминал лица своих насильников.

– Я закрыл глаза, – сказал он, хотя я была уверена, что не дождусь ответа. – Потом я закрыл глаза.

Его голос звучал спокойно и буднично, и от этого механического тона, абсолютно лишенного эмоций, вдоль позвоночника пробежала ледяная дрожь.

– Давай поедим, – поспешила я сменить тему, но только потянулась к тарелке с мясом, как полог шатра снова распахнулся.

Я подняла взгляд и увидела стоящую на пороге Мериду.

Я оказалась рядом с ней раньше, чем успела сообразить, что делаю. Вот я сижу на кровати рядом с эльфом, а вот – уже сжимаю горло советницы, царапая кожу выросшими когтями.