– И что бы это могло значить?
– Чтобы использовать магию, я всегда произношу заклинания, которые заранее учу. Она же может направлять силу только своей волей. Это поразительно. Я еще не разобрался, как это работает. Но она могущественна. Сама не понимает, насколько. Исха нужна княжеству.
Тройтан подозрительно долго на него смотрел.
– Княжеству или тебе, Веренир?
Десница ничего не ответил, только внимательно рассматривал содержимое своего кубка.
– Я хочу, чтобы ты хорошо подумал, прежде чем дать ответ, потому что у меня к тебе есть предложение.
***
Толпа взревела, когда глашатай прокричал на всю площадь о преступлении, в котором обвиняется Эйла, и объявил способ казни. Тысячи голосов смешались настолько, что невозможно было понять их эмоции. Крик то ли ликования, то ли нетерпения, а, может быть, некоторые с досадой вздохнули? Вероятно, кто-то даже посочувствовал девице с густыми темными волосами, которые сейчас свободно падали ниже пояса. Она сильно похудела, но оставалась красива даже теперь: с опухшими от слез глазами и красным носом. Эйла стояла босая, облаченная лишь в одну льняную белую рубаху, доходившую ей до самых щиколоток, ежась на колючем зимнем ветру. Слезы продолжали без остановки тихо стекать по ее мертвенно-бледным щекам, капая на высокую грудь.
Преступление, в котором ее признали виновной, без сомнения, не могло обойтись без наказания. Однако князь в честь рождения дочери все же смягчился: медленное сожжение заживо заменил на быстрое отрубание головы. Радости приговоренной это не прибавило. Тем более после казни тело ее все равно должны были спалить прилюдно, для чего уже приготовили столб с разложенными вокруг охапками хвороста. Впрочем, в каком-то смысле ей даже оказывали честь: все увидят, как она отправляется к Ясногорящему, у которого, как известно, свой суд. Ведь только та душа, чье тело предали огню, может уповать на встречу с ним.
Палач взял Эйлу за связанные сзади запястья и подвел к толстой деревянной колоде, потянул ее руки вниз, заставляя опуститься на колени. Та безвольно повиновалась. Люди на площади продолжали кричать каждый свое. Великий князь Тройтан высоко поднял руку, призывая успокоиться. Толпа стала затихать. Через несколько щепок звенящей тишины он обратился к виновной.
– Твое последнее слово! – князь говорил строго и торжественно.
В нескольких шагах стоял его десница. Как и положено случаю, оба оделись в черное, а на Тройтане была еще и пурпурная мантия, предназначенная для торжественных случаев.
Приговоренная молчала, ее била крупная дрожь. Князь жестом отдал приказ палачу продолжать. Тот надавил ей на спину, чтобы та согнулась, положив голову на колоду. В этот момент она вскричала тонким срывающимся от волнения голосом:
– Господин десница! Господин мой, Эйла носит твое дитя! Пощади! О, пощади же!
Длинный и тяжелый меч, уже занесенный над ее шеей, повис в воздухе. Палач выжидающе уставился на князя. А тот растерянно посмотрел на Веренира. Его белое как мел лицо резко контрастировало с теплым плащом, подбитым мехом черной лисы. Десница сжал челюсти, на виске показалась пульсирующая вена. Сейчас взгляды абсолютно всех присутствующих были направлены на него. Он же смотрел на коленопреклоненную женщину, глаза в глаза, с расстояния примерно в двадцать шагов. Резкий порыв ветра взметнул темный вихрь ее волос, полностью обнажив шею. Веренир отрицательно качнул головой. Князь, внимательно за ним следивший, жестом приказал палачу заканчивать дело. Тот насильно прижал к колоде уже в голос рыдавшую служанку.
Исха, наблюдавшая за происходящим, резко развернулась и пошла прочь. Она не видела, как десница, не позволивший себе отвернуться, все же в последний момент закрыл глаза, больше ничем не выдав эмоции.
На выезде из города должна была ждать повозка, которая отвезет ее в новый дом, расположенный на самом побережье. Всего четыре лучины езды отделяли ее от новой спокойной жизни, которую пообещал князь, подарив поместье. Медика выбрала его сама, потому что уже бывала там когда-то, и ей оно приглянулось.
– Может, зимой там будет не так комфортно, – заметила она напоследок. – Зато летом близкое соседство с морем сполна окупит все неудобства. Да и мы с малышкой сможем приезжать к тебе погостить подальше от этой невыносимой городской суеты.
Они очень тепло попрощались, пообещав писать друг другу. Так странно оказалось найти близкого человека в столь неожиданном месте.
Глухой звук удара и резко оборвавшиеся рыдания дали ведьме понять, что страдания служанки закончились. Заслужила ли она такой участи? Исха не знала, вправе ли она судить. Вправе ли вообще кто-то?..
Несмотря на тяжелый теплый плащ, предназначенный специально для долгих переездов зимой, ее трясло. Она сцепила руки в замок, пытаясь унять дрожь. Но это не помогло. Хорошо, что она может немного пройтись перед тем как спрятаться в закрытую повозку, прогулка должна ее немного успокоить.
«Эйла носит твое дитя»… Благие небеса, это только уловка или она вправду была беременна, а десница позволил убить своего ребенка? Ведь князь ждал его решения! Можно было хотя бы отсрочить казнь, пока она не родит. Тяжелый камень разочарования лег на душу. Она не знала, как долго плутала по пустынным улицам Вольмиры, сделав большой крюк, прежде чем добраться до ворот, ведущих из города. Почти все горожане собрались на казнь. Должно быть, сейчас тело уже догорает. Ведьма зажмурилась и отогнала от себя страшный образ, сильнее закутавшись в широкий шерстяной шарф.
Повозка действительно ждала сразу за воротами на выезде из города. Днем стража не проверяла выезжавших, а потому Исха надеялась скорее покинуть столицу, чтобы больше никогда здесь не появляться. Попутчиков на широком тракте, ведущем на юго-запад княжества, вместе с ней не оказалось, она беспрепятственно вышла за ворота.
Ветер дул ей в спину, разнося серый пепел далеко от места казни. Ведьма хотела смахнуть его с руки, но лишь оставила на запястье темную нестирающуюся полосу. Странное ощущение заставило ее обернуться и посмотреть на укрепленную стену, где обычно дежурили дружинники. Сейчас там стояла до боли знакомая фигура в черном плаще, подбитом лисьим мехом. Веренир молча смотрел ей вслед, заложив руки за спину. Его взгляд давил так же, как и плотные серые тучи, низко нависавшие над городом. Одна, вторая, третья… Исха поняла, что в воздухе кружат большие, но очень редкие белые хлопья. Первый снег. Она вытянула руку – на ладонь опустилась и тут же растаяла снежинка. Ведьма медленно отвернулась и спряталась в повозке, приказав трогаться.
Не в силах противостоять искушению Исха в последний раз бросила взгляд на Веренира. Он вытянул руку, повторяя ее жест, и словил снежинку, которая сразу растаяла. На ладони остался только пепел.