(не)запланированная любовь

Глава 5

Вот бы на голову обрушилось небо, и я проснулась. В холодном, липком поту, в своей кровати, от бредового кошмара с участием не менее бредовой личности, вдруг заявившей, что мы поженимся.

Вопреки несуразности, слетевшей с уст Артема, он взирает на меня с таким убедительным выражением лица, будто не сказал ничего из ряда вон выходящего. Будто ожидает, что я тот час же дам согласие, оставив казус без требовательных уточнений.

Сквозь толстый слой ваты в ушах начинают прорезаться посторонние звуки ― хаотическое нагромождение голосов, громких и изумленных. Моя мама с Елизаветой Григорьевной, надрывая связки, накидываются на брюнета, как остервенелые коршуны, с притязательным тоном. От возмущения сбиваются, путаются в словах, перебивая друг друга.

Артем не удосуживается ответить, предпочитая проделывать на месте моих широко распахнутых глаз два сквозных отверстия. Пробирается сантиметр за сантиметр глубже в плоть, пытаясь добраться до сокровищницы моих мыслей.

– Мне жаль, но иного выхода нет, ― молвит приглушенно, опуская густые черные ресницы и перемещая взор к моим дрожащим, раскрытым губам. ― Мы должны заключить брак. Так или иначе, ты возьмешь фамилию моей… семьи.

Его благородное лицо черствеет, темные глаза устремляются через плечо на Александра Сергеевича.

– Может, тебе есть, что добавить, отец?

– Давай выйдем и поговорим, ― часто и тяжело дыша, просит Золотовский-старший.

– Поговорим здесь, ― ультимативно чеканит Артем. ― В присутствии твоей жены, Ксюши, ее мамы и подруги… ― перечисляет холодным тоном всех находящихся в большой гостиной.

Судя по тому, как он отозвался о Елизавете Григорьевне, она не приходится ему родной матерью. Выходит, Максим ему брат лишь по отцу?

– Да кто вообще дал тебе право подходить и хватать мою подругу, как вздумается? ― Катя выступает на пару шагов вперед, уперев руки в бока, и катит бочку на Артема. ― Сейчас же отойди от Ксюши, иначе я копов местных вызову.

– Пожалуйста, ― великодушно одобряет с коротким кивком. ― Только я не нарушал закон. В отличие от братишки, ― вновь устремляет на Александра Сергеевича многозначительный взгляд и кривит рот в издевательской полуулыбке.

Желваки на лице моего несостоявшегося свекра ходят ходуном. Елизавета Григорьевна, положив ладонь на сердце, зовет мужа по имени и с выступившими на глазах слезами оседает вниз, на край дивана, не получив ни малейшего намека на отклик от супруга.

– Да что здесь творится? ― вмешивается моя мама.

По крупицам собрав самообладание в одну небольшую горстку, я отпихиваю Артема. Жилистая мужская ладонь соскальзывает с моей талии, и я буквально отпрыгиваю от сбрендившего брюнета к Кате, которая заключает меня в надежное кольцо своих рук и притягивает к себе как можно крепче.

– Что ты знаешь о Максиме? ― с шаткой бравадой я обращаюсь к Артему.

Он дергает головой в моем направлении, застывает в одном положении, расправив покатые плечи, и стискивает челюсти.

– А ты? Видимо, ни черта, раз интересуешься. Едва не выскочила замуж за незнакомца и рвешь душу на части, потому что потеряла его?

Рыдания подступают к горлу. Катя чувствует, как я начинаю дрожать, и шепчет что-то успокаивающее мне на ухо. Я не слышу ее, даже не пытаюсь вслушаться. Гулкие, громоподобные удары сердца, с бешеной силой врезающиеся в грудину, перекрывают прочие звуки: рой беспорядочных мыслей, тихий голос подруги, вздохи Елизаветы Григорьевны…

– Что ж, твоей вины в этом нет, ― снисходительно добавляет Артем. ― Макс в совершенстве овладел навыком лжи. Навешал тебе лапшу на уши, убедил поверить в безупречную картинку.

– Расскажи, ― процеживаю сквозь зубы. ― О чем он лгал?

Терпению приходит конец, и я не имею ни малейшего понятия, как быть дальше. Такое чувство, будто ожидание продлится вечность, и эти секунды, насыщенные неподдающемуся контролю волнением, будут сжимать мое сердце в болезненных тисках до последнего вздоха.

– Твой драгоценный возлюбленный падок на азартные игры, ― язвительно истолковывает Артем. ― Он завязал на какое-то время, но быстро сдался и поддался соблазну. За день до вылета во Францию Максим посетил подпольное казино в Москве, где оплошал по-крупному и залез в гигантский долг, ― делает паузу и, наклонив голову вбок, внимательно смотрит на меня. ― Ну как? Тебя уже начало выворачивать наизнанку от презрения к нему? Нет? Хорошо, я продолжу, ― кивает с бессердечной усмешкой. ― Как думаете, к кому прибежал за помощью ваш ненаглядный сыночек? ― тычет указательным пальцем на родителей Максима. ― Правильно. Ко мне. Слезно умолял занять ему денег, чтобы его задницу не обнаружили в скором времени в какой-нибудь вонючей канаве.

Елизавета Григорьевна надрывно всхлипывает, Александр Сергеевич плюхается рядом с ней и, уставившись немигающим взором в пустое пространство, заторможено обнимает жену.

Артем точно рассказывает о Максиме? О моем любимом?

– Я покрыл его долг. Но взамен потребовал исчезнуть. Как можно скорее, как можно дальше. К несчастью, для побега он выбрал день вашей свадьбы, ― черные глаза впиваются в мои. В них нет сожаления, раскаяния. Ничего. Зияющая, ледяная бездна.

В гостиной царит бездыханная тишина. Все замирают.

– И после этого я опять плохой, а, отец? ― обращается Артем к Золотовскому-старшему, хрипя от злости. ― После того, как оградил Ксюшу от величайшего разочарования в ее жизни? После того, как выручил этого придурка? Хотя не должен был. Не хотел. Но сделал.

Я закрываю глаза и низко склоняю голову.

– Кать, пусти, пожалуйста, ― шепотом прошу подругу.

Она опускает руки, чтобы дать мне приблизиться к Артему и влепить ему звонкую пощечину.

– Какое ТЕБЕ было дело?! ― вкладываю все свое неприятие и возмущение в визгливый крик. Прижимаю к бедру сжатый, трясущийся кулак. Ладонь печет от силы удара, и на скуле брюнета проявляется красноватое пятно. ― Какое право ты имел прогонять его?

– Ты идиотка, или как? ― шумно выдыхает Артем. ― Пропустила мимо ушей, что я сказал? Если бы я не подтолкнул его к разумному поступку, он бы утянул тебя за собой, погрузил бы твою жизнь в кучу дерьма.

– Он бы рассказал мне обо всем!

– Пора снять розовые очки, Ксения. У Максима было достаточно времени, чтобы обнажить перед тобой свою гнилую душонку, а он предпочел отмалчиваться до последнего. Может, не сегодня, может, не завтра, но ты поблагодаришь меня за то, что разлучил вас.

Я кривлю лицо в гримасе непреодолимого отвращения. Боль и ненависть переполняют меня. Перестаю контролировать собственное тело. Взметаю руку, отвожу ее немного назад и замахиваюсь для новой пощечины. Попытка провальная, поскольку Артем перехватывает мою кисть в воздухе и сковывает в стальной хватке.

– Хватит распускать руки, маленькая дикарка. Начинай взрослеть. Жизнь полна уродов, как мой брат.

– И как ты, ― выплевываю храбро.

Артем ухмыляется.

– Верно. И как я ― тоже. Малышка, ты связалась на свою беду с нашей семьей. Мне искренне жаль, честно. Но раз была готова взять эту проклятую фамилию, значит, имеешь представление, какую ответственность взвалила на плечи.

Он высвобождает из захвата мою кисть и выпрямляет спину.

– Если информация о сбежавшем наследнике корпорации Золотовских просочится в СМИ, ― Артем обращается уже к своему отцу, но нахмуренный взгляд по-прежнему неотступно прикован к моему яростному лицу, ― акции упадут в цене, бизнес-партнеры начнут расторгать сделки. Никто не жаждет очутиться в центре скандала. Я не допущу этого, поскольку являюсь неотъемлемой частью этой семьи. К твоему огромному несчастью, папа, ― жесткой интонацией подчеркивает натянутость их взаимоотношений.

– Что ты предлагаешь? ― глухим и мрачным голосом вопрошает Александр Сергеевич.

– Заменю Максима собой. И прежде чем ты снова попытаешься врезать мне, ― с издевкой транслирует в мой адрес, ― я уточню, что замена будет исполнена исключительно в формальном плане. Говоря иначе, мы заключим фиктивный брак.

Какой еще фиктивный брак?!

Вразрез с желанием прокричать Артему в лицо эти слова, приправив их щедрой порцией обсценной лексики, я хочу лично отвести его в ближайшую больницу, чтобы проверить голову на наличие травм, или умственных отклонений.

С момента нашей первой встречи я не услышала ничего вразумительного из этих румяных, гордо-сжатых уст. Только отборную чушь, отравляющую чужие разумы. Мне хочется колотить Артема кулаками до издыхания, заставить его взять все ужасающие вещи, сказанные про Максима, обратно и засунуть их себе куда подальше. Мое естество трещит по швам от напора первобытной озлобленности, ее необходимо срочно выплеснуть, иначе я задохнусь. Сгорю заживо. Взорвусь.

И в то же время, несмотря на зародившийся душевный беспорядок, я нахожусь в абсолютной растерянности. В данный момент нет ничего сложнее, чтобы просто взять и заговорить. Начать открывать рот и выдавать звуки. Неугасаемую, казалось бы, ярость остужает оцепенение, подвергая неподвижности клетку за клеткой моего естества. Паралич стремительно овладевает новыми территориями тела и сознания, тормозя мыслительные процессы.

Я не подозревала о столь пагубном пристрастии Максима. Я ни на секунду не могла вообразить, что такой замечательный человек, чуткий, нежный, добрый и понимающий, зависим от азартных игр. Чувство вины непроходимым комом застревает поперек горла, блокируя дыхательные пути.

Мне не хватает воздуха.

Я чувствую, что вот-вот упаду.

Что еще Максим скрывал от меня?

Я смотрю на его родителей, выглядящих абстрагировано и сокрушенно. Они отказываются даже на миг посмотреть на меня в ответ. Александр Сергеевич жмет ближе к своему боку Елизавету Григорьевну и целует ее в висок. Они обособлены от прочего мира, окутаны в печаль и сожаление об участи любимого сына.

Почему они не говорили со мной о «болезни» Макса? Почему утаивали? Разве за три года я не заслужила доверия? Возможно, я бы сумела ему помочь навсегда избавиться от тяги к азартным играм. Мы бы вместе справились с этим бременем и сейчас направлялись к месту, в котором затаились бы на целый месяц и наслаждались друг другом, укрепляя нашу любовь.

А любил ли он, если так легко отказался от меня?..

– …Заставим СМИ поверить в байку, которую я подготовлю для них, ― издалека гремит взвинченный бас Артема. ― Что один идиот-журналист ошибся, перепутал наши имена, и это повлекло всеобщее недоумение. Вы должны предоставить мне полный список гостей, чтобы я переговорил с каждым и добился молчания.

– Хватит! ― я с криком пихаю Артема в грудь. Он отшатывается в сторону, задев ладонью место, куда пришелся мой нешуточный удар. Больно? Надеюсь, что да. ― Замолчи! ― бросаюсь на него вновь, бесповоротно обезумев, и совершаю повторный импульсивный толчок.

Артем не предпринимает попыток сопротивляться, позволяя колотить себя, куда и как вздумается.

– Ксюша! ― мама со сдавленным возгласом приходит в ужас от моего поведения. Заручившись поддержкой Кати, они совместными усилиями оттаскивают меня от мерзавца. ― Милая, успокойся. Доченька, приди в себя! ― накрывает рукой мой затылок и притягивает к своей груди, чтобы утешить.

Я мычу от пронзившей запястье боли. Максим учил меня, как правильно сжимать кулак, чтобы избежать повреждения кисти, однако в момент, когда адреналин, соединившись в гремучую смесь с умоисступлением, застелил красной пеленой глаза, из воспоминаний стерлись полезные знания.

– Выпусти пар, если станет легче, ― выдавливает Артем авторитетно, своим тоном смешивая мое отчаянное состояние с жалкой истерикой.

– Бессердечный козел, ― рычу я. ― Ты обсуждаешь МОЮ судьбу, МОЕ будущее так, словно строишь планы на следующий уикенд, выбирая между рыбалкой и поло. Я не твоя марионетка, и ты обязан считаться с моим мнением!

Он выдвигает вперед подбородок. В непроглядной черноте глаз плещется недовольство.

– Я не выйду за тебя! ― клянусь ему свирепо.

– Мы обязательно вернемся к этому разговору, когда ты успокоишься. Уведите ее, ― играя желваками, обращается с просьбой к моей маме и Кате.

Отворачивается прежде, чем это делаю я. Крутит в длинных пальцах запонки из белого золота на рукавах темной рубашки и размашистыми шагами идет к камину. Берет с него хрустальный графин-штоф с янтарной жидкостью, откупоривает и пьет из горлышка.

Безучастность родителей Максима ранит больнее и глубже. Неужели они ― люди, называющие меня дочерью, ― позволят Артему воплотить в реальность его чокнутый план, и отдадут ему?!

Я уверена, можно обыграть ситуацию иначе.

Должен быть другой выход.

Глава 6

Кисть слегка опухла, но боль по десятибалльной шкале достигает не критичной отметки. Терпимо, учитывая отвлекающий фактор ― перевернувшуюся вверх тормашками жизнь. Достаточно выпить таблетку, чтобы вскоре распирающее, пульсирующее ощущение в руке сошло на нет. Жаль, что из головы вытеснить мучительные рефлексии не удается. Волна гнева не убывает, и последние два часа Катя великолепно справляется с тем, что выступает единственной преградой между мной и выходом в коридор.

– Ты не вернешься туда, ― строго-настрого запретила она, заслонив собой дверь, как только мы переступили порог спальни.

Мама, приговаривая и не отходя ни на шаг, принудительно посадила меня на кровать. До этого дня я не подозревала о наличии во мне исполинской силы, которой хватило бы, чтобы отпихнуть ее, Катю и вырваться из спасительного плена. Я не хотела причинить им вред, поэтому пришлось успокоиться, удержаться на одном месте и переждать эмоциональную бурю, подрывающую ринуться прямиком в омут неприятностей.

– Можешь отлипнуть уже от двери, ― бормочу воинственной надзирательнице.

Катя как-то странно фыркает и переглядывается с моей мамой. Обе мне не доверяют.

– Я успокоилась, ― поднимаю руки в жесте капитуляции. ― Честно.

– А мордашка по-прежнему такая, словно жаждешь раскромсать Артема на британский флаг, ― комментирует Катя и, наконец, отшагивает от выхода из спальни.

– Жажду, ― я охотно киваю головой. ― Но не стану. Я выше оскорблений и рукоприкладства.

«Маленькая дикарка» ― звучит в мыслях ехидных голос гнусного брата Макса.

Из-за его сумасбродных утверждений я действительно опустилась до неотесанных, фривольных манер, за что испытываю огромный стыд. В конце концов, я всего лишь человек и имею кучу слабостей. Я бы хотела беспрестанно «держать марку» и с достоинством справляться с подобного рода потрясениями. Я бы хотела стать сильнее духом и блокировать провокационные выходки, подкидываемые судьбой, при этом не теряя рассудок.

– Этот человек не получит моего согласия, ― я поворачиваюсь к маме и медленно, с расстановкой проговариваю.

– Конечно, девочка моя. Конечно! ― она приподнимает уголки рта в ободряющей улыбке, но ее глаза полны глубокой, горькой печали. ― Я не отдам тебя этой семье. Знаешь, милая, все-таки к лучшему, что правда о Максиме раскрылась нам сейчас. Если бы вы поженились… ― мама осекается, сжимает пальцами переносицу и мотает головой. ― Тут я с Артемом согласна.

Я прикусываю нижнюю губу, сердце сжимается под тяжестью ответственности за эту грусть во взгляде и за то, что она притворяется, будто не сломлена тем, что приключилось с ее ребенком.

– Уедем? ― я беру маму за руку, крепко-крепко сжимаю и вскакиваю с кровати. ― Прямо сейчас. Соберем вещи и отправимся в аэропорт.

Без оглядки. Вернемся домой, попытаемся наладить жизнь, залатать нанесенные семьей Золотовских раны. Я попробую забыть Максима, хоть прекрасно осознаю, что претворить задуманное в явь будет тяжело.

Невозможно ни при каких обстоятельствах вырвать за пару дней из мыслей и сердца человека, чувства к которому бережно лелеяла несколько лет. Пусть и предал, исчез без объяснений в наш самый важный день, я жду его, скучаю, думаю о нем.

Наша любовь была настоящей, я знаю.

Моя прекрасная, чудесная сказка обернулась катастрофой, и эта скорбь, от которой не скрыться, еще долго будет преследовать меня.

Я научусь дышать без него. Я справлюсь. Окружающие считают меня хрупкой, но это заблуждение.

– Нет. Нет. Плевать на вещи, ― я начинаю кружить по комнате, как ужаленная, ― оставим все здесь. Главное, не забыть документы и деньги. Отправляемся сейчас же, ― повторяю с нажимом, блуждая беглым взглядом по лицам близких людей.

Я вновь теряю контроль над эмоциями, но с каждым пройденным мигом отчетливее пониманию, что этим срывам не будет конца и края, пока я не уеду.

Мне необычайно важно поймать волну встречного энтузиазма, однако желанной отдачи не получаю. По крайней мере, невольно закрадываются такие сомнения, потому что мы целую минуту обмениваемся молчаливыми зрительными сигналами, и ни одна из слушающих сторон не озвучивает согласие.

Неужели мое рвение унести ноги как можно скорее и как можно дальше от этого дома не обретет поддержки?

В жилах стынет кровь, когда со стороны двери раздается едва уловимый скрип половиц. Со сквозняком, врывающимся из коридора, в спальню проникает и распространяется тонкий шлейф мужского, обволакивающего парфюма. Я делаю вдох, наполняя легкие резкими, тяжелыми усиливающимися ароматами.

– Если планируешь побег, то планируй тихо, ― отчитывает низкий голос, который мне бы хотелось раз и навсегда стереть из памяти. ― Тебя слышно даже с улицы.

Я оборачиваюсь к незваному гостю и свожу брови к переносице, иллюстрируя и без того недоброе настроение, усугубившееся его визитом.

– Никто не заставляет подслушивать.

Артем вздыхает и скрещивает на груди руки.

– Я редко ошибаюсь в людях, но с тобой прогадал. Был уверен, что ты наивная и безобидная, как ангел божий. Сейчас же удостоверяюсь в обратном. Похоже, я женюсь на ходячей занозе в задн… ― брюнет обрывает себя и откашливается в кулак, не договорив бестактное выражение.

– Во-первых, ― я принимаю идентичную позу той, в которой он с надменным видом застыл у распахнутой настежь двери, ― врываться без стука ― признак невоспитанности. Во-вторых, вопрос об этом абсурдном от первой до последней буквы, априори невозможном браке закрыт. Я приму эти условия только через мой труп. В-третьих, я не только планирую уехать ― я уеду, и вы не вправе останавливать, или запрещать мне.

– Закончила?

– Да.

– Прежде чем откажешь снова, позволь кое-что сказать. Было бы несправедливо заключить сделку на неравных по выгоде условиях. В обмен на твое «да» я намерен предложить тебе десять миллионов, ― Артем складывает губы в ослепительную, обворожительную улыбку. ― Евро.

После того, как он озвучивает запредельно огромную, космическую сумму, то явно ожидает, что я паду ниц к итальянским туфлям тотчас же, и с благоговением буду взирать на его Величество с мизерной высоты своего положения.

Возможно ли проявить равнодушие к столь невероятной цене, не колеблясь ни на миг? Цене моего согласия… Названное число искушает, сеет зерно сомнений и вынуждает не торопиться с отрицательным ответом.

Для меня, как девушки из самой обычной среднестатистической семьи, не знакомой с роскошью, получить эти деньги ― словно вытянуть счастливый лотерейный билет. С этими баснословными средствами я сумею обеспечить маме достойную старость и построить будущее, которое только пожелаю.

При одном отнюдь не крошечном и не незначительном условии.

Мне придется связать себя узами брака с мужчиной, которого совсем не знаю, к которому не испытываю толики симпатии. Чего греха таить, я откровенно не переношу на дух его присутствие. Другими словами, продаться душой и телом высокомерному, бесчувственному сухарю, в обмен на отказ от принципов.

Я крепко стискиваю кулаки, расправляю с отрывистым вдохом плечи и нетвердой, мерной походкой приближаюсь к Артему, чтобы стереть с его несправедливо красивого, волевого лица самоуверенность.

– Я не продаюсь, ― ставлю безапелляционную точку в этой теме, сжимая пальцы сильнее и впиваясь ногтями в кожу.

– Или набиваешь себе цену, ― нагло хмыкает циник, прищурив глаза. ― Одиннадцать миллионов. Больше не предложу. Не будь такой глупой, убери подальше никому не нужную гордость и ухватись за шанс заработать приличную сумму.

Я подступаю к нему еще на шаг и тихо, чтобы мама не услышала, и произношу:

– Предложи хоть все богатства мира, но я лучше умру голодной и голой под забором, чем возьму твои грязные деньги.

– Не упрямься, дикарка, ― дразнит меня этим дурацким прозвищем, понижает вибрирующий голос до рычания, обжигая непроглядной чернотой глаз. ― Мое терпение на исходе.

У него отказал слух?! К каким еще словам прибегнуть, чтобы дошло, наконец?

– Тебе придется отрезать мне ноги, чтобы не сбежала. И руку, чтобы надел на безымянный палец кольцо. Лишь в этом случае я стану твоей.

Артем скептически приподнимает бровь, храня красноречивый ответ за плотно сомкнутыми губами.

– Почему я? ― не унимаюсь, стремительно теряя твердость голоса. ― Найди подставную невесту и сделай из нее подставную жену! Или заплати эти невероятные деньги журналистам, заставь их молчать о том, что твой брат натворил!

Вдруг его горячие, жесткие ладони опускаются на мои плечи, большие пальцы вжимаются в ключицы. Я начинаю дергаться, но нерушимой хваткой он удерживает меня на месте, под своим пристальным, обжигающе ледяным взглядом. Артем наклоняет подбородок вперед, сосредотачивая внимание на моих несчастных глазах.

– Мне осточертело продолжать этот бесполезный торг. Я пытаюсь защитить тебя, ясно? ― Артем встряхивает меня, словно надеется привести в чувства, и рывком дергает к себе, придавливая к атлетически крепкой, вздымающейся груди. Жарко дышит мне в ухо и сообщает: ― Твой ненаглядный женишок натворил кое-что пострашнее карточного долга.

О чем он?

– Немедленно отойди от моей дочери!

Мама, до этого момента смиренно наблюдавшая за нашим спором со стороны, сокрушается на старшего сына Александра Сергеевича. Она буквально втискивается между нами, разъединяя и отталкивая Артема, и заслоняет меня собой.

– Клянусь, ты пожалеешь, если еще хоть раз посмеешь дотронуться до моей девочки без ее разрешения.

Моя прекрасная мамочка. Моя неустрашимая защитница. Она отводит руку немного назад, водит ею по воздуху в поисках моей. Я переплетаю наши пальцы, уткнувшись лбом в ее плечо. Шепчу: «Спасибо, мамуля, люблю тебя», и ощущаю, как неописуемо приятное тепло рождается в районе солнечного сплетения, наполняя супергеройским могуществом клеточку за клеточкой. Рядом с ней я чувствую, что нахожусь в безопасности, и все сумею преодолеть.

Нахмурившийся Артем открывает рот, но прежде чем что-то сказать, с громким клацаньем зубов вновь закрывает его, сдавливая уста в бледно-розовую тонкую полоску. Передумывает делиться своими мыслями, с шумным вздохом запрокидывает голову назад и сверлит сердито высокий потолок.

– Au diable!* ― в конце концов он негодующе рявкает на французском и сопровождает ругательство эмоциональной жестикуляцией рукой.

Плечистый обладатель густой смолянистой шевелюры разворачивается на сто восемьдесят градусов и держит путь на выход.

Я успеваю проследить за его несколькими широкими шагами.

А затем чувствую, как мама напрягается всем телом, буквально каменеет за считанные мгновения и издает протяжный стон. Самый страшный в мире звук ― хриплый, сдавленный, беспомощный…

Она начинает падать, и мне чудом удается подхватить ее. Под весом ослабевшего, безвольного тела я оседаю вниз, больно ударяясь коленями о паркет. По спальне разносится еще один звук. Мой крик. Рваный, безумный и жутко испуганный.

– Мама… мамочка, что с тобой?! ― я не успеваю заметить, как подступают слезы и туманят зрение.

Я смаргиваю их, но они градом льются по щекам. Пытаюсь отчетливее разглядеть родное лицо. Белая, как же у нее белая кожа! На висках выступили бисеринки пота. Всматриваюсь, съежившись от невыразимого страха, в мамины широко распахнутые глаза и не могу поймать ее застывший в одной точке взгляд.

Еще одна секунда, кажущаяся одновременно бесконечной и неуловимой.

Она выдыхает и закрывает глаза.

Мир замирает.

– Помогите… Помогите! ― повторяю громче и пронзительнее. ― Катя… Вызови скорую! Ма-а-ам, ― я судорожно всхлипываю, зажмурившись, и целую ее в лоб. ― Очнись… Пожалуйста, очнись!

Я едва способна соображать, когда сильные руки тянут меня вверх, пытаясь оторвать от мамы. Я намертво схватилась за нее с мыслью, что если отпущу, то неминуемо потеряю.

– Не мешай, ― велит непреклонный бас.

Артем передает меня Кате, а сам склоняется над моим самым близким, самым важным человеком. Наклоняется к бледному лицу, чтобы прислушаться к дыханию. Не отвлекаясь, диктует номер местной скорой с четким приказом немедленно звонить и разрывает мамину блузку, приступая к искусственному массажу сердца.

_________________________________________________________________________

Au diable!* ― «К дьяволу!»