Когда тучи закрывают солнце

Глава X

А тем временем Плюшевая летела словно на крыльях с работы домой, чтобы переодеться: у неё было назначено свидание с Павлом. Она бежала и улыбалась встречным прохожим. Девушка всех любила, всех хотела одарить светом звёздных глаз. В какую-то секунду в мозгу промелькнула тень, тревогой отозвавшаяся в душе, но Плюшевая отогнала её, чуть не рассмеявшись вслух: что там придумал ещё её организм? Она здорова и счастлива. Депрессия? Да пошла она! Ивообще это глупость и выдумка врачей. Её душа поет, и так будет всегда!

Однако встретивший Ирину Павел несколько встревожил заявлением, что спустя три дня семинар заканчивается, и он уезжает домой. Но тут же девушка хитро про себя улыбнулась и подумала: «Теперь ты от меня не убежишь». А вслух ничего не сказала.

Они гуляли по ночной Москве и были похожи на влюблённую пару. Однако это было не так. Мужчина отлично понимал, что Ирина неравнодушна к нему, но упустил момент, когда они преступили грань просто хороших знакомых, и теперь растерялся: он не знал, как охладить вспыхнувшие к нему чувства. Как врач, всегда умел это делать и знал, как, но здесь смешался.

Да, она нравилась ему, но не более. И вообще он отдавал себе отчёт в том, что перед ним больной человек. По многим особенностям её поведения понял, что Ирина сейчас находится в том состоянии, когда процессы возбуждения преобладают над процессами торможения. Её переполняет энергия, ей хочется летать, но тем опаснее будет возвращение в обычное состояние: это вторая сторона депрессии. Однако сказать все это ей он не мог. И успокаивал себя только тем, что они скоро расстанутся.

Объявили посадку на самолёт до его города. Словно случайно Ирина осторожно взяла руку Павла и погладила её. Мужчина лихорадочно думал, как отреагировать на эту ласку, но ничего не мог придумать. Минуты бежали, комментатор предупреждал о скором отбытии самолёта и просил пассажиров поспешить зарегистрироваться. Ирина заглянула в глаза Павла, готовая разрыдаться.

Чтобы не видеть это, он по-дружески обнял девушку, по-мужски похлопал по спине и бодрым голосом сказал:

– Я рад с тобой познакомиться, будем общаться в интернете.

– Конечно, – ответила она и постаралась улыбнуться.

Давно скрылся из вида белый след самолёта, а Ирина всё стояла, подняв голову.

Наконец взяла такси и попросила остановиться возле магазина, который был рядом с её домом. Она часто заходила сюда, чтобы взять бутылку вина или шампанского. Сегодня ей, как никогда, захотелось расслабиться, вспомнить короткую жизнь и твёрдо решить, что делать дальше.

Глава XI

Она сидела за столом, подперев голову рукой, и смотрела на искрящиеся в бокале пузырьки. Перед ней стояла уже почти пустая бутылка шампанского. Но в твёрдо сжатых губах и неподвижном взгляде не было видно не только хмельного куража, а даже малейшей расслабленности: для неё это было привычное вечернее времяпрепровождение уже не первый год. Во вне всё было спокойно, светло и солнечно, а что сначала было периодически, потом всё чаще и чащё происходил сбой внутренних часов, в лёгком полотне неизбежности появлялись чёрные нити, которые становились с каждым днем всё плотней, опутывая, как липкая паутина – не знал никто.

А у неё в конечном итоге внутри не оставалось ничего. Сначала она не хотела идти на работу, потом не могла. Не отвечала на телефонные звонки: не было слов, сил смеяться и плакать. Эмоции почти отсутствовали. Не было прошлого – там сплошная страшная темнота. Не было будущего – в него просто не верила. Не было настоящего – в нём не жила, а протягивала сквозь секунды и минуты своё бренное тело.

И казалось, что с одной стороны проходит вечность, а с другой время остановилось.

Но внешняя жизнь, в отличие от внутренней, продолжалась. Наступал момент, и Ирина, преодолевая состояние потери души и полного отсутствия интереса к жизни, вставала с постели и шла на работу. Ей прощали прогулы, потому что она на редкость была грамотным специалистом, аккуратным и пунктуальным исполнителем, плюс красивой девушкой, и всегда наверстывала всё упущенное в кратчайшие сроки. Но об этом никто из коллег не догадывался. К ней навязывались в подруги сослуживцы, флиртовали мужчины и, бывало, она уступала, бросалась в омут с головой в очередную интрижку в надежде что-то изменить, что-то тёплое и живое почувствовать в груди, но всё это кончалось одинаково: она избегала девчонок и резко обрывала отношения с парнями, а в душе воцарялась знакомая тоска – длинная, изматывающая. Иногда она представляла себя собакой, которую бросил хозяин, и она ждёт его, не принимая пищи, и медленно, медленно умирая.

Постепенно её тело съёживалось и съёживалось. Внешне девушки не становилось меньше, но душа, о которой она раньше не думала, вдруг заняла всё место внутри и заболела, не оставив ничего для тела и головы. Она боялась оказаться среди массы людей: сердце начинало колотиться, в голове появлялся шум, который мешал понять, что происходит. Она боялась выходить на улицу: а вдруг что-то страшное случится на её глазах?

Как всякая женщина, раньше она была любительницей шопинга, а теперь бежала бегом мимо бутиков. Но самое страшное, когда болела душа. Душу «тошнило», как определяла сама Ира, не находя места, мечась по квартире, падая на кровать, садясь возле телевизора – увы, ничего из этого не помогало. И не было никаких средств унять её.

Если желудок нуждался в избавлении от лишнего, это можно было просто сделать. Душу из тела вырвать нельзя. В какой-то момент прибавилась бессонница. И если Ира на минуту забывалась, снились ей страшные морды зверей, похожие на отчима.

Она жила в Подмосковье. Об отце ничего не знала, бабушка умерла рано, дед и пьющая мать составляли всё её семейство. Когда Ирине было 12 лет, родительница вышла замуж. Отчим хорошо относился к синеглазой, не по годам развитой, девочке. Он был дальнобойщиком, пропадал неделями и месяцами. Однажды, вернувшись домой и, увидев, что сожительницы нет, бросился на Ирину. Сначала она подумала, что он шутит и играет с ней, но когда оказалась под горой мышц и дико искаженным от страсти лицом, онемела.

Сколько продолжалось её беспамятство, не помнила, только вдруг почувствовала, как мужчина дёрнулся всем телом, и тут же раздался пьяный визг матери. Больше Ира отчима не видела. А через некоторое время пьяницу лишили материнства, а девочку забрали в детдом. И связь с родительницей прервалась навсегда.

В седьмой класс она пошла уже там. Училась только на пятёрки, преподаватели не могли ею нахвалиться, а вот одноклассники сторонились девочки. Вернее, она окружила себя непробиваемым щитом, никого к себе не подпускала. Все её время уходило на книги и одинокие прогулки по большому запущенному парку детского дома.

– Смотрите, смотрите, опять наша барынька гуляет, собачки ей не хватает! – язвили одноклассники. Но она не обращала внимания на эти слова, и даже услышав – не слышала: в её теле и душе жила ещё одна Ирина, о которой никто не знал правды, и которую она тщательно оберегала от всего мира. Та Ирина была жестоко ранена и беззащитна.

Но в одиннадцатом классе она влюбилась. И все увидели, какая у неё прелестная улыбка, чудные завитки белокурых волос. Но самое главное – глаза: словно озера, которые весной очищаются ото льда. Её избранник был застенчив и немногословен, хотя физически развит и начитан. Им было хорошо вдвоём. Гуляя теперь по парку на пару, Ирина улыбалась встречному солнцу, зелёной травке, первым весенним цветам и совсем забыла о своём болезненном, изнуряющем состоянии. Ночами она не давала себе уснуть, а всё мечтала, как окончит институт, выйдет замуж за Володю, как родит мальчика и девочку. Мыслям из прошлого она не давала проскользнуть в голову даже на минуту. И всё было прекрасно. Но когда после выпускного вечера Володя робко расстегнул пуговицы на её блузке, которую Ира успела переодеть вместо бального платья – она превратилась в натянутую струну. А когда его руки стали возиться с молнией на её джинсах, словно проснулась, грубо и сильно оттолкнула его обеими руками и бросилась бежать. Бежала до тех пор, пока не упала, и лежала без сил на холодной земле словно окаменелая – и внутри, и снаружи. Утром следующего дня покинула детдом, ни с кем не попрощавшись.

Со своим «золотым» аттестатом Ирина поступила на бухгалтерские курсы и по окончанию была принята кассиром в один из коммерческих банков Москвы. Полным ходом шла перестройка, и девиз работодателей был один: молодость и внешность. Кроме того, девушка с первых шагов показала исключительную смекалку, профессионализм, несмотря на то, что только-только начала работать. Вскоре её повысили, сделали начальником отдела.

В банке, как и в детдоме, она всех сторонилась, что сначала удивило, в основном женский коллектив, а потом решили, что девица слишком задрала планку, и перестали обращать на неё внимание. И только начальница, пожилая уже женщина, Валентина Сергеевна, внимательно присмотревшись к ней, как-то сказала:

– Ты больна, девочка, тебе нужно к хорошему специалисту обратиться.

Ирина и сама чувствовала, что к душевной боли добавляются физические. Пугало её и то, что коллективу, друзьям она предпочитает одиночество. А ведь ещё Заратустра говорил: «Человек тогда здоров и счастлив, когда душа и тело едины».

И начались хождения по мукам, то есть по врачам: терапевт, невропатолог, гастроэнтеролог, кардиолог и так далее.

Все анализы были прекрасны, все специалисты, привыкшие лечить по лабораторным бумажкам, твердили, что по их части девушка совершенно здорова, и отправляли к другому специалисту. В конечном итоге один из них дал ей направление к психотерапевту.

Здесь её сначала встретили с добрыми советами попить успокаивающие травки, заняться физкультурой, больше бывать на воздухе. Она смотрела на врачей исподлобья и уходила разочарованная. Но потом возвращалась снова и снова, потому что всё больше и больше становилась похожей на человека, загнанного в угол и не знающего, как из него выбраться.

И тогда психиатры внимательнее присмотрелись к ней. Ирине стали ставить диагнозы: астенический синдром, невроз, маниакально-психологический синдром, вегето-сосудистая депрессия, неврастения. Наконец положили в стационар, где продержали несколько месяцев.

Глава XII

Ирина сделала шаг вперёд в открывшуюся перед ней дверь и услышала за спиной, как в замке поворачивается ключ. Впереди тянулся длинный, мрачный, пустой коридор. Всё было как в тумане, нереально, и только сердце стучало так громко, что казалось, его слышала широкая тётка в сером халате, которая деловито помогала снимать с девушки одежду. Затем она залезла ей в голову, остригла ногти и запихнула под душ, сунув в руки шампунь и мыло «взаймы».

После водных процедур её завели в кабинет старшей медсестры, где забрали деньги, заставили снять золотые украшения, вытряхнуть из сумочки лекарства, парфюм. Все это было сложено в пакет и спрятано в сейф. Составленную опись изъятого, Ира, ничего не видя, как в тумане, собственноручно подписала.

Когда все процедуры были выполнены, новенькой предложили на выбор две карантинные палаты. Ей было всё равно, и она выбрала правую. Её кровать стояла возле двери и была заправлена больничным бельём некогда белого цвета. Ира откинула одеяло, легла и закрыла глаза. Но ненадолго. Вдруг послышалось чьё-то бормотанье, переходящее во что-то сродни пению. Звук приближался всё ближе и, открыв глаза, девушка с тупым удивлением увидела склонившуюся над ней пожилую женщину, которая не только издавала звуки, но и разодрала подушку и разбрасывала перо и пух вокруг, в том числе и на Ирину. Она не испугалась, но ей стало мучительно больно и обидно, и девушка заплакала. Сбежались медсестры, санитарки, уложили сопротивляющуюся старушку на кровать на «вязки», а Ирине предложили перейти в другую палату. Она покорно поплелась за санитаркой, ни о чем не думая, ничего не воспринимая.

Следующую неделю девушка, практически, не помнила: в полусне принимала лекарства, широко раскрывая рот, чтобы медсестра шарилась в нём, убеждаясь, что таблетки проглочены; часами лежала под капельницей, пошатываясь, брела в столовую, держась за стенку, что-то ела. Потом, едва добравшись до кровати, спала, спала, спала.

Через неделю либо организм привык к антидепрессантам и транквилизаторам, либо дозы были уменьшены, но Ирина стала адекватно воспринимать окружающее. Правда, во рту сохло и язык заплетался, но это её не очень волновало. Она часто пила воду и почти ни с кем не разговаривала. Даже внутренний монолог, который сводил с ума, приумолк. В душе было темно и пусто. Часто болела голова. И не только: казалось, ноет каждая клеточка тела, каждый нерв, который у здоровых представляет из себя нить разной длины, а у больных – спираль. И задача врачей распрямить его. Так они объясняли на обходах любопытствующим новичкам.

Контингент больных был, практически, один и тот же. Люди болели по 20–30 лет. Часто встречались и знали друг друга. Общались прошедшие курс лечения, но страдали больше или меньше, постоянно проходя профилактику на дневном стационаре.

Через месяц Ирине стало лучше, но равнодушие к жизни, отсутствие здоровых человеческих эмоций подвигли врача к дальнейшему лечению. Её выписали только через три месяца. И, закрывая за собой дверь неврологического диспансера, за которой прошёл отрезок её жизни длиною в четверть года, она дала слово никогда не возвращаться туда. Тем более, что здоровой себя не почувствовала: тогда Ирина ещё не знала, что болезнь эта неизлечима. Она решила выбрать иной путь – экстрасенсы, маги, целители, гадалки… Но и тут её ждало разочарование.

Тогда она обратилась к литературе: Луиза Хей, Лууле Виилма, Владимир Леви, Алан Чумак и многие другие твердили практически одно и то же: чакры, карма, мантры, аффирмации. И давали стопроцентные гарантии успеха. Кроме того, нужно постоянно повторять: «Я здорова, я здорова, я здорова…».

Испробовав всё и поняв, что это полная чушь, девушка решила узнать о своей болезни с научной точки зрения. К тому времени ей стали ставить рекуррентное депрессивное расстройство.

На сайтах в интернете оказалось более чем достаточно информации на тему о нервных и психических заболеваниях. Она узнала, что болезнь её плохо изученная, практически неизлечимая, что ею болеют 12 процентов населения земного шара и 48 процентов склонны к заболеванию. Но главное – депрессивным больным, кроме как на себя, надеяться не на кого, даже если у них есть хорошие психиатры и постоянное медикаментозное лечение.

И Плюшевая решила жить одним днём. Часто антидепрессанты заменяла шампанским, но алкогольной зависимости подвержена не была. В какой-то степени ей это помогало, но сумные мысли мешали видеть вокруг светлое и радостное. Просыпаясь по утрам, она с нетерпением ожидала вечера.

Лежа в постели, искала выход и не находила. Иногда депрессия сама отступала на неделю, месяц. Но это её не радовало: она знала – страшный зверь вновь вернется. Однако именно в эти моменты ей хотелось общаться, хоть на время избавиться от душевной тоски. И она, прекрасно владея компьютером, стала общаться «ни с кем»: Ирина поняла, что её коллегам и знакомым совершенно неинтересны её проблемы. А виртуальном мире, может, кто-то есть такой же, кто откликнется, поддержит, подскажет. Но самое главное – это будет кто-то невидимый, кому можно говорить, что угодно, а он ответит или нет, поймет или нет, это уже его дело. Но даже в никуда, взяв псевдоним «Плюшевая», она писала завуалировано и несколько вычурно: «…Я не знаю нужных знаков, чтобы рассказать о том, как внутреннее эмоциональное давление сравнялось с внешним… Хотя я не уверена, что это хорошо…, но когда дисгармония берёт верх, меня грозит то ли разорвать от повышения внутреннего, то ли окончательно сдавить высоким внешним…».

Глава XIII

Ольга стояла у окна и смотрела на улицу: октябрь набирал обороты, щедро раскрашивая разноцветными красками деревья и кустарники, цветочные клумбы.

Осень в южном городе прекрасна: чуть душноватый, напоённый запахами плодов и овощей воздух, обволакивал, обещал долгую солнечную погоду. Так оно, практически, и бывало каждый год. Но странно: хотелось повернуть назад и догнать лето – пыльное, изнуряющее жарой. Это, наверное, потому, что жалко расставаться с прошлым, совсем, совсем недавним, но безвозвратно ушедшем. Впрочем, чем старше становишься, тем быстрее летит время. Когда она была в Никиткином возрасте, учебный год длился вечно, а уже одиннадцатый пролетел незаметно.

Да… только вчера было 32, а уже завтра будет 33. Не успеваешь на чем-то сосредоточиться. Умно в песне поётся: «Лишь только миг между прошлым и будущим, лишь только он называется жизнь…».

Ольга села за компьютер, быстро пробежала несколько сайтов и тормознулась на ЖЖ-дневнике Плюшевой.

«Когда нет корней, вся надежда на костыли и подпорки, которые ищешь и частоколом себя окружаешь. Но лень и беспечность – вторая натура человека. Плюёшь на технику безопасности в уверенности, что этот костыль самый непоколебимый в мире, ось земная, незыблемая. Но тут пробегает мальчик-ангелочек и пинает твой костыль совсем не со зла. А ты падаешь после такого форс-мажора в грязь, ручками машешь, воду разбрызгиваешь. Вокруг машины сигналят, прохожие высказывают гражданскую позицию. «Ну, как же можно? Взрослый человек, а так себя ведёте? Немедленно поднимайтесь и не валяйте дурака!». Другие просто уговаривают: «Вставай, простудишься, хуже будет!» А ты… и встать бы, понимаешь, надо, но опереться не на что. Да и сил уже нет. Как и средств на новый костыль, старый-то вдребезги вместе с тобой!».

Закончив читать, женщина почувствовала тяжесть на душе: ей были понятны и близки эти чувства. Она давно уяснила, что третье тысячелетие началось с мировых потрясений: цунами, землетрясения, пожары, войны, извержение вулканов, кораблекрушения, авиакатастрофы и многое другое, что может привести к гибели планеты. И поскольку мы – дети Космоса, в каждом из нас есть разрушительные клетки. Они совершают в организме то, что природа на Земле. Но самое страшное, что в мире высоких технических достижений, больших продвижений в медицине, остаётся много неизлечимых болезней.

– Да, но с чего это вдруг пришло мне в голову? – задала себе вопрос Ольга.

Ирка, её запись в дневнике, что же ещё? Молодая, красивая, умная женщина – и вдруг такие мысли? Она хотела тут же отчитать её как следует за крамолу в голове, но зазвонивший мобильник прервал «философские размышления».

– Привет! – узнав голос Павла, Ольга обрадовалась. – Ты вернулся?

– Да, я звоню из дома. Надо встретиться.

Голос у него был усталый и какой-то встревоженный.

– Заезжай за мной в 18 часов. Пока будем торчать в пробках, успеем обо всём поговорить.

– Хорошо. Жди.

Женщина признавала, как и Павел, что у них отличные отношения. И считала потому, что они были разные. Он – неуязвимый, она – вспыльчивая как спичка. Он – правильный, она – человек настроения. Таким образом, дополняя друг друга, им было интересно общаться. Ольга даже пыталась вникнуть в его работу, а он интересовался её. Виделись они достаточно редко, чаще общались в интернете. Но если встречались, им было о чём поговорить.

…Павел показался Ольге, как и его голос, немного уставшим, лицо осунувшееся.

– Она больна. И серьёзно.

– Кто? – не поняла спутница.

– Плюшевая…

– Да ну! Нормальный человек, адекватный, умный.

– Всё так, Оленька, мне трудно говорить об этом, а тебе слушать. И всё-таки, знаешь ли ты, что психология, как отдельный раздел медицины, начала развиваться только в пятидесятых годах прошлого столетия. Что можно за это время сделать? Природу многих психических, неврастенических заболеваний ещё не знают к чему отнести: к органическим ли, функциональным заболеваниям. Не могут с точностью сказать – они полярные состояния друг друга или взаимосвязаны? Я могу прочитать тебе лекцию на эту тему. Но будет тяжело и тебе, и мне. Поэтому ограничимся тем, что ты мне как специалисту поверишь. Мне хотелось бы ей помочь. Но мы так далеко друг от друга. И даже не это смущает. Больше волнует то, что она, кажется, влюблена в меня.

И тут Ольга всё поняла. Вчера они с Ириной общались онлайн, и девушка с восторгом сообщила, отбросив в сторону свой «эзоповский» язык, что влюблена. Он замечательный, неподражаемый, единственный в мире. Теперь у неё появилась цель в жизни – ОН!

Кузьминых растерялась. Что сказать Павлу? Не хотелось быть любопытной сорокой, но он сам вызвал её на разговор. Она об этих отношениях ничего не знала и осторожно спросила:

– Между вами было что-либо серьёзное?

– Нет, конечно. За кого ты меня принимаешь? Увлечь бедную девочку в омут с головой, а потом бросить и уехать за тысячи километров!? Я на это не способен.

– Я твои способности хорошо знаю, но все-таки попытайся объяснить, в чём проблемы Плюшевой?

– Понимаешь… – Павел на минуту задумался, а затем, подбирая слова, начал говорить. – Она пережила большой стресс… Не сейчас, а давно, может быть, в детстве. И попытки всё держать в себе, задавить весь негатив привели к развитию глубокой депрессии. Не к той, которые во времена Пушкина назывались сплином, когда светские бездельники хандрили недельку-другую, а к той, которая, особенно в своей нижней точке, очень похожа на состояние «потери души». Объяснить это почти невозможно. Это понятно только тем, кто болен этой болезнью. Высоцкий временами переживал подобное. Помнишь? «Я повернул глаза зрачками в душу, а там повсюду пятна черноты…». И вот эта чернота и пустота, как липкая паутина, опутывает человека. Остается только боль сердца, желудка, головы, по каким причинам человек не хочет ни с кем встречаться, боится выйти на улицу. И только мысли о смерти преследуют, не отпускают ни на миг. Кажется, что это единственный выход из положения…

– Павел, ты нарисовал такую страшную картину, – поёживаясь, перебила Ольга.

– Нет, милая, тебе, жизнелюбу, просто не понять такого состояния. И, дай Бог, чтобы ты не узнала его никогда.

– Но ты бы мог ей помочь?

– Да, наверное, но у меня не было времени. А теперь между нами тысячи километров. Кроме того, её влюбленность меня беспокоит.

– Да-а-а…

Ольга не знала, что ответить другу на это. Просто поняла, что и у психотерапевтов бывают ситуации, когда они теряются и им нужна помощь или, на худой конец, добрый совет. А его не было, более того, Ольга не хотела говорить Павлу, что Ирина уже сообщила ей о своей любви. Правда, она не назвала его имя, но не нужно было быть гадалкой, чтобы понять, о ком идёт речь. И женщина перевела разговор в другое русло. Тогда даже она не догадывалась, какой крутой вираж может сделать судьба.