Волшебные искры солнца

Настя, а это ведь действительно какая-то магия – никогда прежде не видел разговаривающих козлов, сидящих за столом с людьми, выдал он, прежде чем я успела что-то сказать. Впрочем, и дядя Тим не успел открыть рот – как по мановению волшебной палочки в обеденном зале прямо из воздуха… материализовался Август. Я замерла и, кажется, забыла, как дышать. Яр от неожиданности выронил вилку. И только дядя Тим фыркнул:

Никак не может без своих дешевых фокусов.

Как проходит трапеза? – спросил маг с любезной улыбочкой. – Нравится ли еда? Все хорошо? В воздухе пахнет агрессией. – Август сел на противоположный от дяди конец стола, закинув ногу на ногу. – Кстати, Анастасия, удивлен вашему умению держать себя в руках. Браво. Вы феноменально похожи на своего… кхм… дядю.

Я мрачно взглянула на мага, но промолчала.

Что ж, давайте все вместе приступим к еде! Вы молитесь перед принятием пищи какому-нибудь богу? – спросил он.

Мы предпочитаем есть молча, ответила я.

У вас и шутки передаются по наследству? – сделал вид, что удивился, Август. – Помнится, вы, командор, пошутили точно так же пару лет назад.

У вас слишком хорошая память, отозвался дядя Тим. – И плохое чувство юмора. Я не шутил. Моя племянница – тоже. Давайте есть молча.

Ведь так можно больше сожрать за короткий отрезок времени, добавил Ярослав с усмешкой.

Возможно, я не разбираюсь в физиологии свиней, отозвался задумчиво дядя Тим. – Будьте добры, князь, передайте мне салфетки.

Я не набью вам морду только потому, сказал Ярослав, у которого с головой явно было не все в порядке, что уважаю старость.

Высокий, статный и широкоплечий Тимофей, которого старым язык не поворачивался назвать, одарил Зарецкого таким нехорошим взглядом, что тот невольно поежился. И достал из нагрудного кармана пиджака ручку. Не знаю, что это была за штука и обладала ли она какой-либо силой, но Август моментально напрягся.

Командор, нет. Не стоит этого делать сейчас, тихо сказал он. – Вы все испортите. А вы, молодой человек, поумерьте пыл. Конечно, вы мой гость, но это уже второй человек, с кем вы ссоритесь за сегодняшний день.

Дядя Тим нехотя засунул ручку обратно в карман.

Ярослав рассмеялся – смехом чужим, невеселым, взрослым.

Что, провоцировать можно только ее? – спросил он, метнув взгляд в мою сторону. – Вас трогать нельзя? Страдаете синдромом двойных стандартов?

Ешь молча, коротко велел ему Тимофей.

Я не хочу молчать, когда обижают мою девушку.

И когда она стала твоей?

Может быть, всегда ею была, а я и не знал, весело откликнулся Ярослав и в эту же секунду потерял сознание – завалился на бок и упал бы на пол, если бы не я и моментально подоспевший к нам Август. Он, хрупкий и утонченный, без труда подхватил Ярослава на руки, словно тот весил не больше пушинки, и отнес на диванчик, примостившийся у дверей, ведущих в зимний сад.

Что вы сделали? – спросила я дядю с затаенной яростью.

Я? Очнись, девочка. Я ни при чем, раздраженно ответил тот, бросил вилку с ножом на пустую тарелку и покинул комнату.

Что с ним? – со страхом спросила я, склоняясь над безмятежным лицом Ярослава, который так и не пришел в себя. – Нужно вызвать «скорую»? Или ваших магов?

Август взял Яра за руку, слушая пульс и словно считывая с его биения что-то, что было неподвластно мне.

Все в порядке, Анастасия, спокойно ответил он. Не волнуйтесь. Он отходит от магического вмешательства. Это один из побочных эффектов, весьма распространенный.

И долго он пробудет в таком состоянии?

Несколько минут. Несколько часов. День. Все зависит от конкретного человека. Но что-то мне подсказывает, что Ярослав скоро придет в себя.

Вам стоило оставить его в постели до тех пор, пока ему не станет лучше, нахмурилась я, не понимая, что касаюсь ладони Яра – осознала это только тогда, когда крепко сжала его пальцы. Август заметил это и улыбнулся.

Это было выше моих сил, Анастасия, отозвался маг. Он слишком сильно рвался к вам и кричал, что чувствует себя великолепно. Даже грозился прикончить меня, а это, знаете ли, весьма редкая угроза. Вы определенно стоите друг друга. – Август снова взял Ярослава на руки – как ребенка – и понес наверх, в спальню. Я молча шагала следом. Откуда в этом хрупком мужчине столько силы?

Давно встречаетесь? – спросил Август совершенно невпопад, когда уложил Ярослава в кровать, а я укрыла его одеялом.

Мы не встречаемся, ответила я и с трудом подавила в себе желание убрать со лба Яра русую прядь. Показывать свои чувства все так же казалось мне признаком слабости.

Я – не Тимофей Реутов. Со мной можно быть откровенной. – Август лукаво взглянул на меня. – Между вами определенно что-то есть. И что-то… весьма большее, чем просто дружба или влюбленность. Не торопись возражать. Я вижу.

Видите? – хмыкнула я. Возражать хотелось из принципа.

Я обладаю силой двух сфер – яви и прави. От прави мне достался редчайший дар – сила эйдоса. Способность замечать истинную суть людей и вещей. Я вижу то, что не могут увидеть другие, ответил Август, глядя в окно, которое, как и в моей комнате, выходило в сад. Вижу нити судеб. Вижу кровное родство и родство душ. Вижу то, чего люди сами в себе не видят. Иногда мне кажется, что это не дар вовсе, а проклятие. Особенно тогда, когда на меня смотрят такими глазами. – Он повернулся ко мне. И я поняла, о чем он говорит – потому смотрела на него с усмешкой, недоверием и толикой страха. А вдруг Август увидит во мне то, чего я сама о себе не знаю?

Я бы мог сказать тебе важную вещь, но не буду делать этого, пока ты не захочешь. Пока сама не придешь ко мне и не попросишь об этом, Анастасия, мягко произнес он. – Я буду ждать.

Вы уверены, что я так сделаю? – спросила я, а он только кивнул и вышел из спальни. На какое-то мгновение мне показалось, что он знает наш с Ярославом секрет – ему известно, что мы менялись телами, но пойти следом и спросить мага об этом я не решилась.

Какое-то время я сидела рядом с Ярославом, слушая его дыхание и надеясь, что он вот-вот придет в себя. Еще какое-то время боролась с непонятным желанием склониться к нему и поцеловать – вдруг это его разбудит? Но, в конце концов, ограничилась только тем, что гладила его по волосам – осторожно, не сразу осознав, что на моем лице играет полуулыбка.

Спустя несколько томительных часов, когда солнечный диск стал медленно клониться к горизонту и закатный золотой свет проник в комнату сквозь щелку между шторами, я покинула спальню Ярослава. Нужно было немного размяться. Я погуляла по пустому дому, не понимая, куда пропали все маги, коих ночью здесь было много, побродила по зимнему саду и вдруг поняла, что нестерпимо хочу выйти на улицу – подышать свежим воздухом. Да, Август предупреждал меня, что этого делать не стоит – вокруг слишком много магии, которой я могу «надышаться», но я не могла круглыми стуками находиться в доме. Я видела, как солнечные лучи мягко скользят по лужайке. Слышала, как легко и хрустально журчит фонтанчик. Чувствовала запах осеннего ветра, играющего с пожелтевшими деревьями. И безумно хотела выйти наружу.

«Иди, хозяйка», смеясь, шепнули мне травы, и я, решив, что браслет защитит меня от всего, осторожно открыла заднюю дверь и из зимнего сада попала во внутренний двор. Осенняя прохлада меня не смущала – наоборот, даровала ощущение свежести, которой мне так не хватало.

Полной грудью вдыхая кристально чистый воздух, наполненный мятными нотками осени, я медленно прошла по заднему двору, остановилась у фонтана, намочила кончики пальцев и направилась к саду. Я бродила по аккуратным гранитовым дорожкам, вдоль которых росли ухоженные деревья и кустарники, вдыхала медово-пряный запах поздних осенних цветов и опавших листьев, подставляла лицо золотым лучам и просто наслаждалась прогулкой и неожиданным спокойствием, накрывшим меня словно плед.

Я знала, что впереди нас с Ярославом ожидает множество трудностей, но в этот миг была уверена, что мы со всем справимся. Я чувствовала это кожей. И в какой-то момент поймала себя на мысли, что эта вынужденная передышка в доме Августа изменит все. Теперь наша жизнь станет иной.

Единственное, чего я не знала в этот момент, так это меру своей глупости. Магия действительно была разлита в воздухе, и я вдыхала ее, вбирала в себя и пропускала через легкие в кровь. Не чувствуя холода и собственных ног, думая о силе браслета и собственной роли в игре магов, я дошла до мостика, перекинутого через узкий ручей, и, преодолев его, решила добраться до беседки – ее ажурная крыша высилась среди деревьев. Однако сделать это я не успела – в какой-то момент вдруг поняла, что теряю сознание.

Я упала на дорожку, изо всех сил борясь с тьмой, накрывшей меня, однако все, на что меня хватило, приоткрыть глаза и увидеть, что ко мне быстро приближаются чьи-то ноги в черных блестящих ботинках. Кто-то сильный подхватил меня на руки и понес к дому. Сквозь звездный туман, застилающий сознание, я вдруг почувствовала себя защищенной. Как будто кто-то близкий и родной держал меня на руках. Кто-то, кто никогда не предаст и защитит от всего мира. Кто-то, кого я ждала все свое детство.

Темнота поглотила меня, разливаясь по венам и хохоча, а когда я все-таки пришла в себя, меня уже осторожно усаживали в кресло в зимнем саду. Я приоткрыла глаза, и мне снова захотелось упасть в обморок – меня нес дядя Тим. Он же сейчас стоял напротив с самым задумчивым видом.

Пришла в себя? – тихо спросил он.

Да, ответила я едва слышно, садясь по-другому. Тело было слабым и непослушным, голова все еще кружилась, но желание казаться сильной перед этим человеком не покидало меня.

Зачем вышла в сад? – только и спросил Тимофей, садясь в плетенное кресло рядом со мной. На нем не было пиджака – дядя накинул его на мои плечи – я чувствовала исходящий от него едва уловимый теплый запах сигарет. И это поразило меня в самое сердце. Когда этот ледяной человек так оттаял, что стал проявлять по отношению ко мне заботу? Ему опять что-то нужно от меня?

Сев прямо, так, будто проглотила палку, я судорожно вцепилась в подлокотник.

Зачем вы меня подняли? – вырвалось у меня.

Я спросил – зачем вышла в сад? – повторил дядя, даже не слушая меня. – Разве Август не говорил тебе, что воздух пропитан магией?

Хотела подышать этим самым воздухом, с раздражением ответила я. – Для чего вы меня подняли?

А ты предпочла бы лежать в саду и дальше? – приподнял он бровь. – Вообще-то, девочка, в таких случаях говорят спасибо, а не возмущаются.

Спасибо, сказала я, пытаясь собраться с мыслями. – Но все-таки? Какую цель вы теперь преследуете? Что проверяете?

Никакую, пожал он плечами. – Но мне нравится, что ты столь подозрительна. Напоминаешь маленькую старушку.

На его всегда серьезном и отстраненном лице вдруг появилась улыбка.

Вы что, шутите? – не поверила я.

Ты хотела спросить – умею ли я шутить? – спросил он, непринужденно поднося к сигарете серебряную зажигалку. – Разумеется, умею. Чувство юмора прямо пропорционально коэффициенту интеллекта, а у меня он довольно высок.

Пей, кивнул дядя на столик между нами, на котором вдруг появилась большая керамическая кружка в милом вязаном футляре. Странно, но я уже привыкла к чудесам.

Что это? – принюхалась я с удивлением, беря кружку в руки.

Какао. Ты в детстве любила. Первое, что пришло в голову.

Мне кажется, вы все еще думаете, что я ребенок.

Мне сложно думать о тебе как о взрослой после твоего абсолютно детского поступка. Ты не должна была выходить на улицу, довольно жестко сказал дядя Тим, однако глаза его были при этом спокойны.

Да, я сглупила. Понадеялась на ваш подарочек.

На браслет?

Разве вы дарили мне что-то еще? – усмехнулась я.

Я дам тебе ценный совет, раз уж ты моя племянница, вдруг сказал дядя Тим. – Надеюсь, ты запомнишь его раз и навсегда. Никогда не слушай магов и их игрушки. Делай то, что подсказывает тебе твой разум. Логика – твое самое сильное оружие, Настя Реутова, коснулся он указательным пальцем виска, едва заметно тронутого сединой.

Мельникова, поправила я его тут же.

Ты можешь сменить фамилию, но вытравить из себя нашу кровь не сможешь, отозвался дядя. – Кстати, почему эта фамилия?

Какую получилось взять, такую и взяла, отозвалась я, попивая ароматное горячее какао – такое же, как в детстве. – Знаете ли, альтернатив не было. Кстати, вы ведь тоже не обладаете магическими способностями. Почему вы можете гулять по саду?

У меня иммунитет, усмехнулся дядя. – И куча артефактов.

Например, ваша ручка. Что она делает? Убивает?

Это паралитический боевой артефакт. Повернул колпачок несколько раз, направил на врага, и дело сделано.

Не трогайте Ярослава, вдруг попросила я. – Он может вести себя неразумно, но он… Я замолчала, поймав себя на мысли, что хотела назвать Ярослава одним из немногих близких мне людей. Но ведь мы не очень-то и близки. За исключением разве того, что знаем о телах друг друга все. Эта мысль заставила мои щеки вспыхнуть. И дядя Тим понял меня превратно.

Он – твой любимый. Печально, что ты выбрала такого никчемного мальчишку, Настя. Я вижу его насквозь – глупый, незрелый, неперспективный. А ведь у тебя могла бы быть воистину шикарная партия. Если бы ты не убежала, ты многого бы добилась.

Если бы моя партия была такой же шикарной, как у вас, фыркнула я, вспомнив Ирину, проще было бы прожить всю жизнь одной.

Есть вещи, которые мы не в силах изменить, равнодушно отозвался он. – Отец этой женщины был влиятельным человеком в ордене.

Меня позабавило, что он назвал жену «этой женщиной». Кажется, дядя испытывал к ней отвращение, тогда как она действительно любила его.

Какое-то время мы молчали. Дядя неспешно курил, я маленькими глоточками пила какао, а небо над нами сияло нежными закатными переливами – его легко можно было рассмотреть сквозь стеклянную крышу зимнего сада. От фиолетового к лавандовому, от персикового к янтарному – небо действительно было прекрасно и упоительно. И мы оба смотрели на него, словно пытаясь найти ответы на вопросы.

Мне вдруг вспомнилось, как мы с Аленой гуляли на первом курсе по центру города, только-только познакомившись, и над нами сияло точно такое же небо. Воспоминание о подруге заставили меня напрячься.

Как вы познакомились с Аленой? – нарушила я закатную тишину.

Ее нанял твой отец, чтобы она передавала информацию о тебе, спокойно отозвался дядя Тим, будто знал заранее, что я спрошу об этом.

Еще один гвоздь в гроб нашей дружбы. Стало обидно и горько.

Как непродуманно, вырвалось у меня. – Мог бы давать эти деньги мне, я бы сама сообщала ему информацию о себе. И брала бы вдвое меньше.

В то время, когда я пыталась выжить, учась и работая, мой драгоценный папочка не давал мне ни копейки, но щедро бросал ими в лицо той, которая стала шпионкой. Так мило. Не то чтобы мне были нужны его деньги, но разве он не знал, что мне плохо? А, он же давал – через Матильду. Как я могла забыть.

Зачем она вам? – прямо спросила я. – Она ведь ваша любовница, верно? Девочка-модель, с которой можно поиграть? На что она купилась? На красивые подарки или на иллюзию прекрасной жизни рядом с обеспеченным человеком?

На любовь, Мельникова. На любовь, вдруг раздалось рядом с нами. Алена – как всегда, красивая и элегантная – неслышно появилась в зимнем саду и, пройдя мимо цветов, грациозно села на колени к Тимофею. Ее руки обвили его шею, а взгляд, направленный на меня, был насмешливым.

Когда это содержанок стали называть любимыми? – фыркнула я, злясь и не понимая, какого черта Алена забыла здесь и для чего ведет себя так вызывающе. То, как она липнет к дяде, всеми силами стараясь показать, что он – ее мужчина, меня раздражало.

В глазах Алены вспыхнуло ледяное пламя. А дядя едва заметно усмехнулся.

Я не содержанка. Следи за своими словами.

Я очень хорошо слежу за ними, не беспокойся, заверила я подругу. – Дядя, неужели вы совсем ничего ей не дарили? А разве этот браслет, кинула я взгляд на руку Алены, не ваш подарок? Я слышала, что к своим любовницам вы всегда щедры. Кстати, больше всего Алена ценит деньги. Кидайте ей прямо на карту, дядя, она будет рада любой сумме.

Какая же ты все-таки высокомерная стерва, Мельникова, улыбнулась Алена.

Реутова, сказал вдруг дядя. Кажется, ему было смешно.

Что? – не поняла Алена. Она хотела было дотронуться до его волос, но он не позволил ей этого – перехватил руку.

Она – Реутова, глядя на меня, повторил дядя, и я почувствовала себя странно, однако спорить не стала.

И если я носила эту фамилию шестнадцать лет, то ты, подружка, не сможешь проносить ее и шестнадцати дней, что бы ты там ни пела про любовь, подмигнула я Алене, с трудом сохраняя спокойствие.

Можешь думать что угодно.

Для моего дяди ты – никто, продолжала я, точно зная, куда бить. – Прости, что не говорила раньше – пыталась быть хорошей подругой и берегла тебя, но сейчас, думаю, самое время для правды. Ни на что не надейся. Ты – не больше, чем личная игрушка. Таким, как ты, не войти в семью. Реутовы не выносят жалких.

Именно поэтому ты больше не Реутова? – отбила выпад Алена, но я чувствовала, что она на пределе.

Возможно, весело откликнулась я. – Слушай, а вдруг я не права? Может быть, с тобой все будет иначе? Дядя, вы правда любите ее? Если скажете, что да, я извинюсь. Ошибки я признавать умею. Ой, Алена, что-то дядя Тим молчит. Кажется, плевать он на тебя хотел. Но не переживай, своим игрушкам Реутовы часто кидают подачки. Может быть, завтра тебе подарят колье, а послезавтра отправят загорать на Карибские острова.

Закрой свой грязный рот! не сдержалась Алена, и это была ее ошибка. – Как ты мне надоела за все эти годы, заносчивая дрянь!

Успокойся, велел вдруг Тимофей, убирая ее руки со своей шеи. Кажется, наша перепалка ему наскучила.

Что?.. – не сразу поняла Алена.

Встань и успокойся, повторил он, и она послушно слезла с его колен.

Что ты хотела? Говори и уходи. – В голосе Тимофея не было особой теплоты.

Я просто соскучилась, тихо ответила Алена. Ее взгляд на мгновение стал затуманенным – такой бывает только у безнадежно влюбленных. Где-то в глубине моего сердца проскользнула жалость. Мне вдруг стало ясно, что Алена любит дядю Тима. Действительно любит. А вот она для него всего лишь дорогая кукла.

Я же сказал не беспокоить меня такими глупостями. Иди. Мы разговариваем.

Алена с ненавистью глянула на меня, но тотчас опустила голову и покинула зимний сад. А мы снова остались вдвоем – я и мой холодный, безжалостный дядя.

Не играйте с ней, хриплым, моментально изменившимся голосом сказала я. Алена действительно вас любит.

Она тебя предала, а ты ее защищаешь, спокойно заметил дядя. – Ты меня удивляешь, Настя.

Я защищаю память о моей дружбе, ответила я устало, глядя на закатное небо.

Благородная. Знаешь, что на поле боя благородные умирают первыми? – спросил дядя.

Зато с достоинством, парировала я.

Какое-то время мы опять помолчали.

Я не собирался прикрываться тобой, как щитом. Я хотел спасти артефакт, вдруг сказал дядя. – Можешь обвинить меня в чем угодно, но я не трус.

Как скажете, пожала я плечами. – Мне все равно.

Это была ложь. Я не хотела быть живым щитом для родного дяди. Я хотела, чтобы ко мне относились как к племяннице, а не как к вещи.

Спасибо за беседу, я пойду, встала я с кресла, чувствуя себя хорошо. Физически, разумеется. В голове и в сердце царил полный кавардак.

Иди. И больше не покидай дом без сопровождения кого-то из магов.

Я направилась к двери.

Не обнадеживай себя. Твой отец следил за тобой не из любви, вдруг сказал мне дядя Тим в спину.

С чего вы взяли, что я так решу? – сквозь зубы спросила я, на мгновение замерев. Я не та глупая и молчаливая девочка-тень, какой была раньше. Прекрасно осознаю, что это – просто контроль. К тому же вы и мой отец слишком похожи, чтобы я могла думать иначе.

Моя рука коснулась ручки стеклянной двери.

Настя, окликнул меня дядя, ты ничего не забыла?

Забыла сказать спасибо, мрачно ответила я. – Благодарю, что не оставили в саду бездыханной.

На этих словах я покинула зимний сад и направилась на второй этаж – к Ярославу. Подышала воздухом, называется. Однако спокойно дойти до спальни мне было не суждено – я заметила Алену и Меркурия. Они стояли у окна в одной из гостиных и о чем-то тихо разговаривали. Алена была недовольной – скрестив руки на груди, она что-то сердито выговаривала. Лицо Мерка оставалось спокойным, но вот в черных глубоких глазах было точно такое же выражение, какое я видела у самой Алены, когда она смотрела на дядю Тима. Может быть, Меркурий не притворялся, что влюблен в Алену? Как все запутанно.

Я направилась к ним, но едва заметив меня, они замолчали.

Во взгляде Меркурия мелькнуло любопытство, во взгляде бывшей подруги – отвращение. Она явно не хотела меня видеть.

Снова ты, Мельникова, процедила она сквозь зубы. – Что нужно?

Поговорить. Меркурий, оставь нас, попросила я черноволосого мага. Он кивнул и ушел, а вот Алене мои слова явно не понравились.

Не собираюсь с тобой разговаривать, дернула она плечиком.

А я собираюсь. И значит, мы поговорим.

Что ж, говори. У тебя есть минута.

Эти слова царапнули меня как острые спицы. Минута. Раньше мне казалось, что у нас и нашей дружбы есть целая жизнь. Сейчас у нас была лишь минута.

Я тебя понимаю, сказала я негромко.

Что? Что ты там понимаешь? – сощурилась Алена.

Ты ведь думала, что мне сотрут память и я обо всем забуду, отстраненно сказала я. Наверное, для тебя это было большим искушением – хотя бы раз сказать правду мне в лицо.

Алена искоса на меня посмотрела.

Но память стирать мне не стали. И теперь я все о тебе знаю. Знаю о том, что ты работала на моего отца и получала деньги, шпионя за мной. О том, что ты – до сих пор любовница моего дяди, О том, что ты меня ненавидишь. Мне интересно – за что? Я настолько тебе противна? Я тебя обижала? Я подставляла тебя? Предавала? Делала больно? За что ты меня ненавидишь – ведь глупо отрицать, что это не так.

На лице Алены появилась кривая и злая ухмылка, уродующая красивое лицо.

Хочешь правды – получай. Мне надоело играть в твою лучшую подружку. Да, я ненавижу тебя. Ненавижу за то, что у тебя было все, Мельникова – прости, Реутовой называть тебя у меня язык не поворачивается. И за то, что ты от всего отказалась.

Не поняла, нахмурилась я.

А что тут непонятного? – коротко рассмеялась Алена, и в ее голубых глазах появилась неприкрытая злость. Ты родилась в такой богатой семье – да у тебя весь мир был перед ногами! Столько денег, столько возможностей, столько перспектив! Ты могла добиться всего, чего хотела. Но вместо этого ты бросила все. Ушла из семьи. Стала жить как бедная студентка, перебиваясь от стипендии к стипендии, вечно ища подработки! Даже фамилию поменяла – идиотка! С первого курса я смотрела на тебя и думала: «Господи, она ведь ненормальная, зачем она это делает? У нее ведь такой богатый папаша». И я до сих пор не понимаю зачем. Скажешь, что это все гордость? Нет, Мельникова, это глупость. Феноменальная глупость. Иметь все – и от всего отказаться… От всего, о чем другие только мечтать могут. Мы же сегодня откровенны, Настенька? – Взгляд Алены буквально обжигал злостью и обидой. Я никогда не видела ее такой. Со мной подруга всегда оставалась доброжелательной и веселой. Оказывается, просто играла свою роль. – Тогда я откровенно тебе обо всем скажу. У тебя было все, а у меня – ничего. Ты родилась в семье богачей, а я – в семье алкаша и вечно бегающей за ним неудачницы. Они ничего не могли мне дать – из-за вечных траблов с деньгами и долгов. Они были заняты собой и своими проблемами, и им плевать было на меня. Я ничего не могла себе позволить, зато ты, Настенька, с детства купалась в роскоши. Я покупала шмотки в секонд-хенде и мечтала накопить на поездку с классом в Питер, а ты одевалась в бутиках и каталась по Парижам и Миланам. Я делала все возможное, чтобы вылезти из этой дыры, найти свое место в жизни, а ты бросила свою семью во имя одной тебе известных идеалов. Как это мерзко! Как это несправедливо, Мельникова! У меня не было ничего! – повторила Алена срывающимся голосом, и в ее глазах мелькнули отблески злых слез.

У тебя были, по крайней мере, здоровье и красота, глухо возразила я, впитывая каждое ее слово.

И что толку от этой красоты? – спросила она с непонятным истеричным весельем. – Ну какой от нее толк, Мельникова? Помнишь, несколько лет назад я участвовала в конкурсе красоты? Я была одной из лучших. Но выиграла твоя сестричка Яна. Она красивее меня? Нет. Но она богаче. Такие, как я, обречены быть на вторых ролях. Да, спасибо, что лишний раз напомнила о том, что такие, как я – красивые нищие куклы – могут быть только любовницами. Ок, пусть я буду любовницей Тима, но знаешь, я действительного его люблю. Ты не знаешь, что между нами происходит. Я не его содержанка, поняла меня? Поняла?

Она хотела схватить меня за предплечье, чтобы встряхнуть, но я не позволила ей этого сделать – больно перехватила руку, так, что у Алены было возможности высвободить ее. Второй рукой я замахнулась.

Мне хотелось ударить бывшую подругу, залепить звонкую пощечину, так же, как и она вчера, но я сдержала себя. Из последних сил. Ради дружбы, в которую я действительно верила все эти годы.

Я все поняла. А теперь настал твой черед кое-что понять. Если ты когда-нибудь еще посмеешь ударить меня, Лесовская, я отвечу, пообещала я, не узнавая собственный голос. Он вдруг стал властным и твердым, и Алена, услышав его, перестала трепыхаться, изумленно на меня глядя. – И я отвечу так, что ты пожалеешь.

Я резко опустила занесенную руку – но не ударила Алену, а коснулась ее щеки, чувствуя новый прилив ярости.

Что ж, я прощаю тебя за вчерашний удар – все-таки ты так измаялась за время дружбы со мной, продолжала я. – Но если ты когда-нибудь посмеешь еще раз поднять на меня руку, тебе будет плохо. И да, последний совет от меня. Мой дядя никого не может любить. Он может только играть с людьми. Если уважаешь себя – беги. Ты еще можешь найти свое сомнительное счастье.

Ошибаешься, неожиданно широко и светло улыбнулась Алена. – Ты ничего не знаешь, Мельникова. Я особенный человек для Тима. А вот ты – не более, чем вещь, которую можно использовать в своих интересах, а потом выкинуть. Кстати, знаешь, почему у тебя с Женькой не получилось? – спросила она вдруг.

Я мрачно на нее взглянула.

Просвети.

Ему было стыдно. Любил одну, а переспал с другой. Соблазнил ее лучшую подружку, сказала Алена со злым торжеством. – Винил себя, бедный. Ему и в голову не приходило, что в тот вечер я просто использовала его.

Ну ты и мразь, только и сказала я.

Знаю, откликнулась она. – Прекрасно знаю, Мельникова! А ведь он до сих пор тебя любит. Ревнует тебя к Ярославу. Страдает.

Хорошо, ты мстила мне, Лесовская. Я понимаю. Но Женька-то причем? Зачем ему больно делать? Он ведь себя своим другом считал, сквозь зубы сказала я. – Или, может быть, ты просто ищешь оправдания своей гнилой натуре?

На этом мы распрощались. Алена осталась, обхватив себя за плечи руками, а я ушла – гордая и несломленная. И спина у меня была так расправлена, будто бы мне было все равно. Но стоило мне скрыться от посторонних взглядов на втором этаже, как я остановилась и прислонилась к стене – уставшая и разбитая.

Я знала Алену с первого курса, уже много лет. Каждый день мы общались по телефону, виделись несколько раз в неделю, вместе отдыхали. Я считала ее близким и дорогим человеком. Когда ей было плохо, я помогала, когда она была счастлива – я радовалась вместе с ней. И я не думала, что однажды потеряю ее.

Но прошедшая ночь, кажется, все изменила.

Всего лишь одна ночь разрушила нашу дружбу.

***

Проводив Настю пылающим взглядом, Алена быстрым шагом пошла прочь. Ее глаза застилали слезы, руки были сжаты в кулаки, на губах застыли невысказанные слова – той, которая считала ее своей подругой, Алена сказала не все, что хотела. То, что она действительно хотела сказать Насте, навсегда останется секретом.

Дрянь, почему ты? – прошептала она в исступлении. – Почему?

А ведь до ночного звонка Меркурия все было хорошо… Она наконец-то встретилась со своим любимым мужчиной – здесь, в этом доме, защищенном магией. А потом ей срочно пришлось собираться и ехать к Мельниковой, чтобы снова играть роль заботливой подруги. Так хотели Август и Тимофей, и если на первого она плевать хотела, то второго слушалась беспрекословно. Не вышло. Настя была права – Алена думала, что память ей сотрут, поэтому позволила себе слишком много. Позволила себе быть искренней.

Когда Тим узнал об этом, посмотрел на нее с усмешкой, но ничего не сказал, и Алена почувствовала себя глупой и маленькой. А разочаровывать любимого – последнее, чего она хотела.

Иногда Алена думала, как так вышло, что она оказалась замешанной в это дерьмо? И не находила ответа.

Все началось как подработка – слить богатому папаше инфу о его дочери? Без проблем. Алене очень нужны были деньги, и она не видела ничего плохого в дружбе с Мельниковой, за которую ей будут платить. Но теперь, после того, как выплюнула правду прямо в высокомерное – как у папочки – лицо Насти правду, Алена чувствовала себя мерзко. Так, будто была предательницей.

Но только чтобы предать друга, надо быть другом. А она никогда – никогда! – не была другом этой выскочке, которая играет в свободу. Почему же тогда так больно на душе? Почему она чувствует себя так скверно?

Из-за разочарования в холодных Настиных глазах?

Из-за упавшей на ее лицо тени презрения?

Из-за того, что Настя не знает, на что ей, Алене, пришлось пойти?

У зимнего сада она столкнулась с Тимофеем. Алена хотела пройти мимо, не желая, чтобы он видел слезы в ее глазах, но он схватил ее за руку и остановил. В этом был весь он – делал с другими то, что хотел. И ей это нравилось.

Что случилось?

Ничего.

Врать мне у тебя никогда не получалось. Разговаривала с Настей?

Алена кивнула, закусив губу, чувствуя, как по щеке течет слеза. Она была прекрасной актрисой, но этот человек всегда видел ее насквозь. А может быть, она позволяла ему это. Только ему, никому больше.

Ты ведь ничего ей не сказала? – ровным голосом спросил Тимофей.

Только про ее отца.

Умница. А теперь успокойся. – Он приподнял ее лицо за подбородок и вытер слезу.

Ты был на ее стороне, прошептала Алена. – Почему, Тим? Потому что в вас течет одна кровь? Потому что она родилась в твоей семье? Ее голос дрожал. Она ведь права? Я для тебя просто игрушка, Тим?

Ты же знаешь, что это не так, отозвался мужчина.

Но ты был на ее стороне, повторила она. – А я? А как же я? Я отыграю свою роль и исчезну?

Успокойся. – Тимофей притянул Алену к себе, положив одну руку на затылок, другую – на спину.