Противоречия в романе «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова

8. Метаморфозы с Коровьевым

Жокейская кепочка, то пропадает, то появляется вновь

В главе 1-й («Никогда не разговаривайте с неизвестными») «На маленькой головке жокейский картузик, клетчатый кургузый воздушный же пиджачок… Гражданин ростом в сажень, но в плечах узок, худ неимоверно, и физиономия, прошу заметить, глумливая».

В главе 7-й («Нехорошая квартирка») «Во втором кресле сидел тот самый тип, что померещился (Степану Богдановичу Лиходееву) в передней. Теперь он был ясно виден: усы-перышки, стеклышко пенсне поблескивает, а другого стеклышка нет».

В главе 9-й («Коровьевские штуки») «За столом покойного сидел неизвестный, тощий и длинный гражданин в клетчатом пиджачке, в жокейской шапочке и в пенсне… ну, словом, тот самый».

Пенсне, то трескается, то восстанавливается, то снова трескается

В начале романа в первой главе при описании Коровьева-Фагота автор указывает пенсне и его особенность. «Теперь регент нацепил себе на нос явно не нужное пенсне, в котором одного стекла вовсе не было, а другое треснуло».

Затем в главе седьмой треснутое стекло становится целым. «Во втором кресле сидел тот самый тип, что померещился (Степану Богдановичу Лиходееву) в передней. Теперь он был ясно виден: усы-перышки, стеклышко пенсне поблескивает, а другого стеклышка нет».

Наконец, в главе восьмой стекло снова трескается. «– Продолжаю, – сказал Иван, стараясь попасть в тон Стравинскому и зная уже по горькому опыту, что лишь спокойствие поможет ему, – так вот, этот страшный тип, а он врет, что он консультант, обладает какою-то необыкновенной силой… Например, за ним погонишься, а догнать его нет возможности. А с ним еще парочка, и тоже хороша, но в своем роде: какой-то длинный в битых стеклах и, кроме того, невероятных размеров кот, самостоятельно ездящий в трамвае».

9. Недопланирование

Анализ романа показывает, что, перед тем как появиться на Патриарших прудах, Воланд провел большую подготовительную работу, которая заняла два года. Сперва, по намекам в тексте, он подготовил нужную квартиру для проведения Великого бала у сатаны. Затем соблазнил историка бросить работу и жену и засесть за написание романа, излагающего версию Воланда на евангельское событие. Потом доводит Маргариту до готовности самоубийства и сводит ее в этом состоянии с писателем. После завершения романа доводит теперь мастера до сумасшествия и готовности Маргариты согласиться на предложение дьявола стать королевой бала. По анализу всех этих действий Воланда видна его длительная и кропотливая работа. Но проведение бала являлось лишь второй целью Воланда. Первая заключалась в обретении мастером ученика и распространение в стране Советов версии евангельских событий, выгодной Воланду.

И вот когда дьявол встречается на Патриарших прудах с будущим учеником в лице Ивана Бездомного, что мы видим? Мы видим, что Воланд не имел четкого плана, как он уберет Михаила Берлиоза и тем убьет двух зайцев: освободит одну половину нехорошей квартиры и представит поэту седьмое доказательство существования бога. Из чего мы это заключаем? Из того, что Воланд не знал заранее: ни отчего умрет Берлиоз, ни время его смерти. Время смерти дьявол вычислил только уже во время встречи. А ведь Воланду нужно было непросто избавиться от Берлиоза и освободить его часть квартиры. Как, например, он распорядился со вторым квартирантом Степаном Лиходеевым. Воланду нужно было подтвердить правильность взгляда Ивана Бездомного на Иисуса как реально жившего человека. Дьяволу нужно было представить доказательства, чтобы поэт твердо уверовал в правильность своего взгляда на Иисуса. И для этого нужно было, чтобы Берлиоз именно погиб. Но почему Воланд пришел без плана? Не он заставил Аннушку купить и разлить масло. Об этом дьявол узнал уже после вычисления времени смерти Берлиоза. И так получается, что Воланд лишь походу воспользовался благоприятной ситуацией и только теперь подтолкнул Берлиоза к действию, которое завершилось нужным для дьявола результатом.

Именно поэтому странным и потому противоречивым выглядит давно задуманные цели Воланда и долго им подготавливаемые, и нехарактерное поэтому спонтанное действие на Патриарших прудах.

Таким образом, противоречие заключается в том, что спонтанность действия на Патриарших прудах нарушает выявленную черту Воланда – планирование. Обладание способностью знания будущего облегчает планирование и избавляет от фатальных ошибок.

10. Предсказание смерти

В романе «Мастер и Маргарита» мы сталкиваемся со случаем, когда Коровьев проявляет большую способность, чем Воланд. Здесь нельзя сказать, что автор допустил случайную ошибку. Это его прием. Тем не менее, большая способность слуги, чем его господина будет противоречием. Ведь Коровьев входит в свиту не кого-нибудь, а самого дьявола.

Если Фагот слету выдает предсказание «подумаешь, бином Ньютона!», то Воланд после некоторого размышления. «Он смерил Берлиоза взглядом, как будто собирался сшить ему костюм, сквозь зубы пробормотал что-то вроде: «Раз, два… Меркурий во втором доме… луна ушла… шесть – несчастье… вечер – семь…» – и громко и радостно объявил: – Вам отрежут голову!»

Можно возразить, что Воланд лишь намеренно тянул время. Ранее он уже прозрачно намекал в разговоре, что человек планирующий съездить в Кисловодск, поскользнется и попадет под трамвай. А у Берлиоза была такая мысль: «Что это со мной? Этого никогда не было… сердце шалит… я переутомился. Пожалуй, пора бросить все к черту и в Кисловодск…»

Однако, и во время разговора с буфетчиком Воланд спрашивает Андрея Фокича Сокова, а отвечает из другой комнаты Коровьев. Вот и получается, что слуга быстрее и легче предсказывает смерть, чем его господин, т.е. сам сатана. В этом и состоит, на наш взгляд, противоречие, используемое автором как литературный прием.

Воланд предсказывает смерть Берлиозу во время разговора на Патриарших прудах.

«А бывает и еще хуже: только что человек соберется съездить в Кисловодск, – тут иностранец прищурился на Берлиоза, – пустяковое, казалось бы, дело, но и этого совершить не может, потому что неизвестно почему вдруг возьмет – поскользнется и попадет под трамвай! Неужели вы скажете, что это он сам собою управил так? Не правильнее ли думать, что управился с ним кто-то совсем другой? – и здесь незнакомец рассмеялся странным смешком. <…>

– Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус! И вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер.

«Какая-то нелепая постановка вопроса…» – помыслил Берлиоз и возразил:

– Ну, здесь уж есть преувеличение. Сегодняшний вечер мне известен более или менее точно. Само собой разумеется, что, если на Бронной мне свалится на голову кирпич…

– Кирпич ни с того ни с сего, – внушительно перебил неизвестный, – никому и никогда на голову не свалится. В частности же, уверяю вас, вам он ни в коем случае не угрожает. Вы умрете другой смертью.

– Может быть, вы знаете, какой именно? – с совершенно естественной иронией осведомился Берлиоз, вовлекаясь в какой-то действительно нелепый разговор, – и скажете мне?

– Охотно, – отозвался незнакомец. Он смерил Берлиоза взглядом, как будто собирался сшить ему костюм, сквозь зубы пробормотал что-то вроде: «Раз, два… Меркурий во втором доме… луна ушла… шесть – несчастье… вечер – семь…» – и громко и радостно объявил: – Вам отрежут голову!

Бездомный дико и злобно вытаращил глаза на развязного неизвестного, а Берлиоз спросил, криво усмехнувшись:

– А кто именно? Враги? Интервенты?

– Нет, – ответил собеседник, – русская женщина, комсомолка.

– Гм… – промычал раздраженный шуточкой неизвестного Берлиоз, – ну, это, извините, маловероятно.

– Прошу и меня извинить, – ответил иностранец, – но это так. Да, мне хотелось бы спросить вас, что вы будете делать сегодня вечером, если это не секрет?

– Секрета нет. Сейчас я зайду к себе на Садовую, а потом в десять часов вечера в МАССОЛИТе состоится заседание, и я буду на нем председательствовать.

– Нет, этого быть никак не может, – твердо возразил иностранец.

– Это почему?

– Потому, – ответил иностранец и прищуренными глазами поглядел в небо, где, предчувствуя вечернюю прохладу, бесшумно чертили черные птицы, – что Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже разлила. Так что заседание не состоится».

Коровьев предсказал смерть буфетчика Андрея Фокича Сокова, во время его посещения нехорошей квартиры.

«– У вас сколько имеется сбережений?

Вопрос был задан участливым тоном, но все-таки такой вопрос нельзя не признать неделикатным. Буфетчик замялся.

– Двести сорок девять тысяч рублей в пяти сберкассах, – отозвался из соседней комнаты треснувший голос, – и дома под полом двести золотых десяток.

Буфетчик как будто прикипел к своему табурету.

– Ну, конечно, это не сумма, – снисходительно сказал Воланд своему гостю, – хотя, впрочем, и она, собственно, вам не нужна. Вы когда умрете?

Тут уж буфетчик возмутился.

– Это никому не известно и никого не касается, – ответил он.

– Ну да, неизвестно, – послышался все тот же дрянной голос из кабинета, – подумаешь, бином Ньютона! Умрет он через девять месяцев, в феврале будущего года, от рака печени в клинике Первого МГУ, в четвертой палате.

Буфетчик стал желт лицом.

– Девять месяцев, – задумчиво считал Воланд, – двести сорок девять тысяч… Это выходит круглым счетом двадцать семь тысяч в месяц? Маловато, но при скромной жизни хватит. Да еще десятки.

– Десятки реализовать не удастся, – ввязался все тот же голос, леденя сердце буфетчика, – по смерти Андрея Фокича дом немедленно сломают и десятки будут отправлены в госбанк.

– Да я и не советовал бы вам ложиться в клинику, – продолжал артист, – какой смысл умирать в палате под стоны и хрип безнадежных больных. Не лучше ли устроить пир на эти двадцать семь тысяч и, приняв яд, переселиться <в другой мир> под звуки струн, окруженным хмельными красавицами и лихими друзьями?

Буфетчик сидел неподвижно и очень постарел. Темные кольца окружили его глаза, щеки обвисли и нижняя челюсть отвалилась. <…>

Тут же выскочил из кабинета Коровьев, вцепился в руку буфетчику, стал ее трясти и упрашивать Андрея Фокича всем, всем передать поклоны. Плохо что-либо соображая, буфетчик тронулся в переднюю».

11. Чтение мыслей

Когнитивным диссонансом или явным противоречием представляются беседы Воланда и Азазелло с кем-либо. Они не только спрашивают, но даже задают вопросы с удивлением. А эта реакция противоречит их способности читать мысли собеседника и, следовательно, знать наперед, о чем он думает. И какое же тогда тут может быть удивление? Какое же здесь диво, новость для представителя нечистой силы? И за многие столетия владение такой способностью могло бы привести к упрощению разговоров. Это как фрагмент демонстрировал Воланд всего лишь дважды, когда черный маг отвечал не на слова, а на мысли собеседника.

В первый раз в разговоре с литератором Михаилом Берлиозом о существовании бога и дьявола на Патриарших прудах (глава 1-я «Никогда не разговаривайте с неизвестными»).

„«Надо будет ему возразить так, – решил Берлиоз, – да, человек смертен, никто против этого и не спорит. А дело в том, что…»

Однако он не успел выговорить этих слов, как заговорил иностранец:

– Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус! И вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер“.

Во второй раз в беседе с директором театра Варьете Степаном Богдановичем Лиходеевым (глава 7-я «Нехорошая квартира»).

«Итак, Степа застонал. Он хотел позвать домработницу Груню и потребовать у нее пирамидону, но все-таки сумел сообразить, что это глупости… Что никакого пирамидону у Груни, конечно, нету. Пытался позвать на помощь Берлиоза, дважды простонал: «Миша… Миша…», но, как сами понимаете, ответа не получил. В квартире стояла полнейшая тишина».

«– Дорогой Степан Богданович, – заговорил посетитель, проницательно улыбаясь, – никакой пирамидон вам не поможет. Следуйте старому мудрому правилу, – лечить подобное подобным. Единственно, что вернет вас к жизни, это две стопки водки с острой и горячей закуской».

Разговор Азазелло и Маргариты на скамейке в Александровском саду под кремлевской стеной.

„Вернувшись с этим богатством к себе в спальню, Маргарита Николаевна установила на трехстворчатом зеркале фотографию и просидела около часа, держа на коленях испорченную огнем тетрадь, перелистывая ее и перечитывая то, в чем после сожжения не было ни начала, ни конца: «…Тьма, пришедшая со средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город. Исчезли висячие мосты, соединяющие храм со страшной антониевой башней, опустилась с неба бездна и залила крылатых богов над гипподромом, хасмонейский дворец с бойницами, базары, караван-сараи, переулки, пруды… Пропал Ершалаим – великий город, как будто не существовал на свете…»“

„Его не было рядом в этот день, но разговаривала мысленно Маргарита Николаевна все же с ним: «Если ты сослан, то почему же не даешь знать о себе? Ведь дают же люди знать. Ты разлюбил меня? Нет, я почему-то этому не верю. Значит, ты был сослан и умер… Тогда, прошу тебя, отпусти меня, дай мне, наконец, свободу жить, дышать воздухом». Маргарита Николаевна отвечала за него: «Ты свободна… Разве я держу тебя?» Потом возражала ему: «Нет, что это за ответ! Нет, ты уйди из моей памяти, тогда я стану свободна»“.

Азазелло произнес то, что Маргарита читала в спальне и о чем думала на скамейке в Александровском саду.

«– Тьма, пришедшая со средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город. Исчезли висячие мосты, соединяющие храм со страшной Антониевой башней… Пропал Ершалаим, великий город, как будто не существовал на свете… Так пропадите же вы пропадом с вашей обгоревшей тетрадкой и сушеной розой! Сидите здесь на скамейке одна и умоляйте его, чтобы он отпустил вас на свободу, дал дышать воздухом, ушел бы из памяти!»

Поэтому, конечно же, более точным было бы указание автором перед словами об удивлении представителей нечистой силы добавлять «деланно, фальшиво, притворно» и т.д.

Но в таком случае произведение лишается еще одного элемента противоречивости (как, например, одновременное существование и планирования, и спонтанности), а, следовательно, запутанности, что добавляет роману таинственности и потусторонности.

12. Голос Азазелло

Михаил Булгаков на протяжении всего романа выдерживал особенность голоса Азазелло, тот гнусавил.

„– Я, – вступил в разговор этот новый, – вообще не понимаю, как он попал в директора, – рыжий гнусавил все больше и больше, – он такой же директор, как я архиерей!»“ (глава 7 «Нехорошая квартирка»)

«– Иван Савельевич (Варенуха)? – осведомилась трубка препротивным гнусавым голосом».

«– А ты все-таки побежал? Дай сюда портфель, гад! – тем самым гнусавым голосом, что был слышен в телефоне, крикнул второй и выдрал портфель из трясущихся рук Варенухи». (глава 10 «Вести из Ялты»)

В главе 18-й («Неудачные визитеры») когда дядя Михаила Берлиоза вошел в переднюю, то встретил там кота, который вызвал Азазелло.

«На его зов в переднюю выбежал маленький, прихрамывающий, обтянутый черным трико, с ножом, засунутым за кожаный пояс, рыжий, с желтым клыком, с бельмом на левом глазу.

<…>

– Поплавский, – тихо прогнусил вошедший, – надеюсь, уже все понятно?»

Гнусавить – означает говорить в нос. Здесь звук идет вверх. А вот в кабинете профессора Кузьмина Азазелло предстал в облике медсестры, и на него явно указывает клык изо рта. И теперь он стал говорить басом, т.е. звук голоса пошел вниз.

«За столом этим сидела в косынке сестры милосердия женщина с сумочкой с надписью на ней: «Пиявки». Вопил профессор, вглядевшись в ее рот. Он был мужской, кривой, до ушей, с одним клыком. Глаза у сестры были мертвые.

– Денежки я приберу, – мужским басом сказала сестра, – нечего им тут валяться. – Сгребла птичьей лапой этикетки и стала таять в воздухе».

В дальнейшем в романе Азазелло продолжал гнусавить.

«– Королева в восхищении, – гнусил за спиною Азазелло». (глава 23 «Великий бал у сатаны»)

«– Я говорю, – прогнусил тот (Азазелло – А.Я.), – что тебя (Бегемота – А.Я.) хорошо было бы утопить».

«– Вы хотели переехать в его комнаты? – как можно задушевнее прогнусил Азазелло». (глава 24 «Извлечение мастера»)

Таким образом, на протяжении всего романа Азазелло гнусавил, и только в образе сестры милосердия в кабинете профессора Кузьмина Азазелло говорил басом.

13. Лицо Иешуа

Во второй главе романа («Понтий Пилат») Иешуа изображается так: «И сейчас же с площадки сада под колонны на балкон двое легионеров ввели и поставили перед креслом прокуратора человека лет двадцати семи. Этот человек был одет в старенький и разорванный голубой хитон. Голова его была прикрыта белой повязкой с ремешком вокруг лба, а руки связаны за спиной. Под левым глазом у человека был большой синяк, в углу рта – ссадина с запекшейся кровью». А затем, далее по тексту «Он (Понтий Пилат – А.Я.) смотрел мутными глазами на арестованного и некоторое время молчал, мучительно вспоминая, зачем на утреннем безжалостном Ершалаимском солнцепеке стоит перед ним арестант с обезображенным побоями лицом…» Синяк под глазом и ссадина в углу рта никак не тянут на побои обезобразившие лицо.

Но это определение будет повторяться автором и в дальнейшем. «Итак, Марк Крысобой, холодный и убежденный палач, люди, которые, как я вижу, – прокуратор указал на изуродованное лицо Иешуа, – тебя били за твои проповеди, разбойники Дисмас и Гестас, убившие со своими присными четырех солдат, и, наконец, грязный предатель Иуда – все они добрые люди?»

Только когда автор пишет о лице Иешуа в Эпилоге, он прав. «От постели (профессора Понырева – А.Я.) к окну протягивается широкая лунная дорога, и на эту дорогу поднимается человек в белом плаще с кровавым подбоем и начинает идти к луне. Рядом с ним идет какой-то молодой человек в разорванном хитоне и с обезображенным лицом».

Конечно же, синяк и ссадина, доставшиеся Иешуа при задержании, не могут называться побоями, обезобразившие его лицо. Но далее в главе 16-й («Казнь») есть обстоятельство, которое в отличие от побоев действительно могло обезобразить лицо Иешуа до неузнаваемости.

«Счастливее двух других был Иешуа. В первый же час его стали поражать обмороки, а затем он впал в забытье, повесив голову в размотавшейся чалме. Мухи и слепни поэтому совершенно облепили его, так что лицо его исчезло под черной шевелящейся массой. В паху, и на животе, и под мышками сидели жирные слепни и сосали желтое обнаженное тело.

Повинуясь жестам человека в капюшоне, один из палачей взял копье, а другой поднес к столбу ведро и губку. Первый из палачей поднял копье и постучал им сперва по одной, потом по другой руке Иешуа, вытянутым и привязанным веревками к поперечной перекладине столба. Тело с выпятившимися ребрами вздрогнуло. Палач провел концом копья по животу. Тогда Иешуа поднял голову, и мухи с гуденьем снялись, и открылось лицо повешенного, распухшее от укусов, с заплывшими глазами, неузнаваемое лицо».

Четыре часа мухи и слепни облепляли лицо Иешуа. От их укусов оно действительно могло распухнуть и стать обезображенным.

Таким образом, в первом и втором случаях следовало бы внести изменения.

Первую фразу, что «арестант с обезображенным побоями лицом», следовало бы изменить на «арестант с побоями на лице».

Вторую фразу, что «прокуратор указал на изуродованное лицо Иешуа», следовало бы изменить на «прокуратор указал на лицо Иешуа со следами побоев».

14. Время в романе

Рассмотрим, как протекало время во второй главе романа «Понтий Пилат», в которой описывается, как прокуратор провел допрос Иешуа и утвердил вынесенный ему приговор Малым Синедрионом.

Итак, действия начинаются ранним утром.

«В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат».

Ранним утром считается отрезок времени с 5—6 часов до 9—10 часов. Поздним поэтому утром полагают период с 9—10 до 12 часов. Из небольшого по содержанию количества событий (допрос Пилатом Иешуа, его разговор сначала с Каифой, и затем с Синедрионом), описанного во второй главе романа, можно предположить, что все началось во дворце Ирода Великого до десяти часов утра и закончилось на площади перед гипподромом (ристалищем) вскоре после полудня, т.е. двенадцати часов.

Рассмотрим ход времени, на который периодически указывал автор.

В начале допроса Пилат вызвал кентуриона. «Крысобой был на голову выше самого высокого из солдат легиона и настолько широк в плечах, что совершенно заслонил еще невысокое солнце».

Затем по прошествии некоторого времени положение солнца на небосводе изменилось.

«Пилат поднял мученические глаза на арестанта и увидел, что солнце уже довольно высоко стоит над гипподромом, что луч пробрался в колоннаду и подползает к стоптанным сандалиям Иешуа, что тот сторонится от солнца».

Пилат закончил допрос и приготовился встретиться с Каифой, когда время приближалось к полудню.

«Приказания прокуратора были исполнены быстро и точно, и солнце, с какой-то необыкновенною яростью сжигавшее в эти дни Ершалаим, не успело еще приблизиться к своей наивысшей точке, когда на верхней террасе сада у двух мраморных белых львов, стороживших лестницу, встретились прокуратор и исполняющий обязанности президента Синедриона первосвященник иудейский Иосиф Каифа».

К концу их разговора был уже почти полдень.

«Прокуратор тыльной стороной кисти руки вытер мокрый, холодный лоб, поглядел на землю, потом, прищурившись, в небо, увидел, что раскаленный шар почти над самой его головою, а тень Каифы совсем съежилась у львиного хвоста, и сказал тихо и равнодушно:

– Дело идет к полудню».

Когда позже Пилат взошел на каменный помост на площади перед гипподромом (ристалищем) и объявил собравшейся толпе о приговоре, полдень уже наступил.

«Пилат выкрикивал слова и в то же время слушал, как на смену гулу идет великая тишина. Теперь ни вздоха, ни шороха не доносилось до его ушей, и даже настало мгновение, когда Пилату показалось, что все кругом вообще исчезло. Ненавидимый им город умер, и только он один стоит, сжигаемый отвесными лучами, упершись лицом в небо».

И тут в конце главы автор вдруг сообщает: «Было около десяти часов утра».

До этого же автор четырежды упоминал в разных вариантах полдень: солнце не успело еще приблизиться к своей наивысшей точке, раскаленный шар почти над самой головой, дело идет к полудню и, наконец, отвесные лучи. Поэтому можно предположить, что единственное указание на десять часов утра будет ошибкой.

Эту ошибку автор повторит вначале следующей 3-й главы («Седьмое доказательство»). «– Да, было около десяти часов утра, досточтимый Иван Николаевич, – сказал профессор».

На ошибку указывает продолжение ершалаимского романа в 16-й главе («Казнь»). Здесь сообщается, что «Та кавалерийская ала, что перерезала прокуратору путь около полудня, рысью вышла к Хевровским воротам города».

«К этим любопытным из города присоединились теперь любопытные богомольцы, которых беспрепятственно пропускали в хвост процессии. Под тонкие выкрики глашатаев, сопровождавших колонну и кричавших то, что около полудня прокричал Пилат, она втянулась на Лысую гору».

В главе 25-й («Как прокуратор пытался спасти Иуду») также указывается, что беседа Пилата и Каифы состоялась в саду дворца Ирода Великого около полудни.

«В том самом месте, где около полудня, близ мраморной скамьи в саду, беседовали прокуратор и первосвященник, с ударом, похожим на пушечный, как трость переломило кипарис».

Таким образом, ошибку во времени можно исправить, заменив время в конце второй главы и начало третьей с «около десяти часов утра» на «около полудня».