Танцы угрюмых богов

И ЛЁД И КРОВЬ

 
(эскизы-фантазии)
 
 
1.
А на Чудском ветра плетут вербейник в косы,
Что строем витязей стоит по берегам.
Бренчит, соломенный, как копья, на морозе…
Никак, почувствовал дыхание врага?..
А в стольном Новгороде – пир во славу князя.
Скудеют яства на столах под дружный треск…
Да только мрачен воевода небоязный…
Глядя на пенное вино, он взглядом трезв.
……………………
 
 
– Давай, бусли славянский люд!.. Поддай-ка жару!..
Крутись скомо́рохами!.. Глаше бубенцы!!..
А бить ливонца буде завтра!.. Возвещаю —
Въпълченье смажное грядёт!.. Эй вы, гонцы,
Испить вина велю вам, черти!.. Ну-ка немцам
По чарке мёда!.. А́то же́ду утолят!..
А я вам – княже. Нарицают зело – Невским.
Пришед с мечом – кладись под меч!.. И кой вам ляд!?
 
 
2.
Ветра и стынь, металл и снег, задор и стоны,
Огонь в плечах, тупая боль и храп коней.
И кто сказал, что, дескать, и́спогань не тонет?..
Ещё как тонет!.. – коли место ей на дне!
Пургою – конница… И с лёту крестит пеших…
И те ложатся, как подрубленные, в снег…
Гербы и ордены пропавших, не успевших…
Щиты и шлемы, а под шлемом – че-ло-век…
О ярость витязей!.. И каждый ярче солнца!..
Искусна живопись, но кисти – не мечи…
…и с разворота булавою – в грудь тевтонца,
Да в шлем точёному, рукавчик засучив!..
Слабеют рыцари. Смеётся Александр
И гнёт копьё через колено, словно прут…
А за спиною – командор… В глазах – досада,
Что боги русичей ударить не дают.
 
 
Летят буланые, несут на помощь наших…
И со всей дури – в чёрно-белый огород;
Для пущей слабости на лё́д врага погнавши…
И лёд под тяжестью брони просел до вод;
Пошёл гудеть органным реквиемом; гулом
Во все концы погнал свою паучью сеть…
Плывите, пастыри, на корм чудским акулам!..
Гребите бронзою, решившие посметь!..
Бегите, нелюди, и сыпьте под ногами
Свою песочную аскезу и кресты!..
Во имя Господа вы прокляты Богами —
Монашьи крысы, ватиканские хвосты!
Накидки белые сползают скорым шлейфом,
Скользят по льду и устремляются вдогон…
А впереди бегут босыми души-эльфы
В страну Тевтонию, оставив Рубикон.
 
 
3.
…и тучи в заверти идут ледовым полем.
Блистают склянками доспехи орденов.
Глядя в рубинчик перстенька, наш князь доволен…
И вече чествует победу храбрецов.
 
 
4.
В сравненьи с прошлым, новый день – пустая каша,
Где нет ни подвигов, ни духа, ни побед.
А может, кончилась живая Русь-то наша,
Увязла, сгинула в болоте вечных бед?..
И вот пришли на смену ей кресты и пики
Ушедших по́д воду восставших мертвецов…
А по стенам монастырей… – всё те же лики…
Всё те же лики, как одно Его лицо.
 
 
вместо эпилога
 
 
Но Русь не вычернить искусственною волей,
Даждьбога алого на тьму не променять!..
И сколь не выпадет ещё ей тяжкой доли,
 
 
Пройдя сквозь тернии, листок взрастёт опять.
И в ярой сече небывалого кошмара
Вновь сгинут вороги на долгие века!..
…и то, что вкупе было отдано боярам —
Вернёт на родину
великий
пустельга.
 

БЕССОННИЦА ПО РОДИНЕ

 
Снег. Пурга. И мне не спится.
Есть на то одна причина —
В сердце Родина стучится,
Обнажив велеречиво
Неразгаданный простор
Высоты Хибинских гор.
 
 
Волны. Брызги. Звонким эхом
По озёрам скачут духи.
Нет, ветра им – не помеха…
Раздувают ветры слухи,
Точно в качестве угроз,
О проникшем в царство грёз.
 
 
Сопки с робкими стволами.
Живописные коряги,
Будто буквицы, что плавно
Переходят в снежный ягель,
Где витает между строф
Глуховатый звук рогов.
 
 
Тьма. Костры. Горланят нойды
Огневые заклинанья…
…и затопленная лодка
Снова чайки легче станет.
Звёздный свет свивая в нить,
Бубны могут говорить.
 
 
Одержимо лезу в гору.
Подставляют камни спины,
Неуступчиво-покорны…
Шаг, другой, а третий – мимо.
В каждом метре – сотни лет.
Вечность. Временного – нет.
 
 
Сварка солнца. Чаши полны.
Синевой играют блюдца.
 
 
Гребнем ночь извёл на волны
Норд, изволивший проснуться
В золотых лучах звезды
Незакатной красоты.
 
 
Чувства ярки, чисты дали —
Мир невычерпанных смыслов;
Зыбких связей первозданных,
Нестареющих на числа…
Мир дождей и мир снегов
Белых северных богов.
 
 
Снег. Пурга. И мне не спится —
Всё гуляю берегами
Древней Имандры… Садится
Солнце в розовые камни…
Сон иль нет – хочу опять
Север заново понять.
 

СТИХИ НА ПУАНТАХ

 
И что же ты рассказываешь танцем?..
Послушно тело чувству мотылька.
Бела, изобретательна рука,
А в ней – цветок… Так, может, попыта́ться
Истолковать шаги упругих ног,
Виолончель волны подвижных бёдер…
Увидь меня, я здесь, почти напротив,
Ведь это мо́й ты выбрала цветок…
Кружась – исчезни и… перенесись
Из неуюта камерного зала
Сквозь толщу складок бежевых гардин
В ту область чувств, где я совсем один,
Что на мечты истратился нахалом,
Поиздержался, выкупив холсты,
А рисовать, при этом, не умея…
Тянусь к тебе, податливая фея…
Прости-прости, что я с тобой на ты…
Изгиб спины, и этот мах ногою…
Прыжок, ещё, ещё… – и ты в руках
Романтика в рыбацких сапогах,
Поклонника природы и покоя…
Но нет, не то… Финалом – общий свет…
Аплодисменты лени, скрипы кресел,
Чтоб завтра лишь заметочкою в прессе
Мелькнул твой белоснежный пируэт.
 

УСЛЫШАТЬ ГОЛОС

 
(непридуманная история)
 
 
Была колючая гроза. Урча, подпрыгивал автобус.
Шалели вспышки в два ряда, производя кромешный ад…
Доехать, выйти и лететь подобно ангелу, подобно
Промокшей птице штормовой, что бьёт крылами наугад.
А там, в заштатном городке, куда спешила героиня,
В окне второго этажа дрожал зелёный огонёк.
Племяшку тётушка ждала, по виду – статная графиня,
Глядя сквозь щёлочку гардин на грозный ливневый поток.
 
 
Гроза совсем сошла с ума, когда на площади Советов
Автобус встал, открылась дверь, и «рыбы» влились в океан.
А вслед за ними и она в июльском платьице приветном,
Невероятною грозой обескуражена слегка.
«Алетта!.. Что же ты?!.. Беги!.. Ускорься, милая!.. Опасно!..», —
Как будто кто-то за спиной проговорил. И в тот же миг —
В полнеба всполохом разряд и… В белоцветии ужасном —
Опять слова: «Терпи-терпи… Иначе мне не оживить…
 
 
Итак: в тебя попал разряд. Не паникуй. Вдохни поглубже
Пред тем, как в сердце он войдёт и разветвится по ногам.
Уходит в землю. Стой. Замри. Я знаю-знаю… Ну же!.. Ну же!..
Дыши, дыши, не шевелись, не доверяй своим шагам».
Глаза в недолгой слепоте вновь обрели способность видеть.
Она упала и ползла, собой сплошной являя нерв…
И боль стирала о наждак зело саднящую обиду…
И пробегавший мимо трус призвать на помощь не посмел.
 
 
Но сил хватило доползти, чтоб возродить себя из пепла,
Непредсказуемо бежать по искривлённым руслам вен
И каждой ночью видеть сны, где, словно тень, стоит ослепнув
Почти огонь, почти ничто с подсказкой бога в голове.
И по сей день охота знать – кому обязана спасенью…
Ни дым, ни карта, ни ладонь не объяснят… И только Он —
Один-единственный из всех, души святое утешенье,
Поёт о том в дуэте с ней и не выходит на поклон.
 

КОНТОРСКИЕ МИСТЕРИИ

 
(эскизы)
 
 
В атмосфере пыльных кабинетов,
Где сквозняк бумагою шуршит,
Ходят дамы в тапочках балетных,
А за ними – бледные пажи.
Вьётся речь мохнатой рыжей пряжей.
По углам валяются клубки.
Взгляды, уши, цифры… И туда же
Цепко интегрируют «жучки».
А в предельно узком коридоре,
В микрокосме хитреньких бацилл
Дышит лень с путёвкой в санаторий
И семью билетиками в цирк.
Вот чего, а цирка здесь хватает.
Погремушкой – сутолока дней…
«Это правда?.. Главный одобряет?..»
«Успокойтесь. Главному видней».
 
 
Как приятно техника стрекочет…
Как сладка наигранная брань…
Это кто в стороночке хохочет,
Компромат по листику набрав?..
Сам Сатир?.. Пробрался из ютуба?..
Ведомы ему желанья масс?..
«Погоди, лукавая голуба
С подведённой пристальностью глаз!..», —
Шепчет он, невидимый, беззвучный
В уголке на креслице крутясь.
Бутерброд крадёт у девы тучной,
Импульсивной мести не боясь.
 
 
Ускользают смыслы в интерьерах.
Почему? А дамочка молчит.
Денежки. А деньги – это нервы…
А ещё – отмычки и ключи.
Циферки сметаются в совочек.
Умирают компы до утра.
 
 
«Завтра все как штык!.. Без проволочек!..»
Не контора – чёрная дыра.
На окне – тюремная решётка,
За решёткой – неба серый цвет…
Спит Сатир, ладонь у подбородка,
Суету закрыв на шпингалет.
 

НА ЭТАПАХ ЗАТУХАНИЯ

 
Да, в детстве все чувства ярче,
Значительно слаще то́рта…
А в юности что?.. Тем паче.
Особые натюрморты.
Эмоции бьют вулканом,
Что даже тактильны речи…
Не видя в упор обмана,
Когтям подставляет плечи
Несметная часть ведомых,
Мечтателей дней вчерашних,
Доверчиво прыгнув в омут
И… – камнем… без всплеска даже.
 
 
И вот уже новым взором
Окинув восторг вчерашний,
Как куклы, у мониторов
Сидим мы, ушами машем,
Моргаем-моргаем, словно
Иное нам недоступно…
Упало, разбилось слово…
А слово – уже поступок.
 
 
Так как же включались чувства
И кто же стоял за ними?..
«Иль заново жить учусь я
В бесхитростной пантомиме?», —
Бормочет герой случайный,
Листок расправляя мятый.
С годами душа дичает,
Питаясь насущным ядом.
 
 
Ты кто, темнота да злоба?
Кто ты, ни любви, ни сердца?
От пломб твоего апломба
Любви заржавела дверца
В тот мир, что не станет прежним,
Ведь знания множат беды…
А жизнь – океан безбрежный,
Где мачты скрипят от ветра.
 

ОКТЯБРЬСКИЕ ВСТРЕЧИ

 
Опустошили бутылёк, скучая.
Никто и глазом не повёл. Отлично.
А ведь зашёл-то я к тебе случайно,
Несвоевременно и не в зачёт.
А по дворам переметались листья,
Гулял октябрь во всём своём величьи,
И был прелестнейшим он органистом
Гудящий в форточке октябрь тот.
 
 
Я всё описывал тебе проблемы…
Я всё рассказывал тебе о жизни…
О метафизике, о книгах Лема…
А ты допытывал да подливал…
А жизнь обманчива, как оказалось,
И в самом стоящем – непостижима…
И… распрощались мы в тиши вокзала
(совсем не помню, как туда попал).
 
 
А год спустя задребезжал звоно́чек.
Ты был застигнут изневесть конечно.
Ушёл внезапно ты, ушёл досрочно,
Всё по неведенью, в небытие…
И осень осенью плыла недолго,
Чуть дольше пламени неяркой свечки…
Зачем встречались – не пойму вот только,
Рационируя ингредиент.
 
 
Шуршат вопросики сухой листвою.
Свистит на кухне музыкальный чайник.
А может, заново себе позволить
И философию разбавить чуть?..
Но ты молчишь, определённо зная
(земные ведомы тебе печали)…
И в обособленности, допоздна я
Лечу один и… будто вижу путь.
 

НА ХВОСТЕ

 
(вариации на тему)
 
 
МУШКА
 
 
Птица прыгает и… вертит
Синим веерным хвостом.
В скуку грустную не верьте:
Скука – это не о том,
Бесполезная притом.
 
 
А за птицей наблюдает
Пан Пантера – чёрный кот;
Револьверчик наставляет
И на мушку цель берёт.
Он, естественно, не врёт.
 
 
Только мушка оказалась
Неусидчиво-хитра
И от цели отвязалась,
Брыснув, дескать, мне пора.
Где был кот – теперь дыра.
 
 
Птица прыгает и… вертит
Синим веерным хвостом.
Нет, как видно, в жизни смерти, —
Ни сегодня, ни потом,
Даже встретившись с котом.
 
 
НА ХВОСТЕ
 
 
Скачет заяц по сугробам,
Вязнет в тёплом феврале.
А за ним по синим тропам
Раскудлаченным галопом
Рыщут волки, ошалев;
 
 
Рыщут-рыщут – не находят…
Языки слюной текут.
А косой от них поодаль:
«Привязались, взяли моду… —
Недовольствует. – Я тут!..
 
 
Догоняй, хромые черти!..
Напрягай ослабший нюх!..
Заяц вам таких начертит,
Что запутает до смерти,
Зная тыщу заманух!..»
 
 
По сиреневым сугробам
Зачинаются ручьи.
Тяжек бег. Поди, попробуй,
Догони, когда он в оба
И… инфаркт заполучи.
 
 
«Нет уж, заяц, мы, однако,
Обождём тебя ловить.
В нас самих из буерака,
Громко тявкая собакой,
Кто-то принялся палить…»
 
 
Эка жизнь – одна охота!..
Снова хищник на хвосте!
Что – лиса?!.. И заяц – ходу:
«Привязались!.. Взяли моду!..
Чёрт, охотники – везде…»
 

УТЕШЕНИЯ РАДИ

 
Тонет день с неизвлечённой пользой.
Стопки книг. Мечта мешает думать.
Спохватился, но да, видно, поздно.
Вышел вон и… не задел приступок,
Устоял… Моя ли в том заслуга,
Что иду за временем по кругу?..
 
 
Мир прочтён, а, может быть, и понят…
Дайте сил, чтоб допонять детали,
Чтоб на шаг ещё его дополнить,
Ну хотя б на чистоте ментальной…
Стопки книг – как якорь – не поднять…
Разве что по жанрам разобрать.
 
 
Тянет ночь от фонаря волынку.
Треплет память парусину нервов.
Утром встану и пойду до рынка.
Просто так. И непременно первым.
А со мной – синичка желтопуза —
Вдохновеньем жить… Ну чем не муза?
 
 
Тёмен дух неголубых потёмок.
Семь картин обращены в иное.
Не понять под голосок позёмок
Эту жизнь линеечной длиною.
Так что лучше позже доплести,
Чтоб корзинку с фруктами нести.
 

СЛОВА УЧИТЕЛЯ

 
Так что ты ставишь во главу угла?..
Слова Христа, иль только воскрешенье,
Как некое чудесное явленье,
И боле ничего?.. Увлечь смогла
Метафорою липкая ловушка?..
Всю жизнь прождал, когда тебе на ушко
Шепнёт разгадку ангел в тишине?..
Но ангел – не факир, не чарователь…
Людского пониманья изыскатель,
Он Слову служит с правдой наравне.
Но мы Его не слышим – дра́знят перья
Цветного карнавала… И доверья
Внушает больше вымысел, чем факт.
 
 
Воскрес Он там, иль это чья-то ложность —
Не главное. В разы важней возможность
Внимать словам Учителя, читать
И проникать, как проникают струи
В весенний снег, прозревшему даруя
Искомый путь. Ослепший от чудес,
Ты притворился добрым иереем,
Седым жрецом с молитвою свирельной,
Что прячется душой в противовес
Живому Слову… В Слове – только в Нём
Бессмертное
Проверено
Огнём.
 

СМОТРЕТЬ В ГЛАЗА И ВИДЕТЬ…

 
Человек – очень странная сущность,
Зачастую лишь мясо да кости…
Но богами до власти допущен
До того, как уснёт на погосте;
До того, как с лихвой осознает
Всю ненужность своих раздражений…
Коридорная песня сквозная —
Результат вековых достижений.
Только есть в этой сущности – не́что
Выше всяческого пониманья,
Даже собственных страхов заплечных…
Нечто это зовётся – сознаньем.
Без него мы – гремящие кости,
Без него мы – инертные формы,
Что, запнувшись, исчезнут от злости,
Или в урнах сгорят амофорных.
Почему же сознание наше
Уязвимые носит костюмы
И, не брезгуя жизнью пустяшной,
Протирает джинсу́ их бездумно?..
Почему этот блеск незакатный
Заключён в процедуру гниенья?..
Не затем ли, чтоб вызвать досаду,
Осторожные искры прозренья?..
Изучая лучистые лица,
Удивительно добрые очи,
Вижу я, как сознанье свети́тся
Блёсткой звёздочкой царственной ночи.
Игнорируй, не падай, не гасни
В череде краткосрочных сезонов!..
Быть на службе у смерти – опасно.
Даже больше скажу вам – позорно.
 

ВЕСНА ХОЛОДНЫХ ПЕСЕН

 
Тьма раскручивает мир, как юлу,
Где у каждого есть точка своя,
Несмотря на то, что в пятом углу
Заблудившимся сигналит маяк.
В сумасшествии смешавшихся душ
Нет ни выхода, ни входа. Темно.
То ли порохом набили картуш,
То ли ворон глаз таращит в окно.
Я кричу, да голос мой – неживой.
Тонный камень лепестку не поднять.
По границе красный след ножевой
И трассирующий – влёт не догнать.
Тьма раскручивает мир, как юлу.
Стёкла – вдребезги, бетон – в порошок.
Льнёт вальсирующий бес на балу
К милой диве, притуляя шажок.
А вчера весь день накрапывал дождь.
Незатейливо вилась канитель
И, что странно, исходил от ладош
Снежный па́морок грядущих недель.
Этот па́морок искал – чем бы взять,
Извести в ночи́ до грёз, обмануть…
А теперь одна лишь мысль – устоять,
Чтоб под вой шальных сирен не уснуть.
Знаю, мир уже не будет иным,
Если выбита земля из-под ног.
И всё ярче, всё реальнее сны
Сквозь отсутствующий взгляд в потолок.
 

СЛЕД В СЛЕД

 
Нестись по теченью, не думая,
Не взвешивая все за и против,
Поддакивающим под дулами
Зомбированным отродьем…
Неистово верить батюшке,
Что, дескать, ему виднее…
Спасаться обманом рядышком
С продажным архиереем.
Бежать к своим меленьким клеточкам,
Авоськам, заплаткам и кухонкам…
Развесив бельишко по веточкам,
Грудиться бондарными кухлями…
Бояться фривольно высказаться,
Заляпать «пятно» на стеночке,
При этом быть жутко вымазанными
Согласием жить по стрелочке.
Рабами гулять бессовестно, —
Личинами обезличенными…
С друзьями спешить размолвиться
За острый значок отличия…
Чтоб правда глаза не резала,
Их лучше держать закрытыми…
 
 
Становятся люди бесами.
Иконы летят корытами.
 

КУДА УХОДЯТ ПОЕЗДА

 
Куда уходят поезда,
Мелькая красными огнями,
Своеобразно догоняя
Шальное время на мостах?
Не ими ль связана судьба
Непрерывающейся страсти?..
Да, я готов признать отчасти,
Там, на мосту, узрев себя
В окне вагона… Мир – муляж
С непостижимым алгоритмом:
Не то цветёт, не то горит он…
Аспект. Обман. Фотомонтаж.
Куда уходят поезда?
О чём молчат ночей перроны?
Килопарсеками микроны
Предстанут завтра… Красота!..
Стучат, триолями мельчат
Металлофонные колёса…
И лишь гранитные колоссы
Всё так же держат на плечах
Вчерашний день в кривых огней,
В стоцветной гамме звёзд и строчек…
Чуть освещённый контур ночи.
Перрон. Мурашки по спине.
И даль темна… «Там-там», туда…
Туда уходят поезда…
 

НИ ФИНТА, НИ ФИШКИ

 
Остыньте, демоны. Не ново
Гнать настроенческое слово,
Заштукатуривая им
Бомондоликий ваш интим;
Играть фигурными слонами,
Кричать о совести лгунами…
Не предавая свой геном,
Трястись над собственным дерьмом…
Зачем вы здесь? Какие цели
Вас, обездвиженных, имели,
За что имели вы бабло?..
А мы в вас верили… Облом.
А мы считали вас своими —
Друзьями, близкими, родными,
Цветами потчуя талант…
Да вместо них дезодорант
Дарить вам надо было, суки,
А после – мыть в трёх водах руки…
Национальность подвела?..
Не ту энергию ввела?..
Не удержались пред соблазном?..
Раскритикован был Эразмом
Сей не́дуг пять веков назад.
И кто ваш друг? Маркиз де Сад?
Прощайте, смуглые пижоны…
Играйте псевдоприближённых,
Звените бледною деньгой,
Кичитесь жизнью дорогой
Там в эмиграции тщедушной,
Немногословной и послушной…
Ведь не от светлых же идей
В бароны метил лицедей.
 

ДЕРЕВЯННЫЙ КОЛОКОЛЬЧИК

 
Топчи, оправдывая ложь,
В себе прекрасные порывы…
Внушай, что злобный командор
Несёт свободу племенам…
Но Небо, батенька, не трожь,
Пуская строчку красным криво,
Закрыв последний коридор
На конфетти из телеграмм.
 
 
Не убеждай своим письмом
Прозревший мир документальный.
Беги в кусты, два пальца в рот,
Вконец устав изображать
Себя провидящим ослом
С подходом к разуму фатальным,
Чтоб если что – наоборот
Начать событья излагать.
 
 
Ты оглянулся бы назад,
Откуда жалит канонада,
Откуда голосом поёт
Тяжёлый лёт а-ви-а-бомб…
Бесспо́рно пафосен фасад.
А двор – уныл. Не лги, не надо
Толочь в песок колючий лёд
И называть его – «любовь».
 
 
Ты – не поэт. Сойди, мертвец,
Костьми играя, с пьедестала.
Сомкнётся занавесом мрак
Твоих чудовищных стихов…
И только свет полуколец
Стеклянных лун, слепых и впалых,
Откроет нам, что всё не так,
Сверкая из-за облаков.
 

НО БУДЕТ ЛИ…

 
Закрывшись, книга выдохнула пыль.
А вместе с пылью высыпались буквы,
Красны́ и кисло-сладки, словно клюква,
Отправленная на зиму в бутыль.
Ни фраз, ни слов уже не разобрать…
И прячущимся символам на смену
Спешат они в разверстые дольмены
От «а» до «я» таиться и молчать.
И заново начнёт дышать зерно
В пустой земле, лишённой прежней силы,
На грани смерти нервом импульсивным
Цепляясь хватко за веретено
Неярких дней. И снова по слогам
Прочтут себя возникшие народы…
Открытой книгой будет им Природа,
Как восхожденье к светочам-богам…
Но будет ли?.. Терпению конец.
Провисло небо холодом свинцовым.
Блестящих кукол строем образцовым
Идёт беда под ровный бубенец.
 

И ХМЕЛЬ, И ВЕЧЕР, И СВОБОДА

 
В саднящей грусти небо стынет.
Зевает солнышко с холма.
Иду я улочкой Бесстыдной
В бесстыдстве пьяного ума.
Забронзовевший в убежденьях,
Несу надменность я и ложь,
Чтоб сбросить их в момент прозренья
В людской бессмысленный галдёж.
Я знаю все свои пороки,
Копя памфлеты на столах!..
Плывите сплетничать, сороки,
В аквамариновых дождях!..
Беги и ты в линялой шубе,
Моя лиса!.. Спешите лгать,
Пока в соавторстве беззубом
Со мной шагает благодать!..
Почти лечу, машу крылами,
Терпя недолгий свой позор…
Мелькает бурыми стволами
В закате дня сосновый бор…
Мелькает всё – моши́ца, мысли,
Канавы, камешки, шаги…
Сохатый в луже отразился…
Таращат бельма лешаки…
Гуляй, оторва, долгим мигом,
В себя вместившем три луны!..
Да будут святы Гелла с Никой,
Раз чувства в тело вплетены.
 

ПОВЕРИТЬ АНГЕЛУ

 
Не оценили глаза редакторши
Моё недавнее стихотворение.
Хватила дерзости она достаточно
С каким-то вычурным остервенением…
Клыкастым хищником терзала строфы и
Рвала вопросами – когтями крюклыми…
И, впав в бессонницу от катастрофы, я
Блуждал в растерянности между буквами.
Ну, не бывает так на свете, господи,
Чтоб за полтину лет усердной радости
Картина творчества разрылась оспою,
Оставив автора в шинке под градусом.
Ломал я голову над этой глупостью,
Итожа выводы бесперспективные…
 
 
Как вдруг заоблачный, отставив рупор свой,
Шепнул мне на́ ухо: «Плюнь!.. Субъективное…»
 

ТОЛЬКО ПЕНА ПЕННЫХ ЛЕТ

 
Синей ночи холодильник,
Метрономный молотильник…
Ни подушкой, ни хлопушкой
Не убить его никак.
Синей ночи холодильник,
Мысли стёршийся напильник,
Да сиреневая стружка
Трёх панических атак.
 
 
А над крышами Парижа —
Всё темно и неподвижно, —
Нет ни времени, ни боли
И… прозрачен потолок…
А в российском граде Нижнем
За стеной скребутся мыши,
Прогрызая путь на волю
Между чьих-то хладных ног.
 
 
Понедельник по неделям
Расфасован параллельно
Невидимкам, что напротив
Свой разматывают клуб.
Понедельник – это плохо.
Постсоветская эпоха.
В каждой букве, в каждой ноте
Ощущается ютуб.
 
 
Где-то в Лондоне и Праге
Развевает ветер флаги,
И старательные силы
Капитальны и крепки…
А в Воронеже и Вятке
Капитальны только взятки
Да надежды на мессию
В виде бабушки Яги.
 
 
Синей ночи холодильник,
Потемневший кипятильник,
Плюс двенадцать чашек кофе
И пятнадцать сигарет…
Мысли душу захватили,
Страсти чувства совратили…
И в бутылке, и в полштофе
Только пена пенных лет.