За последним порогом. Паутина. Книга 3

Эрих Зеппер выглядел очень колоритно – благородная седина, не менее благородная щетина, устало-внимательные глаза, ну и вообще физиономия, вызывающая полное доверие. Выглядел он, как человек, которому хочется немедленно отдать свои деньги – одним словом, как банкир.

Как обычно, до десерта разговор шёл ни о чём, но я перешёл к делу сразу, как только это стало приличным.

– Итак, господин Эрих, чем же я могу быть вам полезен? – прямо спросил я, немного устав от пустой болтовни о погоде и последних веяниях имперской моды.

– Мне кажется, у нас есть немало общих интересов, господин Кеннер, – несколько туманно ответил тот.

– Вы считаете? – скептически спросил я. – И в чём конкретно вы их видите?

– Ну как же, – расцвёл он в улыбке, – вы же наш клиент. Уверен, что у нашего с вами сотрудничества большой потенциал.

– Вы о четвёртом механическом? – догадался я. Забавно – ему, похоже, не доложили, что мы собираемся вывести свои счета. Скорее всего, просто побоялись, ну и, наверное, надеялись, что получится по-тихому уговорить нас остаться.

– Уверен, что не только о нём, – он смотрел на меня с видом счастливого папаши, к которому вернулся блудный сын. – Конечно, это пока ещё дело будущего, но надеюсь, скорого.

– Конечно, – согласился я.

– А скажите, господин Кеннер, – вдруг посерьёзнел он, – вы поддерживаете контакты со своими родственниками в Трире?

– Изредка, – пожал я плечами.

– У нас с ними не очень получается продуктивное общение, – пожаловался он. – Возможно, вы могли бы выступить нашими представителями? Мне кажется, вам будет проще до них достучаться.

Как-то немного топорно это выглядит. Похоже, он так и не сумел собрать достаточной информации обо мне. А раз, несмотря на это, решил встретиться, то и не надеется узнать больше. Хотя откуда ему что-то узнать – о наших отношениях с трирскими родственниками мало кому хоть что-то известно. Собственно, кроме князя и Драганы, да возможно, их советников, никто ничего и не знает. Вот и не остаётся ему ничего, кроме как тыкаться наугад.

– То есть вы хотите, чтобы я давил на своих родственников в обмен на неопределённое обещание хороших отношений с вами в будущем? – уточнил я.

– Как-то неправильно это звучит, – поморщился он. – Да и почему же «неопределённое обещание»? Мы готовы предложить вам прекрасные условия, которые переведут наши отношения на новый уровень. Почему бы не обсудить этот вопрос подробнее? Мы, например, замечательно сотрудничаем с вашими родственниками из Меца – не вижу причин, почему бы не сотрудничать и с вами.

– Присылайте своих людей с конкретными предложениями, – согласился я. – Мы внимательно их изучим.

В его эмоциях давно уже чувствовалось некоторое недовольство ходом разговора, а в этот момент он не удержался, и это мимолётно отразилось на лице. Вот так вот оно и бывает, когда начинаешь деловые переговоры, не понимая, кто твой собеседник, и в чём состоят его интересы. Впрочем, Зеппер немедленно вернул на лицо выражение дружелюбного внимания.

– Непременно, господин Кеннер, – согласился он. – В самое ближайшее время. Кстати, есть ещё одно дело, где вы, возможно, сможете мне помочь. Я интересуюсь поставками высокой алхимии – вы что-нибудь знаете об этом?

– Интерес к высокой алхимии у нас в княжестве не одобряется, господин Эрих, – хмыкнул я. – А слишком любопытные имеют обыкновение исчезать. Я ничем не могу вам помочь.

– Печально, печально, – покивал он. – Я уже столкнулся с этой необъяснимой секретностью в таком заурядном коммерческом деле. Но возможно, вы всё-таки сможете дать мне совет – если бы вам потребовалось закупить алхимию, что бы вы сделали?

– Что бы я сделал? Я бы выкинул эту мысль из головы и не стал бы в это влезать, – вполне искренне ответил я. – Вы обозначили свой интерес, этого достаточно. Если поставщик найдёт вас полезным, он сам с вами свяжется, а нет, так нет.

Кстати, о секретности – не так давно я всё-таки понял, с чем это связано, и несколько заданных невзначай наводящих вопросов мою догадку подтвердили. Как это нередко и бывает со сложными загадками, отгадка оказалась настолько простой, что казалась совершенно очевидной. И состояла она в том, что представители высшего дворянства княжества, в частности, Драгана, Алина, сам князь, возможно, ещё кто-то, занимались безусловно запрещённой дворянам торговлей. Если бы это открылось, последовало бы всеобщее осуждение, да и вообще у многих появились бы вопросы, на которые ни князь, ни Драгана с Алиной отвечать бы не захотели. К моему стыду, я догадался об этом не сам, а понял только тогда, когда Драгана поставила мне жёсткое требование хранить список пайщиков нашей новой экспортной компании в строжайшем секрете. И вот теперь и я сам оказался в этом замешан и чувствовал себя от этого не очень хорошо. Нет, понятно, что никакому купцу такое дело не отдали бы, но всё равно выглядело это как-то неправильно. Я твёрдо решил как можно быстрее заменить себя подставным лицом, вот только подходящей кандидатуры не прослеживалось. Нужен ведь человек, безусловно преданный, и при этом не имеющий с нашей семьёй явных связей – и где такого взять? Драгана с Алиной тоже не нашли, вот и секретничают.

– А скажите, господин Эрих, – поинтересовался я, – как вы собираетесь улаживать неприятное дело с уклонением от налогов?

– Ах, это, – поморщился он. – Уверяю вас, что это клевета, грубо сфабрикованная нашими недоброжелателями.

Я чуть было не засмеялся. Было бы забавным сообщить ему, что это именно я раскопал их шалости с фиктивными кредитами. Но разумеется, ничего такого я сообщать не стал, а вместо этого покивал с сочувственным видом.

– Возможно, и клевета, – не стал я спорить, – но вам ещё предстоит убедить в этом князя.

– Это клевета хотя бы по той причине, что этому нет никаких доказательств, – довольно резко ответил Зеппер. Подобный поворот разговора был для него явно неприятным. – И если князь Яромир предпримет какие-то действия на основании всего лишь пустых домыслов, то дальнейшее будет исключительно на его совести.

Ну, я и предполагал, что Зепперы выберут именно такой вариант – вывести деньги, обанкротить банки, и свалить всё на князя. Никакой еврей-ростовщик не пройдёт мимо возможности безнаказанно присвоить деньги клиентов. Впрочем, справедливости ради, упоминание национальности здесь всё-таки излишне – будь Зепперы хоть эскимосами, они бы вели себя точно так же. Занятия ростовщичеством автоматически подразумевает наличие специфической морали, и евреи здесь вовсе не уникальны.

– Вы полагаете, что князь не найдёт способа заставить вас заплатить? – хмыкнул я.

– Я уверен, что мы сможем убедить его не разрушать наши отношения, которые до сих пор были добрыми. И надеюсь, таковыми и останутся.

Внезапно у меня в голове забрезжила очередная догадка, и я не раздумывая выстрелил наугад:

– Можно ли их назвать добрыми, учитывая ваши дела с Воиславом Владимирским?

Зеппер слегка дёрнулся от неожиданности, и взгляд его вильнул в сторону. Замешательство длилось лишь мгновенье, а затем он задумчиво на меня посмотрел.

– Скажите, господин Кеннер, а в чём состоит ваш интерес в этом деле?

А ведь похоже, что догадка верная, и он действительно замешан. Будь по-другому, он бы удивился, или не понял, или хотя бы переспросил. Да что угодно, только не вот это вот явное понимание с полуслова.

– Мой интерес прост, – пояснил я с невинным видом. – Мне хочется быть уверенным в надёжности банка, который предлагает мне сотрудничество. Вы очень оптимистично полагаете, что у князя нет возможности надавить на вас, а вот я в этом совсем не уверен. Да в конце концов, он ведь может и в самом деле представить доказательства. Ливония не Нихон – получить оттуда документы по вашим заёмщикам при желании вполне возможно.

На этом, собственно, содержательная беседа и закончилась – после небольшого периода неудобного молчания мы заговорили о другом. Однако Зеппер впал в задумчивость, отвечал немного невпопад, и после недолгого разговора на отвлечённые темы мы и распрощались.

Ну вот и прояснилась, наконец, роль Зепперов – теперь хорошо было бы понять, как использовать новую информацию. Идеально было бы добиться, чтобы Зепперы добровольно отказались от мысли покупать алхимию в Новгороде, но идей, как это можно сделать, пока мне в голову не приходило. Хотя, я думаю, это не последняя наша встреча. Пока что Зеппер не понял мою роль в торговле алхимией, и время у меня есть. Но рано или поздно он это выяснит, и к тому моменту надо бы иметь для него подходящие аргументы.

Глава 5

Встреча с Драганой давно назрела, а в некоторых вопросах, так и перезрела. В частности, о Зепперах я хотел бы поговорить с ней как можно скорее. Эта тема затрагивала слишком много слишком больших людей, и действовать наугад было просто опасно. Только надо было так сформулировать просьбу о встрече, чтобы она не выглядела просьбой об одолжении – просить Драгану об одолжении мне по-прежнему категорически не хотелось. Ничего умного в голову не лезло, и в конце концов я махнул рукой и приказал Мире соединить меня с сиятельной Драганой Ивлич. Соединили меня сразу.

– Гана, привет, – начал я. – У меня появилась кое-какая информация, которая может тебя заинтересовать, да и вообще надо бы с тобой посоветоваться. Нельзя ли как-нибудь встретиться с тобой в спокойной обстановке? Можно, например, в выходной у нас.

– Здравствуй, Кен, – отозвалась она. – Не вижу препятствий, только лучше ты приезжай ко мне. Мне у вас тяжеловато находиться.

– Это ещё почему тяжеловато? – удивился я.

– Источник. Он у вас очень сильный, здорово давит.

– В первый раз об этом слышу, – растерялся я. – Вроде никто не жаловался.

– А у вас что – много Высших в гостях бывает? – иронически хмыкнула она. – Мы вносим возмущение просто своим присутствием, и чем сильнее возмущение, тем сильнее источник пытается его исправить. Обычного Владеющего он даже не замечает, а вот нас он пытается вытолкнуть подальше.

– Какие удивительные вещи ты мне рассказываешь, – озадачился я. – Вот интересно – а сколько ещё новых и неожиданных открытий мне предстоит сделать? Хорошо, я заеду в выходной.

В выходной я в точно оговорённое время стоял на пороге её особнячка на Розваже^[6]. Стучать не потребовалась – едва я протянул руку к дверному молотку, как дверь отворилась, и знакомая служанка пригласила меня войти.

Гана обнаружилась в небольшой миленькой гостиной, в которой мне раньше бывать не приходилось – скорее даже не гостиной, а чем-то средним между комнатой отдыха и кабинетом. У мамы тоже было что-то в этом роде, что в старом доме, что в поместье. Вполне возможно, что это вроде такого женского инстинкта – оборудовать себе уютную норку сразу же, как только появляется такая возможность. Или свить гнездо – смотря кто как себя идентифицирует.

– Привет, Гана, – улыбнулся я, доставая из пакета кривоватую морковку. – Я с гостинцем.

– О, замечательно! – обрадовалась она. – Как бы уговорить тебя пустить это в ограниченную продажу?

– Да какой смысл уговаривать меня сделать то, что сделать невозможно? – хмыкнул я. – Такие плоды слишком редко появляются, а дальше мамы с Леной проходят ещё реже. Думаешь, мне они часто достаются?

– Печально, – с сожалением вздохнула она, аппетитно хрустя морковкой.

– Придумай, как быстро доставлять плоды из Рифеев, – предложил я. – Их там гораздо больше, и перенасыщенные наверняка чаще встречаются.

– Если я придумаю, твоей лавке придёт конец, – заметила она.

– Кира будет счастлива, да и я, возможно, тоже. Я бы с удовольствием ограничился алхимией – привычный товар, без неожиданностей. А эти волшебные плоды – это вообще непонятно что, у Киры от них просто вялотекущая истерика. Впрочем, есть их она не отказывается.

– Ограничился бы алхимией, говоришь? – испытующе посмотрела на меня Драгана. – Первые партии ты, надо признать, провёл неплохо, но насколько я понимаю, с Зепперами ты вопрос ещё не решил? То есть некоторая неопределённость пока сохраняется?

Как удачно вышло, что она сама заговорила о Зепперах – теперь это точно не будет выглядеть так, будто я прибежал к ней советоваться насчёт проблемы, которую брался решить сам.

– Мне что – надо объяснять тебе, что такие вещи моментально не делаются? – укоризненно посмотрел на неё я. – В принципе, я думаю, что мы смогли бы силой заставить их отойти от этого дела, но ты же сама понимаешь, что это плохой вариант. Оставим его на крайний случай.

– А какой вариант, по-твоему, хороший? – заинтересовалась она.

– Лучше будет, если они сами откажутся от торговли алхимией, и будут за это нам благодарны. А ещё лучше было бы найти им при этом какое-то полезное применение, чтобы они нам помогали.

Драгана засмеялась, но вдруг резко замолчала и посмотрела на меня странно оценивающим взглядом.

– Знаешь, Кен, я вот сейчас привычно начала смеяться над наивным мальчиком, а потом вдруг подумала – а точно ли это смешно? И ещё подумала, что если ты вдруг и в самом деле такой фокус проделаешь, то я, возможно, уже и не удивлюсь.

– Ну я же просто обозначил желаемые цели, а не прямо вот гарантировал, что так и будет, – пожал я плечами. – Может и не получиться. С Зепперами пока есть кое-какие неясности, а что-то делать, не понимая всех раскладов… Вот скажи, например: что князь собирается делать с их налоговыми махинациями?

– Да ничего не собирается, – с досадой ответила она. – И понятно почему. Ну что ты тут сделаешь, Кен? Можно только погрозить пальцем и потребовать больше так не делать. Ты же понимаешь, как они поступят, если всерьёз начать взыскивать с них недоимки?

– Прикарманят деньги клиентов, обанкротят банки и заявят, что деньги забрал князь Яромир под надуманным предлогом.

– Ну вот, сам же всё понимаешь.

– Можно ведь добыть доказательства уклонения от налогов, не настолько это сложно.

– И кому ты эти доказательства станешь показывать? – скептически хмыкнула Драгана. – В империи нас даже слушать не будут, поверят Зепперам. У нас даже в Ливонии влияния нет. И знаешь, чем это кончится? Имперцы конфискуют нашу собственность в возмещение того, что мы конфисковали у Зепперов. То есть именно мы и окажемся одновременно и главными пострадавшими, и при этом главными виноватыми. А Зепперы будут невинными жертвами вороватых и беспринципных восточных дикарей. Имперцы просто обожают такие ходы, у них важно не что ты сделал, а как ты это подал.

– Ну, как подать и у нас дело не последнее, – заметил я, размышляя над сказанным. – Но они это умеют лучше, согласен. А вот ещё такой момент: князь знает, что они запачкались в этом деле с Греками?

– Тоже мне, нашёл великий секрет, – пренебрежительно отозвалась она. – Знает, конечно.

– А то, что Зепперы прямо поддерживали Воислава? По всей видимости, финансировали его в обмен на какие-то обязательства.

– У тебя есть доказательства? – немедленно заинтересовалась Драгана.

– Нет, – вздохнул я. – Зеппер неявно это признал, но ничего конкретного у меня нет. Зато у меня есть ещё кое-какие интересные догадки. Например, что Зеппер ввязался в это дело не сам, а его руками действовали кананитяне. И воровал он не просто потому что мог, а для того чтобы этими деньгами финансировать переворот. Заставить князя Яромира самому оплатить своё свержение – это прямо визитная карточка общества Симона Кананита.

– Очень интересные мысли, Кен, и я от имени Яромира благодарю тебя за то, что ты ими поделился. Вот только жаль, что у тебя нет доказательств. Если бы было хоть что-то конкретное, то можно было бы как-нибудь прижать Воислава, или хотя бы заставить его забыть о Новгороде навсегда. Но я так понимаю, что тебе интересен не Воислав, а Зепперы. А для Зепперов этот факт ничего не меняет – я же тебе описала, как всё будет происходить. Имперцам наши доказательства неинтересны, они в любом случае поверят Зепперам, а не нам. Мы для них чужие. Кен, здесь обычная логика не работает, здесь чистая политика, понимаешь?

– Понимаю, – с отвращением сказал я. – Ладно, буду думать дальше.

– Думай, – усмехнулась она. – Ты об этом и хотел поговорить?

– Не только. Есть у меня ещё один вопрос, возможно, и более важный. Лена спрашивала Алину, я говорил со Стефой, и никто из них ничего нам сказать не сумел. Надежда только на тебя. Ты слышала, что мы столкнулись с поляками, когда летали к родственникам в империю?

– Это когда тебя прозвали ливонским потрошителем?

Я зарычал от злости.

– Ладно, ладно, не злись, – засмеялась Драгана. – Ты сам виноват – надо было сразу же послать людей к тому редактору, а ты это дело запустил, и кличка успела широко разойтись. Давай дальше – что там с поляками?

– Когда они уже готовились пойти на абордаж, я увидел множество мутноватых таких плоскостей. Я немного двинул ту, в которой они отражались, и в результате гондола оказалась отрезанной от баллона. На том абордаж и закончился.

– Очень любопытно, – Драгана выглядела искренне заинтересованной.

– Но это ещё не всё. На экзамене по боевой практике нас решили засунуть в новый тестовый коридор в расчёте, что мы его не пройдём и завалим экзамен. Когда я всё равно стал его нормально проходить, Лея разозлилась, и начала активировать все ловушки подряд. Тогда я опять увидел подобные фигуры, обернул одну вокруг себя, и все предметы стали меня как бы огибать.

– Это в самом деле поразительно, Кен, но в чём состоит твой вопрос?

– У меня нет конкретного вопроса, потому что мы с Леной вообще не понимаем, что это такое. У меня множество общих вопросов. Например, что это такое вообще? Что с этим можно сделать? Какие в этом есть опасности? И так далее и тому подобное.

– А сам-то что думаешь?

– Я предполагаю, что это какие-то разрывы метрики пространства, вот только непонятно, что с этим предположением делать.

– Скорее, наоборот, – задумалась Драгана. – Ты создал разрыв пространства, и несущие конструкции дирижабля оказались разорванными. Вообще, разрывы метрики почти невозможно заметить, потому что они моментально закрываются сами по себе, но в этом случае за несколько мгновений части конструкции успели разойтись достаточно, чтобы после восстановления метрики остаться разделёнными.

– Я что-то в этом роде и предполагал, – согласился я. – А что ты вообще про это знаешь?

– Не так уж много, – пожала она плечами. – Воздействие на пространственную метрику встречается ещё реже, чем воздействие на лес вероятностей, так что об этом известно ещё меньше. Ты вообще знаешь, что пространство не является чем-то постоянным и незыблемым?

– Знаю, что оно искривляется под воздействием массы.

– Это ещё вопрос, искривляется ли пространство под воздействием массы, или же масса возникает как результат искривления пространства. Но это уже излишние детали, а в целом ты прав. Мы воспринимаем пространство, как что-то неизменное и стабильное, но оно не более стабильно, чем вода в пруду. Оно непрерывно растягивается, обеспечивая расширение Вселенной. Оно реагирует на движение тел. Даже пролетающая мимо муха порождает серию возмущений метрики пространства. Ничтожных возмущений, потому что масса мухи ничтожна, но таких воздействий очень много, и пространство непрерывно волнуется – растягивается, сжимается, искривляется. Иногда слабые воздействия входят в резонанс и порождают относительно долговременные искажения вроде разнообразных складок. Примерно, как из небольших воздушных потоков возникает большой стабильный вихрь. Вот эти искажения пространства ты и наблюдал. Кстати, принято считать, что потоки Силы двигаются вдоль пространственных аномалий, так что возле вашего источника наверняка есть большая стабильная складка.

– Хорошо излагаешь, Гана, – с некоторой завистью заметил я. – Очень понятно. Студенты наверняка твои лекции любят.

– Скоро сам узнаешь, – улыбнулась она.

– Ну с этим я понял, а как это можно использовать?

– Ты, по-моему, уже знаешь об этом больше, чем я, – покачала она головой. – Сам мне это расскажи.

– Можно портить дирижабли и вообще предметы, – начал я.

– Не совсем так. Когда разделяешь предмет разрывом пространства, нужно очень быстро развести части, иначе предмет восстановится, когда разрыв исчезнет. У тебя будет всего лишь несколько мгновений – разрывы метрики не могут существовать долго. В случае с дирижаблем баллон рвался вверх, а гондолу тянуло вниз, вот они и успели достаточно разойтись. Могли не успеть, и тогда никто ничего даже не заметил бы.

– Ещё применение – это пузырь пространства, который я сделал вокруг себя на экзамене. Выглядит, как полная неуязвимость. Наверное, и через стены можно так проходить.

– А как ты себя при этом чувствовал? – с любопытством спросила Драгана.

– Очень устал, – признался я.

– Вот-вот, – кивнула Драгана. – Я же тебе говорила, почему никто особенно не рвётся заниматься воздействием на лес вероятностей. То же самое и с контролем пространства. Работа с основами мира требует слишком много сил. Перспективы выглядят просто поразительно, но нужно заниматься этим столетиями, чтобы изучить хотя бы пару фокусов. И ещё неясно, хватит ли у тебя воли продвинуться дальше фокусов. Вот ты сказал, что можно проходить сквозь стены. Можно, но если бы ты попытался, то потерял бы сознание и остался замурованным в стене. Не очень приятная смерть, да и тому, кому пришлось бы тебя оттуда выковыривать, тоже не позавидуешь.

– Почему потерял бы сознание? – не понял я.

– Потому что усилие зависит от отклоняемой массы. Ты очень устал, всего лишь отклоняя шарики и прочую мелочь. Стена потребовала бы совсем других усилий.

Я вспомнил, как чуть-чуть по инерции не вошёл в стену, и внутренне содрогнулся.

– Лена ещё считает, что можно использовать складки пространства для быстрых путешествий, – вспомнил я.

– Интересно, – задумалась Драгана. – Я никогда не слышала, чтобы кто-то такое умел, но мы не особенно охотно рассказываем о своих умениях. В принципе, это выглядит возможным. Если научитесь такому, это будет здорово. Главное, чтобы на другой конец приходить одним куском.

– Именно этот вопрос меня и заботит, – помрачнел я.

– Без риска прожить невозможно, – пожала плечами Драгана. – Во всяком случае, на том пути, который ты выбрал. Так значит, ты всерьёз заинтересовался работой с пространством?

– Не я. Этим Лена интересуется, а мне по-прежнему больше нравится лес вероятностей.

– Вы с ней определённо не мелочитесь, – покачала головой Драгана, то ли одобрительно, то ли осуждающе.

* * *

На столе пискнул селектор и послышался голос Миры:

– Господин, Антон Кельмин просит передать, что доставили.

– Очень хорошо, Мира, – отозвался я. – Скажи ему, что я сейчас спущусь.

Спуститься в секцию подвала, которую занимал Кельмин, можно было по довольно незаметной лестнице в конце коридора, по которой можно было также выйти на задний двор, к хозяйственным постройкам. Не то чтобы Антон сильно в этих помещениях нуждался – у него было своё здание рядом с базой дружины, откуда он обычно и руководил своим непростым хозяйством. Подвальчик в Масляном он подгрёб скорее от жадности, но иногда он действительно оказывался полезным, вот как сейчас.

Здесь проходили беседы с посетителями, которые ещё не заслужили действительно вдумчивой беседы в специально предназначенном для этого помещении, но и почётными гостями тоже не были. И обстановка здесь была соответствующая – ещё не допросная с бетонными стенами, но уже и не гостиная с бархатными портьерами. Мрачноватые безликие кабинеты с огромными сейфами, неудобными стульями, и вывешенными на самом видном месте правилами внутреннего распорядка, выдержанными в стиле такого беспощадного канцелярита, что неподготовленный мозг отказывал уже на втором абзаце. Словом, такое место было знакомо любому, кому когда-либо случалось побывать в отделении полиции.

Я толкнул дверь, выкрашенную в грязновато-оливковый цвет, и оказался именно в таком кабинете – сейф в углу, голая лампочка под потолком, и правила конвоирования задержанных в рамке на стене. Обстановка, несомненно располагающая к откровенности.

В кабинете обнаружился худой паренёк довольно потёртого вида на стуле в центре, по обе стороны от него пара здоровенных парней с дубинками и кобурами на поясе, и Антон Кельмин, который сразу же поднялся из-за стола.

– Вадим Кошелев, господин, – представил парня Антон.

– Не Жданов? – переспросил я, усаживаясь за стол.

– Нет, у неё сестра была Кошелева по мужу, – пояснил Кельмин.

– А муж где?

– Никто не знает, давно исчез куда-то. Прикажете разыскать?

– Да нет, зачем он нужен, – махнул я рукой. – Просто спросил.

Наконец я обратил внимание на парня передо мной и начал задумчиво его рассматривать. Да, непохож он на организатора грабежа, да и вообще ни на какого организатора не похож. В банде своей он, скорее всего, шестёркой бегал, потому и пошёл отсиживать за всех. По виду это был типичный трудный подросток из тех, что показывают характер только перед родителями. Хотя какой он уже подросток? Подросток подрос, но ума так и не набрался. Или всё же набрался в тюрьме? Посмотрим…

Я молчал, разглядывая его, и парень неловко заёрзал на неудобном стуле. Не сильно-то он уютно здесь себя чувствует, впрочем, ничего удивительного, что неуютно. Не успел выйти из тюрьмы, как его сразу повезли сюда, а здешний пейзаж от тюрьмы не сильно-то отличается. И вряд ли парни Кельмина его вежливо приглашали – скорее всего, просто закинули в машину без лишних слов.

– Знаешь, кто я? – наконец обратился я к нему.

Он начал было отвечать, но голос у него дал петуха. Он прокашлялся и со второй попытки ответил:

– Мне сказали.

– Как дальше жить собираешься?

– Не знаю ещё, – ответил он. Ну, хоть честно.

– Я не советую тебе связываться со старыми друзьями, – с лёгким напором сказал я.

– Они сами со мной свяжутся, – угрюмо ответил он.

– Им объяснили, что тебя надо оставить в покое. Если там найдётся кто-то тупой, кто не понял, позвонишь по номеру, который тебе дадут, и про этого тупого больше никто никогда не услышит.

– Всё равно мне жизни не будет, – с тоской сказал он. – Пацаны же из-за меня сели.

– Они из-за себя сели, – с некоторым удивлением заметил я. – Мы с ними по душам поговорили, и они решили пойти в стражу и во всём честно признаться. Потому твоё дело и пересмотрели. Они ничего чужого на себя не брали.

– Они же не по своей воле в стражу пошли сдаваться. Мне уже предъяву кидали, что я ссучился.

– Ты, случаем, не собрался из меня слезу давить? – я уже начал слегка злиться. – Мне плевать и на тебя, и на твоих дружков-бандитов. Я вас всех хором в прорубь спущу, и у меня ничего внутри не дрогнет. Ты это понимаешь?

– Понимаю, – он исподлобья сверкнул на меня глазами, крысёныш.

– Так вот, я тебе сейчас обрисую ситуацию, а ты лучше это сразу уясни себе как следует, потому что я повторять не буду. Мне плевать на тебя. Жив ты, сдох ты – мне разницы нет. Но на тебя не плевать Есении Ждановой, а мне не плевать на неё. Понимаешь связь? И вот оказалось, что ты её расстраиваешь, а это расстраивает меня. Я это терпеть не буду. Можешь с ней не мириться, мне ваши отношения безразличны, но я тебе очень советую порвать со старыми дружками и взяться за ум. За тобой будут присматривать, и если окажется, что ты опять взялся за старое, или как-то по-другому тётю огорчаешь, я тебя уговаривать больше не стану. Ты просто исчезнешь. Твоя тётя получит письмо, написанное твоим почерком, из Гамбурга или ещё откуда-нибудь, о том, что ты решил посмотреть мир и нанялся на судно. И потом она будет изредка получать письма из Нихона^[7] о том, что ты осел там, счастлив и домой не собираешься. Она тебя постепенно забудет, может, наконец, своего ребёнка родит. И всем будет хорошо, кроме тебя, конечно. Уяснил?

– Уяснил, – мрачно отозвался он.

– Ну вот и замечательно, – обрадовался я. – Я рад, что сумел до тебя достучаться. Видишь, Антон – нужно всего лишь подобрать правильные слова, и человек сразу всё понимает. А все те, кто до этого безуспешно пытались до него достучаться, они просто верных слов не знали.

Кельмин заухмылялся, и даже у двух его громил промелькнули ухмылки.

– Сейчас тебя проводят к тёте, – продолжил я, снова становясь серьёзным. – Веди себя там прилично. А потом можешь валить куда угодно. Но мои слова не забывай, потому что с тобой никто больше разговаривать не будет. Если ты опять огорчишь тётю, за тобой придут вот они и безо всяких разговоров отвезут тебя в болото. На этом всё, ведите его.

Очень надеюсь, что он всё-таки не станет огорчать тётю. На самом деле я совсем не уверен, что выполню свою угрозу, скорее даже наоборот – уверен, что не выполню. Не то чтобы я особенно переживал об этом гадёныше – общество только выиграет, если одним бандитом станет меньше. Такой вариант в самом деле наилучшим образом решал проблему, но что если до Есении дойдёт, куда на самом деле делся её племянник? Риск слишком велик, так что, скорее всего, придётся в случае чего искать менее радикальный способ. Для начала надо бы поговорить с Есенией, чтобы она помогла ему порвать с прошлым – купила квартиру в другом месте, помогла поступить учиться, ещё что-нибудь.

Я тяжко вздохнул – вот уже докатился до того, что вынужден нянчиться с бандюками. Вообще – это слуги для меня или я для слуг? Интересный вопрос…