Сон пятый. Невидимая горилла
Белым по синему бегут краски вдоль стен. Алый закат скользит по витринам с тушёнкой и стиральным порошком, по потным от духоты лицам. Проносятся шепотки, шаркают ботинки. Терминал электронной очереди качается от тычков посетителей и самозабвенно выплёвывает прямоугольные талончики.
– Клиент Б53, – звучит записанный голос. – Окно номер 2.
– Да занято оно! – кричит мужчина. – Почините свою дребедень!
Вообще дядька прав. Второе клиентское окно застолбил я. Застолбил надолго – так, что уже самому неловко. Люди подходят в очередях слева и справа, заполняют бланки, получают посылки, клеят марки, вскрывают конверты. Я же не двигаюсь. Будто воды реки огибают камень.
– Тебе всю газету? – спрашивает работница почты.
Немолодая, несвежая, усталая, она отнимает трубку от уха и постукивает по синему пластику нестерпимо красными ногтями («Цок-цок. Цок-цок»). На узкий нос уселись треугольные очки в отпечатках пальцев, алые губы нетерпеливо пожёвывают друг друга.
– Каждая страница факса оплачивается отдельно.
Я роюсь в куртке. При всём желании в подсчётах не ошибёшься: в левом кармане гуляет сквозняк, из правого косится Пётр I пятихатки.
– Нельзя только страницу про мёртвых птиц и женщину? Я же в заявке на портале им писал: «Новосёлова».
– Об этом следовало с ними договориться заранее. А не устраивать здесь…
Я краснею, бурчу что-то неопределённо-оправдательное.
Почтовичка бросает взгляд на часы и неохотно повторяет мои слова собеседнику. Слушает ответ. Красные ногти избивают синюю трубку, телефонный провод подёргивается, корчится под ударами. Мне скулы сводит от этого стука.
В ожидании я смотрю по сторонам. У первого окна пожилая женщина и парень ругаются-дерутся из-за очереди, рядом плачет малыш, а за ним выгорает в закате штендер Свято-Алексиевской пустыни.
ВСТРЕЧИ ДЛЯ ЧТЕНИЯ И РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД СВЯЩЕННЫМ ПИСАНИЕМ, ДУХОВНЫХ БЕСЕД И ОБЩЕНИЯ. ПРИГЛАШАЕМ ВСЕХ ЖЕЛАЮЩИХ!
18.03 Центральная городская библиотека имени Н.Г. Чернышевского
«Поиск духовного единства в стране фарисеев и саддукеев»
03.04. Дом культуры Северо-Стрелецкой ГЭС
«Новая надежда: воцерковление детей и молодёжи в диалоге веры и современного «цифрового» общества»
12.04. Трапезная Свято-Алексиевской пустыни
«Об отношения с католиками и протестантами и о тяжёлом грехе конфессионального разделения. История немецкой колонии в царской России»
16.05. Центральная городская библиотека имени Н.Г. Чернышевского
«Возрождение катехумената: как пустыня души расцветает лугом»
28.05 Актовый зал Гимназии имени Г.А. Усиевича
«Церковь имеет смысл лишь тогда, когда с ней мы прибли…»
– Они кофе пролили, – сообщает работница почты.
Мои брови ползут на лоб.
– Они че?
– Кофе пролили.
– Ну-у… я счастлив за них. Факс-то придёт?
Женщина вновь смотрит на часы и тихо, через не могу передаёт вопрос в трубку. Не знаю, что бесит сильнее: её пофигизм, её КРАСНЫЕ ногти или неуклюжие работники «портала управления дополнительного обслуживания» библиотеки имени Ленина.
– Залили страницу, которую ты просил.
Я глупо хихикаю.
– Другой газеты у них нет?
– Давай-ка ты с ними сам договоришься? – с неожиданным раздражением выпаливает почтовичка. – Время «шесть», а ты…
Она нервным жестом обводит помещение. За последние десять минут набежало с дюжину человек. Никто не говорит мне ни слова, но добродушием лица не отличаются.
Пенсия? Налоги?
Зачем стольким людям надо на почту в XXI веке?
Работница покашливает, привлекая моё внимание, и вопросительно изгибает подкрашенную бровь.
Чёрные брови, красные губы. Красные ногти. Ради свидания она, что ли, так наштукатурилась?
Внутри меня зарождается чувство неловкости, неуместности – что я мешаю людям, занимаю их время, – но неловкость тут же сменяет удивление: неужели какой-то мужчина считает эту почтовичку достаточно красивой и молодой для романтики и всего такого?
Она же старая. Она нереально старая.
– Раствор этановой кислоты, – решение медленно, тяжело всплывает с глубоководья памяти. – Пропитать. Промокнуть салфетками. Прогладить утюгом.
Женщина моргает. В глазах за треугольными очками проступает немая, бессильная злость.
– И сколько этого ждать? До утра? До лета?
Я смотрю на часы. 6:22. На работницу.
Во сколько у неё свидание? В 19:00? В 20:00? Почтовичка отпросилась, чтобы уйти пораньше, или побежит сразу после закрытия отделения? Или неведомый мужик сам зайдёт за ней?
На меня-то чего злиться?
– Там статья про мою маму. Она пропала…
В эту секунду я себя ненавижу, но лицо работницы расслабляется, и мелькает не то жалость, не то сочувствие. Женщина натужно вбирает губами воздух и копипастит мой рецепт в трубку. Слушает ответ.
– Спрашивают, какая ещё «этановая кислота».
Я открываю рот… и со стыдом понимаю, что не знаю. Точнее, знаю, но забыл. Потерял в том склепе разума, где мумифицируются неиспользуемые знания, воспоминания и мечты.
Щёки горят, под мышками намокает. Я судорожно лезу в телефон, в поиск.
– Уксус! Обычный уксус.
Работница эхом повторяет «Уксус. Обычный уксус» в трубку, достаёт сумочку, из сумочки – салфетку и стирает с губ помаду – одним отточенным, жестоким движением.
Господи, как стыдно. Как неловко, как гадко, как…
Скажи. Скажи, чтобы она бежала на своё свидание, чтобы не уничтожала зря эту хрупкую, искусственную красоту. Её и так слишком мало осталось. Её всегда мало, её всегда не поймать.
Я открываю рот, но прежде, чем слова стыкуются в правильную фразу, почтовичка сообщает вердикт:
– Они пошли за твоим уксусом. Пропусти пока очередь. – И, посмотрев за моё плечо, женщина кричит в толпу: – Номер Б53!
***
– Pronto, – раздаётся в динамике чистый, холодный голос Дианы. Она отвечает так быстро и неожиданно, что на секунды две я теряюсь, замираю посреди пешеходного перехода.
Э-э-м-м…
Когда Леонидас вернул мобильный, я долго набирался смелости, чтобы посмотреть смс-советы Дианы в духе «сдохни, сука, сдохни». К удивлению, вместо многостопного мата обнаружились лаконичные «как знаешь» и «ладно».
Что я сделал в ответ? Нет, не перезвонил и не написал ни слова. Обиделся. Как тупая маленькая девочка. Не знаю, что больше поразило – та лёгкость, с которой Диана согласилась «оставить в покое», или равнодушный тон этого «ладно», но лицо моё собралось в гордую маску «сама как знаешь», а пальцы закрыли смс-чат.
И вот Артур Александрович позвонил. Вечером, спустя хрен знает сколько часов.
Лучше поздно чем никогда.
Лучше квадрат, чем круг.
Лучше…
– Чел? Ты решил в отместку молчать?
– Сорян. Нет. Нет! Я… я…
Меня оглушает клаксон, и я осознаю себя на пешеходном переходе. Справа бьёт яркий-яркий свет, под ногами вибрирует асфальт.
– Тут экскурсия была, а потом… – Я перебегаю на тротуар, и резкие движения отдаются глухой болью в порезе. – Ух-х… потом…
– Потом у тебя отняли телефон два кабачка?
Судя по звукам, Диана куда-то спешит и слегка задыхается, но в остальном говорит спокойно. Как психиатр с сорокалетним стажем. Спокойно и равнодушно – и это… разочаровывает? Напрягает?
Раздражает.
Почему меня так раздражает подобная невозмутимость? Потому что вчера от неё не было и следа?
– Я улавливаю в твоём голосе сарказм, но примерно так и случилось. За исключением кабачков.
– Патиссон и брокколи?
– Погоди… Есть кое-чё, чё я должен сказать… показать…
– Чел, я занята, – сухо отвечает Диана.
– Ну, ты скажи адрес?..
– Пересечение Проспекта Херни и Аллеи Неизвестных Блядей.
– Ч-чё?
– Да не знаю я, где я! Вот дом в форме вагины. И цвета, мм, вагины.
– Диана! Можешь ты сказать по-человечески, куда подойти?
В динамике раздаётся мужской голос, который предлагает Диане «Объяснение Богослужения Всенощного бдения».
– Тебе зубы в глотку вбить? – спрашивает Диана.
Я останавливаюсь. Гнев поднимается к горлу и пережимает его до хрипотцы:
– Ты совсем?
– Чел, это не тебе! У меня в одном ухе ты, в другом – православный мудозвон! С листовками о Всенощном бдении! В жопу себе их засунь и бди! Чел, я… я пытаюсь разобраться с чёрной пиздой у меня в жизни, чтобы больше не было искушения ебашить блядские машины блядских коллекторов. Кстати, спасибо за кошелёк, из-за которого я чувствую себя дофига… а-а-а-бязанной! Но мне сейчас не до разговоров! Вообще!
– Кстати, спасибо за дыру в груди, – гордо и холодно отвечаю я.
Диана неопределённо мычит и замолкает.
Поделом.
Некоторое время мы идём в тишине. Я сворачиваю к автобусной остановке, и меня окружает мозаика из жёлтых подсолнухов, чёрных птиц и серо-голубых шестерёнок – что-то неопределённо-советское, древнее, жутковатое.
– Диана, нам надо поговорить. Желательно без мата через каждое слово.
– По телефону ты сказать не можешь? – с неким вызовом спрашивает она.
Вместо ответа я достаю свободной рукой факс и подношу под сияние вывески «Табак».
Неоновый-красный свет очерчивает газетный разворот со статьёй из «Вечернего Омска»: из-под разводов кофе, обесцвеченного чёрно-белым факсом, выглядывает фото и лаконичный очерк 2002 года о пропавшей без вести Новосёловой Брониславе Игоревне.
БЫЛА ОДЕТА: БИРЮЗОВЫЕ ЛОСИНЫ, КОЖАНАЯ КУРТКА С ШИРОКИМИ ПЛЕЧАМИ
ОСОБЫЕ ПРИМЕТЫ: ХИМИЧЕСКАЯ ЗАВИВКА, БИРЮЗОВЫЕ ТЕНИ, НА ЛЕВОЙ РУКЕ НОСИТ ЧЁРНЫЙ БРАСЛЕТ ИЗ МЁРТВЫХ ВОРОНОВ.
На снимке – день, лето и автобусная остановка, исписанная граффити до изнеможения. Девушка приобняла столбик и смотрит на меня: изучающе, с прищуром, с лёгким подозрением и презрением в уголках глаз – не то от яркого солнца 2002 года, не то от недоверия к фотографу. Ноготь на указательном пальце забинтован, на бинте темнеет пятнышко крови. Рот приоткрыт, словно от растерянности или от удивления.
Или от страха?
Тревожный, неприятный снимок.
– Д-давай лицом к лицу, – выдыхаю я. – Лады?
– Ты меня снова хочешь послать?
– Чё? Нет! Это другое.
– А-а-а-а! – рычит Диана. – Не знаю. Потом?..
– Диана…
– Я знаю, как меня зовут! Не! Сегодня!
– Это про браслет твоей мамы…
Звук её дыхания обрывается, и секунд тридцать в динамике одиноко шуршит ветер.
– Диана?
Шорох. Тишина.
– Диана?!
– Сама наберу.
– Знаю, как ты «наберёшь». Опять полгода…
– Чего? Я. Наберу. Блядь!
Запустив в меня этим сердитым «блядь», Диана вешает трубку. Ещё с минуту я недовольно гляжу на телефон, в сумрак жидко-кристаллического зеркала.
Ну да.
Наверное, сегодня она не перезвонит.
Доносится гул двигателя, и чернильный воздух передо мной вспарывают рыжие фары автобуса.
Лязгают двери, открываются ряды пустых кресел. После секундного замешательства я поднимаюсь в шершавое, нездоровое сияние салона.
– Следующая остановка «Проточный проезд».
Двери с дрожанием захлопываются, пол вздрагивает под ногами.
Сотовый гудит и отображает сообщение бати: «Сегодня буду не один».
Чё?!
Я перечитываю сообщение и понимаю, что еду туда, домой.
Я осознаю это так, как осознают себя падающими в лифтовую шахту, когда выбора нет и считаешь секунды до удара.
Я уже вошёл в автобус.
Я уже внутри него, уже достаю проездной, уже понимаю, что меня довезут до «Западной вахты», хотя меньше всего желаю оказаться дома, когда батя приводит очередную прошмандовку.
Но куда ещё идти? На скамейку? В парк?
Найти Диану во второй раз?
Или выпендриться, сойти на ближайшей остановке и не вернуться домой. Поспать в коробке под мостом, бродить по пустым улицам – так долго, как только возможно. Чтобы батя заволновался, чтобы Диана заволновалась. Чтобы бегали по городу, по Афгану с его барами и складами; чтобы разрядили аккумулятор моего сотового бесконечными звонками.
Но я же этого не сделаю. Утром бате в командировку, мне – в гимназию, а Диане и так жизнь не в жизнь. И в желудке Артура Александровича посасывает от голода, и болит порез, а на улице слишком холодно, чтобы устраивать протесты.
– «Проточный проезд», – раздаётся в салоне, когда автобус замедляет ход; лязгают двери. – Следующая остановка – «Инфекционная больница № 2».
Темнота улицы призывно смотрит на меня, и я замираю, как антилопа, застигнутая врасплох.
Гудит мотор, пол подрагивает в ожидании.
– Следующая остановка – «Инфекционная больница № 2».
Я дёргаюсь и, едва не выломав двери, выскакиваю на улицу.
Зачем?
Зачем?!
Автобус с гудением уезжает, оставляя меня в конусе зернистого света от уличного фонаря.
Воздуха не хватает, сердце долбит. В груди плещется странное ощущение свободы – будто я не из автобуса сбежал, а из постылой жизни, из тюрьмы бытовухи, замкнутой в порочный круг.
Как мама Дианы?
У витрины магазина я нащупываю в кармане факс и снова всматриваюсь в лицо Брониславы Новосёловой.
Знаете, в семидесятых устроили такой эксперимент – участникам показали видео, где две команды бросали друг другу баскетбольные мячи, и велели считать количество пасов. В конце организаторы спросили, не было ли чего-то необычного, и только половина подопытных вспомнила, как мимо пасующих шастала горилла.
На секундочку: горилла!
Она ходила туда-сюда, стучала кулаками в грудь, прыгала, скакала, рычала. А люди? Люди так увлеклись задачей подсчёта, что ничего не заметили.
Рассматривая фото Новосёловой, я не могу отделаться от мысли: Бронислава похожа на Диану. Похожа смутно, будто во сне, но сходство очевидно – несмотря на чужие имя и фамилию, несмотря на одежду и причёску, которые вышли из моды ещё до моего рождения.
Высокие скулы, узкий рот… Этот полупожар-полусмех в чёрных глазах.
Бронислава Игоревна Новосёлова в 2002.
Вероника Игоревна Фролкова в 2018.
Моя невидимая горилла.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…
От автора
Спасибо, что прочитали первую часть «Волка в ее голове»! Вы прошли с Артуром первую треть долгого и тернистого пути, который я создавал целых восемь лет.
Продолжение загадочных приключений Артура и Дианы можно прочитать здесь: https://www.litres.ru/andrey-sergeevich-terehov-12885089/volk-v-ee-golove-kniga-ii/?lfrom=898079367&ref_offer=1&ref_key=672c12a39a7d88847ac95c75fd68e55335ab79890556ea530ba920820d77aede
Если вам понравилось начало «Волка в ее голове», поделитесь ссылкой с друзьями или оставьте отзыв на странице первой части «Волка» в Литрес: https://www.litres.ru/andrey-sergeevich-terehov-12885089/volk-v-ee-golove-kniga-i/
Ваши отзывы не только вдохновляют меня на новые тексты, но и помогают находить новых читателей.
На livelib можно почитать мой блог, в том числе и о создании «Волка в ее голове»: https://www.livelib.ru/business/vCsXaTxK1M/author/1078639/blog
Моя страница в вк (я веду ее очень лениво): https://vk.com/publicterehov
Оформление
В оформлении обложки используется иллюстрация тайландского художника SugaBom86, приобретенная на ресурсе https://www.shutterstock.com.
В оформлении глав используются фотографии с ресурса unsplash.com.