– Твою-то в ноги мать, Пятиликий! Какого черта я сейчас слышу?! – прокричал в ярости Чингиль. – Что за хер чумазый просил у меня дело, где никого не надо убивать?! Уж не ты ли? Ну хорошо! Я ведь вечно всем помогаю, конечно! Нашел такое дело: быстрое, легкое, денежное! И что я слышу?! – он подхватил со стола курительную трубку, поджег ее от свечи да принялся ходить по комнате, сопровождая негодование клубами дыма. – И главное, я ведь велел тебе до этого убить пана Ладмира. Так нет же, сраный ублюдок жив! А здесь и надо-то было только доехать и вернуться. И что же? Вся банда Глыхаря перебита! Как мне, черт тебя дери, формулировать задачи? Задом наперед?!

– Не вся, – сказал я, с трудом сдерживая улыбку. Горячность Чингиля была мне понятна и стоило дать время, чтобы он осознал открывшиеся перспективы. – Человек пятьдесят скоро вернутся с реки, но без провизии долго не протянут. Да и к чему? Думаю, на несколько дней встанут лагерем в горах, но решив, что безопаснее убраться, уйдут до Априла. Имею в виду город. Во Льхон им соваться без толку.

Чингиль взъерошил лохматую голову, продолжая ходить из угла в угол.

– И что? Думаешь сделал кому-то хорошо? Среди уважаемых людей вопросы так не решаются. Не по принципам это воровским! Если в гильдии узнают, что Барка скинул Глыхаря, ему предъявят претензии за самовольность. А он, в свою очередь, предъявит претензии нашим задницам!

– Ты меня удивляешь, – спокойно ответил я, все же позволив себе лукавую улыбку. – Зачем нам рассказывать кому-то, что Глыхарь мертв?

Чингиль наконец остановился и взглянул на меня задумчиво.

– Плуг ничего не знает. Он видел только, как я ушел по ущелью ночью и вернулся обратно к полудню. Кому придет в голову, что я в одиночку прикончил Глыхаря и добрую часть его банды? Да, уж, наверно, никому. Известно только, что благодаря непревзойденному красноречию, человеку Чингиля удалось договориться о том, чтобы исключительное право закупать мрамор имел Барка. В двойном объеме. Это конечно сильно меньше, чем производила каменоломня прежде, но зато много больше, чем получал Суурмаран.

Чингиль чесал подбородок, раздумывая над моими словами, минуты три.

– Насчет твоего красноречия, тоже легенда спорная. Но допустим. А если кто-то пришлет медку?

– Бывшие рабы предстанут наемниками, но самого пана Глыхаря увидеть не удастся. А может никого и вовсе не пустят на вершину. Зачем, если с Баркой уже есть договоренность?

– Святые черти, Пятиликий! Во что ты меня втягиваешь?

Я пожал плечами.

– Ладно, это и впрямь разумнее, чем объявлять все как есть. Прости мой первый порыв, нервы стали уже не те.

– Все нормально. Но не говори больше этой фразы.

– Какой?

– Про чертей. Часть моей души от этого коробит.

Он серьезно кивнул.

– Скажи честно, Пятиликий, это снова из-за твоих проблем с черепушкой? Что тебя вообще дернуло полезть в драку?

– У меня имелись на то причины.

– Скрытничаешь, – скорее утвердительно, чем вопросительно, произнес Чингиль.

– Вот обвенчаемся с тобой, может и начну все без утайки говорить. А пока у тебя свои секреты, у меня свои.

– Ты не в моем вкусе, – улыбнулся Чингиль. – Но, ладно. Тогда я прямо сейчас отправлюсь на встречу с паном Баркой. Принимать благодарность и монеты. А ты пока отдыхай. Как вернусь, обсудим дела с нашей каменоломней.

– Она не «наша», Чингиль. Просто мы можем влиять на ее работу и получать некоторую прибыль в качестве благодарности. Появление нового Глыхаря взамен старого там никому не нужно.

До вечера следующего дня я маялся от безделья.

Инструкция пользования БПЛА была уже дважды прочитана от корки до корки, так что большую часть времени я сидел в полюбившемся углу Тихого места в гостевом зале, потягивая прохладное пиво, наблюдая за приходящими и уходящими людьми, да копаясь в слоеном пироге собственной памяти.

Проблема с недостатком заряженного Истоком спиртного временно решилась, потому как Фельшам отдал мне полный бочонок вина и немало золота. Более того, доходы от свалившейся на голову каменоломни обещали закрыть этот вопрос на всю оставшуюся жизнь. Во всяком случае на тот ее отрезок, пока афера с якобы живым паном Глыхарем не раскроется. Тогда уважаемые люди Льхона без сомнения попытаются прибрать все к рукам, а между делом отправить на тот свет опасных выскочек. Все же, мой наниматель занимал место среди теневых игроков города лишь благодаря своим особым талантам и удачливости в решении сложных вопросов, но не имел под рукой своры головорезов, готовых за него драться. Что до меня, то ходить по лезвию ножа бесконечно долго не выйдет, рано или поздно фортуна повернется задом, и он окажется вовсе не таким аппетитным и соблазнительным, как у вон той молоденькой официантки.

Проходящая мимо девушка поймала мой взгляд и улыбнулась. Я приметил ее с первого дня, как оказался в Тихом месте, но не решался заговорить без повода, она же, замечая мое внимание, словно бы намеренно сторонилась. Вот и теперь прошла, игриво вильнув бедрами, отчего длинные волосы, светлые точно топленое молоко, мягко колыхнулись. Голубые глаза и необычно бледная для Суурмарана кожа выдавали в ней северянку с восточных границ Аандарии или из Каганата. При этом утонченные, аристократические черты лица навевали мысли о благородных корнях в родословной красавицы. Помести такую на картину в пышном платье и любой решит, что изображена там, по меньшей мере, герцогская дочка. Впрочем, я бы предпочел увидеть ее без платья.

Пока фантазировал об этом, в дальней стороне зала началось необычное движение. Работники постоялого двора принялись сдвигать столы и стулья, освобождая для чего-то место в виде широкого полукруга. Когда они управились, на получившийся пятачок вышла пара незнакомых мне парней, неся с собой три барных стула, да музыкальные инструменты. У одного имелась изящная лютня, другой сжимал под мышкой флейту.

Усевшись так, что стул, обращенный ближе к залу, остался пустым, музыканты принялись о чем-то тихо беседовать, тогда как посетители заметно оживились. Только сейчас я заметил, что отдыхающих было необычно много и с каждой минутой подтягивались новые.

Внезапно на импровизированную сцену вышла светловолосая девушка да уселась на свободный стул, а я едва не присвистнул от удивления. Та самая официантка, которую недавно представлял обнаженной, сменила рабочий фартук и бесформенную блузку на узкие штаны из мягкой кожи и расшитый белыми кружевными лентами корсет, сделавшись даже соблазнительнее, чем в моем воображении.

В руках девушка держала пару небольших барабанов, пристегнутых также к поясу ремнем, и едва расположилась на стуле, ударила по ним ладошками, положив начало ритмичной веселой мелодии, отчего-то навевающей мысли о танцах у костра. Барды за ее спиной не отставали. Один рвал струны лютни, перебирая пальцами с такой скоростью, что невозможно было различить их движений, а второй непрерывно вытягивал из флейты переливчатую трель, и оставалось непонятным, как он при этом успевает дышать.

Девушка запела на языке Каганата, хорошо знакомом всем в Суурмаране, а для одного из моих пассажиров и вовсе являвшегося родным, так что я без труда понимал слова. Песня была об одинокой страннице, сбившейся с пути из-за вьюги, однако не унывающей, а старающейся согреть себя бесшабашным танцем. Голос у девушки оказался под стать ее виду – звонкий, бойкий и притом не лишенный нежности.

Мне же снова представилась картина, изображавшая светловолосую незнакомку. Только теперь она была не одна, а искала тепла в моих объятиях, озябшая под холодным ветром.

– О чем задумался? – раздался голос рядом, и я увидел Чингиля, садящегося за мой стол.

– О живописи.

– Серьезно? Может у тебя еще и пророческий дар имеется?

– К сожалению нет. А к чему это ты?

– Не бери в голову, – небрежно махнул он рукой. – Но вообще, не знал, что ты ценитель искусства.

– Один из моих пассажиров писал иконы, второй воровал украшения из ювелирной мастерской, а сам я однажды сочинил девушке стихотворение. Боюсь, на этом мое знакомство с миром искусства заканчивается.

– Напрасно. Хороша, не правда ли? – он кивнул в сторону импровизированной сцены.

– Более чем. Только отчего чаще занимается клиентами, а не играет?

– Здесь ведь Тихое место, лишний шум обычно ни к чему, – улыбнулся Чингиль, неотрывно глядя на музыкантов. – Но и клиентов привлекать тоже надо. Хотя бы иногда. Миалана же сама выбрала двойную работу и за обе я ей честно плачу.

Я допил пиво, ожидая услышать новости о результатах общения с паном Баркой, однако Чингиль безмолвствовал.

– Ничего не расскажешь больше?

– К счастью для нас – нет. Все хорошо. Не знаю, правда, надолго ли. Придется много думать о том, как выпутаться из летящего со всех сторон дерьма. Что особенно непросто, когда параллельно приходится решать всякие мелкие дела.

– Найми себе хорошего помощника.

– Есть один, да вот незадача – голова у него забита вовсе не тем, чем надо. Так что придется поручить тебе с этим разобраться, – он взглянул на меня недоверчиво. – Жаль только, что и с твоей черепушкой не все гладко.

– Пока есть вино, я в норме.

– Рад слышать. В таком случае сходи на рынок и купи пару килограммов изюма. Затем отнести его в Гранатовый квартал, в большой дом с зеленой черепичной крышей и бронзовыми статуями в палисаднике. Не ошибешься, он там такой один. Передай пани Трульез. Кстати, ее имя рода – Тауро. По стечению обстоятельств близкий родственник дамы является казначеем Суурмарана, так что ради всего святого и порочного, будь предельно вежлив, а также терпелив к любым капризам.

– Звучит как-то слишком просто, – скептически произнес я. – Это должен быть какой-то особенный изюм? Мне стоит ожидать проблем?

– Изюм совершенно обычный. Только обязательно сделай это завтра в полдень, не раньше и не позже.

– Просто передать? Может сказать что-то при этом?

– Фразы «Подарок от Чингиля» будет вполне достаточно.

– И это все?

Он кивнул.

– Чингиль, а ты не охренел? Тебе послать больше некого? Ту же красавицу барда, к примеру.

– Наш наниматель пожелал, чтобы это сделал именно ты.

– И кто-же он?

– Вы уже встречались, хоть и не знакомы лично. Но все подробности узнаешь, как вернешься. Кстати, не торопись с отчетом, меня не будет пару дней, можешь отдохнуть, развеяться. Главное – никого не убивай.

– Будет непросто, но думаю, что справлюсь, – усмехнулся я.

– Кстати, я заплачу, – добавил Чингиль поднимаясь.

– Лучше достань грондбарского пива, а то местное уже порядком надоело.

– Ишь, привередливым стал. Пей вон лучше медовуху, бармен заказал ее лишнего, так что бочки теперь девать некуда.

Портовый рынок Суурмарана казался местом, где можно запросто расстаться не только с деньгами, но и с жизнью. Толпы людей самой разнообразной наружности бродили меж бесконечных лабиринтов лавок, выкрики торговцев разносились эхом по округе, соревнуясь друг с другом в витиеватости изысканных предложений, а запахи фруктов и свежей рыбы перемежались с лошадиным навозом да душистой парфюмерией богатых горожан. С одной стороны все это было характерно для большинства крупных торговых мест, где мне доводилось побывать прежде, с другой – отличия крылись в деталях.

– Зелье вечной молодости! Только у меня в лавке, прямиком из далекого Ормадара! Осталось о-о-очень мало! – румяный коренастый мужичок кричал, активно жестикулируя, и рядом то и дело останавливались любопытные прохожие. – Хотите обрести былую удаль в любовных делах? А может скинуть десяток годков своей поднадоевшей супруге? Налетайте! Уникальное зелье, только у меня в лавке! Исцеляет от всех болезней, наделяет недюжинной силой, позволяет не спать по десять ночей кряду!

К заслушавшемуся статному мужчине в черном дублете сзади подошел парень лет семнадцати и слегка толкнул. После искренне извинился, дескать, его самого задел прохожий, да отправился прочь, убирая в карман срезанную мошну. Я ухмыльнулся и покачал головой – воришки работают в паре. Один отвлекает внимание безумными россказнями, другой обчищает карманы. Кажется, Гурн начинал именно с такого.

Пройдя немногим более десятка метров, заметил, как торговец специями, воровато осмотревшись по сторонам, достает из-под лавки темный брекет, чего-то напоминающего спрессованную маслянистую траву. Не иначе толкает опиум, а всевозможные душистые приправы служат для прикрытия. Молодой франтоватый парень расплатился и, совершенно не скрываясь, передал наркотик своему слуге.

Возле лавок, продающих оружие и доспехи, я немного задержался, с интересом рассматривая товар. В родной Эльдме все стоило значительно дешевле, однако там не имелось традиции столь оголтело торговаться, как в Суурмаране. Некоторые старались совершить покупку по вдвое, а то и втрое меньшей цене и кое-кому это даже удавалось.

Остановившись возле тихого скромного старичка, продающего кинжалы, некоторое время изучал ассортимент. Здесь имелись и ормадарские варианты с коротким кривым клинком, и стилизованные под церемониальное оружие офицеров с Алых островов, с лезвием, заточенным волнообразно, и даже кортики аандарийских диверсантов. Пожалуй, будь у меня последний, в бараке на каменоломне управился бы куда быстрее.

– А зачарованные есть? – спросил я, вертя в руках двухклинковый метательный нож.

– А?

– Говорю, есть ли у вас зачарованное оружие? – произнес я чуть громче.

– Простите пожалуйста, – виновато покачал он головой, ответив на языке Каганата. – Не говорю на имперском.

Я повторил вопрос на знакомом ему языке.

– Ах, нет, к сожалению. Его оборот запрещен. То есть только по особому разрешению, но здесь на рынке вы торговцев таких не встретите. Если только втихую кто-то продает, но я бы не советовал.

– Отчего же?

– Зачарование проверить часто сложно, а когда человек выясняет, что приобрел в десять раз дороже обычное железо, идти требовать деньги назад уже бессмысленно. А иногда и опасно.

– Понимаю. Спасибо. Но все же досадно, потому как средства у меня в кои-то веки имеются и хотелось бы прикупить что-то особенное.

– Это Вы загляните в магазин Алая сталь, что на окраине Льняного квартала, возле фонтана. Там и зачарованное можно найти, и не обманут. Только цены очень высокие, с серебром лучше даже не заходить.

– Они продают не легально, или у них есть это особое разрешение?

Старик смущенно развел руками и улыбнулся.

– Так ведь то лавка, а заодно и мастерская пана Кесаря. Уважаемого во Льхоне человека. У него, сами понимаете, – все есть.

– Еще раз спасибо, обязательно загляну. Кстати, впервые встречаю здесь человека не говорящего на имперском.

– Никак не дается на старости лет. Сам же я с Киссира, а восточнее Закатных кряжей имперская речь – редкость.

Я попрощался с продавцом и, взглянув на ползущее к зениту солнце, отправился в сторону продуктовых лавок.

Отыскать изюм удалось без труда, так что вскоре купил нужное количество, к огромному удовольствию торговца и зависти его конкурентов, не предприняв даже попытки сбить цену.

Дом пани Трульез Тауро в точности соответствовал описанию – имея и зеленую черепичную крышу, и бронзовые статуи в палисаднике, вот только отчего Чингиль, давая ориентир, выбрал именно эти признаки, мне оставалось неясно. Словно бы надменно крича всем прочим постройкам в округе о собственной важности, огромный белоснежный особняк с мраморными колоннами и полукруглыми окнами, застекленными цветными витражами, являл собой сочетание архитектурного шедевра и вместе с тем аляпистой безвкусицы. Казалось, что в попытке продемонстрировать преуспевание, хозяин без разбора скупал все самое дорогое, до чего дотягивались руки, а затем размещал это во дворе. Вот тебе и позолоченная карета, покрытая вьюном до самой крыши, и фонтан с двумя сказочными драконами, застывшими в вечной битве, и десятки фонарей с серебряными птицами на вершинах, беспорядочно торчащие из аккуратного газона. Я насчитал трех садовников, скрупулезно обрабатывающих кусты роз, пока добирался до главных ворот. По пути размышлял, как должно быть нелепо буду выглядеть перед охраной, когда сообщу, что я, дескать, хрен пойми кто, принес родственнице королевского казначея пару килограммов чертова изюма. С другой стороны, не справиться с таким плевым заданием казалось постыдным. В конце концов, Чингиль по-своему прав и прошлые его поручения я выполнил совсем не так, как требовалось, втянув нас в истории, что грозили обернуться большими проблемами в будущем.

– Доброго дня, – произнес я с легким кивком головы, обращаясь к стражнику, изнывающему на солнце в позолоченном латном доспехе. – Я от Чингиля к пани Трульез Тауро.

Стражник, стоящий с другой стороны ворот, отреагировал первым:

– Ожидают?

– Не могу знать. Но мне обещали, что примут.

– Схожу спросить, – он было повернулся, однако тот, что находился ко мне ближе, его остановил.

– На посту оставайся! Не видишь, что ли, ко мне человек обращается? – после чего отправился за ворота.

Я улыбнулся. Ну еще бы, побыть в тени дома, да выпить прохладной воды покажется вершиной всех возможных наслаждений, если прежде жарился несколько часов на солнце в раскаленном железе.

Ответ пришел лишь через четверть часа и был, к моему огромному облегчению, положительным. Нехотя обыскав меня, стражники никак не отреагировали на кулек с изюмом и разрешили отправляться к дому.

Как и ожидалось, обстановка внутри была не менее далека от аскетичной, чем снаружи. Желтые стены завешаны картинами и гобеленами, на изящных резных столиках всевозможные статуэтки, а в массивных напольных вазах декоративные пальмы и папоротники.

Чопорный слуга, не проронив ни слова, однако всем своим видом источая пренебрежение к гостю, проводил меня на второй этаж и все также молча указал на дверь.

Я взялся за изогнутую бронзовую ручку и, припомнив все наставления Чингиля, о том, как следует вести себя с дамой столь высокого положения и очевидно не лучшего характера, вошел в комнату.

– Кто ты такой и какого черта здесь делаешь!? – раздался возмущенный вопль со стороны мягкого диванчика леопардовой расцветки.

Тучная женщина, облаченная в вычурное белоснежное платье, подскочила и продолжила кричать, не давая мне возможности ответить:

– Кто пустил сюда этого голодранца?! Сколько раз мне нужно вбивать в пустые головы слуг правила и порядки своего дома?! Этью, немедленно вышвырни его отсюда и продолжай работу!

Напротив диванчика стоял чуть растерянный улыбающийся парень примерно моих лет. Худощавый и темноволосый, в изящной белой рубахе, с рукавами, закатанными до локтей, а также кистью и палитрой в руках. Перед ним на мольберте находился холст с незавершенной картиной, где хозяйка дома полулежала на лавке в саду, поросшем розами и диким виноградом.

– Пани Трульез, прошу простить мое неожиданное появление, – проговорил я, учтиво склонив голову, когда запал женщины немного поиссяк. – Я от Чингиля. Принес для Вас небольшой подарок.

Хозяйка дома моментально изменилась в лице, однако ответила все также раздраженно:

– И какого дьявола ты тогда молчал? Хочешь, чтобы меня удар хватил? – выпалила она, подойдя ближе и выхватив у меня кулек с изюмом. На пару секунд задумалась, рассматривая странный подарок. – Как интересно. А знаете что, дорогие мои? Убирайтесь-ка оба. Этью, тебя я жду завтра в это же время. И позови слугу, пусть принесет чистый лист бумаги, перо и тушь.

Не прошло и пары минут, как мы вместе с художником оказались за воротами особняка.

– И чего так взбеленилась? У нее же про меня спрашивали.

– Поди у хозяина уточнили. К нам никто не заходил, – пожал плечами Этью, копаясь в небольшой кожаной сумке. – Пани Трульез в доме ничего не решает, оттого порой и бывает несколько… – он поискал нужное слово, вертя в воздухе ладонью. – Раздражительна. Ну надо же, кисти позабыл. Что за напасть?

– Ладно, бывай, – бросил я, собираясь уйти, однако Этью меня остановил.

– Постой-ка! Погоди, а? Ты ведь работаешь на Чингиля, верно?

Я взглянул на него вопросительно.

– Но при этом вовсе не похож на обычного слугу, занимающегося всякой черновой работой.

– А на кого я, по-твоему, похож?

– На воина. Плечистый, крепкий и взгляд такой, будто сейчас по роже треснешь.

– Тебе показалось. Я обычный посыльный. Поработай с мое на побегушках и взгляд таким же сделается.

– Да брось, я, можно сказать, свой. У меня подруга работает в Тихом месте. Вернее, не просто подруга, а невеста – мы с ней помолвлены. Миалана зовут. Слышал, как она играет?

– Доводилось.

– Ну вот! Кстати, Этью Пастель, лучший художник Льхона, а может и всего Суурмарана, к твоим услугам, – гордо протянул он руку.

– Пятиликий.

Я ответил ему рукопожатием и спросил:

– Так и что тебе от меня надо?

– Да как сказать? – Этью чуть помялся, неловко улыбаясь. – Просто интересно встретить одного из людей Чингиля. У меня ведь тоже порой возникают всякие дела, в которых пригодилась бы помощь, но обращаться за ней через Миалану мне как-то неудобно.

– В таком случае боюсь, что я не тот, кто тебе нужен.

– Понимаю, – махнул он рукой. – Мы же еще толком не знакомы. Ты, к слову, ничем сейчас не занят?

Я вздохнул, размышляя над планами на ближайший вечер.

– Собирался пойти выпить.

– Отлично! – просиял художник. – А не хочешь ли сделать это в компании двух обворожительных красоток?

– Звучит как начало очередной дерьмовой истории, в которых я и так уже погряз по уши.

– Хорошенько подумай, от чего отказываешься, Пятиликий, – он принял заговорщический вид и подмигнул. – Мое ремесло открывает двери в будуары самых прекрасных девушек, в любом уголке страны. Они томно маются от одиночества, лежа среди шелковых простыней, в тонком кружевном белье. Пьют вино, курят опиум и читают эротические книги, прожигая молодость и грустя, оттого что папаши рано или поздно выдадут их за морщинистых, обрюзгших стариков, у которых даже хер стоять не будет, лишь бы составить дочерям достойную в финансовом плане партию. Но вот, – он развел руками перед моим лицом, – Появляемся мы, чтобы добавить в серые будни прелестных дев немного ярких красок. Как принцы, готовые выкрасть их из башни, охраняемой драконом. Ну… вернее, конечно, не выкрасть, это, право ни к чему. Но осыпать волшебными поцелуями так уж точно.

– Должен признать, рисовать красивые картинки ты умеешь и в воображении, – усмехнулся я. – Ладно, черт с тобой, пойдем к твоим принцессам. Делать мне сейчас все равно особенно нечего.

– Замечательно. Только сперва заглянем в мясную лавку.

Через четверть часа мы оказались возле высокой, в полтора человеческих роста, кованой ограды с остро заточенными пиками. Двор перед домом явно уступал убранством особняку Тауро, однако выглядел гораздо эстетичнее – ровный, будто по линейке подстриженный, газон вырастал плотными зарослями кустарника, оформленного в виде арок и диких зверей, белоснежные каменные дорожки подобно змеям петляли от ворот, формируя собой сложный рисунок, напоминающий корни дерева. Достаточно цельно его можно было различить, должно быть, лишь с мансарды, что добавляла зданию третий этаж и имела в центре широкое полукруглое окно высотой в человеческий рост. По фасаду из темного, гладко отесанного камня, плелся декоративный виноград, листья которого пестрели всеми оттенками от розового до бордового.

– Нам сюда, – негромко произнес Этью, пихнув меня локтем, и кивнул на заднюю часть двора.

– А отчего бы нам не пройти через главные ворота?

– Потому что мы хотим не только войти, но однажды еще и выйти.

Я покачал головой, следуя за художником и буквально физически ощущая, как ввязываюсь в очередные неприятности.

Через несколько метров от остальной улицы нас заслонил фасад невысокой постройки – то ли склада, то ли какой-то неработающей лавки. Этью остановился, огляделся и взявшись за прутья забора легко раздвинул их в стороны. Уши при этом резанул скрип металла о металл – не сильный, но пронзительный.

– Угощения, живо! – быстро прошептал художник, протиснувшись во двор.

Едва я протянул ему сверток, как увидел стремительно мчащуюся в нашу сторону собаку. Впрочем, встреться такая ночью, ее легко можно было бы спутать с медведем.

– Так-так-так! Уже почти-почти! – приговаривал Этью, не обращая внимания на опасность. Наконец он развязал бечевку и швырнул от себя свиную вырезку, купленную нами недавно в мясной лавке.

В полной уверенности, что это совершенно не поможет, я уже прикидывал, стоит ли мне попытаться вытащить останки художника со двора или разумнее будет оставить их на месте. Однако пес свернул и, пробуксовывая по сочной траве, кинулся, порыкивая к куску мяса.

– Все в порядке, залезай, – спокойно бросил парень.

– Ты уверен?

– Конечно. Леший добрый, – в подтверждение своих слов Этью приблизился к собаке. – Только выглядит страшно и подслеповат. Может сдуру накинуться и потрепать. Потом, конечно, отпустит, да только поздно будет.

Он погладил пса по черному лохматому загривку, отчего тот благодарно завилял хвостом.

– А если бы он не заметил летящий кусок мяса?

Этью лишь пренебрежительно махнул рукой.

Мы приблизились к зданию, и я увидел над задней дверью красивый фамильный герб, где изображались два скрещенных меча над наковальней.

– Так, а чей это собственно дом?

– Пана Кесаря Альфара.

– Слышал, что он важный оружейник во Льхоне.

– Отчего же только во Льхоне? Без его ведома не бьет ни один молот в кузницах всего Суурмарана.

– И мы явились сюда без спроса, точно воры? Тебе не терпится отправится на тот свет?

Этью поднял маленький камешек и запустил его в оконце мансарды. Промахнулся.

– Слушай, Пятиликий, у тебя какой-то очень мрачный взгляд на вещи. Ты всегда во всем ожидаешь проблем?

– Почти. И обычно оказываюсь прав.

– Расслабься. Жизнь станет гораздо приятнее, если начнешь следовать по ней влекомый зовом сердца.

– И собственного члена?

– Ну вот, схватываешь на лету.

Со второй попытки он угодил точно в окно. Благо то не разбилось, зато звон должен был переполошить добрую половину дома. Этью, тем не менее выглядел расслабленно, и я невольно позавидовал его выдержке. Отчего-то у меня не наступало хорошо знакомого чувства холодного спокойствия вперемешку с азартом, какое испытывал уже не раз в ситуации опасности. Похоже, никто из моих пассажиров к подобным выходкам склонен не был.

Через несколько минут дверь распахнулась, явив удивительно миловидную особу в коротеньком черном пеньюаре. Первое же что бросилось в глаза – алые, будто кровь, волосы девушки, изящно забранные на одну сторону.

– Заходи скорее… – начала было она, однако увидела меня и удивленно вскинула брови.

– Это мой друг. Правая рука Чингиля и давний приятель пани Трульез Тауро, – гордо произнес Этью.

Девушка томно улыбнулась, окинув меня оценивающим взглядом.

– Если бы я знала, что у нас такие важные гости, то разделась бы более подобающе.

Она хихикнула над собственной шуткой и пританцовывающей походкой двинулась внутрь дома. Этью хитро подмигнул мне.

– Ну как тебе, а?

– Выглядит многообещающе. Как ее зовут?

– Не знаю, – с усмешкой ответил он.

– То есть?

– Тиара или Тиала. Сейчас поймешь, о чем я.

Мы отправились вслед за девушкой и вскоре оказались на верхнем этаже в просторной спальне, выполненной в черно-красных тонах. В центре стояла широкая кровать, словно из рассказов Этью, покрытая шелковыми простынями, а возле окна небольшой аккуратный столик со множеством разнообразных баночек и флаконов. С другой стороны комнаты половину стены занимал массивный шкаф с зеркальными дверьми возле которого стояла точно такая же девушка, как и наша провожатая. Даже черный пеньюар и прическа не позволяли отличить их, отчего я в первое мгновенье решил, что нахожусь под действием какого-то заклинания.

– Как много у нас гостей, – удивленно проворковала та, что уже находилась в комнате до нашего появления.

– К нам пожаловал помощник Чингиля и приятель стервы Трульез.

Девушки сели на кровать, позволяя насладиться своими пышными бюстами, едва скрываемыми тонкими кружевами.

– Мы Тиала и Тиара, – с улыбкой произнесла одна из них.

– Но кто из вас кто?

– А какая разница, если вам все равно не удастся нас различить, – хихикнув ответила вторая.

– Как угодно. Меня же называют Пятиликим.

– Ох, прозвища. Это так банально. А настоящее имя?

– Может я тоже хочу сохранить загадку?

– Давай поспорим, что ты нам все равно это расскажешь? – девушки говорили по очереди, создавая ощущение, что у них на двоих общие мысли, должно быть наслаждаясь своей маленькой игрой.

– Я бы лучше поспорил на другое.

– И что же?

– Что вскоре научусь вас различать.

– Это возможно, на какое-то время, – сказала Тиала или Тиара, неожиданно серьезно, – Если кто-то из нас оцарапается или окажется по-другому одета. Но тебе не удастся определять, кто есть кто постоянно.

– Даже отцу такое не под силу. Мы одинаковые.

– И всегда за этим следим.

– Невозможно быть одинаковыми во всем.

– Верно, но и невозможно быть настолько внимательным, чтобы суметь заметить то немногое, что нас отличает.

– Дайте мне шанс, скажите, кто есть кто, иначе любые попытки разобраться лишатся смысла.

– Я Тиара, – проговорила та, что сидела слева. – Полагаю, сестре представляться не нужно? – иронично закончила она.

Встав возле стены напротив, я внимательно посмотрел девушкам в глаза. Вот ведь задачка. И впрямь как две капли воды, даже тени у век нанесены одинаково. Что вообще может отличать близняшек, изо всех сил стремящихся сохранить свою похожесть? Детали внешности они легко способны подогнать друг под друга, что же до манеры поведения, то она бывает близкой и у просто давно знакомых людей, даже не имеющих кровного родства. Лишь нечто безусловное, лежащее в плоскости их отношений может стать ключом к разгадке. К примеру, отчего кто-то вышел встречать нас, а кто-то остался ждать? Почему одна села на кровать слева, а другая справа? Тиара объявила себя, но не дала сделать сестре того же.

Я улыбнулся.

– Прекрасно. Теперь мне нужно лишь время.

– Ты будешь не первым, кто ошибся. Но и не последним, – проговорила Тиала без спеси, а скорее с легким сожалением. – Но, что же насчет тебя, то предположу, что ты называешь себя Пятиликим, потому как скрытен, честолюбив и лицемерен. Иной человек не вытерпит и минуты рядом с Трульез. К тому же всех этих недостатков, или достоинств, кто уж как считает, не лишен наш дорогой Этью. И раз вы ведете с ним дружбу, уверена, имеете схожие черты.

– Хорошее предположение, – кивнул я девушке. – Однако Этью лукавил. Я и впрямь веду дела с Чингилем, но с пани Трульез Тауро виделся сегодня впервые в жизни. И очень рад, что наша с ней встреча длилась не больше минуты.

– Это приятно слышать, – улыбнулась Тиара. – Теперь скажу я. Мне удалось заметить на твоем поясе склянку, когда встречала вас во дворе. Она едва заметно играла на солнце сиреневыми отблесками. Полагаю прозвище связано с тем, что ты маг, способный менять обличье.