Носки

– Эй, Адриано. Тебе случаем, попкорн не поднести?– засмеялся один из солдат где-то в углу и встретил ответный хохот половины палаты.

– Давай сразу ведро!– засмеялся Адриано.

– Есть у меня тут одна посуда! Пока свободная, – заулыбался один немолодой солдат с вытянутой на растяжке ногой, приподняв простынь и показывая под кровать, чем сорвал хохот товарищей по палате.

Постепенно в нашу сторону стали пододвигаться большинство жителей палаты. Остальные, кто был не с нами, просто не могли этого сделать в виду своего физического состояния.

– Ну, так и чего?– спросил, часто моргая, Адриано, завалившись на чужую подушку, как в домашнем кресле, и забросив ногу на ногу.

– Я вот гляжу, что держите вы эти носки, словно реликвию какую-то. Неужто, и впрямь чудо в них?–сказал старик.

– Чудо?! Да не то слово. Я сначала сам не верил. Это всё писатель твердил, как заведённый, про чудо, а потом и я уверовал, –сказал, улыбнувшись, Илья.

– Ну, не томите. В чём фишка-то?– поторопил Адриано.

– Раны заживлялись сами в них!– ответил я.

– Да ладно? И какие раны?–заморгал всё чаще Адриано.

– Да подожди ты, Андрейка, не торопи. Зришь, ребята не освоились ещё, –сказал старик.

– В общем, когда мы попали под обстрел, я даже и сам не понял как, но что-то проткнуло мне ногу через подошву ботинка, и ботинок мой стал наполняться кровью. Да и не сразу я это обнаружил. Прятались мы от беспилотника. А потом, когда решили выбираться, так я и почувствовал, что идти не могу. Тогда-то носки и сменил. А что сейчас? Даже шрама в том месте не видно, –отметил я.

– Хорош заливать! У самих ноги обмотаны бинтами, а они про волшебство какое-то толкуют, – усомнился отсевший солдат, заведя руки за спину и покачиваясь из стороны в сторону.

– Бинты эти не от этого. Подморозились мы немного в наполненных после дождя окопах, – сказал Илья.– Писатель был прав. Я ему не верил. Но когда случайно напоролся на гвоздь, ничего больше придумать не мог, как надеть носки. И что вы думаете?.. – сказал Илья.– Гвоздь был миллиметров на восемьдесят. Довольно толстый, пусть и не насквозь, но всё-таки. За трое суток затянулось, – подытожил он.

– Я всякое слыхивал на фронте, но про носки впервые слышу, –сказал старик.

– Да это ещё что! Мы, надев эти носки, ночью минное поле прошли, а на следующий день это минное поле пропахали на брюхе. Выходили из окружения, –ответил Илья.

– Да, кончайте уже издеваться, – разочарованнобросил молодой безногий солдат. – Вот как выглядит мина! Вот, посмотрите!Что вы вообще знаете о минах?!–прокричал он.

– Ну-ну, Савелий, не серчай, – успокаивал его старик.– Ты лучше дальше послушай. Ты-то знаешь, что и я кое-что понимаю в минах, –направив на него остаток своей уже несуществующей ноги, добавил он.

– Извини, Мироныч. Просто чудеса эти ваши мне уже где-то здесь, – показывая ладонью под кадык, ответил Савелий.

– Ты мне это брось! Вон гляди, как солнце восходит. Это ли не чудо? А пышные Олькины груди, разве не чудо?–под всеобщий хохот сказал старик.

– Так что ты брось это дело. Чудеса вокруг, только никто не видит их. И даже тогда, когда они его самым фантастическим способом касаются, человек делает всё, чтобы в них не верить, –добавил он тут же, немного рассердившись.

– Так значит, мины прошли?– спросил без шуток Адриано.

– Что, попкорн не лезет?–спросил его кто-то позади.

– Да ладно вам, –ответил он, перестав на мгновенье моргать.

– На нас вышла группа Коршунова, но немногим позднее после нашего прорыва они были все ранены, а мы невредимы. Мы приматывали эти носки к их ранам. И чудо в действительности явилось совершенным, удаляя из ран даже пули. Они попросту исчезали, – сказал я.

От наших откровений улыбки окружающих на мгновениерастворялись с лиц, а глаза переставали моргать и делались такими пронзительными, словно глядящими сквозь нас куда-то в саму суть.

– Вот чего-чего, а такого, ребятки, я не слыхивал, – сказал старик.

– А где эта группа-то сейчас?– спросил Адриано. – Они выжили?

– Да здесь где-то, в госпитале, –ответил Илья.

– Командир был в бессознании. Одного мы потеряли там при миномётном обстреле. В потёмках не нашли. А ещё двое здесь где-то должны быть, –добавил я.

– Там ещё трое ребят из «не наших»тоже с нами приехали, –сказал Илья.

– Да, были здесь и такие, как ты говоришь «не наши». Да только по итогу осознали они, что всё-таки наши. И паспорта получили, и контракт подписали, –сказал ещё один солдат лет сорока, закинув полотенце на плечо.

– А чего вы не спали-то? Солнце вон только взошло, – спросил я.

– Да вот, провожали товарищей. Ваши койки освободили, между прочим. Буквально перед вами и отбыли они, – сказал старый солдат.

– Да вы не думайте, что у нас так здесь весело прям каждый день. Мы когда-то приехали сюда вообще никакие. Потом постепенно освоились. А по ночам всё равно кто-то кричит, зубами скрипит или плачет. Вот ночью-то и вспоминаешь действительность… насколько она жестокая, –сказал подсевший в тельняшке, обхватив сильно дужку кровати скрещенными руками.– Мы здесь уже два месяца. А какие были первые ночи, когда каждый второй выл от боли на Луну…– добавил он.

– Да пошли бы вы на хутор бабочек ловить! Кончайте со своей тоской. Видите, ребята и так насмотрелись, – сказал старик.

– Насмотрелись они, понимаешь. А мы так, не насмотрелись?– рассердившись, воскликнул кто-то позади импровизированного полукруга.

– Отставить нытьё, товарищ младший сержант!– выдал старик.

– Есть, товарищ ефрейтор!– растратив моментно своё недовольство, улыбнулся сержант.

Дверь палаты внезапно приоткрылась, и какой-то женский голос объявил о завтраке.

– Так, а это что за представление тут?– спросила высокая женщина-врач с каким-то лошадиным хвостом каштановых волос, которая резко зашла в палату, словно учительница начальных классов.

– Да вот, ребят расположили, –ответил Мироныч.

– Да уже весь госпиталь гудит про этих ваших ребят и про какие-то носки, – сказала женщина-врач.– Так, мужчины, объявлен завтрак, прошу по возможности выдвинуться в столовую. Остальным привезут сюда, – сказала она, что-то помечая на белом листе.

– Да, давненько мы не едали с этими проводами, – сказал Адриано как-то возбуждённо, и пошёл собираться.

Где-то половина палаты смогла самостоятельно выбраться в столовую, остальные остались.

В коридоре было значительно прохладнее, и оттого легче дышалось. Несмотря на то, что последние трое суток мы ужасно перемёрзли, в палате казалось всё равно излишне душно. Воздух там был очень сухим из-за пышущих батарей, отчего, казалось, сохли глазные яблоки, и нужно было постоянно моргать, чтобы они совсем не пересохли. Наверное, Адриано делал так именно из-за этого.

За минувшие трое суток мы так толком и не поели нигде. От голода у меня мельтешило в глазах и пропадала резкость картинки, получаемой из этой действительности. В ногах была жуткая слабость. Такая, что я не ощущал уверенной опоры под собой, пару раз подвернул правую ногу и чуть не упал, пока шёл.

Илья тоже едва поднимал ноги, шоркая подошвами тапок по бетонному полу.

Зайдя в столовую, мы начали рассаживаться за уже накрытые столы.

Я уселся на лавочку, и передо мной предстала тарелка ячневой каши с говядиной, рядышком варёное куриное яйцо, два куска чёрного хлеба, серая булочка с кусочком сливочного масла и стакан горячего цикория с молоком.

В этот самый момент всё вокруг растворилось. Я не слышал, кто и что говорил, я вообще ничего не слышал, кроме многочисленного бряканья столовыми ложками по тарелкам. Я буквально проглотил содержимое тарелки,не жуя и давясь, жадно запихивая кусочки хлеба и в без того полный рот. Наверное, через минуту лицо моё объял сильный жар, а глаза начали слезиться от столь быстрой трапезы. Цикорий хоть и был с молоком, но всё-таки был довольно горячим, и я расправился с этим стаканом, тоже не медля, отчего обжог нёбо и окончательно захмелел.

Закончив запихивать в себя еду, я ещё больше ослаб и сгорбился, оперевшись локтями на стол. Постепенно ко мне стало возвращаться хоть какое-то сознание, и я увидел такого же хмельного Илью, который, как и я, казалось, вот-вот свалится с лавки и вырубится прямо на полу в самой нелепой позе.

Потом, немного погодя в моё правое ухо залетел разговор двух женщин. Это были врачи.

– Нам сегодня рано утром привезли раненых с пулевыми и с обморожениями, – начала одна из них.

– Да, мне сказали, – ответила другая.

– Так вот. Начали мы добираться до ран. А на каждой ране примотан шерстяной вязаный носок, –продолжила первая.

– Так, наверное, не было больше ничего. Что было, то и примотали, –предположила вторая.

– Да подожди. Дело совсем не в этом, –перебила первая. – Размотали мы их боевые намотки. Коснулись, а пули-то нет! И рана свежая почти затянулась уже, несмотря на такое истощение солдат, – добавила она.– А они нам про эти носки что-то в бреду бормочут.И про какого-то писателя. Мы вообще ничего понять не можем, –оглянувшись по сторонам,удивленно проговорила она. – А, Любовь Андреевна! Как у вас обстановка с новенькими? – обратилась она к подошедшей женщине.

– Да вообще что-то необъяснимое происходит с этого раннего утра, – воскликнула та.– Привезли с пулевыми, а пуль-то нет!

– Вот и я о том. Раны практически заросли, –согласилась первая.

– Анна Владимировна, это, конечно, что-то…–начала подошедшая медсестра, услышав удивление первой.– Подозрение, значит, на обморожение. Давай раздевать, а там под обычными вязаными носками просто чистейшие ноги. Причём, выше всё под толстой коркой грязи! –с каким-то неосознанным восторгом произнесла медсестра.

– Так и у нас такая же песня, – ответила Анна Владимировна.– Хотели обрезать носок, а боец ни в какую, дескать, даже и не думайте, – тут же добавила она.

– Да-да-да. Все вот эти, кого рано привезли, сегодня какие-то странные. Всё про какого-то писателя долдонят, – сказала медсестра.

Из случайно подслушанного разговора я понял только одно, что с другими членами группы всё хорошо.

– Аллё… аллё, – помахал рукой перед моими остекленевшими от усталости глазами Илья. – Ты что завис?  Приём пищи закончен. Ты идёшь в палату?– поднимаясь со скамейки, Илья глядел на меня все такими же пьяными глазами.

– Да. Пойдём. Я сейчас, – кивнул ему я.

Я поднялся, выплюнул отслоившуюся обожжённую кожу нёба и направился на выход, постоянно моргая в попытках настроить резкость картинки происходящего в наплывшей туманности рассудка.

Илья немного раскачивался, но не так, как я. Я не мог его догнать, держась за голубые стены коридора. А стены будто отталкивали меня всякий раз, когда я к ним прикасался.

Илья шёл предпоследним, а я за ним. Мы добрались до палаты. Когда я вошёл, то понял, что кто-то что-то мне говорит, но я ничего не понимал, и с большим трудом в наплывшей усталости и на ватных ногах лишь следовал за Ильёй. Мне казалось, что я не успею дойти до кровати прежде, чем глаза мои закроются. Я практически рухнул на кровать, как застреленный метким снайпером.

– Похоже, досталось ребятам всё-таки, – сказал Мироныч и тут же исчез вместе со всеми находящимися в этой палате.

Всё побелело сначала, а потом я увидел госпиталь сверху и поднимался всё выше и выше. Всё удалялось до состояния, в котором нельзя было ничего разобрать, затем, наконец, исчез и я сам.

Я появился снова не сразу.

Сначала появились какие-то большие, переливающиеся медовые глаза, которые глядели из ниоткуда прямо на меня, а потом и всё женское лицо подобное иконным ликам. Оно то улыбалось, то делалось грустным. И глаза глядели то на меня, то куда-то мимо.

А потом я внезапно очнулся и увидел другие, серые глаза с  редкими, но длинными ресницами, выглядывающие из-под медицинской маски, которые заглянули в мои пытливым взором и чего-то ждали.

– Ну что, добро пожаловать на землю!– сказала женщина, оттянув голубоватую повязку ниже губ, и улыбнулась.

– Где я?–спросил я её, и в тот же миг услышал хохот прежде знакомых мне людей.

Я приподнял голову и, повернувшись влево, увидел Мироныча, Адриано и других, которые сидели снова полукругом, а я находился на их импровизированной сцене. Потом я заметил за плечом этой женщины в белом халате Илью, который сидел на кровати, уперевшись в дужку, и смотрел на меня.

– А где бы вы хотели сейчас быть? – спросила она вдруг, снова улыбнувшись.

– Вы проспали ровно сутки. Ваши товарищи начали уже беспокоиться. Кстати сказать, ваш сосед по койке тоже очнулся совсем недавно, –промолвила она, и я заметил, что лицо Ильи хоть и стало светлым, но при этом выглядело каким-то распухшим.

– Так. Проверим давление, температуру. Не усиливается ли воспаление, –сказала женщина в халате, присев на табуретку рядом с моей койкой.

Она подала мне градусник. Потом привстала и нагнулась надо мной. Нацепив манжету на руку, стала бойко накачивать и глядеть в тонометр. А ребята затихли и вытаращились, как один, сзади на наклонившуюся женщину. Я поймал себя на мысли, что их глаза её вовсе не раздевали.

Они тихонько любовались, глядя на нее, словно на картину, соблюдая все, как один, какую-то нерушимость внезапно возникшей перед ними тонкой материи этого живого, земного мира. И когда картина, наконец, опустилась на табуретку, они словно выдохнули, отпустив этот красивый фрагмент из жизни больничной палаты, пропитанной по большей степени болью и стонами её постояльцев. Но всё-таки ещё следили за  движеньямиеё рук и головы практически недвижимо, словно боясь спугнуть краснокнижную бабочку.

– Так. Температура в норме. Давление, как у космонавта, – сказала она, отцепляя тёплыми руками манжету тонометра. – А что у нас с ногами?…Так. Они у нас есть!–улыбнулась она, увидев, как я невольно пошевелил ими.– Да и вы, дружок, давайте-ка, показывайте ноги, –обратилась она к Илье.

Я откинул одеяло и стал распутывать бинты, намотанные сёстрами тем ранним утром. Я справился быстро. Она даже немного опоздала, когда сказала:

– Давайте я вам помогу. Так… Что у вас было? – спросила она, сделав большой вдох и глядя на открывшуюся композицию моих размотанных ног.

Она надела каплевидные очки и посмотрела в какие-то записи.

– Здесь написано: обморожение, – произнесла она, поднеся к пухлым губам шариковую ручку. – Но судя по тому, что я вижу, у вас полностью здоровые ноги!– подытожила она. – Нет ни одного намёка на что-либо.

Добавила она тут же и посмотрелана растопыренные ноги Ильи, который буквально направил их в её сторону.

– Ноги зажили за сутки?.. – произнесла она тихо. – Неужели здесь какая-то ошибка?.. – словно подумав вслух, сказала она.

– Нет. Это всё носки!– ответил Илья.

– Я сегодня первый день здесь, и уже довольно много слышала про какие-то носки, –попав в недоумение сказала она.

– Эти носки спасли нам жизнь! – вытащив из-под подушки и подняв над собой зелённые вязаные, те самые, волшебные носки, воскликнул Илья.– Если не верите, то можете сами убедиться в этом, – добавил он тут же.

– Как же я, по-вашему, смогу убедиться в этом?– спросила она Илью.

– Можете сами напялить на кого-нибудь эти носки, и он тот час же начнёт оживать, – ответил он.

Она улыбалась, глядя на эти поднятые носки, но не могла поверить в то, что говорил Илья.

– Знаете, Надежда Викторовна, а парень-то правду говорит, – произнесла вошедшая в палату старшая сестра, что занималась нами тем утром.– Про всех, привезённых тем ранним утром, разговоров больше, чем о ком-либо, –добавила она тут же.– Все, кто был в носках, выздоравливают прямо на глазах. Даже двое тех, кто с вражьей стороны, но в таких же носках, спят, как новорожденные. Правда,другие двое с той же сторонушки были без носков, – проговорила Елена Николаевна.

– И что с ними? – спросила внезапно побледневшая Надежда Викторовна.

– У обоих пришлось частично ампутировать обе ноги, – ответила Елена Николаевна.

– Да уж…–грустно произнесла Надежда.– Ничего не понимаю.

А потом соскочила, сделала несколько больших шагов с каблучковым цокотом и обернулась. Она посмотрела на меня, потом на Илью, а потом и на всех, кто не спускал с неё взгляда.

– Простите меня. Мне нужно идти, – сказала она, совсем растерявшись.

И каждый поймал какое-то глубинное сожаление, что она так изменилась, узнав о невозможном нашем чуде. Её очарование куда-то растворилось в непонимании сказанного и увиденного здесь.

А через мгновение она вышла, а следом за ней и старшая сестра Елена Николаевна.

Надо было всё-таки принять, наконец, вертикальное положение залежавшимся нашим телам.Я встал и, немного покачиваясь, направился в санузел.

– Какая красивая эта Надежда!– сказал Илья, встретившись мне у соседнего умывальника.

– Надежда, она всегда красивая. Она вопреки всему приходит и подымает тебя снова и снова. Но ты не остаёшься с ней. Ты бежишь за летящим шлейфом своей мечты, которую по-настоящему никогда не видел, –ответил ему я.

– Ну, ты, как всегда, загнул. И вроде, выспался, а всё так же – писатель, –сказал Илья сквозь приложенное ко рту полотенце. – Тебе разве не отрадно, что мы выжили?– спросил он, вытираясь.

– Ну, конечно, я рад. О чём ты?–ответил я, глядя на себя в зеркало.

– Что у тебя с лицом? Все эти дни я не мог тебя разгадать. Мы, вроде, вместе все выбирались, а ты всё равно как-то сам по себе. Всю дорогу что-то там думаешь, будто эта реальность для тебя и вовсе второстепенна. Даже сейчас, когда нас спасло настоящее чудо, ты продолжаешь пребывать здесь как-то частично. Я вот на самом деле очень рад, что выжил, – сказал Илья и плюнул в раковину. – Нужно ли действительно знать, кто именно связал эти носки? Ты ведь о ней думаешь? – спросил он, посмотрев недолго мне в глаза, и пошёл на выход.

– Да, ты, наверное, прав. Только я её снова видел сегодня, – произнес я ему в спину.

Илья остановился у двери и оглянулся.

– А может, это подсказки? Эти видения, что приходят тебе, –удивительно серьёзно сказал он и вышел.

Пока мы ходили с Ильёй умываться, как будто что-то произошло. По возвращению в палату, мужики как-то оживились и, похоже, ждали именно нас.

– Слушайте-ка, братцы, – лихо, как прежде, подскочил к нам Мироныч.

– Здесь ребята лежачие уж шибко заинтересовались вашими носками. Не одолжите, случаем? Глядишь, и им поможет, – с надеждой сказал он.

– Да, конечно! Давно бы надо было, – ответил я.

– Только поаккуратнее с ними!–предупредил Илья.

– Их что, ещё и задабривать надо, как духов, и наглаживать, как кошку?– усмехнулся сквозь боль один из лежачих.

– Вот моя пара!– передал я Миронычу свои носки.

– Вот мои!– передал Илья.

– Ну, что? Кто первый будет испытывать чудо земное? – спросил у всех лежачих Мироныч.

– Худоногов у нас самый тяжёлый. Ему бы хоть что-то, лишь бы помогало, – сказал один из мужиков, указывая на парня с забинтованным лицом.

– Согласен!– сказал Мироныч, ловко поскакав с одним костылём к Худоногову.

– Ну-ка, парни, помогите-ка напялить сие чудо на него, – обратился он к окружающим.

– Да, ладно, ты не выступай. Сейчас сам поймёшь, что мы с тобой творим, – сказал один из парней, поднявшихся помочь, в ответ на какое-то невнятное отрицание Худоногова.

– Меня! Мне! Мне надо!– вдруг воскликнул поднявшийся солдат с весьма необычной фигурой в виде груши, с острым носом и какой-то маленькой относительно роста бритой головой.

– Бережной, ты-то куда? Отставить, Бережной! – засмеялся Мироныч.– У тебя фамилия какая? Ты ж уже бережёный. Куда тебе ещё носки?– добавил он сквозь смех других солдат.

– А може, мне очень надо. Ну, прямо невтерпёж, – схватившись тонкими руками за длинное, как у таракана, туловище, сказал Бережной.

– А ну-ка, чего у тебя стряслось? Выкладывай, – улыбнулся Мироныч, укладывая свой седой ус, словно подклеивая его на слюну.

– Ну, проблема, понимаешь, Мироныч, деликатная, –застеснялся Бережной, поглаживая своё удлинённое брюхо.

– И какая ж это?.. – спросил Мироныч.

– Я же говорю, деликатная!– широко раскрывая рот, отчего острый нос немного ходил из стороны в сторону, тихо сказал Бережной.

– Вот так, да. Ну, ты и Штирлиц, –усмехнулся Мироныч.– Ну, давай, на ухо мне шепни тихонько, – обратился он к Бережному.

Тот приблизился к немного волосатому уху Мироныча и что-то по-тараканьи там наклацал.

– Третий день в туалете не был?! – громко спросил Мироныч, приложив ладонь к своему уху.

И вся палата упала в хохоте.

– А я вам совсем не завидую, ребята. Вы ж как на минном поле спите. В любое время может рвануть, – смеясь каким-то заразительным смехом и приглаживая свои масляные волосы, сказал Адриано соседям Бережного, сорвав новую волну смеха постояльцев палаты.

Шутка шла одна за другой. Смех принял форму истерического. Смеялись все. Даже я, к своему удивлению, улыбался, наблюдая сие выздоровление. Смеялись даже те, кто лежал.

– Всё, ребята. Кончайте. Сейчас кишки вывалятся наружу. А кто собирать будет потом? – сказал один из лежачих.

– Да вот, Бережной и соберёт, и обратно тебе их и вставит. Не бойся, –снова засмеялся Адриано под общий хохот.

– Ну, что ты за человек, Андрюха? Говорю же, сил нет, – тяжёло дыша, сказал тот.

– Что? Боишься, не туда вставит?–снова захохотал Адриано.

– Решено! Тебе вторая пара! – воскликнул Мироныч.

– Да я ж не прошу об этом, ребята, – запротивился тот.– Может, кому нужнее. Я-то что? Терплю ещё, – добавил он.

– У тебя кишки вываливаются, а мы смеяться из-за тебя не можем. Давай, выздоравливай скорей. Не даёшь отдохнуть нормально. Хоть анекдоты потравим. Да, Бережной?–сказал совершенно утонувший в азарте смехопанорамы нашей палаты всё поглаживающий себя по волосам раскрасневшийся, словно выпивший, Адриано.

Внезапно резким движением дверь в наш смеющийся мир открылась, и вошли два человека. Один в штатском, а другой в форме  с чёрной повязкой на рукаве, где было написано белыми буквами «Военная полиция».

– Весело живёте, бойцы, – сказал человек в форме с капитанскими погонами и какой-то нелепо выгнутой, как трамплин, фуражкой, вглядываясь в лица обитателей палаты.– Так, двое гражданских. Поднимаемся. С собой паспорта, –добавил он сразу.

Мы с Ильёй встали, и все ребята непонимающе сначала посмотрели на нас, потом на капитана.

– А что стряслось, товарищ капитан?– спросил подскочивший со своим одним костылём Мироныч.

– А разве я должен перед вами отчитываться?– спросил капитан, скрипя кожаными перчатками.

Человек в чёрном пальто представился и предъявил какое-то удостоверение, только я не имени, ни должности его не уловил.

– Так, пройдёмте!– скомандовал капитан.

И мы проследовали за ними.

Мы шли по коридору, несколько раз повернули и встали перед каким-то кабинетом. Но он оказался закрыт.

– Присядьте пока, – сказал человек в чёрном пальто.

И мы опустились на лавку.

Пока искали ключи от кабинета, я заметил справа знакомый силуэт. Это был человек-гора с камнем вместо головы. Он также сидел на скамейке, закинув голову на стену, и глядел на то вспыхивающую, то гаснущую люминесцентную лампу, издающую необычный щёлкающий звук.

Я толкнул Илью и указал направление, где заметил человека-гору.

– Так это ж командир! Уже очухался! Вот так да!– воскликнул Илья.

Он поднялся и направился в его сторону.

– Вы куда-то собрались? Заходим в кабинет! – сказал возвратившийся с ключами капитан.

Мы вошли и встали возле стола.

– Присаживайтесь, –сказал человек в чёрном пальто.

Мы сели на стулья, стоявшие вдоль стены.

– Так, начнём. Вы первый, – сказал он, усевшись за стол. – Фамилия, имя, отчество, –потребовал он от Ильи.

– Лосев Илья Андреевич.

– Проживаете где?–прозвучал следующий вопрос.

– Город Новосибирск,– ответил Илья.

– Адрес совпадает с пропиской?– чёрный человек взглянул на Илью.

– Так что случилось-то?– недоуменно спросил тот.

– А вы не понимаете?.. – спросил чёрный человек.

– Не совсем, если честно.

– Так я вам проясню, –сказал человек и тут же добавил:

– С какой целью вы оказались в прифронтовой зоне?

– Понятия не имею, как это вышло. Мы просто волонтёры. Везли помощь бойцам и попали под обстрел. Вон, писатель подтвердит, – ответил Илья.

– Да уж. Всё складно у вас, как всегда, – сказал, усмехнувшись, чёрный человек.– Какой ещё писатель? Это позывной? Главный в ДРГ? – тут же стал заваливать он вопросами..

– Да какой главный?! Какой ДРГ? Вон он, писатель, перед вами сидит, – возмутился Илья. – Мы с ним вместе везли гуманитарку. Вместе и выбирались. Если бы не он, вряд ли бы мы выбрались вообще, – чуть тише добавил он.

– То есть вы утверждаете, что вы не являетесь участником диверсионной группы противника?–спросил чёрный человек.

– Чего?.. Какой ещё группы?– засмеялся Илья.

– Так. Понятно. Не хотите сотрудничать со следствием?– снова начал нажимать чёрный человек. – А как на счёт вас? Вы будете сотрудничать? – спросил уже меня недовольный чёрный человек.

– Я подтверждаю, что он, как и я, были волонтёрами. Везли помощь для бойцов. Потом машина попала под обстрел. Машина сгорела. Остались только носки, – ответил я.

– В это можно было бы поверить, только какого чёрта вы оказались на самой линии боевого столкновения? Более того, вы направлялись на сторону противника, а не к нам в тыл, – заявил чёрный человек.

– Как могли, так и выбирались, в жутком дыму и полной темноте! – вспылив, ответил я.

– Да и вообще не понятно, как можно было пешком преодолеть такое расстояние невредимыми, еще и обойдя оборону противника, – чёрный человек нервно постукивал карандашом по карте.– Тут явно, что-то не ладно, – добавил он.

– Да всё дело в носках!–сказал Илья.

– В каких ещё носках?– чёрный человек взглянул на Илью с подозрением.

– Которые сохранились после обстрела, – ответил тот.

– Да что ты будешь делать! Опять носки! – психанул чёрный человек.– Что с носками не так?– спросил он.

– Они нас и спасли! Если бы не писатель, мы бы не прознали про их волшебство, – сказал Илья.

– Какое волшебство? Вы что, за дурака меня держите?– вспылил чёрный человек.

– Ничего не понимаю, – сказал капитан и закрыл ладонями лицо.

– Мы в этих носках минное поле прошли вообще-то! Чего тут непонятного? – сказал Илья.

– Ну, ты тоже не напирай. Волшебство, понимаешь, у него! – осек Илью капитан.

– Да хоть у кого спросите. У врачей, медсестёр. Все, кто был в носках, на глазах выздоравливают! – ответил Илья.

– Дурдом какой-то, а не госпиталь! – чёрный человек ладонью ударил себе по лбу.– Ну, а ты, писатель, что молчишь?– сказал он с какой-то издёвочкой в голосе.– Откуда узнал, что носки волшебные?

– Так там было написано «носки обережные – «неуязвимый», –ответил я.

– Ну, вы даёте. В первый раз такое слышу. Разве можно в это поверить, как вы думаете? – сказал чёрный человек.– То есть вы прочитали этикетку и поверили в её описание? Более того, вы сделали по всей видимости всё, чтобы в это уверовали все остальные, – засмеявшись, сказал он.

– Это носки ручной вязки. Понимаете? Женщина, которая их вязала, вложила в них свою душу, – начал я.

– Да откуда ты это знаешь?! – спросил капитан.

– Я вижу её во снах. Она необычайная…– сказал я.

Илья посмотрел на меня и улыбнулся.

– Я же говорил, что писатель её чувствует за тысячи километров отсюда, –сказал он, как будто мой старый добрый друг.

– Да, это действительно… дурдом, а не военный госпиталь! – резюмировал капитан.

– Ну, бред, ей-богу, друзья, – сказал чёрный человек.– Тут даже рапорт невозможно написать. Значит, все, говорите, в курсе здесь? – продолжил он, обращаясь ко мне. – Ты что это, писатель, секту из госпиталя решил сделать? Ты мне эти штучки брось!– чуть ли не вышел он из себя.

– Вот чего-чего, но, чтоб такое! – запричитал капитан.

– Так, ладно. Допустим, носки волшебные, – начал снова чёрный человек

Капитан возмутительно посмотрел на него.

– Когда группа прочёсывала вражеские позиции, в окопах вас обнаружили с автоматами, – сказал чёрный человек.– Как понимать ваше нахождение на вражеских позициях с вражеским оружием в руках?

– Так командир выдал. Мы готовы были держать оборону, –ляпнул, не подумав, Илья.

– Вы же волонтёры, говорите. Какого рожна вы обороняли вражеские позиции от наших штурмовых отрядов? Да и какой командир? – возмутился чёрный человек.

– Коршунов и его группа нам повстречались в каком-то садоводстве, – ответил я. – С того самого момента мы пробирались вместе. Выходили из окружения.

– Да если бы не эти носки, и его группа тоже бы не выбралась, – вставил Илья.

– Опять по новой. Что за долдон? – произнёс капитан.– Опять носки. В более глупом положении я ещё не был.

Чёрный человек тяжело выдохнул через нос и провёл ладонью от подбородка до лба.

– Так. Короче. Возвращайтесь пока в палату, чтоб я вас не видел, – сказал он, передавая нам наши паспорта.

– Будем разбираться, кто доверил гражданским боевое оружие, – проговорил капитан.

Мы вышли за дверь,но человек-гора уже испарился, так и не заметив нас.

За те сутки, что мы были в отключке, я изрядно проголодался, и моё животное существо, оказавшись в прохладном коридоре, не на шутку порыкивало откуда-то изнутри.

– Пошли в столовую, – сказал я Илье подсевшим от голода голосом.

– Эт можно. Эт я завсегда! – стал повторять Илья, направившись в столовую.

Оказывается, пока мы ходили общаться с чёрным человеком, наши уже обедали, и когда мы зашли, почти все уже поели.

– Ну, чего там, ребятки?– спросил уже не такой весёлый Мироныч.

– Да пёс его знает, –проговорил я.

– Считает, что мы диверсанты, – сказал Миронычу Илья.

– Вот тебе раз!– хлопнув ладонями, засмеялся Мироныч.

– Ну, чего там? Чего там?– подвалил, что-то дожёвывая, Адриано.

Похож он был на какого-то актёра, который много где снимался, вот только вспомнить, на какого именно, никак не получалось. Было в нём что-то такое характерное, сериальное и эпизодическое. Наверное, поэтому его и звали Адриано.

– Да, чего-чего, – начал я.

– Диверсанты мы, короче говоря, хоть и сами об этом не подозревали, – добавил Илья.

– Ну да, я тоже так сразу и подумал. Как зашли в палату, думаю, точно диверсанты!– захохотал Адриано.

– Ладно. Поешьте, ребята, – сказал Мироныч. – Пойдём, – хлопнув по плечу Адриано, направился на выход седовласый солдат.

– Вон там, ребята, свободный накрытый стол у окна, – указала работница столовой.

Мы кивнули и заняли места.

Я, как и в прошлый раз, набросился на еду, как собака, и давился, и кашлял. Словно отвык от земной этой пищи. Будто давно, и гораздо больше, чем сутки, ничего не ел. Я давно заметил, что изрядно похудел за последние дни, чего не мог сказать про Илью. Он вроде точно так же питался, как и я, но казалось, объёмов своих не терял.

Освободив тарелки, я стал приходить постепенно в себя. Борщ словно через капельницу, казалось, моментально попадал в кровь, и к лицу приливал жар. Жизнь с новой силой пульсировала в венах и буквально растекалась по всему телу, наверное, минут пять, когда, наконец, вернулось более точное осознание этой действительности, и оставалось только подтвердить своё нахождение в этом мире и окончательно отметить себя на карте материи мира, дескать, я здесь!