– О несчастная! – испуганно вскрикнул юноша. – Как можно? Поверьте мне, я и сам был на пороге отчаяния, чуть не упал в черную бездну безысходной печали, как вдруг, второе дыхание мне открыла поэзия! Идемте скорее ко мне домой, я почитаю Вам стихи, прекрасные французские романы и ни одна ужасная мысль больше не будет преследовать Вас, омрачая сознание!
Так Грёз неожиданно нашел такую же трепетную, чуткую и возвышенную особу, влюбленную в звезды, луну и стихи, как и он сам. Уже у себя дома он узнал, что девушку в черном балахоне зовут необычайно романтическим именем – Офелия.
Снова и снова вспоминал лирик свою встречу с новой подругой. Она ни в чем не обвиняла, ничего не требовала, а лишь с готовностью слушала ночи напролет, молча кивала с благоговейным трепетом уважения. Офелия была бледной, хрупкой и ранимой. Тем больше было в ней сходства с ангелом, спустившегося из-под небесного купола. Она предпочитала либо тихо шептать, либо молчать и никогда не говорила звонким и звучным голосом. Так шептал осенний ветер за окном, разгоняя яркую листву. Неудивительно, что до встречи с Грёзом и его поэзией ей было трудно выжить в этом алчном, жестоком мире. Она в первые так много разговаривала, рассказывала о себе. Девушка и не думала, что способна так много и красиво говорить. Все шло и ложилось также красиво и ровно, как строки в поэмах, до той поры, пока в один из дней не раздался требовательный стук в комнату Грёза. В комнату, ставшую отрешенной от внешнего мира кельей. Поэт нехотя открыл заржавевшую дверь, протяжно скрипнули несмазанные петли.
– Ужас! Ты что, совсем из дома не выходишь? – затрубил голос незваного гостя. Он оглушил как поэта, так и Офелию, привыкшую к разговорам в половину голоса. Девушка тотчас же спряталась от незнакомца за большой дубовый книжный шкаф.
На пороге стоял врач-психиатр, не успевший переодеться из белого халата в простую клетчатую рубашку. Это был давний и до поры до времени единственный друг поэта – Мунд. Они перестали общаться с той поры, когда будущий врач забросил в угол красивые сборники поэм, обменяв их в библиотеке на учебники по анатомии. Странно, что же привело его снова к другу юности? Лирик лишь недоуменно смотрел на ворвавшегося приятеля, отмечая про себя, как погрубело лицо его старого друга с момента их последней встречи. Глаза четко сфокусированы на цели и действии, в то время как раньше они потерянно блуждали в поисках чего-то поистине прекрасного. Решительно сведены брови.