– Ты, правда, узнал обо мне недавно?
– В тот день, когда увидел тебя в галерее с Элом.
Девушка пытливо взглянула на брата и по выражению глаз убедилась в его искренности. Новость о непричастности брата к интриге Ахматова и Макстейна обрадовала ее, но еще больше разочаровала в Алексе. Не проявляя своих переживаний, София поерзала на коленях и дотянулась до руки Брэда.
– Ладно, не сердись на меня. Все хорошо,– ободряюще проговорила она.
– София!– строго и даже жестко произнес Кроу и тряхнул сестру за плечи.
Его поведение встревожило Софию параллельно с тем, что за столько времени из его уст впервые вырвалось ее настоящее имя, а не прозвище. Она недоуменно нахмурилась, будто ее имя звучало оскорбительно, и втянула голову в плечи. Кроу немного ослабил хватку, но не опустил руки.
– Ты назвал меня Софией, наверное, это что-то серьезное?– с внутренним любопытством спросила она.
– Фисо, а почему ты не доверилась мне? Ведь у тебя наверняка было много вопросов и мало ответов, когда Билл предложил тебе работу?
От несправедливого обвинения София раскрыла рот и замотала головой, чтобы встряхнуть сдавливающее виски напряжение.
– Брэд, когда я говорила с мистером Макстейном, ты был далеко. В Австралии, помнишь? А, вообще-то, мы с тобой собирались в тур по Европе,– напомнила сестра.
– Почему ты мне не позвонила?
– Позвонила?! Тебя что, вдруг амнезия поразила?! Меня прослушивают днем и ночью, тебя прослушивают днем и ночью, я, вообще, не должна знать тебя. А ты такое говоришь, что в голове не укладывается!
Брэд нервно зажмурился, понимая, что сейчас его эмоции перевесили логику, но возмущенно продолжил:
– Ты не понимаешь, куда ты влезла!
– Брэд!– остановила брата София, возмущенная его непониманием.– Ты так горд своей принадлежностью к АМБ. Я ни разу не замечала за тобой такого негативного отношения к своему призванию.
– Это другое!– не уступал Кроу.
– Какое другое?! Не пудри мне мозги…– беззлобно вспылила она.– Тебе не кажется, что я имею право сама выбирать, что мне делать, куда ввязываться? Если я могу так или иначе помочь стране и мне это ничего не стоит сделать, то почему я должна оставаться равнодушной?
– Ты с ума сошла? Нельзя быть такой безрассудной! Это Билл промыл тебе мозги?
– Брэд, послушай…
София, крайне удивленная непримиримостью брата, недовольно прищурилась, сбросила его пальцы со своих плеч и, уверенная в своей правоте, не сводила прямого твердого взгляда с его лица.
– Какие у тебя основания утверждать об опасности моего предприятия? Я уверена в своих возможностях, всему, что нужно, меня обучили и, в конце концов, я всего лишь работаю с информацией ФАМО. Я уверена в себе так же, как и был уверен ты, когда однажды пришел к нам с мамой и сообщил о своем решении. И не говори, что мама не понимала, как это опасно. Однако же с тобой все в порядке? Ты служащий большой конторы, выполняешь свой долг перед людьми не только своей нации. Вот и я хочу послужить добру. К тому же мой приход в АМБ не был связан с липовыми похоронами.
– Добро, патриотизм – это все романтика. У тебя нет навыков, достаточных знаний…
– Меня научили, и я благоразумна…
– Ты – девушка!
– Что!? Что я слышу? Разве в АМБ нет женщин? А Сибил Кайл? Да ты просто свихнулся от беспокойства за меня. Или ты ревнуешь?
– О чем ты?– отворачивая голову, сердито высказал Брэд.
– Ты не хочешь объяснить мне, что я такого сделала, чем вызвала у тебя такое неприятие?– требовательно заглядывая в глаза брату, спросила София.
– Я думаю, что ты не справишься с заданием…
– Я?!– оскорбилась она и обиженно закусила нижнюю губу. «Да знаешь ли ты, сколько времени я провела в вентиляционном туннеле и что я пережила в помещении главного терминала?! Разговаривает со мной, как с ребенком!»– мысленно возмутилась сестра.
– Нет, не потому что не сможешь выполнить техническую сторону, а потому, что…
– Что? Ну что?!
– Тебя могут обидеть…
– Кто?– удивилась она.
Кроу был раздражен, что не может обсуждать с сестрой личность Ахматова. Он был недоволен знакомством Эла с Софией, потому что интуитивно чувствовал их взаимное тяготение друг к другу. Но что его беспокоило больше всего, он и сам не мог определить: то ли интерес друга к его сестре, то ли сумасбродная идея сотрудничества Софии с АМБ, и, самое главное, что изменить обстоятельства было уже невозможно. Тогда Брэд взял себя в руки и решил ограничиться повторным предупреждением сестры о характере взаимоотношений с Ахматовым.
– Хорошо,– подняв ладони вверх, будто сдается, продолжил он.– Как знаешь. Тебя всегда было трудно в чем-то убедить. Но, Фисо, не будь такой самонадеянной. Если что-то тебя встревожит, насторожит, если будет нужна какая-то информация, я прошу тебя – незамедлительно обращайся ко мне.
Брэд тяжело вздохнул, покачал головой, никак не смиряясь с решением Софии, и выпрямил ноги перед собой.
– Я буду очень осторожна,– успокоившись, понимающе заверила сестра.
– Да, уж постарайся… И еще… я никак не предполагал, что ты знакома с Элом…
Губы Софии дрогнули, но она не отвела глаз, приняв максимально бесстрастное выражение лица.
– Не знаю, что там между вами, но мои предостережения остаются в силе. Он хороший человек, но это не тот мужчина, который сделает тебя счастливой.
– Кроме того, что он теперь мой основной информатор и партнер в шпионских играх, между нами ничего нет,– сухо ответила София и через вздох тихо добавила:– И быть не может… Я многократно убедилась в том, что мужчинам нельзя доверять. Можешь не учить меня…
– Я и не думал…
– Вот и отлично!– не дала договорить ему София и наигранно весело подмигнула.– И не говори мне больше об этом.
Кроу заметил, как напряглась сестра, как на одно мгновение дрогнули ее ресницы, и почувствовал себя виноватым, что всколыхнул в ней болезненные воспоминания, связанные с горьким опытом.
– Прости меня, Фисо…
– Почему ты извиняешься?– с деланным равнодушием поинтересовалась она.– Все в прошлом. Я просто наслаждаюсь своей жизнью и работой.
– И все-таки я был резок.
– Был. Но я тебя прощаю,– улыбнулась сестра и склонила голову на плечо брата.– Пожалуйста, не волнуйся за меня. Знаешь, сколько агентов меня оберегает?
Кроу напряженно рассмеялся и обнял ее.
– Я люблю тебя, Фисо!
– Ну неужели ты это сказал?– засмеялась она и крепко обняла его в ответ.
– Эй, я понимаю – влюбленной паре нужно уединение, но вы здесь уже больше часа. Мы соскучились без вас,– шутливо возмутился Джейсон, подошедший сзади.
Брэд и София оглянулись, улыбнулись друг другу и поднялись с травы.
– Мы уже идем,– в один голос отозвались оба.
***
Операция «Леди», казалось, стоит на месте. София хоть сейчас была готова осуществить вход на уровень «С» и отследить все последние операции и действия лиц, имеющих к нему доступ, но ее тормозило два нюанса: два связанных с ФАМО сервера, но с автономным программным запуском, на которых не был установлен «Цербер» – индивидуальные терминалы Фарлонга и Хоуэлла, находящиеся в их домашних кабинетах.
Поскольку она старалась обходить Ахматова стороной, ему никак не удавалось поговорить с ней о деталях следующего этапа операции. А если речь заходила об этом, София четко давала понять, что не испытывает затруднений по поводу дальнейших своих действий. Схема работы на приеме у директора Фарлонга была самой удобной для того, чтобы реализовать следующий этап операции. Она знала, что ей нужно будет всего лишь находиться рядом с Ахматовым и давать указания по установке программы в радионаушник специальному агенту, который в определенное время должен был находиться в кабинете Леона Фарлонга. И она откровенно не понимала, о чем еще Алексу нужно было говорить с ней. «Разве что порекомендовать, какое платье надеть?– смеялась она.– Или какой танец выбрать для создания видимости влюбленной пары? Скорее всего, он ищет встречи со мной, чтобы в очередной раз выгородить себя и вернуть прежнее расположение. Как банально! Если бы было что-то серьезное, о чем нужно было бы предупредить, думаю, Майк или Тед озвучили бы это. А они молчат!»
София старалась меньше думать обо всем этом. Она переключала свое внимание то на семью, Лин и Джейсона, то на маленькие удовольствия в своей жизни, которым она еще могла радоваться, в конце концов, ей предстояло выбрать вечернее платье для приема, а салоны с модной одеждой и обувью всегда поднимали настроение.
На выходных девушка пригласила мастера корейского массажа, в руки которого она влюбилась с первой процедуры в одном из часто посещаемом ею салоне красоты. До его прихода она обустроила место для массажа в гостиной: перенесла продолговатый кухонный стол к окну, накрыла его махровым покрывалом. Теплые солнечные лучи из окна попадали прямо на покрывало и к появлению мастера приятно согрели место для нее.
София легла на стол и спустила полотенце с груди, оставшись только в домашних хлопковым шортах на бедрах. Мастер плохо говорил на английском, комментируя все свои действия по приготовлению масел для втирания в кожу и каким точкам сегодня следует уделить внимание, но она интуитивно понимала суть его слов и полностью доверилась его мастерству.
Волшебные руки массажиста, медитативная музыка и эфирные масла приводили Софию в необыкновенно расслабленное состояние. Возникало чувство стремления ввысь, чудесное ощущение воздушного полета, блаженная легкость, почти невесомость, голова кружилась от опьянения радостью и навеянными мелодией образами. Время перестало существовать, а вместе с ним и все, что создавало суету и хаос. Посторонние звуки рассеивались в пространстве, терялись ощущения материальности своего существования и, казалось, что тело утопало в махровом покрывале, а умиротворенное сознание парило над ним. Теплые энергетические волны заботливо обволакивали Софию, залатывая ее ауру от черных прорех.
К запаху сандалового дерева примешался тонкий аромат муската, и из груди Софии вырвался стон умиления. И вдруг, как вспышка света, в ее воображении возникла сцена, оглушившая и поразившая своей яркостью и необузданностью. Она на пляже, лежит на горячем песке, солнце припекает спину, а волны ласково плещутся в ее ногах. Она поворачивает голову в другую сторону и видит перед собой Ахматова, который нежно улыбается ей и машет рукой. Затем он садится с ней рядом, кладет свои руки на ее спину и начинает мягко массировать кожу. И это ощущение так приятно и волнующе, что София невольно отмела все разногласия между ними и нежилась под его руками. Кожа на его руках была такой же теплой и гладкой, как и у корейца, а движения гармоничны и благородны, будто он сам был мастером. София улыбалась, и Алекс тоже, им обоим нравилось это действо. Их дыхание стало почти синхронным, ритм сердцебиения волнующим и страстным. София растворялась в своем невысказанном блаженстве и молила, чтобы он не останавливался…
«Что я делаю? Нельзя быть такой беспечной»…– проносилось у нее в мыслях. Но Софию еще дальше уносила фантазия, и она не хотела ее обрывать. Однако через несколько секунд что-то тревожное закралось в мысли, и она усилием воли вернула себя в реальность. Образ был настолько яркий и живой, что когда София пришла в себя, то содрогнулась от реалистичности ощущений. Но она не стала открывать глаза, чтобы резко не испортить эффект от массажа. Она еле заметно потянулась и сладко зевнула.
– Святая Мария, какие же у вас волшебные руки!– умиротворенным голосом проговорила она.
– Благодарю за комплимент,– отозвался до боли знакомый голос.
Софию, словно током пронзило, она раскрыла тяжелые веки и, преодолевая слабость в теле, резко оглянулась на мастера. Но каково было ее удивление, когда на его месте оказался Александр Ахматов. От перехватившей горло судороги София ничего не смогла произнести, но стала растерянно барахтаться руками по столу в попытке прикрыть свою наготу. Она перевернулась на бок, прижимая к груди лежащее под ней махровое покрывало, и вдруг потеряла равновесие. Если бы Ахматов не обхватил ее руками за талию, то она упала бы со стола.
– София, не волнуйся так,– засмеялся Алекс от возникшей у девушки паники.
Она, задыхаясь от возмущения бесцеремонностью мужчины и сознания того, что его руки прикасались к ее коже, отбилась от него, соскочила со стола и, кутаясь в покрывало, в растерянности и смущении отбежала в ближайший угол.
– София, прости, что позволил себе эту слабость. Дверь была открыта, а мастер заканчивал работу. Признаюсь, я не сдержался,– виновато, но без сожаления произнес Алекс.
София еще некоторое время широко раскрытыми глазами не моргая смотрела на Ахматова и не верила себе. Ее руки дрожали, а мышцы всего тела сковало железным обручем, как и не было этого часа наслаждения. Только когда Ахматов шагнул ей навстречу, она испуганно прижалась спиной к стене, словно ей угрожал маньяк, и заикаясь выговорила:
– Ч-ч-то вы себе поз-з-воляете?!
На губах Алекса промелькнула трогательная улыбка. Казалось, он совсем не был смущен произошедшим и даже доволен, что позволил себе такую шалость.
– Я надеюсь, что последние десять минут доставили тебе удовольствие?
Он словно издевался над ней.
– Вы совсем потеряли стыд?!– осмелев воскликнула София, но, вспомнив, что стоит в поле зрения одной из видеокамер, а рядом, за картиной висит «жучок», с усилием воли смирила злость и смягчила выражение лица. Однако ее глаза готовы были испепелить Ахматова на месте.– Что вы здесь делаете? Я вас не приглашала!
– Именно поэтому я осмелился прийти сам. Можно я присяду?– уверенно спросил Алекс и зрительно обмерил гостиную взглядом, подыскивая удобное место.
– Я надеюсь, вы ненадолго?– севшим голосом проговорила София и, наконец, сообразила, что никто не держит ее под прицелом и она может уйти в другую комнату, чтобы одеться. Отступив от стены, она попятилась к двери спальни.
– Это зависит от тебя,– загадочно ответил мужчина, любуясь естественными красками на лице девушки.
«Рыжий дьявол, что же ему нужно на этот раз? И я убью этого мастера-извращенца!– негодовала София, спешно натягивая на себя первую попавшуюся одежду.– За что я ему плачу? Теперь любой мужчина может войти в дом и сделать мне массаж? Сама виновата: кто забыл запереть дверь!? Да и этот тоже хорош! Деликатен и благороден – чушь!»
Исподлобья покосившись на себя в зеркало, София грозно вздохнула, набрала воздуха в грудь и, посчитав, что не произошло ничего, что нельзя было бы пережить, вышла в гостиную.
– Я вижу, вам нравится ставить меня в неловкое положение?– первое, что слетело с ее уст, когда она встретилась взглядом с Алексом.
– Признаюсь, да,– оглядывая девушку любующимся взглядом и улыбаясь, ответил Ахматов.– А когда ты злишься, ты выглядишь еще привлекательнее!
Его ровный тон вызывал еще большее раздражение, но София понимала, что в данный момент она бессильна. Но как же ей хотелось выругаться ему в лицо или пнуть под коленку, чтобы тот взвыл от боли. Она покраснела от возмущения и спрятала глаза, еще чувствуя смущение за то, что он видел ее наготу. Чтобы как-то снять напряжение, она прошла к маленькому столику на колесиках, на котором еще тлели ароматные палочки с сандаловым запахом, стояли блюдца с маслом, лежали салфетки, и стала раздраженно с грохотом и звоном собирать предметы в большую чашу.
– И особенно, когда ты в ярости!– игнорируя бурную реакцию девушки, совершенно спокойно добавил Алекс.
После этих слов у Софии мгновенно наступило эмоциональное торможение, замедлились движения рук, и она уже не понимала, что делает. Она растерянно уставилась на дно чаши, в которую собирала предметы со стола, и неожиданно осмыслила, как нелепо ведет себя. «Да, по-моему, я увлеклась, не видел же он меня полностью обнаженной…»– подумала она и напряженно сглотнула.
– У вас потрясающее самообладание,– нехотя признаваясь в собственной неадекватности, еле слышно пробормотала София.
– А ты до сих пор его испытывала?– иронично улыбнулся Александр, наблюдая сдачу позиций девушкой.
– Нет. Но не понимаю, что вы за явление такое: чем больше мне не хочется сближаться с вами, тем упорнее ваши попытки подавить мое нежелание…
– Это явление называется – гордость и предрассудки, единственное, что ты демонстрируешь мне на протяжении всего нашего знакомства.
София оглянулась. Она редко могла выдержать его прямой, откровенный взгляд. И сейчас отвела глаза.
– У меня нет желания обсуждать это с вами. Зачем вы пришли?
– Хочу пригласить тебя на прием Леона Фарлонга. Думаю, я заслужил компанию такой прелестной дамы, как ты?
– Прием?– София вздохнула: снова нужно было играть на камеру.– Это интересное предложение, я люблю приемы. Если вы пообещаете больше не врываться в мою квартиру и не заставать меня врасплох, я, пожалуй, подумаю над этим.
Алекс одобрил поведение девушки теплой проницательной улыбкой и поманил ее рукой.
– Присядь со мной рядом. Давай поговорим?
Она сопротивлялась своему желанию присесть рядом и даже позволить ему играть свою роль. Колеблясь, помяла свой мизинец и все же подчинилась его просьбе. Но присела не рядом, а напротив мужчины на другой конец мягкого уголка.
– Честно говоря, сегодня я специально освободил день, чтобы провести его с тобой. Мы очень мало проводим времени вместе. И ты никак не можешь привыкнуть называть меня на «ты»?– мягким голосом искренно проговорил Алекс, совершенно не играя перед камерой.
Его голос действительно звучал по-доброму и искренне, и София могла бы поверить ему, если бы не знала, какими талантами блистал Ахматов. Она завидовала тому, что не могла быть столь же убедительна и хладнокровна. Легким движением руки она поправила упавшую на глаза челку и сдержанно выговорила:
– Вынуждена огорчить, но на этот день у меня свои планы.
– Я мог бы прокатить тебя по салонам, чтобы ты подобрала себе вечернее платье?– в надежде на согласие добавил Алекс.
Девушка довольно улыбнулась, но, скорее всего, она смеялась над ним.
– Увы, совершенно случайно вчера я приобрела себе одно новое платье.
– Что же мне делать?– расстроенно спросил он, и взгляд его тоже погрустнел.
– Займитесь Афиной,– нашлась девушка.– Она, наверное, очень скучает без хозяина?
Софию немного смутило, когда на лице Алекса отразилось чувство, похожее на острое разочарование. Он опустил голову, и устало провел пальцами по вискам.
– Помоги мне, София,– поникшим голосом сказал он через несколько секунд напряженного молчания.
– Что?– недоуменно выдохнула она.
– Что мне сделать, чтобы ты проявила ко мне хоть каплю великодушия? Чем мне заслужить твое доверие?
София переменилась в лице. В этот момент она явственно ощутила, как внутри нее борются две силы: разум и сердце, и ни одна не уступает другой. Она не понимала, для кого он играет, она и так почти согласилась на прием.
Ахматов поднял на нее глаза, полные обожания, но не смог пробиться сквозь ее непроницаемый взгляд.
– Это нелегко,– прищурилась София.
– И как нам быть?
– Не играйте со мной!– заглушая собственные чувства, ответила она.
– Ты все прекрасно понимаешь. Мне ничего не нужно тебе объяснять. Просто загляни в себя…
София нахмурилась. Эти намеки смущали ее, и в свете последних событий она терялась в догадках, что действительно чувствует она и что чувствует он. Тогда же как Александр был совершенно уверен в своих чувствах и не сомневался в ее.
– У вас есть странная черта – чего-то недоговаривать,– тихо сказала София.
– А у тебя – говорить то, что думаешь,– парировал Ахматов.
– Не вижу ничего в этом предосудительного…
– Людям это не всегда нравится.
– Я не стремлюсь ко всеобщему обожанию!
– Ты безжалостна!– усмехнулся Алекс.
София лишь пожала плечами в ответ.
И снова между ними сквозило напряжение. Они одновременно взглянули друг другу в глаза и задержали пристальные взгляды на несколько секунд. Но девушка первой отвела взгляд, решительно поднялась и направилась к выходу из гостиной. Вытянув руку в направлении двери, она настоятельным тоном проговорила:
– Вам уже пора!
Ахматов беззвучно вздохнул и не стал испытывать ее терпение.
У самого выхода, когда София уже приготовилась открыть ему дверь, Алекс задержался и, неожиданно повернувшись, обхватил девушку за талию так быстро, что она не успела отпрянуть назад и, склонив голову к ушку, откровенно прошептал:
– Ты не представляешь, чего мне стоит держать себя в руках!
София оцепенела, и ее изумленный взгляд замер на его подбородке. Алекс так же резко отстранился, открыл дверь и исчез за ней.
На Софию пахнуло ароматом муската, и ее колени вдруг задрожали. Что значили этот поступок и эти слова, она даже боялась предположить, потому что знала, что снова запутается в своих чувствах и мыслях.
Простояв у двери с минуту, София обняла себя руками и, ссутулившись, пошла в гостиную. На журнальном столике лежало приглашение на прием. Она с неприязнью покосилась на него и отвернулась в сторону кухни. Жутко захотелось съесть чего-то сладкого.
Когда София вышла из кухни, ее взгляд снова упал на приглашение. Прием Фарлонга был назначен на среду. Это означало, что у нее оставалось три дня на подготовку. Она уже мысленно прикидывала, что из спецсредств всучит ей Майк в этот день и радовалась тому, что не будет тех жутких туфель на невообразимо высоких каблуках и удушающего черного платья. И как бы она ни противилась мысли о присутствии рядом Ахматова, она все равно понимала, что он будет ее спасительным кругом. Ну и, конечно, у нее будет еще один удачный естественный повод побыть с ним вместе, как бы она на него ни злилась.
***
Утро понедельника по ощущениям напоминало суровое, туманно-дождливое утро в Вашингтоне. Алекс был задумчив и встревожен произошедшими изменениями в планах операции «Леди». Об изменениях знал только он и директор Макстейн, остальные агенты, непосредственно контактирующие с Леди, еще не были оповещены. Все изменения касались лично Мэдисон. И Алекс выбирал слова и ждал подходящий момент, чтобы поставить девушку в известность.
Он стоял у окна в кабинете, напряженно всматриваясь в очертания зданий и улиц, и с волнением вспоминал разговор с Биллом, состоявшийся на кануне…
– Я сам нервничаю, мягко говоря… Но ничего не поделаешь. Время не терпит. Мы планировали использовать Леди только в агентстве, у нее это прекрасно получается: есть доступ во многие места или, по крайней мере, вы с Тедом можете ей его обеспечить. Только вот загвоздка в том, что у нас больше нет специалиста, который мог бы установить «Цербер» у Фарлонга. Нашего агента неожиданно перебросили на серьезную точку…
Макстейн напряженно помассировал висок двумя пальцами и расстроенно покачал головой.
– Понимаю, что мое предложение прозвучит слишком неожиданно, но, боюсь, нам больше некого послать на установку программы, кроме Леди. Сейчас все специалисты такого профиля на выездах, на поиски нового опытного техника уйдет минимум три – пять дней. А у нас нет времени…
– Я понимаю, сэр,– ощутив тревожный комок в горле, проговорил Алекс.– Вариантов больше нет?
– Нет. И у вас всего два дня, чтобы поработать с Леди.
– Сэр, я встревожен не менее вашего,– с нескрываемой тревогой произнес Ахматов.– Впервые у меня закипают мысли и дрожит в груди. Боюсь, я теряю квалификацию.
Макстейн удивленно глянул в сторону агента и тоном, ожидающим серьезных объяснений, произнес:
– По какой причине?
Алекс знал, что без объяснений не обойтись и лукавить не собирался. Директор чувствовал любую отговорку на первом же слове. Ахматов поднялся, прошел к окну, застекленному от пола к потолку, и, всматриваясь в темное небо, откровенным тоном признался:
– Я плохо сплю, не могу сосредоточиться на деле…
– И все это называется – София Мэдисон?– глядя ему в спину, перебил Макстейн и улыбнулся уголком губ.
– Это так заметно?– удивился Алекс и оглянулся.
– Боюсь, что да.
Ахматов громко нервно выдохнул, сунул руки в карманы брюк и уперся лбом о холодное стекло.
– Сумасшествие какое-то! Что бы я ни делал, не могу избавиться от навязчивых мыслей о ней. Никогда не думал и представить не мог, что буду так привязан к женщине. Я переступаю порог агентства и усилием воли сдерживаю себя, чтобы не найти лишний повод увидеть ее, поговорить с ней, пройти мимо ее стола… Перестаю себя контролировать рядом с ней… Простите, что признаюсь в таком, но это сильнее меня и, самое ужасное, что я уже не представляю, что будет как-то иначе…
Билл внимательно слушал и, вместо ожидаемых Алексом упреков и порицаний, тихо понимающе ответил:
– Нет, Александр, это чувство придает тебе силы. Ты не можешь быть слабым. Я полагаю, все дело в яблоке…
Ахматов недоуменно отстранился от стекла и растерянно оглянулся.
– В яблоке?!
– Да, в яблоке,– грустно улыбнулся Билл и задумчиво погладил свой подбородок.– Ты разве не слышал легенду о яблоке?
Алекс сдвинул брови: неожиданный странный поворот в беседе вывел из охвативших его тяжелых переживаний.
– Я знаю о таком не понаслышке, сынок,– продолжил Билл тоскливо-печальным голосом.– Прошло уже семнадцать лет, как я потерял Лизу. Но по сей день каждое воскресенье я посещаю ее могилу… В доме остался ее запах, я не переставлял мебель, не менял даже вышедшие из строя приборы. Все, к чему она прикасалась, – свято для меня, хранит тепло ее рук. Раз в год, в Рождество, я неожиданно заболеваю. Мои ноги и руки слабеют, голова тяжелеет, я ни на что не способен – слаб и уязвим. Этот день мы всегда проводили особенно. Наедине. На побережье… Я даже не переехал в Вашингтон, потому что не смогу забрать с собою дом, в котором она жила…
Билл часто заморгал и протер влажные глаза пальцами. Потом внимательно посмотрел в глаза Алекса.
– Это не любовь, не страсть, не сумасшествие… Это воздух для дыхания, это вода для жизни, это зрение, слух, осязание… Это то, без чего ты не сможешь жить, лишь раз взглянув в ее глаза. Именно в ее, и больше ничьи…
– Я не успел заметить, когда она проникла в мои мысли. Как будто все происходило без моего ведома,– смятенно произнес Алекс.
– Ты хочешь избавиться от этого чувства?– серьезно спросил Билл.
– Оно доставляет мне много хлопот…
Алекс замолчал. Нет. Это были не те слова. Его мысли и чувства спутались в такой клубок противоречивых ощущений, что трудно было определить, что являлось главной причиной его беспокойства. София не висела у него на шее, не претендовала на особое внимание, наоборот, упорно и воинственно отвергала его ухаживания. Возможно, он был недостаточно откровенен с ней?
– Я не понимаю себя. Мне хочется владеть своими мыслями, собой, но и сознание существования этой девушки в моей жизни дает мне такой заряд энергии. Я словно становлюсь беспечным мальчишкой. Только во что может вылиться моя беспечность?
– Не все в жизни поддается контролю. Я всегда учил вас этому. Агенты не бесчувственные машины. Мы все – люди со своими слабостями. Главное – понимать, в чем твоя сила.
– К сожалению, это может отразиться на операции, на моей работе в АМБ. Боюсь, что могу отнестись слишком субъективно к некоторым нюансам. Например, я уже уверен в том, что не смогу остаться в стороне, если на приеме у Мэдисон возникнут проблемы. Я боюсь безотчетных, безоглядных действий. Если бы я был простым служащим, а не агентом…
– Это облегчило бы тебе жизнь?– усмехнулся Билл.
Алекс недоуменно сдвинул брови и, глядя на Макстейна, засомневался в своих последних словах.
– Ты привык к четким принципиальным действиям. Все, что ты делал, никогда не вызывало сомнений в качестве результата. Но вот возникло что-то, чего ты никогда не ощущал, что проникло слишком глубоко в мысли, что изменило твое отношение к миру, твое отношение к себе, и ты впал в панику? Это несерьезно, сынок.
– Если бы это было возможно, лучше бы я работал в Вашингтоне или в Европе.
– Хочешь сбежать?
– Я был бы более полезен,– сказал Алекс, понимая, что теперь бессмысленно желать чего-то другого.
Макстейн усмехнулся, пожевал нижнюю губу и, углубившись в собственные ощущения и мысли, проговорил:
– Знаешь, что я тебе скажу? Никогда не произносил этого вслух, но сейчас скажу. Мир не меняется. Он всегда будет таким, какой есть. Политика всегда будет политикой, люди всегда будут гибнуть по чьей-то вине, будут войны и предательства, будут победы и успехи на разных поприщах. И когда тебя будет охватывать радость или печаль за то, что ждет тебя впереди… не верь этому! Никто и никогда не вселит в твою душу мира и покоя, кроме тебя самого. Если ты в своей жизни не поймаешь момент, который принесет тебе высшее наслаждение, удачу, счастье, вдохновение, покой, то твоя жизнь не состоялась. Ничто и никто уже не сможет исправить твою ошибку. Поэтому подумай, за что бороться? За женщину, которая может быть той самой половинкой, или за вечную гонку по вертикали. А может быть, ты найдешь способ удачно сочетать и то, и другое?!
Ахматов долго молчал. В нем словно рождались новые чувства и ощущение самого себя. Ему казалось, что он уже не тот человек, который вошел сюда час назад, и что, выйди он отсюда, это чувство не потеряется, а только усилится.
Билл помолчал вместе с Алексом, а затем, когда сам пришел в себя от грустных мыслей, покашлял и, будто не было всего этого разговора, бесстрастным тоном сказал:
– А теперь прочь лирику и настрой себя на разговор с Мэдисон. Я знаю, ты сумеешь это сделать!
Строгий тон сразу вернул Ахматова в боевую готовность.
***
Предупредить Мэдисон об изменениях в планах следовало как можно быстрее. Времени на подготовку было слишком мало. Оставалось два вечера и три ночи, и Алекс решил, что ради успеха операции он может воспользоваться своим авторитетом в агентстве и сегодня через Ла Саль освободить Мэдисон от работы. Придумать вескую причину было несложно.
Первым делом Ахматов поставил в известность своего заместителя Джулию Каан, что уезжает на целый день для решения вопросов, связанных с их недавним Европейским соглашением. Затем позвонил Кати Ла Саль и обратился к ней с невинной просьбой:
– Кати, вы очень грамотный специалист по кадрам, прошу – помогите мне с одной проблемой?
– Для вас все, что угодно, мистер Ахматов,– растаяла Кати.
– Выделите мне одного сотрудника из информационно-системного отдела, который справился бы с анализом экспериментального программного обеспечения. Я подумываю оснастить наш отдел новейшей технологией, но сам боюсь ошибиться в качестве продукта.
– Конечно, я подумаю, кого можно к вам прислать,– задумчиво ответила Кати.
– Человек нужен мне через полчаса, мы вместе должны выехать к поставщику продукта,– вежливо поторопил Алекс, прекрасно зная, что Кати обратится с вопросом к Андерсону, а тот порекомендует Мэдисон.
Ахматов сделал еще несколько деловых звонков, собрал свой кейс и стал ожидать появления девушки.