57. «Берлинго»
– Это слишком короткое, – крутясь перед зеркалом в примерочной, сообщила я Тимуру.– Давай на черном остановимся?
– Хорошо, но и это возьмем тоже, – подмигнул он и тихо добавил: – Для меня.
Несмотря на то, что вещи из дома Миронова я забрала еще утром, ничего подходящего для завтрашнего аукциона у меня не нашлось. Поэтому мы и выбрались в торговый центр.
После встречи с Федором Черниговским я очень долго не могла прийти в себя. Мне было до жути страшно. Одно дело – знать об опасности, но совсем другое – смотреть ей в лицо, особенно в такое неприятное и отталкивающее.
Сколько бы Тимур ни убеждал, что Черниговский меня не узнал, я успела разглядеть правду в глазах Федора. Он смотрел на меня, но видел маму и своего некогда лучшего друга. Сказать, что он был рад этому, значит, солгать самой себе. И если я буду сидеть сложа руки, очень скоро Черниговский-старший завершит начатое. Именно поэтому я решила действовать. И прежде всего, найти отца.
Мое внутреннее чутье убеждало меня, что Гена ошибался: отец не ненавидел меня. Возможно, по какой-то причине избегал, но все равно любил. Как иначе объяснить его помощь бабушке все последние годы или его охранников в «Шаляпине». Я была уверена, что он меня не оттолкнет, когда я найду его.
– Давай перекусим, – предложил Тимур, когда мы, обвешанные пакетами из бутика, шли по торговому центру.
– Может, лучше дома?– Я до жути боялась его отца. Даже съездить за платьем Тимур уговаривал меня весь день, заверяя, что Федора нет в городе и мне ничего не угрожает.
Еще вчера мне хотелось убежать далеко-далеко. Я была разбита на мелкие кусочки, но Тимур терпеливо до самого утра собирал меня обратно. Никогда не думала, что этот с виду нахальный и жесткий парень может оказаться настолько мягким, заботливым и чутким. С пола мы перебрались на кровать и решили нарушить табу. Мы говорили о наших семьях, о своих страхах и надеждах.
Мой самый главный страх уже наступил. Моя жизнь была в руках психопата. Неудивительно, что мне хотелось спрятаться. Наверно, будь Соболев в городе, я уехала бы в его особняк. Там, под круглосуточной охраной, я могла бы не бояться встречи с Федором. Но жить в том доме в одиночестве, пожалуй, было еще страшнее. И что самое главное, я не могла понять, сколько времени мне пришлось бы скрываться там или в другом месте. Если Федор Черниговский меня узнал, то вряд ли уже остановится, а жить в заточении всю жизнь – та еще радость.
По этой же причине мы с Тимуром договорились ничего не говорить Гене: ни о моем переезде к Черниговскому-младшему, ни о встрече с его отцом – по крайней мере, пока. Миронова я хорошо знала: одно упоминание о Федоре вывело бы его из себя. Но что бы он мог реально сделать? Что? Забрать к себе и поставить под угрозу жизни Софьи Александровны и Гришки? На это я точно пойти не могла! А отправить меня из города без Соболева Гена вряд ли бы решился. Значит, вариант оставался один: он бы запер меня в пустом особняке Максима Петровича и приставил охрану. Помимо того, что этот вариант меня пугал, я еще прекрасно осознавала, что он спутал бы мне все планы. А я хотела увидеть отца и быть рядом с Тимуром, который, в свою очередь, прошлой ночью удивил меня своей откровенностью. Он рассказывал мне о своем детстве, о своей маме и деде, который, пожалуй, был единственным близким для него человеком. Именно ради деда Тимур продолжал заниматься делами отца, хотя давно задумал свое. А еще Тимур поведал о своей договоренности с Мироновым, о поисках виновного в смерти Киры. Говорить ему о том, что это никак не изменит отношение ко мне Федора, я не стала. Понимала, что эта правда нужна ему самому, иначе боль в его сердце никогда не утихнет. Но сам факт общения Тимура и Гены удивил и даже порадовал. А еще подарил надежду, что рано или поздно Миронов сможет принять Черниговского. Как ни странно, но одобрение Гены казалось мне намного весомее того же от Соболева или мамы.
Время до аукциона пролетело до безумия быстро. Волнение, которое еще утром казалось терпимым, к вечеру возросло в геометрической прогрессии. Голову переполняли глупые мысли: узнает ли меня отец, что я ему скажу? А если он не захочет меня слушать или вообще не придет в «Берлинго»? Как Тимур ни пытался меня подбодрить и настроить на волну успеха, сомнения раздирали меня на части.
– Твой отец не может там быть? – пытаясь забрать аккуратно волосы на затылке, спросила его.
– Исключено. Если где появляется Горский, отца туда поганой метлой не загонишь. В принципе, обратное тоже верно, – успокоил Тимур.– Их неприязнь друг к другу зашкаливает. А я так и не знаю, откуда она берет корни. Ты говорила, что они были друзьями?
– Были, но очень давно. – Сейчас ворошить чужое прошлое мне не хотелось, но еще больше я опасалась, что Тимур узнает всю правду. Пусть лучше заблуждается, думая, что причина вражды наших отцов носила исключительно деловой характер, иначе и он поймет, что будущего у нас нет и быть не может. А мне так хотелось хотя бы еще немного побыть с ним счастливой!
– Что произошло между ними?– не унимался Тимур.
– Я точно не знаю. Мама рассказать, сам понимаешь, не может, а все остальное – лишь слухи. – Обсуждать с Тимуром я запретила себе сама.– Спросил бы отца.
– Я спрашивал, и неоднократно, но точного ответа так и не получил. Поэтому сделал вывод, что они не поделили сферы влияния. Но, знаешь, сейчас я все чаще прихожу к выводу, что их ненависть друг к другу носит более личный характер.
– Помоги мне застегнуть платье. – Я попыталась отвлечь Тимура от щекотливой темы. Решила все ему рассказать, но потом. Видеть в его глазах отчаяние я была не готова.
– А может, ну его, этот аукцион? Похоже, в моей голове возникла более интересная идея, как провести вечер, – прошептал на ушко Тимур, застегивая молнию на спине и проводя по ней кончиками пальцев.
– Я с радостью приму все твои идеи, когда мы вернемся.– Мне удалось отвлечь его внимание от разрушительного разговора. Интересно, надолго?
Бизнес-центр «Берлинго» находился в восточной части города и представлял собой узкое пятнадцатиэтажное здание, полностью облицованное стеклом. Первые этажи были отданы под спорткомплекс, спа-салон и несколько больших ресторанов. Ниже располагался огромный подземный паркинг, а выше – офисы крупных компаний сферы услуг, торговли и образования. Четыре последних этажа занимал отель с одноименным названием. Именно там, в холле отеля «Берлинго», этим вечером ювелирный дом «Самсонов» проводил аукцион.
Просторный Зеркальный лифт неспешно поднимал нас на одиннадцатый этаж. Сегодня благодаря Тимуру мы были одними из числа немногих приглашенных на столь помпезное мероприятие. Нежное коктейльное платье черного цвета, жемчужная нить на шее и тонкие каблуки вкупе с вечерним макияжем и высокой прической прибавляли мне лет пять и помогали не выделяться среди остальных женщин на мероприятии. Тимур остановил свой выбор на идеально сидящем черном костюме, полностью оставаясь в своем стиле и безупречно сочетаясь со мной. Со стороны мы казались идеальной парой. И пока лифт поднимал нас все выше и выше, я смотрела на наше отражение и позволила себе немного помечтать, что так будет всегда. Влюбленные, красивые, счастливые. И вместе. Но лифт слишком быстро поднял нас на нужный этаж и спустил меня с небес на землю, в суровую и пока беспросветную реальность.
В холле царил полумрак, подсвеченный небольшими светильниками, которые, казалось, были отлиты из золота. Их легкое мерцание завораживало, как и вся атмосфера вокруг. Гости понемногу уже начинали собираться, но пока не спешили занимать свои места за столиками с разложенными на них карточками с номерами для участия в аукционе. Они толпились в холле, чинно разговаривая друг с другом и угощаясь закусками и шампанским с высоких изящных столиков. Среди гостей особенно выделялись несколько очаровательных и соблазнительных девушек. Они медленно прогуливались по залу в откровенных вечерних нарядах и то и дело слегка изгибали шеи, дотрагивались до мочек ушей, проводили по своим соблазнительным изгибам тонкими пальчиками, привлекая внимание к шикарным колье, подвескам, кольцам.
– Это лоты сегодняшнего аукциона, – пояснил Тимур и на случай, если я подумала об украшениях на девушках, добавил:
– Они продаются вместе. Теперь, надеюсь, ты понимаешь, почему я не хотел отпускать тебя сюда одну?
– Что значит «вместе»? – совершенно не понимая, о чем он говорил, уточнила я.
– В самих украшениях нет никакой «изюминки». Обычное золото, платина, бриллианты. Такое можно без проблем купить в любом ювелирном салоне. Здесь же мужчина покупает еще и девушку, правда, всего на один день. Благодаря этому, стоимость побрякушек взлетает в сотни раз, – разжевал мне Тимур.
– И зачем они покупают девушек? – Наивная, я не сразу сообразила, о чем речь!
– Ксюша, ты уже у меня большая девочка. Попробуй догадаться сама, – нежно приобняв меня, прошептал Черниговский.– Хочешь, подскажу? Играть в шахматы и обсуждать современное искусство они точно не будут. А вот все номера отеля на ближайшие сутки пустые и ждут участников аукциона, заплативших немалые деньги за свое удовольствие.
Для чего мужчине нужна женщина, я прекрасно понимала, но меня интересовало другое.
– Разве это законно?
– Ксюша, где закон и где такие, как Горский? А?
– А девушки? Как они на такое согласились? Их же может купить какой-нибудь урод, старик или маньяк! – От ужаса у меня перехватило дыхание.
– Скажу только, что все они тут по доброй воле, и к тому же за большие бабки. Это и их выбор тоже. Обычно несколько таких девочек до этого аукциона вообще ни разу не были с мужчинами. У таких вместо бриллиантов жемчужные украшения. И ценится такой товар намного дороже.
То, о чем говорил Тимур, вызывало во мне стойкое отвращение. Мне было совершенно чуждо зарабатывание денег таким способом и абсолютно непонятно, зачем девчонки отдавали впервые себя черте кому. Даже за бешеные деньги это казалось мерзким и унизительным. Причем продавали себя они, а втоптанной в грязь ощущала себя я.
– Погоди, но почти все мужчины в сопровождении дам.– Я огляделась вокруг. Только навскидку я насчитала не меньше двадцати женщин, которые держались за локотки своих мужчин.
– А ты обрати внимание, куда все эти мужчины смотрят.
Присмотревшись к некоторым из них, я заметила, что практически все они напрочь забывали о своих спутницах, порой не менее молодых и прекрасных, и откровенно разглядывали моделей.
– А их женщины знают, что здесь происходит? – От происходящего меня начало подташнивать.
– По-разному. Кто-то не знает и думает, что сегодня для них приобретут безумно дорогое и уникальное украшение. И именно сейчас их спутник оценивает именно блеск бриллиантов и то, как это украшение будет смотреться на любимой женщине. Им и в голову не приходит, что мысленно их партнеры уже давно раздели каждую из этих девочек. А кто-то все прекрасно понимает и таким образом развлекается. Поэтому здесь есть одно золотое правило: нельзя обсуждать аукцион и его условия между собой.
– Ты только что нарушил это самое правило. – Я ущипнула Тимура за руку и от волнения непроизвольно поправила свое украшение.– Черт! Тимур! Ты специально на меня жемчуг надел?
– Угу, – спокойно ответил Тимур.– Пусть все знают, что самая красивая и непорочная девушка – моя, и она не продается. Да и твоему отцу этот знак должен прийтись по вкусу.
Тимур прижал меня к себе чуть крепче и повел в глубь зала, чтобы найти того, ради кого мы попали на этот развратный аукцион. От мысли, что мой отец – постоянный посетитель подобных мероприятий, мне стало не по себе. Не зря все вокруг мне твердили, что Горский далеко не ангел.
– Тимур… – Неприятная догадка кольнула сердце. – А у тебя много украшений из этого ювелирного дома?
Парень состроил гримасу сожаления, а потом рассмеялся:
– Ни одного, а вот у отца – целая коллекция!
Выдохнув с немалой долей облегчения, я начала искать глазами Горского. Вот только найти человека, которого никогда не видела, оказалось непосильной задачей.
– Тимур, где Горский?
– Еще не пришел. Его появление ты не пропустишь, поверь.
Что имел в виду Тимур, я не знала и не стала уточнять, а мысленно представила девочек из группы поддержки, как в американских фильмах про школьников, которые, размахивая своими помпонами, бегут перед Горским в коротких пестрых юбочках, кричат речевки и привлекают всеобщее внимание к его персоне. Бред, конечно, но от этой глупой и нелепой мысли стало намного легче дышать в этом рассаднике порока и похоти.
Постепенно гости стали расходиться по своим столикам, и мы последовали их примеру. Наше место с номером 23 располагалось в самом дальнем углу зала. Отсюда открывался скупой вид на эпицентр аукциона, зато хорошо просматривались все гости. Тимур продумал даже этот момент. Мы могли наблюдать за Горским и оставаться в тени.
До начала аукциона оставалось не больше десяти минут, но отец так и не приехал. Когда ведущий этого безобразия, смазливый дядечка в смокинге и нелепой шляпе, попросил всех занять свои места, я не на шутку заволновалась. Горского все еще не было. Я боялась, что он не придет.
Когда все гости расселись по своим местам, двери в зал закрыли и приглушили и без того не яркий свет. Наступила тишина. Все замерли в предвкушении начала аукциона. Вот только ведущий никак не начинал.
– И чего он ждет?– спросила у Тимура.
– Твоего отца, – спокойно ответил Тимур. – Без него подобные мероприятия не начинают. И если он…
Договорить Тимур не успел. Входная дверь резко распахнулась, и в зал вошло человек пять огромных мужчин в одинаковых костюмах. Они были настолько плечистыми и громадными, что за ними я не сразу разглядела еще одного человека. Высокий, поджарый мужчина шел следом за ними, копаясь в своем телефоне и совершенно не обращая внимания на окружающих. Горский и его группа поддержки.
Поравнявшись с нами, отец занял соседний столик, а его ребята отошли к стене. Буквально на мгновение он оторвался от гаджета, бросил взгляд на ведущего и вновь уткнулся в телефон. Его совершенно не волновало и не интересовало происходящее здесь, и он абсолютно точно не заметил в трех шагах от себя свою дочь, которая до боли в глазах неотрывно смотрела на него в упор сквозь пелену подступающих слез.
58. Ошибка
Получив одобрительный взгляд Горского, ведущий поприветствовал всех собравшихся гостей и начал аукцион. На импровизированную сцену поднялась первая девушка и, приняв соблазнительную позу, застыла. Обстоятельно и в красках расписав уникальность сапфирового колье на ее шее, ведущий назвал начальную цену лота и принялся принимать ставки. К слову, публика собралась отзывчивая, и уже через пару минут первоначальная стоимость колье, как и говорил Тимур, взлетела в несколько десятков раз. На лице девушки, как и на лице Горского, читалось полнейшее безразличие к происходящему. Все это время он что-то сосредоточенно читал в своем смартфоне и не видел ничего вокруг. В отличие от остальных гостей Горский не взял в руки табличку с говорящим первым номером, казалось, он даже не замечал ее. Зато у меня была отличная возможность его рассмотреть. Худощавый, высокий и элегантный, с коротким светло-русым ежиком на голове, Горский сидел расслабленно и свободно. Заостренные черты лица, прямой нос и узкие губы придавали его образу холодности и отчужденности. Он был здесь, но в то же время далеко, до тех пор, пока один из его охранников не подошел к нему и не проговорил что-то на ухо. Горский в мгновение ока напрягся и отложил телефон в сторону. Охранник уже ушел, но отец не шевелился. Его взгляд был устремлен в пустоту, а ноздри широко раздувались при каждом вдохе. Что-то привело его в бешенство… или кто-то. Не успела я даже подумать об этом, как он повернул голову в сторону нашего стола и обезумевшим взглядом уставился на Тимура. В голове тут же вспыхнуло воспоминание о минувшем кошмаре. Тот мужчина, чей цвет глаз поразил меня и никак не выходил из головы, был моим отцом. Но сейчас он смотрел не на меня. Его интересовал исключительно мой спутник.
Тимур прекрасно видел направление взгляда Горского и, нежно сжав мою руку под столом, повернулся ко мне и быстро сказал:
– Что бы сейчас ни произошло, ты сидишь здесь. Запомни: до окончания аукциона ты не встаешь. Поняла?
Его взгляд был решительным, а голос твердым, что моментально заставило меня заволноваться.
– О чем ты?
– Что бы ни произошло – не встаешь! Иначе, по правилам аукциона, ты станешь новым лотом! Поняла меня?! – рявкнул Тимур.
Я кивнула, но совершенно не понимала, о чем он.
– Что должно произойти?
– Не забывай, что я Черниговский, – с улыбкой добавил Тимур, как будто эта информация могла помочь мне прояснить ситуацию.– Минут через двадцать будет перерыв. Встанешь со всеми и выйдешь к лифту, спустишься и вызовешь такси. Поедешь к Миронову и все расскажешь. Я сам тебя найду.
– Тимур, какого черта ты все это мне говоришь?! Что происходит?
Я совершенно ничего не понимала. Аукцион шел своим ходом. Мужчины боролись за лоты, раскидываясь огромными деньгами. Бугаи стояли за Горским, который снова уткнулся в телефон. И только Тимур методично наводил на меня страх.
– Тебя он не тронет, не бойся! Просто просиди эти долбаные двадцать мину… – Договорить ему не дали.
Тяжелая рука отцовского охранника опустилась на плечо Тимура, и тот покорно встал, а затем вышел за ним из зала. Я осталась одна. Совсем одна. Горский сидел, не подавая вида, что причастен к происходящему, и по-прежнему смотрел в телефон.
Мелкая дрожь пробежала у меня по спине. Хотелось подойти к отцу и высказать все, что накопилось в моей душе, но я помнила предостережения Тимура и решила дождаться перерыва. Но секунды тянулись медленно и монотонно. Зато злость внутри меня росла с дикой силой. Чем дольше я смотрела на Горского, тем сильнее закипала сама. Одна за другой в памяти всплывали картинки моего детства, в котором его не было. Мама, такая красивая и здоровая, потерявшая все ради него! Вся наша с ней жизнь пошла наперекосяк из-за этого человека, который сейчас упорно делал вид, что не знает и не видит собственную дочь в этом борделе! Из-за него меня ненавидел и мечтал убить Черниговский. Из-за него мама ушла к Соболеву и всю жизнь прожила с человеком, которого никогда не любила, а потом и вовсе оказалась в инвалидном кресле. Из-за него я четыре года прожила в изоляции от своей настоящей семьи. А сейчас из-за Горского я могла потерять еще и Тимура! В один момент из человека, на которого я возлагала последние надежды, отец превратился в люто ненавидимого мною врага. Но пока меня бросало из крайности в крайность, Горский излучал спокойствие и полное удовлетворение своей жизнью.
– Лот номер три продан участнику под номером 18. Мои поздравления! А мы переходим к следующему лоту, и у нас жемчужное ожерелье ручной работы!
На мгновение Горский оторвал взгляд от телефона и оценивающе посмотрел на девушку под номером четыре. Тонкая блондинка в нежно-голубом летящем платье стояла на сцене и излучала невинность и полную покорность. Жемчуг! Он привлекал Горского? Или ему по душе блондинки? Или?.. От мысли, что отец помимо всего прочего был еще и извращенцем, мне стало дурно, голова закружилась, и в глазах слегка потемнело. Что ж раз ему нужен жемчуг, я заставлю его обратить на себя внимание. Не давая себе времени на раздумья, я резко встала, не отрывая своих глаз от отца. В зале мгновенно повисла тишина.
– О!– отреагировал ведущий.– Вечер обещает быть весьма интересным, господа! У нас есть лот-сюрприз!
Все присутствующие моментально повернули головы в мою сторону и начали пристально изучать меня с ног до головы. Все. Кроме Горского. На мгновение окинув меня взглядом своих голубых глаз, он просто встал и ушел из зала, оставив меня одну разгребать всю эту кашу. И в этот момент чувство горечи и абсолютной ненужности напрочь перебило страх перед последствиями моего поступка.
59. Темнота.Тимур
Мне было душно и тесно. Я попытался достать руку и протереть нос, из которого ручьем текла кровь, но эти твари крепко держали меня с двух сторон. Бог с ними! Больше беспокоило другое. Предчувствие чего-то гадкого давило в груди. Черт! Знал же, что так будет, но надеялся, что при Ксюше он не посмеет. Урод!
Сидел, как дурак, в его «Гелендвагене», зажатый между двумя верзилами, со связанными за спиной руками, и ждал непонятно чего. Хотя я и есть дурак: по доброй воле ступил на территорию Горского, да еще дочь его с собой притащил. Но разве мог я отпустить сюда ее одну или, тем более, с этим ее другом-божьим одуванчиком.
Ксюша… Девочка моя… Всё, что мне сейчас оставалось, это надеяться на то, что ей хватит благоразумия уйти из этого осиного гнезда – сборища больных ублюдков под предводительством ее папаши. Хорошо, что успел предупредить. По глазам Горского видел, что именно этого он и дожидался. Иначе меня бы скрутили намного раньше. Волновался. Значит, переживал за нее, а потому я мог быть спокоен. Он не бросит ее там, никому не даст в обиду. Только бы Ксюша сама сделала все, как я сказал. Все же просто: перерыв, лифт, такси, Миронов. Сколько мне предстояло пробыть в лапах Горского, я пока не знал, а оставаться одной Ксюше было нельзя. Отец странно затих в эти дни. Я очень надеялся на то, что прятался он от своего копателя – подрывателя репутации, а не замышлял очередную гадость.
– Тихо сиди! – Тычок локтем верзилы слева заставил напрячься.
– Насиделся уже! – буркнул ему в ответ.– Долго еще? Я уже все понял и осознал – может, договоримся?
– Заткнись! – рявкнул тот, что справа. – Еще хоть одно слово, и я не посмотрю, что Черниговский. У меня разговор с такими короткий, но ты запомнишь надолго.
Салон заполнился мерзким хриплым смехом. Помимо тех двоих, что держали меня, спереди еще ржал водитель.
Десять минут… Пятнадцать… Двадцать… Сколько мне еще предстояло сидеть с этими отморозками? И смысл? Ну, попугает меня Горский, ну, увезет за тридевять земель, но не тронет. Ему сейчас не до меня, да и новая война с моим отцом не в его интересах, по крайней мере, сейчас. Ксюше в эти минуты я был нужнее, да и сам Горский был ей необходим. Идиот, неужели не понимал, что она за помощью пришла?!
Бугай на месте водителя резко завел тачку, значит, скоро должен был подоспеть хозяин. Щелчок двери – и моих сопровождающих, как ветром сдуло. Отлично! Развязка близко, как и Горский, который уселся на переднее сиденье вполоборота ко мне и лупасил по мне своим мертвецки холодным взглядом. Достав из кармана белоснежный платок, протянул его мне. Чёрт, неужели не видно, что руки за спиной я не от безделья прятал?!
– Скажи мне, Тимур, что тебе не ясно из нашего уговора? – Голос его был притворно спокойным, однако ноздри ходили ходуном.
Платок он благополучно убрал обратно. Ничего! Кровь врага, да даже сына врага, в салоне собственного авто только украшала его.
– Она бы все равно пришла, со мной или без меня. Вариантов у меня не оставалось! – сплюнув солоноватые слюни, отрезал в ответ.
– И чем ты ей помог? Как и твой отец, в очередной раз уничтожил девчонку? – Это был скорее не вопрос, а утверждение, не до конца понятное мне.
– Что ты с ней сделал?
– Ровным счетом ничего, – улыбнулся осатанелой улыбкой Горский.– Ты сам выбрал нужное время, привел ее в нужное место, нарядил, накрасил, повесил нить жемчуга на юную шею. А потом предал.
– Какого черта ты мелешь?! Не равняй всех по себе! Она за помощью к тебе пришла, а ты?
– А что я? Не я привел ее сюда. Не я выставил на продажу. И, заметь, даже не я ее купил, – до безумия мягким и въедливым голосом, выводя меня на самый пик ужаса, издевался Горский. – Как ты думаешь, наша жемчужная девочка уже ушла с молотка?
Я на автомате замотал головой. Нет. Нет. Нет!
Она не могла сделать это! Зачем?! Назло Горскому? Моя глупая, сумасбродная, непослушная девчонка! Если то, что сейчас сказал Горский, было правдой, то на спасение Ксюши у меня было не больше десяти-пятнадцати минут. Первая реакция – бежать обратно! Не было ни секунды на размышления. Любые деньги! Только бы успеть ее выкупить! Вот только двери «Гелендвагена» были закрыты намертво, а я, связанный, весь в крови, все еще валялся на заднем сиденье чужой тачки.
– Господи, какой же ты идиот! Она же твоя дочь! Что ты творишь?! Что?! Выпусти меня!– в агонии орал я в пустоту.
– Моя дочь умерла четыре года назад, – спокойно выдал Горский. Черт! Да он больной ублюдок!
Двери автомобиля резко открылись, и в машину сели двое: водитель и еще один бугай рядом со мной. Куда делся второй, меня сейчас абсолютно не интересовало. Буквально через мгновение машина тронулась с места, лишая Ксюшу последнего шанса на спасение.
Во мне впервые проснулось дикое желание убивать. Несмотря на скованность движений и громилу по правую руку, я попытался дотянуться до Горского, но бугай был готов к моей реакции. Новая волна боли пронзила тело, но она не шла ни в какое сравнение с той, что разъедала мое сердце.
– Еще одно движение, Тимур и я не посмотрю, что ты сын Федора, – с укоризной произнес Горский.
– Мразь! Ублюдок! Там твоя дочь! – не прекращая попыток достать его, орал во все горло.
– Значит, так, Тимур: не угомонишься – ее выкупит Щегол, понял меня? – Горский окончательно выбил меня из колеи.
Кто такой Щегол, рассказывать мне не надо было. Щеглов Борис Леонидович. Старый и больной на всю голову извращенец, которого заводила чужая боль и мучения. Сколько девчонок по своей глупости купились на его сказки и чудом остались в живых, страшно было представить.
Уши заложило, глаза зажгло. Нет! Это не игра. Горский – больной человек, еще даже более сумасшедший, чем мой отец. В моей голове не укладывалось, как можно своего ребенка подвергать такому безумию. Я не мог поверить, что он говорил серьезно.
– Ты не сделаешь этого! Подонок! Нет! Она твоя дочь, – как мантру, повторял я из раза в раз. Как будто, если повторить Горскому, что Ксюша его дочь, еще раз сто, то он, наконец, поверит.– Позвони, отмени, выкупи сам! Ты же можешь! Ты же не простишь себе! Я не прощу тебе! Я убью тебя, Горский, если с ее головы упадет хоть один волос!
– До конца торгов на твою жемчужную девочку не больше трех минут. Петя, кто сейчас ведет? – обратился к верзиле Горский. Тот, убрав от меня одну руку и открыв приложение в телефоне, начал что-то искать.
– 14 и 9. Борьба нешуточная там, – довольно хмыкнул бугай.
– Напомни, Петенька, кто у нас сегодня под номером 14?– продолжал издеваться надо мной Горский.
– Валера с пацанами.
– Отлично! Пятеро на одну жемчужинку. Девочке понравится. А под 9? – Урод говорил о собственной дочери, как о самой последней вещи.
– Щегол, Николай Александрович.
– Ну, вот, видишь, Тимур. – Горский с нескрываемым удовольствием посмотрел на меня.– Боря, как чувствовал, что мы о нем вспомнили. Хваткие ребята, что Валера, что Щегол. Своего не упустят. Ночь у твоей девочки в любом случае будет незабываемой .
Каждое его поганое слово впивалось под кожу, а собственное бессилие сводило с ума.
– Чего ты хочешь? – по слогам, еле сдерживаясь, спросил Горского.– Чего? Скажи! Все сделаю, только ее не отдавай им! Не простишь потом! Жить с этим не сможешь!
– Ты и так все сделаешь, – процедил сквозь зубы Горский, а потом заглянул в глаза и, помолчав немного, добавил: – А девочке твоей нужен урок! Сама встала, сама и отработает.
– Она – твоя дочь, гнида!– это последнее, что я смог неистово проорать. Со стороны Петеньки внезапно раздался щелчок, и что-то теплое и отравляющее понеслось по моим венам. Уже в следующее мгновение меня накрыла темнота и дикий животный страх, что я так и не помог моей девочке.