My books
My booksCartLists
All 345 genres
Free

Об атеизме в философии Спинозы

Text
The book in Russian language
Author:
1
Reviews
iOSAndroidWindows Phone
Where should the link to the app be sent?
Do not close this window until you have entered the code on your mobile device
RetryLink sent
Read online
Mark as finished
Font:Smaller АаLarger Aa

II

И в том, что Спиноза при изложении своей философии не имел логического права употреблять слово «Бог», можно убедиться еще другим путем. Всякий термин, в том числе и термин Бог, должен быть употребляем не иначе, как для выражения какой-нибудь мысли, и притом такой мысли, которая остается не выраженной другими терминами: в противном случае его употребление будет пустословием, употреблением особого слова, не обозначающим никакого особого понятия, т. е. употреблением пустого слова. Посмотрим же теперь, нужно ли для Спинозы слово Бог, выражает ли оно у него какое-нибудь особое понятие, которое без этого термина осталось бы невыраженным.

Как известно, он начинает свою «Этику», представляющую изложение его философии во вполне разработанном виде, с учения о субстанции. Он доказывает сначала, что ни одна субстанция не может производиться другой субстанцией, т. е. что каждая субстанция есть причина самой себя (causa sui); что природе субстанции присуще существование; что каждая субстанция необходимо бесконечна, т. е. состоит из бесконечно многих атрибутов. Все это, по его мнению, вытекает из самого понятия субстанции, сопоставленного со столь очевидными истинами, которые, вследствие их очевидности, должны быть признаны как аксиомы, так что все это, по его мнению, уже логически подразумевается в понятии субстанции и должно быть мыслимо нами всякий раз, как только мы произносим это слово. А после из того, сначала в теореме 11‑й, а потом другим способом еще в теореме 14‑й, он отождествляет субстанцию вообще с тем, что он условился в своих определениях называть Богом[4].

Какую же новую мысль выразил Спиноза тем, что стал в своем изложении называть субстанцию не просто субстанцией, а Богом, и таким путем стал утверждать о Боге все то, что ему следовало бы говорить о мировой субстанции? Конечно, если бы он под словом «Бог» подразумевал то самое, что, как мы сейчас видели, обязан подразумевать всякий философ, т. е. понятие, общее всем религиям, то, называя субстанцию Богом, он высказал бы о ней нечто новое, не подразумевающееся в понятии субстанции; ибо словом «Бог» в религиозной жизни обозначается не только то, что уже подразумевается в понятии субстанции, но еще нечто такое, чем субстанция может и не быть. Но Спиноза, называя субстанцию Богом, под термином «Бог» условливается подразумевать ничто иное, как только бесконечную субстанцию: «Под Богом, – говорит он сам в 6‑м определении, – я разумею существо абсолютно бесконечное, т. е. субстанцию, состоящую из бесконечно многих атрибутов». Следовательно, называя субстанцию Богом, он высказывает о ней то самое, что, по его мнению, уже подразумевается в понятии субстанции и что он уже высказал о ней еще раньше, чем отождествил ее с Богом, – он имеет в виду ее бесконечность, т. е., другими словами, называя субстанцию Богом, он не высказывает о ней ровно ничего нового[5].

Вследствие того, что субстанция стала называться Богом, она не получает у Спинозы никакого нового признака, а приобретает только новое название. Может быть, при упорном желании защищать Спинозу попробуют возразить нам, будто бы, пока он не отождествит ее с Богом, он может о ней утверждать только то, что она есть causa sui, бесконечна и т. д., но не то, что она существует; а после этого отождествления решается и вопрос о ее существовании; ибо, по мнению Спинозы, Бог необходимо существует. И вот, существование-то субстанции и составляет то новое, что мы высказываем о ней, когда называем ее Богом. Но такое возражение можно сделать только вследствие желания защищать Спинозу во что бы то ни стало. Дело в том, что в теореме 7‑й, т. е. раньше явного или подразумеваемого отождествления субстанции с Богом, он уже доказывает, что «природе субстанции присуще существование» (ad naturam substantiae pertinet existere)[6]. Словом, назвав субстанцию Богом, Спиноза не высказал о ней ровно ничего такого, чего он не высказал о ней и что не могло бы быть им высказано о ней еще раньше, чем он употребил это название.

А отсюда ясно, что слово «Бог» при изложении философии Спинозы оказывается совершенно излишним. И он мог бы повсюду вместо этого слова употреблять только слово «субстанция»; ведь в субстанции, по его собственному мнению, уже следует подразумевать все то, что мы скажем о ней, когда назовем ее Богом; и в то же время он сам не высказал о ней ничего нового, когда назвал ее этим словом. Таким образом, слово «Бог» не только употребляется у него для обозначения такого понятия, которое не совпадает с тем, что весь мир подразумевает под словом «Бог», но еще, сверх того, оказывается таким словом, которое обозначает не свое особое понятие, но понятие уже обозначенное другим словом (словом «субстанция»), т. е. оказывается словом без особого понятия, пустым словом.

 
4. Хотя положение, гласящее, что «кроме Бога никакая другая субстанция не может ни существовать, ни быть представляема», составляет предмет доказательства 14‑й теоремы, где, таким образом, понятие субстанции явно отождествляется с понятием Бога, но доказательство единства субстанции, а через это самое и доказательство совпадения понятия субстанции с понятием Бога, кроме того, дается Спинозой еще раньше и независимо от 14‑й теоремы. Именно во второй половине схолии к 8‑й теореме он доказывает, независимо от 14‑й теоремы, что субстанция одной и той же природы может быть только одна. А так как сама-то 8‑я теорема посвящена доказательству того, что «всякая субстанция необходимо бесконечна», то и выходит, что субстанция вообще может быть только одна: ведь всякая субстанция должна по природе своей быть бесконечной; а двух субстанций одной природы не может быть. Правда, раньше 14‑й теоремы Спиноза явно еще не высказывает того, что субстанция вообще может быть только одна; но он уже очевидным образом руководствуется этим положением в одном из своих доказательств существования Бога, чему он посвящает 11‑ую теорему. Первое излагаемое в ней доказательство таково: если кто не согласен, что Бог необходимо существует, то пусть он, – говорит Спиноза, – представит, если это возможно, что Бога нет, т. е. что сущность Его не заключает в себе существования. «Но, – заканчивает Спиноза, – по теореме 7 это невозможно». А посмотрим, что говорит теорема 7. Оказывается, что там речь идет не о Боге, но о субстанции: «Природе субстанции, – говорится там, – присуще существование». Отсюда ясно, что Спиноза уже при рассматриваемом доказательстве руководствуется той мыслью, что есть только одна субстанция. Следовательно, отождествление субстанции с Богом производится им не только в 14‑й теореме, но еще раньше: оно имеется в виду уже в первом доказательстве 11‑й теоремы. Что же касается 14‑й теоремы, то про нее сделаем кстати два замечания: 1) Она представляет собой ничто иное, как второе добавочное доказательство единства субстанции; Спиноза, как известно, очень любит одну и ту же мысль доказывать различными путями. 2) Ее доказательство опирается, между прочим, на то, что Бог существует, что в свою очередь доказывается в 11‑й теореме. Но так как при первом доказательстве 11‑й теоремы Спиноза, как мы сейчас видели, уже допускает единство субстанции, то, значит, в 14‑ой теореме он ссылается, хотя сам и не высказывает этого, не на 1‑е, а только на 2‑е и 3‑е доказательства 11‑й теоремы: в противном случае, т. е. опираясь при выводе 14‑й теоремы на 1‑е доказательство 11‑й теоремы, он допустит circulum in demonstrando ‹круг в доказательстве›.
5. Отождествление субстанции с Богом явно высказывается Спинозой, как мы сейчас упомянули, впервые в 14‑й теореме; но он имеет его в виду, хотя и не высказывает явно, уже в 11‑й теореме; бесконечность же всякой субстанции доказывается им еще в 8‑й теореме.
6. Мало того: и все те доказательства, при помощи которых Спиноза в 11‑й теореме доказывает, что Бог необходимо существует, останутся во всей своей силе, если их применять не к Богу, а прямо к субстанции. Их всего три. Первое из них, как мы уже упоминали в предпоследнем подстрочном примечании, уже само опирается на то, что природе субстанции присуще существование. Второе же ссылается на то, что ни в понятии Бога, ни вне Бога не может быть никакой причины, которая мешала бы ему существовать. В самом Боге ее не может быть потому, что в понятии Бога нет никакого противоречия. Вне Бога ее не может быть, ибо для того, чтобы она существовала, нужна субстанция, которая была бы такой же, как Бог, т. е. такой же природы, так как иначе она не могла бы действовать на Бога и этим путем уничтожить Его существование. Но если бы такая субстанция была, то это значило бы, что Бог существует. Ясно, что это рассуждение может быть целиком применимо и к субстанции вообще. В ее понятии нет никакого противоречия; а чтобы ее существование уничтожалось извне, надо, чтобы уже существовала субстанция такой же природы, как и та, о которой у нас идет речь; а это значило бы, что она существует. Третье же и последнее доказательство опирается на то, что мы сами существуем; но мы существа конечные, а было бы нелепо, если бы конечное обладало силой существовать, а бесконечное (т. е. Бог) не обладало такою силой. Но так как раньше отождествления субстанции с Богом уже доказано, что всякая субстанция бесконечна, то это рассуждение целиком применимо к субстанции даже и в том случае, если мы ее не называем Богом. Из всего этого ясно видно, что все положения Спинозы уцелели бы сполна, если бы он отбросил слово «Бог» и говорил бы повсюду только о субстанции, нигде не называя ее Богом. Это и понятно: от того, что он отождествил ее с Богом, она не могла получить никаких новых предикатов, так как под Богом он не подразумевает ничего нового сравнительно с субстанцией.