Разворот на восток

Text
From the series: Крымский излом #9
10
Reviews
Read preview
Mark as finished
How to read the book after purchase
Don't have time to read books?
Listen to sample
Разворот на восток
Разворот на восток
− 20%
Get 20% off on e-books and audio books
Buy the set for $ 5,48 $ 4,38
Разворот на восток
Audio
Разворот на восток
Audiobook
Is reading Олег Троицкий
$ 2,85
Details
Font:Smaller АаLarger Aa

– О, мистер Бережной, это идея! – воскликнул Роберт Хайнлайн. – Недаром про вас говорят, что вы лучший тактик из русских генералов…

– На этой оптимистической ноте давайте прекратим разговоры о политике и экономике и перейдем к вопросам литературы, – сказал я. – А как же – прийти к источнику и не напиться? В этом отношении меня больше все интересует ваш юный молчаливый друг, который, как мне известно, в настоящий момент работает над своим первым крупным романом «Основание». Вопрос «Почему распадаются империи и как этого избежать?» фундаментален и требует внимательного рассмотрения.

Тогда же и там же.

Писатель-фантаст и инженер-исследователь Роберт Энсон Хайнлайн (36 лет).

Вот и поговорили с мистером Бережным. Он оказался чуть жестче, чем мистер Ларионов или «мамочка», но в то же время никакой паталогической ненависти к американцам я не заметил. Если мы поведем себя так же, как и в «прошлый раз», то он будет давить наших джи-ай гусеницами своих танков везде, где найдет, с тем же презрительным равнодушием, как и вермахт гуннов. Но в то же время он считает, что из американцев так же бессмысленно делать русских, как и наоборот, поэтому лучше всего открыть границы для движения людей, чтобы те граждане Большевистской России, которые видят в Америке светоч демократии, уехали к нам и попытались по возможности устроиться в условиях американской действительности. В свою очередь, американцы, жаждущие коммунизма, наоборот, имели бы возможность поехать в Россию и влиться в ряды строителей Светлого Будущего. Ни там, ни там об уехавших плакать не будут.

Но этот разговор случился уже позже, когда всех приглашенных на торжественный обед рассадили за столами. «Мамочка» подсуетилась и организовала нам места рядом. С правого края сидел малыш Айзек, рядом с ним – мистер Бережной, потом я, Лайон, «мамочка» и еще один человек в мундире английского полковника, с оранжево-бело-синим триколором на берете, присоединившийся к нам перед самым началом обеда. О нем стоило бы рассказать особо. У «мамочки» с ним были какие-то свои дела, отдельные от наших, американских, поэтому он безо всяких церемоний подошел к ней и, козырнув, сказал: «Мэм, генерал, позвольте мне поздравить вас с праздником победы, в которой есть и наша небольшая доля участия».

И тут эта суровая женщина, большую часть времени похожая на памятник самой себе, улыбнулась широко и открыто. «О, Пит, как я рада тебя видеть! – сказала она. – И я тоже поздравляю тебя с этим праздником, а еще с тем, что твоя Родина наконец-то обрела независимость».

А потом она повернулась к нам и сказала: «Джентльмены, позвольте представить вам Пита Гроббелаара, горного инженера, командира бурского полка спецназначения имени генерала Де ла Рея и временного президента Южно-Африканской республики…»

Вот это был шок… Дядя Джо и «мамочка» втихую[2] провернули еще одну хитрую комбинацию, на этот раз на Африканском направлении, о чем наш милейший Фрэнки в Белом Доме пока находится в полном неведении.

Глянув на мистера Гроббелаара, я поразился его сходству с мистером Бережным: оба жесткие, холодные, похожие на отточенные до бритвенной остроты прямые клинки. Один бур, другой русский, но у обоих бьет в сердце пепел их израненной Родины. Впрочем, в дальнейшей общей беседе мистер Гроббеллаар не участвовал, и вполголоса завел с «мамочкой» какой-то свой разговор по-немецки.

Тем временем мистер Бережной пытал малыша Айзека по поводу его романа «Основание», о котором мы, его лучшие друзья, оставались в неведении. При этом его интересовали не столько литературные достоинства и недостатки, сколько сюжетная канва этого еще не написанного произведения. Малыш Айзек, раскрасневшийся от внимания такого знаменитого человека, с удовольствием отвечал, и наконец они сошлись во мнении, что брать за пример один только распад Римской империи было бы некорректно, и малышу Айзеку следовало бы поработать и с другими, значительно более близкими к нам по времени примерами. Китай, Испания, Турция, Арабский халифат, монгольская держава потомков Чингисхана, азиатская деспотия Тимура, Речь Посполитая, шведская балтийская талассократия возвысились и пали уже после того, как руины Древнего Рима занесли пески времени. Сейчас процесс распада охватывает Британскую империю. Канада вошла в состав США, Ирландия и Южная Африка отправились в самостоятельное плавание, Индия ждет не дождется того момента, когда она сможет провозгласить свою независимость, а в Австралии и Новой Зеландии молодая британская королева будет скорее дорогой гостьей, чем законной хозяйкой. Причем Китай переживал этот процесс неоднократно, каждый раз возрождаясь, будто птица Феникс. Сегодня они ничтожны, завтра велики – и так без конца, пока крутится колесо времени. Да и с Римской империей тоже не все гладко, ведь подобным образом развалилась только ее западная половина, в то время как восток продержался еще тысячу лет, и если бы не некоторые исторические коллизии, вроде вероломного захвата крестоносцами Константинополя, возможно, единоверная русским Византия могла бы стоять и по сей день.

Закончив с малышом Айзеком, который погрузился в глубокую задумчивость, мистер Бережной оборотился в нашу с Лайоном сторону. И вот тут я спросил его, почему русские большевики считают идеальным такое состояние общества, при котором у всех все есть, и никому больше ничего не надо, даже по ассортименту. Разве такой коммунизм, если он будет построен, не приведет к деградации и распаду всей их системы?

– Понимаешь, Роберт, – ответил он, – тот момент, который вы называете точкой пресыщения экономики, а мы коммунизмом, окончательно разделит человечество на героев, стремящихся к дальним горизонтам, творцов, проникающих в тайны мироздания или создающих новые произведения искусства, и обывателей, дружно хрюкающих у корыта, полного благ. Вот ты, Роберт, продолжил бы писать свои книги, даже если бы у тебя было все, что только может взбрести в голову, или обратился бы к ничегонеделанию или загульным безумствам?

– Нет, сэр, – ответил я, – я буду писать свои книги в любом случае, даже если они никак не смогут увеличить моего пресыщенного благополучия…

– Вот видишь, – сказал мистер Бережной, – и ты такой не один. Собственно, и пишешь ты тоже для героев и творцов, сытый зажравшийся обыватель не будет читать твои книги, предпочтя им слезливые мелодрамы или книги в жанре хоррор, чтобы пощекотать нервы.

– Не беспокойтесь, мальчики, – со своего места сказала «мамочка», оторвавшись от разговора с мистером Гроббелааром, – эта самая ваша «точка пресыщения» недостижима – так же, как и горизонт. Прорыв к звездам и связанные с этим исследовательские работы потребуют такого количества людских, интеллектуальных и материальных ресурсов, что описанное вами состояние будет невозможно в принципе. И этот же процесс, за счет конверсии в гражданское производство различных интеллектуальных новшеств, будет способствовать постоянному обновлению модельного ряда гражданских устройств. Персональные вычислительные машины и карманные телефоны, первоначально громоздкие и неудобные, с каждым годом будут становиться все компактнее, экономичнее и дружелюбнее к пользователю. Самолеты будут становиться все быстрее, вместительнее, экономичнее и безопаснее. Электроэнергия, производимая на станциях нового типа, станет дешевле. А еще очень много ресурсов потребует борьба за экологию. Это я к тому, что продолжение развития промышленности с нынешним уровнем выброса отходов приведет к тому, что мы попросту отравим сами себя. Едва только прорвавшись в космос, мы будем вынуждены выносить на орбиту, Луну и Меркурий самые грязные разновидности производства и чистить, чистить, чистить нашу планету от накопившегося яда.

Да уж, умеет «мамочка» воодушевить в нужный момент… Описанная ею картина, с одной стороны, внушала гордость за человечество, а с другой, заставляла задуматься. Даже при поверхностном анализе было понятно, что в советской части мира эта машина будет крутиться намного быстрее, втягивая в себя эмигрантов со всего мира, а у нас такое невозможно, ибо владельцы крупные корпораций упрутся как триста спартанцев, ведь такая программа будет угрожать их прибылям. Для русских при этом главное, чтобы у дяди Джо образовался вменяемый преемник – один из трех персонажей, которых я уже называл, – а для Америки необходимо, чтобы Палата Представителей, вкупе с Сенатом, переполненные ставленниками крупного капитала, разом провалились куда-нибудь под землю и не мешали жить честным людям.

22 сентября 1943 года. Токио. Дворец императора Японии Хирохито, Зал приемов.

Командующий объединенным флотом Японии адмирал Исороку Ямамото.

Недавно в Японию вернулось наше посольство в Германии, ибо в результате полного разгрома эта страна перестала существовать в качестве независимого государства. Вместе с прочим персоналом посольства в Токио прибыл военно-морской атташе в Берлине контр-адмирал Ёкои Тадао, непосредственный свидетель последних месяцев и дней Третьего Рейха. Тайса (капитан первого ранга) Ямагучи оставался на посту военно-морского консула в Москве, но от него с дипломатической почтой регулярно приходили донесения, наводящие на грустные мысли. Но все же решающее значение имел доклад контр-адмирала Тадао, откровенно рассказавший мне, каким образом русские большевики убивали злосчастную Германию.

За минувший год наши потенциальные позиции невероятно ухудшились. Великолепно вышколенные и отменно вооруженные механизированные корпуса и конно-механизированные армии русских имели далеко не первостепенное значение в разгроме Третьего Рейха. Весьма значительную, если не главную, роль в русских победах играла чрезвычайно усилившаяся авиация, в составе которой было немало больших двухмоторных пикирующих бомбардировщиков, метко кидающихся бомбами до двух тонн весом, и тяжелых четырехмоторных самолетов – носителей управляемого оружия, способных нести высокоточные боеприпасы массой до пяти тонн. Высокоточное оружие означает возможность с высоты семи миль попасть единичной бомбой в корабельную палубу. Мне даже страшно представить, что может сделать с авианосцем бомба весом в пять, или хотя бы в две тонны, пробившая подряд все палубы и взорвавшаяся у самого днища – как раз там, где хранятся запасы авиационного бензина и сырой нефти для корабельных котлов. С линкором все будет точно так же, если не хуже. С поврежденного авианосца еще будет возможно снять команду и летный состав, а вот взрыв погребов уничтожит линейный корабль за доли секунды. Победить механизированные корпуса русских в Маньчжурских степях я не смогу, а вот большевистская авиация запросто уничтожит Объединенный флот, если тот войдет в радиус ее действия.

 

Но и это еще далеко не все. За минувший год русские уже не единожды проводили стратегические десантные операции, когда под прикрытием больших масс авиации их морская пехота и воздушный десант внезапно врывались прямо на улицы вражеских столиц. Слава всем богам, Токио расположен с внешней стороны Японских островов, на побережье Тихого океана, а не Японского моря, и лихой гусарский рейд в стиле захвата Хельсинки, Копенгагена, Стокгольма или Лондона для русских будет невозможен. Но это не отменяет того, что непосредственно в Метрополии совершенно недостаточно сил для отражения вражеского вторжения. Сожрав наши войска в Маньчжурии, Корее и на Сахалине, русское командование получит возможность высадить масштабные десанты на Хоккайдо и Кюсю, захватить аэродромы – и тогда под ударом русской авиации окажется вся Метрополия. А потом большевистские войска получат возможность прыгать через проливы как зайцы через ручьи.

Это я вижу так отчетливо, будто сам планировал эту операцию за русских генералов. Я хорошо изучил их операции в Европе, и знаю, что они мастера вести сражение на полное уничтожение противника. После вермахта, который был разжеван и выплюнут в лицо Гитлеру, Квантунская армия этим маньякам маневренной войны – на один зуб. И это в то время, когда подавляющая часть наших войск связана вязкой и ожесточенной войной в Китае и на границах Индии. Там, в долине реки Брахмапутра и нижнем течении Ганга, идут кровавые бои местного значения, японская армия задыхается от недостатка снабжения, которое с трудом удается протолкнуть по узким дорогам через гористые джунгли Бирмы. Там против нас сражается 14-я британская армия, хотя английский там только старший комсостав, а остальные – или индусы, или африканские негры. Негры себя чувствуют в тропических джунглях как дома, а вот индусы сражаются яростно, потому что не желают впускать нас на свою землю. Уж слишком дурная слава идет о японских солдатах, ведь даже бирманцы, в начале войны встретившие нас как освободителей, теперь желают возвращения англичан. В Китае положение ничуть не лучше: война идет без какой-либо определенной цели, и нашей армии просто не хватает на эту огромную страну.

С этими невеселыми соображениями я и пошел на доклад к императору. Только Божественный Тэнно может принять окончательное решение по будущей стратегии страны Ниппон.

Потомок богов прочел поданный ему доклад, а потом долго смотрел невидящими глазами вдаль куда-то мимо меня.

– Неужели, Исороку-сан, все закончится так быстро и так страшно? – наконец сказал император, прервав свое молчание. – Один порыв божественного ветра – и страну Ниппон сдует в небытие, как уже сдуло Германию. Вы же не будете возражать против того факта, что господа Бережной, Ларионов и иже с ними появились в нашем мире исключительно по воле всемогущих богов?

– Нет, о Божественный Тэнно, я этого отрицать не буду, – ответил я, склонив голову. – Всему миру уже известно, что в результате прямого вмешательства свыше Большевистская Россия превратилась в явление неодолимой мощи… И эта сила, поделившая мир с Соединенными Штатами Северной Америки, сейчас обратила внимание на страну Ниппон, которая сорок лет назад нанесла ей жесточайшее оскорбление. Русские, несмотря на свой спокойный, почти флегматичный характер, ничего не забыли и никого не простили. Одержав победу над сильнейшим врагом, в настоящий момент они возбуждены и даже разъярены, и теперь жаждут смыть кровью позор Цусимы. Я тоже помню о том дне: забыть о нем мне не дают два пальца на левой руке, потерянные мною в Цусимском бою. И сделал это не осколок русского снаряда, а наше же собственное орудие, разорвавшись от слишком частой стрельбы. После того случая я понял: боги дали мне урок, что слишком сильная спешка может привести к большому несчастью.

– Скажите, Исороку-сан, – подумав некоторое время, произнес император, – а Соединенные Штаты Северной Америки – это тоже сила неодолимой мощи?

– В тактическом плане нет, – с горечью ответил я, – до сего момента наш флот побеждал их во всех сражениях, но с точки зрения стратегии и геополитики для Японской империи они непобедимы. Они нанесли нам оскорбление своей нотой Халла, мы ответили им еще большим оскорблением, внезапно, без объявления войны, атаковав Перл-Харбор, и теперь они, используя свою непревзойденную промышленную мощь, готовы сражаться с нами хоть десять лет – до тех пор, пока страна Ниппон не будет вбита в прах. Остановить их могла бы только такая же непревзойденная сила, но господин Сталин отложил выяснение отношений с янки на следующий раунд глобальной игры. Сначала он уничтожит нас, чем гарантирует от неприятных неожиданностей восточную границу своей огромной территории. Этот человек точно никуда не спешит. Я обратил внимание на то, с какой тщательностью русские армии зачищали Европу от разного рода недружественных нейтралов.

– При этом господин Сталин не предъявил нам пока никаких претензий, – сказал император, – и даже не разорвал Пакт о Ненападении.

– О Божественный Тэнно, – произнес я, – я же сказал, что этот человек никуда не спешит и старается делать все по порядку. Сначала он на законном основании включит в состав своей державы побежденные европейские государства, проведет выборы и плебисциты, и только потом предъявит нам требование передать ему бывшие французские и голландские колонии, а также прекратить войну с союзной ему Великобританией. К тому моменту, как мы получим этот ультиматум, на наших границах соберется весь тот наряд сил и средств, что необходим для окончательного решения проблемы страны Ниппон. И вот тогда живые позавидуют мертвым.

– Мы знаем, что явлениям неодолимой мощи: тайфунам, цунами, землетрясениям и извержениям вулканов сопротивляться бессмысленно, – сказал император. – Умные уходят с пути буйствующей стихии, глупые погибают под ее ударом. Так же бессмысленно перечить воле богов. Но у нас не будет другого выхода, кроме войны, потому что ультиматум господина Сталина будет так же оскорбителен для нашего народа, как и нота Халла…

– Первый порыв божественного ветра в мгновение ока сметет с лица земли Квантунскую армию, наши силы в Корее и на Сахалине, – сказал я, – что будет вполне убедительно даже для самых яростных наших патриотов, а вот до второго порыва – то есть десантных операций на Хоккайдо и Кюсю – лучше не доводить.

– Вы так считаете, Исороку-сан? – вздохнул император.

– О Божественный Тэнно, – сказал я, – мне это достоверно известно. Более того: даже начиная операцию «Восхождение на гору Ниитака», я уже знал, что в итоге эта война неизбежно приведет нас к поражению. Исходя из того, что нашим главным врагом являются Соединенные Штаты Северной Америки, все наши ресурсы я постарался вложить в построение Великого Тихоокеанского Оборонительного Периметра, который сможет сдерживать врага несколько лет, но сейчас обжигающий ветер подул совсем с другой стороны. Когда все начиналось, мы считали, что война в Европе затянется на четыре-пять лет, и переворот в Британии только укрепил нас в этом мнении. Никто из нас не мог предполагать, что даже без особой спешки русским армиям удастся сломать Германию всего за год с небольшим. И в то же время стоит обратить внимание, что те монархи европейских стран, которые вовремя признали свое поражение от силы неодолимой мощи, даже не были отстранены господином Сталиным от власти, а вот итальянский король, до конца оказывавший этой силе сопротивление, был сдут ею в небытие вместе со своей семьей…

– Так вы считаете, – с сомнением в голосе произнес император, – что нас есть возможность, как говорят европейские гайдзины, провести страну Ниппон между Сциллой и Харибдой и, потерпев формальное поражение, избежать разгрома и уничтожения?

– О Божественный Тэнно, – ответил я, – я считаю, что у нас есть возможность выбора между почетной капитуляцией по формальным обстоятельствам и полным уничтожением. А чтобы не было никакой ошибки, нам необходимо, пока еще есть время, начать тайные переговоры с господином Сталиным.

– Хорошо, Исороку-сан, – чуть заметно склонил голову император, – я тщательно обдумаю ваши слова. Можете идти.

Было понятно, что император понял серьезность моих аргументов, но не стал сразу же соглашаться с предложенной мной тактикой.

Я почтительно поклонился Божественному Тэнно и покинул зал приемов. Аудиенция окончилась.

24 сентября 1943 года, 15:45.Рим, Ватикан, Апостольский дворец, Папские апартаменты.

Комиссар госбезопасности 3-го ранга Нина Викторовна Антонова.

Я снова, третий раз в своей карьере, встречаюсь с Папой Пием Двенадцатым, в миру Эудженио Мария Джузеппе Джованни Пачелли. Как и в прошлый раз, мы встречаемся втроем: сам Папа Пий Двенадцатый, брат Феликс и я.

– Добрый день, синьора Нина, – приветствовал меня Папа. – Какими судьбами на этот раз вас занесло в нашу скромную обитель?

– У меня к вам письмо, Ваше Святейшество, – сухо сказала я. – Можно сказать, что это послание из самого ада, от небезызвестного Фридриха Вильгельма фон Меллентина, которое тот оставил, прежде чем исчезнуть из нашего мира вместе со всеми своими последователями.

– Так значит, они все-таки ушли? – спросил Папа, протягивая руку за посланием.

– Точнее, бежали сломя голову, Ваше Святейшество, – ответила я, – ибо нашими трудами им тут стало крайне неуютно, и особенный дискомфорт испытывал их ужасный повелитель.

– Да, что есть, то есть… – хрипло произнес Папа и погрузился в чтение.

По мере того как Пий Двенадцатый пробегал глазами строки, не побоюсь этих слов, политического завещания фон Меллентина, его брови непроизвольно поднимались. Брат Феликс при этом застыл неподвижным изваянием, и даже, кажется, забыл, как дышать. Закончив чтение, Папа отложил послание адепта Зла на небольшой столик и, перебирая четки, принялся молиться.

– Скажите, синьора Нина, – сказал он, закончив советоваться с Всевышним, – зачем вы привезли мне послание этого нечестивца?

Я ответила:

– А потому, что мы, наряду с некоторыми другими, воспринимаем вас как человека, от которого зависит будущее человеческого рода, и в силу этого вы должны знать, каким образом формируются подобные сущности. Если Творец Всего Сущего предначален и един для всех подлунных миров, то его антиподы многолики и разнообразны, и появляются везде, где несовершенство человеческой природы массово обращает людей ко злу. Несмотря на то, что старый Сатана был изгнан нами из этого мира, и дверь за ним закрылась навсегда, а его сынок бежал отсюда в страхе быть уничтоженным, подобная сущность может появиться везде, где концентрация алчности, ненависти к ближнему и гордыни превысит некий критический уровень. Люди – только на одну десятую люди, а в остальном они не более чем дикие необузданные животные, полуразумные хищники, для которых инстинкты племенного существования значат значительно больше вечных истин. Они сами создают своих губителей, и политиков эта истина касается в наибольшей степени.

– Возможно, что это именно так, синьора Нина, – сказал Папа. – Но разве после того, как был уничтожен Гитлер, этот адепт Зла, а его последователи бежали в иной мир, ситуация не изменилась настолько, что повторное воплощение какой-либо злобной сущности стало попросту невозможным?

– Если ситуацию с национальным унижением немцев, ставшую причиной возникновения нацизма, мы с вами уже рассматривали, – сказала я, – то там, у нас в будущем, остался пример того, как Сатана угнездился внутри американской нации – самодовольной, считающей себя владыкой мира и победительницей во всех конфликтах двадцатого века. А дело в том, что люди, громче других кричащие о Боге, в своей душе заместили его долларом, и в силу этого потеряли возможность отличать добро от зла. Мы подозреваем, что, несмотря на все меры, принятые нами для недопущения этой ситуации, мир еще может свернуть на прежний путь вооруженного противостояния двух систем – и вот тогда Североамериканские Соединенные Штаты начнут стремительно радикализоваться. А в тот момент все мы должны быть готовы выступить против них в одном строю – как идейно, так и с оружием в руках, потому что иначе все начнется сначала. А еще нам в будущем были известны случаи, когда униженные и оскорбленные восставали против своих угнетателей и, превысив некую меру насилия, превращали стремление к свободе в нечто прямо противоположное. Даже будучи разгромлен и изгнан, Сатана не сдался и не сложил оружия, и в нашем мире осталось немало людей, в своих эгоистических интересах готовых позвать его обратно.

 

– Скорее всего, вы правы, синьора Нина, – вздохнул Папа, – и наша битва со Злом будет вечной, пока стоит этот мир. Мы выиграли одну, быть может, самую важную битву, но до окончательной победы в войне за человеческие души еще далеко.

– Эта война межу Зверем и Богом в душе каждого человека идет столько же, сколько стоят сущие миры, – сказала я, – и Бог в ней все же побеждает, потому что после каждого витка обострения противостояния человечество становится чище и умнее.

– Аминь, – сказал Папа, – не могу с этим не согласиться. Беда случается тогда, когда Зверь прорывается из-под тонкого слоя цивилизации и отбрасывает нас на тысячелетия назад.

– Да, это так, – сказала я, – но не стоит забывать, что человек дичает от холода, голода и плохих условий существования. Но при этом недостаточно согреть всех замерзающих и накормить всех голодных – человек должен видеть смысл своего существования в созидательном труде, и тогда он поймет, кто такой для него Бог и что он для Бога.

– И это тоже верно, – сказал Папа, – ведь Творец, создавая человека по своему образу и подобию, желал видеть в нем строителя и созидателя, а не алчного зверя, способного к одному только разрушению.

– А еще, – сказала я, – в ознаменование ваших личных заслуг и заслуг вашей Святой Матери Церкви мое руководство решило наградить вас орденом Победы… Прикрепите этот орден на свои знамена и несите их вперед честно и гордо.

С этими словами я достала из своей сумочки коробочку с орденом, прилагающееся к нему удостоверение, двуязычную грамоту, в которой на русском и на латыни были перечислены заслуги лично Папы и всего католического духовенства в борьбе с местной сатанинской разновидностью нацизма, а также личное послание товарища Сталина.

Папа прочел грамоту и письмо советского вождя, кивнул и сказал:

– Все, что делает наша Святая Матерь Церковь, совершается только к Вящей Славе Господней. Но все равно спасибо вам за признание заслуг. Мы и в самом деле воспринимаем эту награду не как свою личную, а как награду, врученную каждому честному католику и служителю церкви за то, что он как мог боролся со злом. А сейчас прошу меня извинить – мне надо о многом подумать и посоветоваться с Господом, поэтому окончательный ответ на письмо вашего властителя я дам чуть позже.

25 сентября 1943 года, 11:15.Рим, Ватикан, Апостольский дворец, Папские апартаменты.

Комиссар госбезопасности 3-го ранга Нина Викторовна Антонова.

– Итак, синьора Нина, – сказал Папа при нашей новой встрече, – я обдумал предложения господина Сталина, и пока ничего не могу сказать. Как-то это все неожиданно…

– Понимаете, Ваше Святейшество, – сказала я, – у меня такое ощущение, что все, чего мы добились, покоится на зыбком песке. Не откладывая ни на минуту, следует засучить рукава и начать вбивать в берег сваи и заливать фундамент бетоном. Иначе в кратчайшие сроки все вокруг поплывет. Более-менее спокойного времени нам дано только до того момента, когда разрешится японская проблема. Потом нас начнут прощупывать на прочность со всех сторон, и Италия, где после краха монархии до сих пор нет даже намека на государство, может оказаться одним из самых уязвимых мест. Промышленный Север един, и готов по первому призыву встать под знамена социалистов и коммунистов, а вот Юг аморфен и находится под влиянием местных неформальных лидеров, иначе именуемых мафией. Единственная сила, имеющая авторитет в самых широких кругах тамошнего общества, тот цемент, которым можно скрепить сыпучий песок – это ваша Святая Матерь Римско-Католическая Церковь.

Папа задумался, а потом спросил:

– Синьора Нина, неужели ваше руководство желает, чтобы мы расширили Ватикан на всю Южную Италию? Не слишком ли радикальным покажется этот шаг вашим союзникам коммунистам?

– Да нет, Ваше Святейшество, – иронично усмехнулась я, – статус Ватикана должен оставаться неизменным. Это государство представляет не одних только итальянцев, а католиков всего мира, и ценно именно в этом качестве. Никому же не придет в голову присоединять к Ватикану Аргентину, Венесуэлу, Чили и Никарагуа, хотя в этих латиноамериканских странах католическая вера сильна не меньше, чем на юге Италии. Мы даже не хотим делить Италию на Юг и Север, тем самым подрывая зыбкое национальное единство страны… Наше идеальное решение для Италии заключается в другом. В настоящий момент мы ведем активную работу по сколачиванию из социалистической и коммунистической партий Объединенной Социалистической партии. И это одна, левая сторона медали. Второй, правой стороной должна стать возрожденная Народная партия, а вот с ней не все так ладно, как хотелось бы. Во-первых – хотелось бы более внятной политической ориентации этой партии в пространстве. Вы можете себе вообразить некоммунистическую партию коммунистов? Я, например, нет. А вот некатолическая партия католиков – это как раз про вашу Народную партию…

– Синьора Нина, неужели вы хотите, чтобы Святой Престол взял на себя прямое политическое руководство подобными структурами и превратился в некое подобие католического Коминтерна? – с иронией спросил Папа.

– Вот именно, – ответила я, – а то там у нас мы насмотрелись на «христианские» партии, ратующие за однополые браки и «права» геев и лесбиянок. Ничем хорошим такое извращение кончиться не может. Кроме того, как стало известно нашим людям, руководство возрождаемой Народной партии нацеливает эту структуру на противоборство социалистам и коммунистам, а это в корне неправильная стратегия. Соперничать партии могут только в момент предвыборной кампании, но как только в урну брошен последний бюллетень, это соперничество во имя блага вашей Италии должно сразу превратиться в сотрудничество. Ваше пасторское внушение в этом деле будет гораздо предпочтительнее нашего вмешательства, а то ведь всех самых буйных неожиданно можно арестовать и после короткой процедуры выслать туда, куда еще не ступала нога честного католика.

– Предположим, вы правы, синьора Нина, – хмыкнул Папа, – но должен вам сказать, что не все христиане в мире являются католиками…

– А вот тут следует разбираться в том, настоящие это еще христиане или уже поклонники золотого тельца, – парировала я. – В той же Германии более-менее достойное сопротивление сатанизации оказали только католики, а остальные как бараны пошли за своим вождем прямо в адское пекло. К тому же, разговаривая с вами сейчас, я не имею в виду весь мир вообще, а только ту его часть, где сильны позиции вашей Святой Матери Церкви. В других избушках будут свои погремушки.

– Та все же, синьора Нина, какой мир вы хотите получить в итоге всей своей деятельности? – спросил Папа. – Я же вижу, что у вас имеется если не конкретный план, то какой-то образ желаемого мира.

– Мир должен быть быстро развивающимся, – сказала я, – лишенным присущих дикому капитализму язв голода, нищеты и безграмотности, а также наполненным истинно христианским милосердием – там, где это уместно, – и марксистско-ленинской справедливостью – там, где необходимо. А то, знаете ли, Ваше Святейшество, некоторые жирные коты, чья мошна лопается от переполняющего ее золота, просто жить не могут без окружающей их нищеты. Подал такой богач мелкую монетку голодному сироте – и чувствует себя почти праведником. А потом приедет к себе в контору и с чистейшей совестью придумает что-нибудь такое, маркетинговое, чтобы таких сирот стало больше и были бы они еще голоднее. И это не карикатура из журнала «Крокодил». Общее благосостояние мира меняется очень медленно и неравномерно, и поэтому сверхприбыли одних – это всегда нищета для других. Мы не сторонники уравниловки, просто из мирового обихода должно исчезнуть слова «сверхдоходы», «сверхприбыли» и «сверхбогатство». Поэтому к голодным сиротам должно быть проявлено милосердие на государственном уровне, а к жирным котам, если они не поймут, что теперь нельзя совать пять пальцев в рот – такая же государственная справедливость. Если некоторых людей не пугают загробные мучения, то, значит, ад им необходимо устроить еще при жизни. И это, между прочим, крайне актуально для вашей Италии, потому что здесь, если судить по нашей истории, деньги, выделенные на государственные и муниципальные нужды, разворовывались самими чиновниками или политиками наполовину, или даже на две трети. Такой безудержной алчности людей, дорвавшихся до общественных средств, не было больше нигде в Европе. А там где алчность, там и Сатана.

2Вот тут Роберт Хайнлайн несколько ошибается. Об этом событии писали (правда, вскользь) все ведущие советские газеты, но кто же виноват этим американским деятелям, если они не читают ничего, кроме своей собственной прессы.